Тугие узы

Отвлек голод. Как долго человек может продержаться без еды? Вот и проверим. Иногда голод даже полезен. Пусть это будет экстремальным способом похудеть для тех, у кого нет силы воли. Интересно, что сказала бы мама? Раньше она часто говорила, что у меня нет силы воли, когда я втайне хотела съесть что-нибудь сладкое. А мне было нельзя, ведь я профессионально занималась спортом.

Я снова встала и, звеня цепью, прошла по своей клетке. Самый главный вопрос, крутящийся в голове и сковывающий страхом – что дальше? Зачем он хотел похитить Анну? И что теперь будет со мной? Захочет убить меня, как свидетеля, или будет держать здесь? Попытается ли снова похитить Анну? Если честно, я так и не смогла найти с ней общий язык. Они с братом очень разные. Предположить не могу, какие у неё дела с этим человеком. Надеюсь, кто-то видел моё похищение хотя бы из окна. Сколько пройдёт времени, прежде чем они спохватятся? Влад хорошо меня знает, он поймёт, что что-то случилось, что я не могла вот так сбежать c чужой собакой и без телефона.

Я услышала звук открывающегося замка, и моё сердце ушло в пятки.

Глава 5

Я принес своей пленнице еду на вынос. Ничего особенного – купил по дороге домой fast food, чтобы силы оставались. Они ей понадобятся. Когда я вошёл, она стояла посреди комнаты, и сразу же отшатнулась. Но хоть жива.

Она так и продолжила стоять в нерешительности. Я поставил пакет с едой на стул и сердито взглянул на нее.

– Это мне? – неуверенно спросила, словно извиняясь.

– Ешь скорее, у нас сегодня есть занятия поинтереснее, – приказал я, а потом добавил: – Для меня, конечно.

Сидя на матрасе, она торопливо развернула пакет. Сначала посмотрела на гамбургер с недоверием, а потом, глянув на меня, быстро откусила.

– Я никогда раньше не ела гамбургеры, – сказала она.

– Тебя сегодня ждёт ещё много открытий, – нетерпеливо процедил я.

– Но всегда хотела попробовать, – добавила она.

Пока она ела, я решил разглядеть её получше. Она совсем не походила на ту брюнетку, которую я намеревался притащить. Та была худощавая, с максимально стервозным видом и острыми чертами лица. У этой всё было, наоборот, плавным и округлым: почти круглое лицо с пухлыми, как у ребенка щеками, большие серые глаза, тонковатые губы, с загнутыми вверх уголками. Светло-коричневые волосы мешали ей есть, она постоянно убирала их с лица.

– Почему вы… – начала она, но замолчала.

– Говори, – бросил я.

– Почему вы это делаете? Что вам от меня нужно?

В её голосе звучала смесь страха и раздражения.

Я скрестил руки на груди, наблюдая за её попыткой сохранить самообладание.

– Думаешь, это имеет значение? Ты здесь. Это всё, что тебе нужно знать.

– Разве я не заслуживаю объяснений? – продолжила она.

– Объяснений? – Я медленно приблизился. – Ты заслуживаешь только того, что я решу тебе дать.

Она отвела взгляд и продолжила есть. Её движения были сдержанными, почти механическими, но я видел, как у неё дрожат пальцы.

– Прими это, – я протянул ей таблетку. – Это противозачаточное. Теперь ты будет принимать по две таблетки в день. И без фокусов.

Она испуганно посмотрела на белую таблетку, как будто только начала осознавать всю серьезность своего положения. Трясущейся рукой сунула таблетку в рот.

– Я оставлю тебе упаковку. В твоих интересах их принимать.

Она лишь кивнула, не поднимая глаз от еды.

– Все хватит, заканчивай. Ты меня разозлила.

Она послушно свернула оставшуюся еду и положила обратно в пакет. Её взгляд скользнул по мне, изучающий, но без вызова.

– Пожалуйста, снимите наручники и цепь с ноги. Мне очень больно. Обещаю, я ничего не сделаю. – Её голос звучал тихо и мелодично. Говорила она неторопливо, смотря мне прямо в глаза. Во взгляде не было мольбы, а глаза отражали какую-то детскость и наивность.

На мгновение это заставило меня усомниться в своей затее. Но я проделал большую работу, и не позволю сбить меня с толку.

