Тугие узы

Третья операция прошла успешно, но реабилитация была долгой. Я могла ходить, даже бегать, как и все, но никакого спорта, прыжков и нагрузок на колено. Спустя почти полтора года я слишком сильно отстала от других гимнасток. К тому же была угроза повторного разрыва мениска при любом неаккуратном движении. Я понимала, что побед мне теперь не видать. Родители, кажется, тоже потеряли интерес: медалей и грамот больше не будет.

Впервые за долгие годы я почувствовала свободу. Не нужно было соответствовать чужим ожиданиям. Это было одновременно страшно и вдохновляюще. Тогда я сказала себе, что теперь направлю внимание на что-то другое, буду жить не в таком жёстком режиме. Не будет соревнований – не будет разочарований.

Однако появились новые вызовы. Спокойная жизнь мне только снилась.

Глава 7

В ступоре я поднялся из подвала и рухнул на стул у кухонного стола. Сердце продолжало рваться из груди, голова разрывалась от вопросов и путаных мыслей. Не в силах справится с этим, я вышел на улицу.

Холодный осенний воздух слегка привёл меня в чувство. Я должен был радоваться достижению цели, но полноценное чувство удовлетворения не приходило. За забором послышался громкий голос: кто-то шёл мимо и говорил по телефону. На секунду я застыл, вслушиваясь, как преступник, который боится, что его обнаружат. Когда голос стих, я снова остался наедине со своими мыслями.

Я добился своего, связал её, получил над ней контроль. Но это не дало мне того чувства удовлетворения, которого я ждал. Она должна была страдать, умолять, ненавидеть. Но нет. Она не страдала. Наоборот, она, кажется, получала удовольствие. Получается, я опять проиграл, поэтому и не ощущал победы.

Её огорчило, что она никогда отсюда не выберется, значит, я знаю на что давить. Это только начало. Я ещё успею продемонстрировать, на что способен.

Я походил по двору, пиная подгнившие жёлтые листья, и ушёл спать.

На следующий день я встал пораньше специально, чтобы наведаться к ней перед работой. Она ещё спала, свернувшись калачиком на краю матраса. От резко включенного света она проснулась, но долго щурилась.

– Просыпайся!

Она с трудом приоткрыла глаза, моргнув несколько раз.

Я подошёл ближе, достал из кармана верёвки и принялся связывать её – от плеч до ступней. Узлы затянул крепче, чем обычно. Когда я резко дёрнул её за волосы, чтобы поднять голову, она тихо застонала. От боли.

– Альберт, я же спала, – прохрипела она.

– Я буду приходить к тебе в самый неподходящий момент, чтоб ты не расслаблялась.

Потом я долго связывал её, скомбинировав сразу несколько морских узлов. С каждым новым узлом я ощущал всё более сильные приливы уверенности. Она в моей власти.

Начал я с узла «плоский штык» на запястьях. Он кажется простым, но его надёжность безупречна. Ловкими движениями я обматывал её руки, чувствуя, как туго натягивается верёвка. Каждый виток дарил мне чувство удовлетворения. Её запястья выглядели изящными, почти красивыми, особенно охваченные верёвками. На лодыжках я использовал «портовый» узел. Завязывать его сложнее, но процесс успокоил. Он позволяет надёжно закрепить ноги, а в конце выглядит почти декоративно. Это напоминало творчество, но только вместо холста я использовал её тело.

Она опять была влажной внутри. Не издавая ни звука, она покорилась моим напористым движениям. Ее дыхание участилось, затем она стала слегка постанывать, отвлекая от процесса.

– Замолчи, – сказал я.

Когда всё закончилось, я, запыхавшись, на минуту прилёг с ней на матрас. Она лежала рядом не шелохнувшись. Затем нарушила молчание:

– Альберт, вы настолько сильно любите эти узлы?

Её слова заставили меня напрячься. Почему она опять задаёт вопросы? Я хотел, чтобы она молчала, чтобы была просто объектом, а не разговорчивой пленницей.

