скачать книгу бесплатно
– Да, но не в моём универе, – Серёжа целует Марину в шею и стаскивает её с перилл.
– Милый, не сравнивай себя ни с кем. Ты один такой.
– Это просто ты добрая и хорошая! – Серёжа выкидывает окурок с балкона.
– Хэй, а если пожар?
– Говорю же – хорошая. Хорошая-хорошая-хорошая! Моя!
Марина поворачивается спиной к Серёже, они занимаются любовью. Перед её глазами город, пустота, вечность.
Марина сидит на полу в душевой кабине, стекло запотело. Тени и помада стекают по её лицу, шее, груди. Дверь открывается – внутрь проныривает Серёжа.
– Давай я тебя намылю!
– Ну уж нет! Тогда мы точно отсюда не выйдем!
Серёжа игриво кусает Марину за плечо. Его ресницы моментально слипаются от воды и блестят.
В такси Марина лежит на коленях любимого, затягивается косяком и пускает колечки вверх. Дым упирается в потолок и рассеивается по салону. Серёжа гладит её ещё влажные волосы. Пожилой таксист косится на ребят в зеркало заднего вида, он недоволен, но молчит.
Их озеро сегодня особенно спокойно – так бывает только на рассвете. На берегу нет людей, нет птиц, нет ветра. Серёжа снимает свою рубашку и кидает на влажную землю. Они сидят молча, тесно прижавшись друг к другу. Первый кусочек солнца показывается на горизонте. Марина видела это сотни раз – смотреть на Серёжу ей куда интереснее.
– Столько выпила и всё равно рефлексирую.
– Послушай, пророки никогда не говорили: «Я обещаю», а только: «Я свидетельствую», потому что… Не знаю, как объяснить, но это намного сильнее. Вроде как «обещаю-обещаю». Так вот, я свидетельствую – всё будет хорошо!
– Откуда ты знаешь? Ты ведь ещё совсем маленький!
– Мне нравится, когда ты жмуришься…
– Это я представляю, что у меня в голове фотоаппарат и когда я делаю глазами вот так – изображения сохраняются в памяти навсегда… Хочу, чтобы ты остался там навсегда… И это солнце, и озеро в его свете, и даже то, как камень впивается в мою ягодицу, и что он – совсем не тёплый… Просто ледяной.
Серёжа и Марина идут под палящим солнцем по трассе. Ни одного деревца, ни одной машины.
– Я дурак! Надо было не отпускать таксиста. Теперь сюда никто из них не поедет…
– Представь, что случился конец света и мы с тобой остались вдвоём. Больше нет ни одного человека – все вдруг взяли и исчезли.
– И животные?
– Нет, только люди. Что бы ты делал?
– Поплакал бы сначала – всё-таки друзья там, родители…
– Я бы – нет.
– Потом бы сразу разделся – давай ходить голыми, раз все вымерли?
– Давай!
Серёжа в одно движение снимает футболку, но, когда Марина делает то же самое, набрасывает на её обнажённое тело рубашку, что ещё с озера висит на его пояснице.
– Где мы будем жить, когда все вымрут?
– Как насчёт Нью-Йорка?
– Пожалуй. На первое время сойдёт.
– Будешь снимать кино?
– Да, для тебя. Ты мой единственный зритель.
– А кто в ролях?
– Не знаю. Зебру обучим…
– Блин, но если все животные выжили, а люди – нет, то в зоопарках их некому кормить!
Серёжа умиляется и много раз целует Марину.
– Первые несколько месяцев тогда посвятим освобождению животных!
– Ты умеешь водить самолёт?
– В интернете точно есть инструкции. Но всех не успеем…
– Разделимся и большинство спасём!
– Не хочу разделяться! Никогда-никогда-никогда.
В старых ржавых «Жигулях» двое на заднем сиденье. Их руки и ноги сплетаются, как корни тропических деревьев. Они больше не два раздельных человека, они – единый организм. Чувствующий, живущий, желающий.
– А как думаешь, когда я тебе надоем? Что ты будешь делать на необитаемой планете, когда тебе захочется других мужчин, общества?
– Тогда я улечу в Берлин к твоей дрессированной зебре, немного побуду с ней, вспомню, как люблю тебя, и вскоре прилечу обратно.
– У нас не будет детей?
– А ты хочешь?
– Нет.
– Значит, не будет. Тем более это не гуманно – обрекать кого-то быть последним на этой планете, никогда не встретить свою любовь и не стать счастливым
– Да. Будем так же напиваться?
– Конечно! Можем вообще в себя не приходить!
– Так не особо весело.
– Пожалуй. Знаешь, я вот уничтожила всех людей и ещё половину животных, собираюсь бухать, ходить голой по улицам и ничего не делать, лишь смотреть твои фильмы и летать на самолёте по городам, пока вся техника мира не придёт в упадок. Но мы перессоримся, возненавидим друг друга и умрём от алкоголизма намного раньше. И мне кажется, что это единственное будущее, которого я сейчас желаю.