– Да, конечно, сейчас я сниму с тебя всё, – заверил я. – И наручники, и одежду. А потом прикую тебя вот к тем кольцам. Понятно?

Она внимательно осмотрела меня с ног до головы.

– Подождите. А вас как зовут?

– Альберт, – выпалил я, не подумав, и сильно сжал пальцы одной руки другой рукой. Это привычка у меня ещё со школы. Когда я попадал в нервную или неловкую для меня ситуацию, то пытался перевести эмоциональный дискомфорт в физический. Я не собирался раскрывать ей свое настоящее имя. Да я вообще не собирался вести с ней беседы.

– А меня Элиза, – произнесла она мягко.

– Меня это не интересует. Стала бы ты интересоваться моим именем, были б мы не здесь?

– Почему нет. И имя у вас красивое.

Вот, в ход пошла лесть. Она имеет наглость заговаривать мне зубы. Не надо было вообще ей отвечать. Она нервирует своими комментариями. На этот случай есть кляп.

Хочу заставить её страдать. Хочу, чтобы она в слезах умоляла о пощаде, а я бы ещё подумал. Всё, что я когда-либо получал от женщин, так это удары в спину или равнодушие. Равнодушием особенно отличалась моя мать. Но сегодня я не хочу вспоминать об этом. Настает момент, о котором я так давно мечтал.

Я снял наручники и цепь, а потом приказал ей раздеться. Она поморщилась, осматривая красные следы от оков. Затем застыла в нерешительности.

– Раздевайся! – прорычал я, чувствуя, как ярость смешивается с возбуждением. – Давай скорее.

Она вздрогнула и начала торопливо стягивать с себя платье и колготки, которые уже порвались. Потом очень стыдливо расстегнула лифчик. Грудь у неё была даже больше, чем у той, которую я изначально хотел привезти. И роста они почти одинакового. Только у этой бедра шире.

Она закончила раздеваться и стояла, прикрываясь руками и слегка опустив голову, так что волосы скрывали часть её груди.

– Ложись на спину. Что встала? Тебе особое приглашение нужно? – резко сказал я. – Только попробуй рыпнуться. У меня есть электрошокер.

Она подняла на меня взгляд и, нахмурив лоб, спросила с оттенками мольбы:

– Альберт, ну зачем вы это делаете? Вы же симпатичный, я бы и без принуждения обратила на вас внимание.

– Замолчи, оставь свое лицемерие при себе! Ты думаешь, я настолько тупой? – закричал я.

Я повалил её. Она вскрикнула, когда ударилась головой об упругий матрас. Мягкие волосы рассыпались. Я сел на неё сверху с веревками в руках. Она взглянула на веревки, и из её груди вырвался тяжелый вздох. Когда я взял её руку, она дёрнулась, но тут же замерла. Я начал обвязывать её запястье, ловко пропуская верёвку под узлы и затягивая так, чтобы она не оставляла следов.

– Знаешь, это «двойной бочковой узел», – произнёс я спокойно, больше обращаясь к себе, чем к ней. – Его используют моряки. Надёжный и простой.

Она молчала, но я почувствовал, как её рука чуть подалась назад, будто она хотела выдернуть её, но передумала.

– Я мог бы сделать это быстрее, – продолжил я, словно рассуждая вслух, – но мне нравится, когда всё сделано идеально. Узел должен быть ровным, крепким, красивым.

Я перешел к её ногам. Она напряглась, но не стала сопротивляться. Разведя её ноги как можно шире, я привязал их к кольцам.

– Твои щиколотки – отличное место для «грейпвайн-узла», – сказал я, с любовью продевая верёвку. – Такой узел почти невозможно развязать, если не знаешь как.

Мои руки двигались автоматически, привычно. Каждый виток верёвки приносил странное удовлетворение. Я отошёл на шаг, чтобы полюбоваться результатом.

– Красиво, правда? – спросил я, оглядывая её связанную фигуру. – Узлы могут быть искусством, ты знала об этом?

Она повернула голову, глядя на меня с тревогой и странным оттенком жалости.

– Альберт, ну не надо, – прошептала она.

– Замолчи, – отрезал я, чувствуя, как меня накрывает раздражение. Её голос нарушал ту идеальную гармонию, что я создавал этими узлами.