– Узлы – это искусство. В них всё чётко, надёжно и правильно, – ответил я, сам не понимая, зачем отвечаю.

– Красиво. Но вы ведь здесь не только ради этого. Зачем вы меня приковали? Только ради секса в любое время? Нет, я не прошу меня отпустить, просто интересуюсь.

– Даже если и так, это не твоё дело.

Я хотел закончить разговор. Она опять заставляет меня нервничать. Мои ладони стали мокрыми, как будто я держал их под струёй воды.

– Но ведь это можно получить и не совершая преступления.

Я вспомнил про кляп, подошёл к рюкзаку, в котором хранил необходимые инструменты и вытащил чёрный шарообразный кляп на ремнях и наручники.

– Нет, пожалуйста, я буду молчать, – взмолилась она.

– Конечно, будешь, – согласился я с наигранной весёлостью. – Будешь молчать, пока я не приду к тебе в следующий раз.

– Но…

Она не успела договорить, как я уже застегивал чёрные ремешки кляпа и заметил, что волосы у неё спутались, скоро превратятся в валенок. Я не стал её развязывать, а так и оставил лежать полностью обездвиженной. Пусть отдохнёт перед нашей следующей встречей.

– Отдохни, – так я и сказал ей, выключая свет.

Закрыв дверь, я на мгновение замер в темноте, чувствуя, как откуда-то из глубин поднимается тревога. Мне нужно было понять, почему её спокойствие нервирует меня больше, чем крики.

Трясясь в вагоне метро, я пришёл к выводу, что пока ещё рано праздновать успех. Нужен полный контроль над ней. Все аспекты её существования должны зависеть от моей воли. Но я никак не мог предположить, что её реакция будет иной. От досады я сжал руку. Неужели и здесь меня ждёт разочарование?

В офисе я оказался одним из первых. У проходной секретарь и помощник директора возились с огромными свёрнутыми плакатами, перевязывая их верёвками, а в нашем кабинете вообще никого не было. Я включил свет и прошёл к своему столу. За окном ещё было сумеречно. Как в подвале. Я, наверное, погорячился, выключив ей свет. Там же кромешная тьма. С другой стороны – смотреть там тоже особо не на что.

Услышав цоканье каблуков, я рванул на своё место и включил компьютер. И сразу почувствовал досаду от такой своей реакции. Это вышло на автомате – привычка с детства. Если в комнату заходили родители, а я ничего не делал, меня ждала буря упрёков, а потом куча дел, которые меня заставляли делать. «Снова бездельничаешь?!» – кричал отец. Поэтому каждый раз, заслышав звук шагов за дверью комнаты, я прыгал за стол и открывал первый попавшийся учебник или тетрадь. Потом мне часто мерещились шаги, даже если их не было.

В кабинет вошла Марина. Я даже не дрогнул, сделав вид, что очень увлечён загрузкой операционной системы.

– Привет, ты что, ещё не проснулся? – поприветствовала меня она.

– Угу, – пробормотал я, даже не взглянув на неё.

– Что-то ты не в духе, как всегда, – констатировала Марина.

Когда уже все от меня отстанут? Я нервно поёрзал на стуле. Какое ей дело до моего настроения? Зачем она лезет, как будто я ей интересен?

– Надо было с нами в кино идти! Ты бы видел, как мы ржали! Нас чуть из зала не выгнали.

– Действительно, – проговорил я вполголоса. Как будто меня кто-то звал.

– Мы потом ещё в бар завалились. Руслан агитировал. Интересно, в каком он сегодня состоянии придёт? – Марина засмеялась.

– Отстань от меня, ладно. Уже тошнит от твоей тубой болтовни, – выпалил я, разозлившись.

Марина замолчала и уставилась на меня с искренним удивлением.

– Что я тебе сделала, что ты так разговариваешь?