Серёжа нежно обнимает Марину и целует её уши, щёки, волосы. Целует так много и нежно, что она засыпает. Какое-то время они едут в тишине. Серёжа прислоняется лбом к стеклу и долго смотрит в окно.
Такси несётся по пустым улицам только просыпающегося города, заезжает во дворы микрорайонов. Серёжа аккуратно будит Марину, та пытается немного привести себя в порядок – собирает волосы в пучок, а косметики на ней нет ещё после душа. Марина показывает таксисту, где остановиться.
– Это невозможно, чтоб после такой ночи ты не осталась у меня. Мы поспим, а потом я накормлю тебя завтраком, и ты поедешь домой.
– Ты же знаешь, что так не получится, – Марина выходит из машины, Серёжа – за ней.
Парочка обнимается. Марина открывает свою сумку и достаёт оттуда деньги. Протягивает их Серёже.
– Отдашь водителю.
Серёжа хочет что-то сказать, но Марина быстро целует его в нос и бежит. Парень садится в такси.
Марина, одетая в пижаму, долго сидит на закрытом крышкой унитазе. Трёт уставшие глаза. Проходя мимо кухни, нажимает «пуск» на стиральной машине – вещи, в которых она была, крутятся в центрифуге, создавая замысловатый узор.
Марина заходит в спальню, залезает под одеяло и всем телом прижимается к Алексею. Он немного ворчит спросонья, но поворачивается в сторону жены.
– Марика, как смена?
– Как обычно, устала очень.
– Ноги ледяные!
– Спи, Лёшенька, спи!
Муж ложится на спину, Марина обнимает его левой рукой, целует в плечо и проваливается в крепкий безмятежный сон.
Следующим утром она купит яд.
6
Человечество изобрело уже столько классных и важных штук, облегчающих нашу жизнь, – почему же процесс покраски волос всё ещё такой сложный и энергозатратный? На улице выпал снег – сама природа помогала ей. Или это Серёжа?
Марина переживала, что её секрет могут узнать после того, как она покрасит волосы в приличный цвет. А теперь – холода, и можно надевать шапку или укутываться в шарф.
Никакого преступления в этом не было, ей не нужно было скрываться, и никто из жителей дома не знал её прошлого. Но зачем-то она продолжала притворяться матерью и даже себе не могла толком объяснить, для чего.
Марина растворила колор в перекиси и стала наносить краску прядку за прядкой – тёмный каштан подчеркнёт её яркие глаза и светлую кожу.
В пятом классе, совсем ещё девочкой, Марина готовилась к первому осеннему балу в школе – было специально куплено платье, и с подружками они целую неделю только о предстоящем празднике говорили. Марина была уверена, что Шорохов пригласит её на медленный танец, и ждала этого с замиранием сердца. Одно печалило – в такой близи он мог рассмотреть её усики! Чёрные волоски предательски вылезли над губой примерно полгода назад, но мама говорила, что Марина всё придумывает и никаких усов у неё нет.
Тогда она взяла дело в свои руки и выкрала пинцет из косметички родительницы, натёрла под носом кубиком льда для обезболивания, но после первых трёх волосков сдалась – ни один Шорохов таких страданий не стоит!
«Придётся всю жизнь теперь усатой и одинокой ходить», – проплакала несколько ночей Марина, пока не обнаружила разведённую перекись на полке.
Мать – пергидрольная блондинка – никогда не ходила в парикмахерскую, а подкрашивала отрастающие чёрные корни самостоятельно дома – в салоне дорого, особенно если каждый месяц надо. Вот и утром, видать, проводила процедуру, а убрать за собой не успела. Обесцветить усики показалось лучшей идеей из возможных – и как она раньше до этого не додумалась? Марина помешала кисточкой сиреневую пасту и густым слоем нанесла её на усы и, зачем-то, на подбородок.
Сколько краску нужно держать на лице, девочка не знала, проходила полчаса где-то, а когда смыла – в зеркало на неё смотрело чудовище с фиолетовыми ожогами в местах нанесения перекиси.
Ух, как она рыдала! Но ничего поделать было уже нельзя.
Спасибо любимой мамочке – та не только не стала ругаться, а, наоборот, пожалела и помогла впервые в жизни накраситься перед баллом. Впрочем, ни одному консилеру было не под силу полностью скрыть ожоги на лице Маринки.
Нельзя сказать, что класс у них был особо дружным или дети как-то поддерживали друг друга. Если замечали что-то не то, никто не гнушался поддразнить. Но, видимо, её «не то» было «слишком» даже для самых грубых и безжалостных мальчишек. В итоге пацаны не смеялись и девчонки не спрашивали, что это такое с ней произошло. И Шорохов всё-таки пригласил на танец – прекрасный, счастливый день.
Через месяц фиолетовые усы покрылись корочкой, которая вскоре отвалилась, оставив два гигантских белых шрама под собой. С годами они становились менее и менее заметными и сейчас проступали, только если Марина сильно нервничала или потела.
Так вот, с того самого пятого класса от любой краски она старалась держаться подальше. И сейчас не хотела, но выбора не было. Такой старухе охмурить никого нельзя.