Затянув узлы посильнее, я остановился, чтоб полюбоваться своим творением. Она лежала на спине, руки и ноги растянуты в разные стороны. Она натянута, как струна и мои узлы не дадут ей сопротивляться. Идеально. Нет ничего красивее изящно завязанного узла. Во мне росло возбуждение. Как красиво смотрятся её запястья и щиколотки. Я смог завязать их так безукоризненно благодаря ее неподвижности.

Я снял штаны, подошел и слегка похлопал её по щекам, пытаясь вернуть внимание. Она открыла глаза и посмотрела на меня, но в её взгляде не было ни страха, ни отчаяния, которых я ожидал. Вместо этого – странная смесь спокойствия и усталости. Я отшатнулся на мгновение, не зная, что сказать. Почему она так смотрит?

Она вопросительно смотрела на меня со скучающим видом. Я слегка опешил от такого поведения. Почему она так себя ведет? Я с силой сжал её грудь. Она слегка сморщилась.

– Ты думаешь, это шутка? – процедил я сквозь зубы, сжимая кулаки. – Думаешь, тебе всё сойдёт с рук?

Она не ответила. Лишь опустила взгляд, словно не желала встречаться со мной глазами. Это бесило. Я чувствовал, как моя власть над ситуацией ускользает, как будто она контролирует всё одной своей пассивностью. Я должен был восстановить контроль.

– Скажи что-нибудь! – почти закричал я, чувствуя, как дрожь начинает подниматься по рукам.

– Что вы хотите услышать? – спросила она, и её голос был тихим шёпотом, но в нём звучал стальной оттенок. – Что я испугалась? Что я буду умолять вас?

Эти слова задели меня сильнее, чем я ожидал. Она не просила, не пыталась сопротивляться. Раз так, будет молчать по моей воле. Я с усилием всунул ей в рот кляп.

– Теперь я буду смеяться! Поняла?

Я никогда не был с женщиной до этого и не хотел бы, чтоб она это поняла. Проведя руками по тугим узлам, сковывающим ее конечности, я вернул свой настрой. Медленно начал двигаться ближе. Когда между нами почти не осталось расстояния, нашел ту самую точку соприкосновения. Неловко войдя в неё, я почувствовал, как всё моё тело напряглось до предела. Сердце заколотилось так, будто я бегу на бешеной скорости, и в голове пронеслась вспышка – смесь ужаса, возбуждения и странного облегчения. Ничто из того, что я читал или слышал, не могло подготовить меня к тому, как это будет на самом деле. Она же продолжила лежать безо всякого сопротивления, лишь широко открыла глаза, взглянув на меня с упрёком, а потом устремила взгляд в потолок.

– Ты за всё ответишь, – сказал я ей. – Узнаешь, каково это – страдать.

Мои движения становились быстрее и резче. Я поглядывал на узлы, опутывающие её руки тугими витками.

Фантазии одолевали меня ещё в старших классах. Я тогда представлял, как связываю своих одноклассниц. Тех самых, что считали меня никем. Я бы мстил им, и они ничего не смогли бы сделать. Долгое время я не терял надежды, что и у меня появится девушка и тогда эти фантазии исчезнут. Но раз за разом меня отвергали. Тогда я понял, что обречён. Я недостаточно хорош, по их мнению, и меня это очень злило. Раз не хотят по-хорошему – будет по-плохому.

Поначалу я испытывал смешанные чувства из-за новых ощущений. На какое-то мгновение меня охватило сомнение: а вдруг я всё делаю не так? Но тут же отбросил эти мысли, посмотрев на её безучастное тело. Кого мне стесняться? Здесь я главный, я решаю, что будет происходить. Я ожидал увидеть сопротивление, борьбу, услышать мольбы о пощаде. Хотел упиваться её мучениями. Но ничего из этого не происходило.

Я навис над ней, всем весом вжимая её в матрас, стремясь подавить остатки её воли. Вдруг я почувствовал, что она как будто стала влажной изнутри. Словно нарастающий ток прошёл через её мышцы. А потом она начала двигаться в такт со мной. Я слегка приподнялся и взглянул на неё. Её глаза были по-прежнему закрыты, но на бледной и гладкой коже разлился лёгкий румянец. Её тело напрягалось всё сильнее, и она, откинув голову назад, глухо застонала через кляп. Извиваясь, она словно подчинилась волне, захлестнувшей её. Я замедлился, параллельно осознавая, что произошло. Но уже через секунду мне стало не до этого, потому что внезапно почувствовал, как всё внутри меня мгновенно сжимается и будто бы загорается изнутри. Сердце колотилось так, что я на миг перестал слышать что-либо, кроме собственного пульса. Тело охватила волна, сначала горячая и нарастающая, а потом она будто пронеслась сквозь меня с невероятной силой. Голова на короткое мгновение опустела от мыслей, и остались только ощущение освобождения. Я сжал зубы, сдерживая вырывающийся стон.