В офис завалился Антон с наушниками на голове, музыка из которых звучала так громко, будто это были колонки. Он помахал всем рукой и, не замечая напряжения в воздухе, проследовал к своему столу.

Марина отвернулась от меня и с хмурым видом уткнулась в смартфон. Я почувствовал облегчение. Никто не тронет меня хотя бы ближайшие пять минут.

На моём столе зазвонил внутренний телефон. Я ответил.

– Альберт, зайди ко мне, пожалуйста, – сказали на другом конце провода. Эта была Елена Вячеславовна, главный бухгалтер.

– Сейчас, иду, – ответил я и встал из-за стола, чувствуя на себе недобрый взгляд Марины.

Кабинет Елены Вячеславовны располагался между этажами. Нужно было подняться по небольшой лестнице и повернуть направо. Её двери всегда были закрыты, а табличка «Главный бухгалтер» блестела золотом. Войдя в кабинет, я поздоровался:

– Доброе утро.

– Доброе утро, Альберт. Срочно нужно внести данные из этих инвойсов. Успеешь к часу дня? – Её голос звучал уверенно, но без нажима, как будто она знала, что просьбу исполнят.

Главный бухгалтер была тучной женщиной лет шестидесяти с южным загаром и идеальной укладкой, которая не менялась годами. Почему-то её я не презирал. Я знал о её махинациях – каждый месяц она клала себе в карман десятки тысяч с выручки, которая поступала наличкой. Я заметил махинации случайно, когда сверял данные по наличным платежам курьеров. Суммы, которые сдавались, не совпадали с теми, которые отражались в отчётах. Разница была небольшой, но систематической. Я углубился в старые отчёты и понял: часть налички просто пропадала. Елена Вячеславовна умело маскировала это под мелкие расходы – упаковка, накладные траты, канцелярия. Всё выглядело идеально для поверхностного взгляда. Курьеры сдавали деньги ей, а не в кассу. Она записывала это в свои бумаги, и никаких следов в системе.

Я мог бы рассказать кому-то, но зачем? Она всегда была ко мне добра, уважала мою работу, в отличие от остальных. Пусть обдирает директора с его женой. Каждый выживает, как может.

– Постараюсь успеть, – ответил я без особого энтузиазма.

– Как дела? На тебя там всю работу не скидывают?

– Да справляюсь, – ответил я и улыбнулся.

Именно она взяла меня на эту должность. На собеседовании она задала всего несколько вопросов и осталась довольна ответами. Сейчас мне было приятно, что она по достоинству оценивает мою работу, видя безалаберность остальных.

Разговор в кабинете резко прекратился, как только я вошёл, значит, говорили обо мне. Марина, конечно, нажаловалась Антону и, думаю, нашла в его лице поддержку. Я прошёл к своему месту, положил стопку инвойсов на стол и уже намеревался приступить к работе.

– Тебе мама звонила, – язвительно процедила Марина. – Раз двадцать.

– Откуда ты знаешь, что мама? – ошарашенно спросил я.

– На экран посмотрела. Надо телефон с собой брать. А то работать мешаешь.

Я схватил телефон. Шесть пропущенных. Руки сразу вспотели. Я взрослый человек, и перезвоню, когда посчитаю нужным. Но тут же телефон завибрировал. Я быстро вышел в коридор.

– Алло, – ответил я с тяжестью на сердце. Обычно мать звонила мне только чтобы испортить настроение, а не узнать, как дела.

– Наконец-то! Сколько можно? Почему трубку не берёшь? – услышал я нервный голос, – Я что, должна весь день висеть на телефоне? Это ты так меня уважаешь?

– Я выходил из кабинета, а телефон оставил. Меня главный бухгалтер вызывала. Дала срочное поручение. Я только собирался перезвонить, как ты уже сама позвонила, – затараторил я.

– Что ты бубнишь оправдания? Только время отнимаешь. Зачем подвал закрыл? Где у тебя лежит ключ?