Пока краска сохла на волосах, Марина открыла шкаф и ещё раз полюбовалась на платье: наверное, фасон слегка устарел – за модой она не следила, но зато как выгодно оно подчеркнёт достоинства фигуры!
А там, где не справится платье, – справятся две стимулирующие таблетки. Она немного боялась переборщить с дозировкой – вдруг его сердце остановится? Но другого выхода не было.
Собака подбежала к двери и тихонько зарычала – кто-то пришёл к соседям? Марина успела погулять с ней сразу после гинеколога, и за краской они вместе ходили. Собака ей нравилась, хоть и храпела ночами. А ещё с ней надо было выходить из дома дважды в день, но зато женщина не чувствовала себя такой одинокой и в заточении.
Как зовут собаку, Марина не знала. На редких свиданиях мать много рассказывала о шарпее, но почему-то не называла кличку, или просто Марина не слушала. Нужно придумать имя хотя бы для виду – как их там обычно называют? Жучка? Шарик? Нет, этот породистый – нужно что-то поблагороднее.
Собака опять зарычала, и Марика подошла к глазку: жена Асифа выскользнула из квартиры, аккуратно прикрыв дверь. Она была без верхней одежды – наверное, во «Вкус Востока» бежит. А Марина считала, что той религия в питейные места ходить не позволяет… И муж! Хотя в подобных семьях Бог и муж – это одно и то же.
Асиф Марине нравился – приятный мужчина, а вот Лейла напрягала – постоянно дома, носа из квартиры не кажет. Но она почти не говорила на Общем, да и в целом – интересовалась, судя по всему, только своей семьёй. Нормальные они, безобидные. «Можно будет подружиться с ней, как забеременею, – совета там спрашивать, опытом обмениваться». Правда, Марина ещё точно не решила, останется ли в этой квартире, когда плод будет в ней, или разумнее переехать.
Пигмент окрасил всю ванную – насыщенные коричневые разводы стекали по белой глянцевой поверхности под струями тёплой воды. Марина промокнула волосы полотенцем – пока мокрые, не особо понятно, как получилось, но выглядит равномерно и клочками не лезут – уже хорошо. Завтра она сделает укладку, а сегодня пусть сохнут естественным путём – если повезёт, они даже немного завьются красивыми мягкими волнами, как в молодости.
Марина опять налила себе чаю и удобно устроилась в кресле с планшетом: читать советы будущим матерям – её любимое времяпровождение. Безымянный шарпей, слегка похрапывая, разместился у неё в ногах.
7
Она знала: муж никогда не переживёт её измены. Его убийство было милостью, её подарком ему за все те чудесные годы, что они были вместе. Известный ресторатор, он обладал достаточным количеством связей, чтобы оставить её без копейки, а Марина привыкла дорого одеваться и вкусно есть. Часть его имущества для каких-то там хитрых схем записана на неё, но муж ужом извернётся, а сделает так, чтобы бывшая с молодым любовником остались ни с чем. Вариант был только один…
Серёжа тоже уже был женат – совсем недолго, «по залёту», и развёлся незадолго до встречи с Мариной, сразу после рождения ребёнка. Теперь он выплачивал алименты на трёхмесячного сына, но бывшей денег вечно не хватало. Жена запрещала видеть малыша, его фамилия была «её», и отчество она дала не Серёжино, а своего отца. Извращение какое-то.
Сейчас пацану исполнилось двадцать два года, и он был единственным носителем генов её любимого. То есть родить от сына – это почти как от Серёжи, тем более что похожесть обычно передаётся через поколение, а не следом.
Когда Марина была мелкой, каждое лето её отправляли в деревню к бабушке. И вот там бегал мальчик-негритёнок. Никто с ним не играл – не из-за цвета кожи, а просто потому, что он был младше всех остальных ребят лет на семь: то есть когда им было по двенадцать, ему – около пяти. О каких совместных играх могла идти речь?
Став взрослее, Марина заинтересовалась, откуда в глуши такой малыш. Оказалось, что бабка его работала на олимпиаде в восьмидесятом, там закрутила роман и вернулась к мужу беременная. Тот ничего не заподозрил, тем более что девочка родилась беленькая, как и оба её родителя. А вот когда уже у неё от европеоидного мужа родился темнокожий – поднялся огромный скандал, дело шло к разводу. Тут бабка-то и призналась, почему внучок получился таким. Зять поверил только после ДНК-теста, но ребёнка отправили навсегда к бабуле – вроде как душа у родителей не лежала, настолько он им был чужероден и ассоциировался только с той драмой и почти разрушившимися отношениями.
Родились ли у них ещё дети – Марина не знала, но была благодарна мальчишке – ведь он давал ей сейчас надежду и силы жить.
Через поколение! Че-рез!
Женщина вспоминала эту историю, стоя под душем. И струи ледяной воды смывали с неё прошлые горести и беды, разгоняя кровь, зажигая внутренний огонь, чтобы она возродилась, как птица феникс, и явилась перед своим избранником в прекрасный день – день её овуляции.
Завтра.