Мое сердце билось с неимоверной скоростью. Пытаясь отдышаться, я заметил, что она смотрит на меня широко распахнутыми глазами, в которых не было не капли страха. В них читался восторг. Кажется, всё опять пошло не по плану.

Глава 6

Я никак не ожидала, что испытаю такое удовольствие связанной, да ещё и с первым встречным. Сначала я пыталась притвориться, что меня здесь нет, просто выжить, отсидеться. Но затем решила расслабить мышцы, как после долгих тренировок, чтобы избежать боли. И это сработало. А туго затянутые узлы и его грубые движения добавляли остроты. В какой-то момент я осознала, что мне приятно. Это было как удар молнии – шок, озарение. Я не могла поверить, что позволяю себе наслаждаться. Но это было неизбежно. И я осмелилась поддаться этим новым, порабощающим ощущениям и достичь наивысшего удовольствия. В голове пронеслась мысль, что я заслуживаю это, учитывая моё неопределённое положение.

Когда всё кончилось, Альберт встал и, бросив на меня задумчивый взгляд, оделся, вынул кляп и молча принялся отвязывать.

– Быстро одевайся.

Его лицо было напряжённым, как будто он боролся с собственными мыслями. Я потянулась к одежде. Ноги дрожали от смены положения, но я решилась заговорить.

– Мне понравилось. Это было… необычно, – пробормотала я, надеясь смягчить его.

– Я хотел не этого, – ответил Альберт.

Он судорожно сжал пальцы, и этот нервный жест выдал эмоции, которые он старался скрыть.

Я еле натянула одежду. Он взял цепь и пристегнул ногу.

– Только не наручники, прошу, – взмолилась я, – я всё равно ничего не смогу сделать.

– Ладно. Но завтра я могу передумать. Бред какой-то…

Он согласился, значит, можно пытаться продавить дальше. Возможно, мне удалось расположить его к себе.

– Альберт, а может, вы меня потом отпустите?

Он застыл на несколько секунд, его взгляд устремился куда-то совсем далеко, за пределы этого подвала.

– Никогда больше не задавай мне этот вопрос. Ты никогда отсюда не выйдешь. Прими это сразу. Ты здесь навсегда. Если я услышу что-то подобное ещё раз, ты очень сильно пожалеешь.

Он произносил эти слова медленно и нарочито спокойно, всё так же не глядя в мою сторону.

У меня внутри всё оборвалось. Слезы полились сами собой. Я всхлипнула, не в силах сдерживаться. Он обернулся и с интересом посмотрел на меня.

– Ты больше никогда отсюда не выйдешь. Не увидишь своего жениха, не вернёшься к своей прежней жизни. Ты будешь страдать. Как тебя там, Элиза, да?

Он смаковал каждое слово.

Я смотрела на него, пытаясь осмыслить то, что он говорил. Его голос был глубоким, с отзвуком какого-то странного удовлетворения, и от этого по спине пробежал холод. Я не могла отвести глаз от его лица. Он был красив в своей непривлекательности. Густые, чуть растрёпанные волосы грязно-русого оттенка прятали высокий лоб. Нос с небольшой горбинкой был неидеален, но придавал лицу какой-то аристократический шарм Губы – узкие и бледные – двигались медленно, словно оттачивая каждое слово. Но больше всего выделялись глаза – зелёные, с прожилками, словно оставленными каплей краски в прозрачной воде. Эти глаза одновременно пленяли и пугали, в них просвечивало что-то дикое, неприручённое. Он нервно сжимал пальцы одной руки другой рукой, словно пытаясь держать под контролем накатившее напряжение.

Он быстро развернулся и вышел, громко хлопнув дверью. Зря я поторопилась и задала вопрос. Он сумасшедший. Я почувствовала усталость от резкой смены эмоций. Неужели я правда здесь навсегда? Больше никогда не увижу солнечного света?