Меня как будто током ударило, во рту пересохло.

– Ты сейчас где?

– Заехала забрать одну из коробок с вещами, которые мы складывали туда на хранение.

– Мама, там ничего уже нет.

– Как это нет?!

Её голос чуть ли не сорвался на крик, став ещё более грозным.

– Вы об этих вещах не вспоминали лет пять. Там просто…

– Где мои вещи? Куда ты их дел, полоумный? – закричала она.

– Ну вам они были не нужны, в подвале они всё равно пришли в негодность.

– И что? Где они теперь? Не тебе решать, что с ними делать!

– Я их выкинул, прости, пожалуйста.

– Да ты совсем дебил? Ты просто выкинул вещи отца? – орала мама в трубку так, что она раскалилась, как уголь, вытащенный из адского пламени.

– Ну извини. Там были старые книги. Они отсырели.

– Извини? Ты даже не спросил! Зачем ты вообще закрыл подвал? Это что ещё за новая дверь?

Вопросы сыпались, как из пулемёта.

– Я просто…

– Что просто? Что ты там делаешь?

–Я думал сдать помещение в аренду. Под склад, – соврал я, судорожно пытаясь придумать объяснение.

– То есть мои вещи ты хранить бесплатно не захотел и вышвырнул, а чужие за деньги – пожалуйста?! —захлёбывалась негодованием мать.

– Езжай домой, потом поговорим, хорошо?

– Я никуда не поеду! Я так этого не оставлю. Ты мне не сын после такого! – И она бросила трубку.

Сердце стучало с бешеной скоростью, руки вспотели, перед глазами всё кружилось. Я знал, что от матери можно ожидать чего угодно. Она может выломать дверь сама, а может и кого-то вызвать. Вдруг она услышит какие-то звуки? Хорошо, что сегодня я подумал о кляпе.

Нужно срочно ехать домой. А как же инвойсы? Я не выполню просьбу главбуха, а ведь она надеется на меня. Теперь подумает, что я такой же как Антон. И даже попросить некого. Но времени раздумывать не оставалось. Забежав в кабинет за курткой, я помчался из офиса.

Дорога домой занимала почти час: пятнадцать минут пешком до метро, тридцать пять минут на метро, а потом еще пешком минут десять. Это ужасно долго! Я мчался так быстро, что в метро вошёл весь мокрый. Народу было мало, ведь почти все уже добрались до работы. В вагоне я нервно ерзал на сиденье, сжимая руки до синяков.

Частный дом, в котором я жил, находился в черте города. Он выглядел обычным, почти непримечательным: белый кирпич с просторным двором и старым забором, вдоль которого росли кусты, закрывающие обзор для прохожих. Дом соседствовал с коттеджами и с кричащими богатством особняками. Земля здесь стоила дорого, так как с одной стороны располагалось озеро и лесопарк, а с другой – широкие проспекты и метро.

Именно этот дом стал для меня символом свободы. Отец построил его для своей матери и совсем не ожидал, что по наследству дом перейдёт ко мне, не хотел отдавать, угрожал. Я почти сдался и готов был уступить. Лишь чудом, благодаря его отъезду в рейс, я смог утвердить свои права. Когда он вернулся, я уже переехал.

Но родители просто так от меня не отстали, приезжали и хозяйничали, клали свои вещи в подвал. Только в последнее время они перестали приезжать. И вот когда я расслабился, реальность снова ударила по голове.

От метро до дома я добежал за рекордные семь минут. Калитка была открыта. Я замедлил шаг и прошёл во двор. Пока ничего не слышно. Дверь дома оказалась нараспашку. Я толкнул её – ничего. Всё спокойно. Тогда я ринулся к лестнице в подвал и сразу увидел, что дверь цела. Подергал её, чтоб убедиться, и выдохнул. С облегчением поднялся в прихожую и набрал мать.

– Чего? – нетерпеливо бросила она.

– Ты уже уехала?