Я привыкла во всём искать позитив, даже в самой отчаянной ситуации, но сейчас не находилось ни одной соломинки, за которую можно было бы зацепиться. От этого становилось ещё страшнее. Что со мной стало? Я всегда была сильной. Жизнь научила сдерживать негативные эмоции, потому что за них мне всегда стыдно.

В голове всплыли слова тренера: «Давай, соберись! Никому не интересны твои слёзы». Даже когда после травмы мне сказали, что я больше никогда не смогу заниматься спортивной гимнастикой на профессиональном уровне, я не отчаялась. Родители мечтали, что я стану чемпионкой. Тренировки плотно вошли в мою жизнь с детства. Я хотела стать лучшей, чтобы родители мною гордились. Они вложили слишком много времени и денег в это начинание. Я старалась не разочаровать их, шла до конца, через боль. Ради них. Ради их улыбки. Ради того, чтобы услышать: «Ты молодец». Когда я брала медали на городских соревнованиях, меня хвалили, но мне этого было мало. Мне всегда было мало. Вспоминая те времена, я осознала, что мне приходилось прилагать больше усилий по сравнению с другими гимнастками. Моё тело было не настолько податливым и гибким, как у них. Стоило пропустить пару тренировок из-за болезни, как я становилась деревянной.

Но всё же, когда мне исполнилось шестнадцать, я добралась до Всероссийского Кубка. День соревнований начался с волнения. Мама, как всегда, была непреклонна:

– Ты должна победить, Элиза. Эти соревнования многое решают. Покажи, что всё было не зря.

Её голос звучал как приказ, а не поддержка. Отец молча кивнул, будто ставя печать на слова.

За несколько часов до соревнований я разминалась в зале, где всё должно было решиться. Повсюду были голубые ковры – площадки для выполнения упражнений. На зрительских местах уже сидели родственники и друзья спортсменов. Сначала я делала разминку на бревне и на брусе, а потом – тренировала акробатику вольных упражнений. На мне тогда был красивый светло-мятный костюм, который выделялся среди других, и это привлекало внимание. Я знаю, что многие следили за моей разминкой. Делая акробатический прыжок, я совершила несколько переворотов в воздухе и, приземлившись, почувствовала сильную боль в колене. Я схватилась за него и повалилась на бок, не в силах сдерживаться. Тренер быстро подбежал ко мне:

– Что случилось?

– Колено очень болит, но сейчас пройдет, – пролепетала я, всё также лежа на боку. – Мне нужно посидеть.

– Что за чёрт! – проговорил тренер и схватился за телефон. – Сейчас позову врача.

Я попыталась подняться и самостоятельно пройти к сиденью, ведь я в центре внимания. Все гадали, что же со мной произошло и как это повлияет на ход соревнований. Чувствовала, как шепчутся зрители: «Что-то с её ногой. Она сможет выступить?» Тренер дал мне руку и, ковыляя, я дошла до скамейки.

Пришёл спортивный врач. На первый взгляд было неясно в чем дело. Она предложила сделать массаж ноги со специальным гелем. Тренер и я надеялись, что после этого боль пройдет, и я продолжу разминку. Но, к моему ужасу, сгибать колено было по-прежнему больно.

– Возможно, поврежден мениск. Но пока несильно, – предположила врач. – Надо в больницу.

Её слова были как удар. Для меня это смерти подобно.

– Я не могу пропустить соревнования, – уверила я, мотая головой.

– Как ты будешь участвовать, Элиза? – спросил тренер. – Ты усугубишь проблему с коленом. Потом потребуется долгое восстановление!

Я не могла допустить мысль, что не смогу участвовать в соревнованиях. На меня надеются. Я думала о маме, которая ждала от меня победы, о папе, который потратил деньги на мои тренировки. О медалях на стене, которые казались не заслугами, а долгами. Что же будет, если я сниму себя с соревнований? Разочарование, позор, разбитые надежды. Мне нужно просто потерпеть, сделать всё, что от меня зависит, а потом будь что будет.

– Андрей, я буду участвовать, – решительно заявила я тренеру. – Просто дайте мне несколько минут прийти в себя.

– Не советую, – проговорила врач. – Иначе всё закончится операцией.

Но я была непреклонна. Пришёл главный тренер. Они втроём обсудили что делать. До соревнований почти не оставалось времени, так что у нас не было возможности оценить серьёзность травмы.