– А что я забыла в твоем сарае? Или ты хотел взять с меня денег за то, что приехала в твой дом? Бесплатно теперь не принимаешь? Вещи хранить за деньги родителям предложил!

– Я такого не говорил! Зачем ты передёргиваешь?

– То есть ты меня ещё во вранье обвиняешь? Лгуньей называешь?

– Нет, извини.

Она молчала.

– Мама? – позвал я.

– Что?

– Извини меня, я не хотел тебя обидеть.

– Я подумаю, – сказала она и бросила трубку.

Я опустился на стул и провёл рукой по лицу, чувствуя себя опустошённым. Хоть бы обошлось. Мать не всегда вела себя так. Раньше она была неэмоциональной и очень красивой – такая снежная королева с красивым кукольным лицом, зелёными глазами и ярко-рыжими густыми волосами. Внешность у неё яркая, а сердце будто изо льда. Время не стерло её красоту, но спокойствие исчезло, уступив место взрывоопасной нетерпимости. Раньше меня кидало в дрожь от её ледяного взгляда, сейчас бросает в жар от вспышек гнева.

Я взглянул на часы. Можно успеть обратно на работу, но сначала я должен проверить её.

Войдя в подвал, я включил свет и бросил взгляд в дальний угол. Она лежала на боку, всё также в коконе из веревки, руки были крепко затянуты изящными узлами за спиной. Грудь поднималась и опускалась.

Я подошёл ближе. Она подняла голову и посмотрела на меня с мольбой в глазах.

– Ты тихо себя вела?

Она кивнула.

– Слышала что-нибудь? Какие-нибудь звуки за дверью?

Она уставилась на меня не моргая. Ответить с кляпом во рту она не могла.

Было видно, что верёвки доставляли ей дискомфорт. Это именно то, что мне надо. Пусть узнает, каково это. Мне не хотелось пропустить ни одну её эмоцию.

– Ляг на живот, – проговорил я, вглядываясь в её лицо. Но она лишь обречённо прикрыла глаза и перекатилась. Я наклонился и сильно сжал её ягодицы.

– Надеюсь, тебе удобно, – произнёс я насмешливо и неожиданно даже для себя шлёпнул её. Она вздрогнула и издала приглушённый звук.

– Ну что, нравится?

Сначала её тело было напряжено и вздрагивало от каждого шлепка. Затем, она повернула голову и обмякла на матрасе.

– Соберись! – прокричал я, отвешивая удары снова и снова. Она не реагировала. Её ягодицы становились все багровее.

– Ты должна страдать, – проговорил я, сам не понимая, кому адресую слова – ей или себе самому.

Телефон в кармане завибрировал. Я остановился, моя рука тоже покраснела и начала гореть. Звонил Руслан. Я решил не отвечать на звонок, пока не придумаю, как оправдаться.

– Ну ладно, мне некогда. Потом продолжим, – сказал я торопливо и расстегнул ремешок кляпа.

Она выдохнула.

– Фух, спасибо!

Её челюсть хрустнула, когда она говорила.

– Рано радуешься, – ухмыльнулся я, чувствуя прилив возбуждения. – Поднимайся.

Я сам приподнял её в положение стоя.

– Зачем вы меня связали? Разве цепи на ноге недостаточно? Я же всё равно не смогу убежать, – слабым голосом произнесла она.

Я улыбнулся её непонятливости.

– Дело же не только в том, чтобы ты не убежала…

– А в чём же?

– Я не собираюсь тебе ничего объяснять, – отрезал я.

Один конец верёвки я привязал к петле на потолке, встав на табурет, а второй продел через верёвки на спине, тем самым закрепил её в стоячем положении.

– Полежала, теперь постой.

– Я хочу есть, – произнесла она страдальчески.

– Ты будешь есть, когда мне удобно, – ответил я и, ещё несколько секунд полюбовавшись своим «творением», покинул подвал.

Пока я поднимался, телефон опять зазвонил. Пришлось ответить:

– Алло, Руслан.

– Альберт, привет. Что с тобой? Ты куда-то пропал, – раздался его озадаченный голос.

– Простите, Руслан. Моей маме стало плохо, пришлось срочно ехать к ней, – солгал я, стараясь, чтобы голос звучал искренне.

– Да, Марина сказала, что тебе мама звонила. Главное, что сейчас всё нормально?

– Да, вызвали скорую, вроде всё обошлось, – продолжил я импровизировать.

– Ну тогда не возвращайся сегодня. Отдохни. Завтра всё доделаешь.

– Но у меня работа… – начал я.

– Альберт, серьёзно. Успеешь. А не успеешь – пусть Антон делает. Всё, удачи.

– Э-э, – замялся я, – спасибо, вам тоже удачи.

Я не ожидал такого участия со стороны начальника. Думал, он наорёт или оштрафует за прогул. Только сейчас я почувствовал сильную усталость. Хорошо, что не надо никуда спешить.

Я пошёл на кухню. За окном покачивались на ветру пожелтевшие деревья. Блёклое солнце прорезалось сквозь редкую листву, и его лучи рисовали полоски на стене. Я решил сварить себе кофе. Насыпав в турку пару ложек кофе и залив водой, я включил плиту. Карауля, чтобы кофе не убежало, я стоял рядом и думал о том, что нужно быть осторожнее.

Когда-то я уже менял замок от калитки, так как он пришёл в негодность, и думал, что теперь ключи будут только у меня. Но уже в следующий свой визит мать без спроса взяла запасной ключ, и я не мог ей запретить. Уж лучше пусть приезжает она, чем отец. Я старался избегать его насколько это возможно. К счастью, он, кажется, потерял ко мне интерес.

Он служил моряком, и когда уходил в плаванье, я выдыхал. Месяцы без него можно назвать светлым пятном на чёрной полосе моей жизни. Мать, конечно, тоже была не подарок, но с ней я научился лавировать. Она сокрушалась, что у неё родился сын, а не дочь, и вечно была недовольна моей внешностью. Её любимая фраза «когда родился, был такой хорошенький, не знаю, что потом случилось» навсегда засела у меня в голове.

Кофе сварилось, и я процедил его в кружку с логотипом моей компании: чёрный силуэт лилии на белом фоне. Интересно, начались ли поиски пропавшей? Пока не хочу ничего знать. Это будет меня нервировать и отвлекать. Да и зачем? Я добился своего. Похитил девушку, воплотил то, о чём столько лет мечтал. Внутри росла гордость, но чувство было каким-то неполным, словно с примесью горечи. Она понятия не имеет, что ей придётся заплатить за всё. За всех, кто меня унижал, кто смеялся, кто считал меня никем.

Она – жертва обстоятельств. Это мог быть любой. Просто ей не повезло.

Глава 8

«Там кто-то есть. Не Альберт».

Такие мысли проносились у меня в голове, пока я лежала связанная на краю матраса. Сегодня утром спустя несколько часов после того, как он ушел, я услышала удары в дверь. Я пыталась вслушаться, чтобы разобрать что-то ещё, но нет – только несколько глухих ударов. Связанная и с кляпом во рту я не могла привлечь внимание. Возможно, здесь живёт кто-то ещё. Кто-то заинтересовался подвалом.

Буду надеется на это. Без надежды в такой безвыходной ситуации нельзя. Хотя Альберт сказал не надеяться на спасение. И что же? Смириться и ничего не ждать? Нет, рано сдаваться. Я попыталась подвигать ногами и через какое-то время сумела немного расслабить верёвки, окутывающие тело частыми рядами. Стало немного полегче.

Интересно, как я выгляжу? Естественно, тут нет зеркала. И вряд ли он мне его принесет. А может оно мне и не нужно. Возможно, мне скоро уже ничего не понадобится…

Я пыталась понять мотивацию своего похитителя. Сколько у него было жертв и что он с ними сделал? Или, если я первая, то что будет, когда я ему надоем? Пока я отметила для себя, что в его поведении есть нервозность, неуверенность, сменяющаяся самоуверенностью и властностью. Мне необходимо узнать его лучше и подобрать к нему ключ. Но только если у него отсутствует эмпатия, как у психопатов, повлиять на него вряд ли получится. При этой мысли у меня всё сжалось внутри от страха.

Сейчас я его не сильно боюсь. Должна бояться, но пока испытываю любопытство. Для меня он остаётся загадкой, которую хочется разгадать. Благодаря ему я узнала, что могу получать удовольствие от секса, даже от грубого секса. Вспомнив Влада, я ощутила стыд и раздражение. Всё с ним было «правильным», но блёклым. Влад восхищался собой, был уверен, что мне достаточно его тела. С ним мне не удавалось испытать таких приятных ощущений. Это расстраивало, но я молчала. Он считал, что у нас в постели всё отлично, и я не хотела его разочаровывать.

Когда Альберт наконец вернулся, я даже обрадовалась. Мне было одиноко, скучно и неудобно. Я улыбнулась.

– Что тебя развеселило? – подозрительно спросил он, прищурив светло-зелёные глаза, обрамлённые тёмными бровями. Его волосы были взлохмачены, светло-русые пряди торчали в разные стороны. Темно-зелёная мятая футболка, явно великоватая, не скрывала его худощавое тело и слегка сутулые плечи. Следы от акне на щеках слегка покраснели, будто он только что вышел из душного помещения.

– Ничего. Я рада, что вы вернулись, – объяснила я, стараясь звучать мягче, чем чувствовала.

– Замолчи, я не выношу лицемерок, – с ненавистью процедил он.

У него проблемы с доверием.

– С вами всё в порядке? – спросила я, так как вид у него был взъерошенный, капли пота стекали по лбу.

Он на секунду завис, как будто смутился, но потом обошёл меня по кругу.

– Хочешь повисеть так пару суток? – спросил он.

Я напряглась и замотала головой.

– Я ещё не решил, что с тобой делать после, – сказал Альберт, расстегивая штаны.

Я для него лишь вещь. Мне кажется, он не считает меня за человека. Пока так будет продолжаться, найти к нему подход будет невозможно.

– Скоро ты будешь кричать оттого, как глубоко я войду в тебя. Тебе понятно?

Он произнёс это твёрже и увереннее.

– Да, – выдавила я, стараясь расслабиться.

Надо просто расслабиться – говорила я себе. Но сделать это непросто, когда руки подняты вверх. Он в эти моменты превращался в другого человека: переставал нервничать, движения становились чёткими. Капли пота стекали с его висков, но он, казалось, даже не замечал их. Руки крепко сжимали мои ягодицы, пальцы впивались в кожу с нарастающей силой.

Я выгнула спину, а он схватил меня за талию и медленно вошёл. Но затем его движения стали резкими, он сильно держал меня, то за талию, то за грудь.

Он думает, что может использовать меня как вещь, но я хочу показать, что тоже полноправный участник процесса. Движениями своего тела я начала сбавлять ритм и даже приподниматься на носках. Кажется его это возбудило ещё больше: хватка стала сильнее, дыхание участилось. Он позволил мне участвовать. К моему стыду, мне было приятно осознавать, что он обладает мной полностью. В этот момент мне хотелось слиться с ним в одно целое, я была на грани оргазма, но тут он закончил раньше меня и рухнул на матрас. Я осталась стоять на том же месте, тело всё ещё трепетало. Верёвки, ослабленные его активными движениями, позволили мне немного двигаться. Я, недолго думая, проделала несколько движений бедрами и завершила, то, что он начал, закрыв глаза от сильных ощущений. Сердце забилось, очень хотелось просто лечь и расслабиться. Я с опаской взглянула на Альберта. Он выглядел удивлённым.