В итоге спортивный врач и тренера переглянулись и закатили глаза.

– Её не переубедить, – заявил тренер.

– Если что, я предупредила, – хмуро выдавила врач.

– Конечно, – быстро сказала я. – Я беру на себя полную ответственность. Всё будет в порядке.

Колено продолжало ныть, но постепенно стихло, только двигаться было по-прежнему больно. Я решила взять волю в кулак и отдаться моему выступлению, как советовала мама. Я никогда не забуду её разочарования, когда я пропустила соревнование пару лет до этого, а те соревнования были не такими важными. Все мои медали и грамоты висели у нас дома на видном месте. Она любила демонстрировать их гостям, а отец не забывал упомянуть сколько денег он вложил в мою карьеру гимнастки.

Соревнования начались. Пришли судьи и сели за трибуну. Видеокамеры фиксировали каждый момент. Я видела своих родителей, сидящих на пластмассовых креслах в середине зала. Мама что-то говорила отцу, а он хмуро кивал. Я очень надеялась, что им не придётся краснеть за меня.

Первым оценивался акробатический прыжок. Каждая гимнастка по очереди подходила к ковру, выполняла элементы и получала баллы. Когда пришёл мой черёд выступать, я встала и направилась к ковру. Боль пронзала колено при каждом шаге. Я не обращала внимания, пыталась укротить. Я хотела показать этой боли: «Смотри, на что я способна». Как будто это бы заставило её отступить. Все мышцы были напряжены, я стояла у ковра, как натянутая струна. Резким движением я подняла правую руку в качестве приветствия и также резко опустила. Затем я рванула вперёд, сделала сальто в воздухе и, оттолкнувшись руками от трамплина, приземлилась на больное колено. Боль обожгла так, будто мне выстрелили в ногу. Я еле поднялась, ничего не видя перед собой от боли. Но сделать шаг я уже не смогла и стала искать глазами тренера. Он подбежал ко мне и помог допрыгать на одной ноге до моего места. Я чувствовала, что все взгляды в зале прикованы ко мне. Тренер и спортивный врач помогли мне добраться до медпункта, подальше от любопытных глаз. Я уже понимала, что на этом соревнование для меня закончилось. Однако, как потом говорили, прыжок я выполнила блестяще и получила наивысшие баллы. Но какая разница, если продолжить я уже не могла? В медпункте я легла на кушетку.

– Но ведь получилось, – проговорила я, сдерживая слезы, – я же смогла прыгнуть.

– Элиза, – сказал Андрей очень строго, – ты понимаешь, что лучше бы ты вообще сняла себя с соревнования? Теперь неизвестно, что будет с ногой.

– Вот именно, – поддакнула врач. – Зачем была эта жертва, если теперь ты не можешь продолжать.

– Ну я думала, что смогу, – оправдывалась я.

В медпункт вошли родители.

– Элиза, что произошло? – спросила мама нервно. – Дальше сможешь участвовать?

– У неё повреждено колено, – сказала врач. – Повредила ещё на разминке. Я сразу предупредила, что может быть разрыв мениска. Но она решила участвовать.

– Я собиралась продолжать, но даже наступить на ногу не могу, – сказала я извиняющимся тоном.

– Ей надо в больницу, там сделают МРТ, – сказал Андрей.

Мама подошла ближе.

– Ты точно не сможешь продолжить? – И не дожидаясь ответа, добавила: – Очень жаль.

Её голос был холодным, колким.

Отец вздохнул и проговорил, обращаясь к тренеру:

– Мы её отвезём. – Затем повернулся ко мне: – Ты будешь сейчас давать интервью? Там спортивный канал ждёт. Я сказал, что ты дашь комментарии.

– Да, – кивнула я, хотя мне хотелось просто сквозь землю провалиться.

Мне было стыдно смотреть родителям в глаза. В больницу после интервью мы ехали молча. Мама смотрела в одну точку, поджав губы. Папа то и дело вздыхал.

– Очень больно, – нарушила я молчание. В этот момент мне очень хотелось, чтобы меня пожалели.

– Как же ты так прыгнула, Элиза? И ведь именно перед соревнованием, – проговорил папа.

– Ну пап, всё бывает, – успокаивала я и его, и себя. – У многих знаменитых спортсменов были травмы.

– А ты что, знаменитая спортсменка? – возмущённо высказала мама.

– Нет пока, зато теперь многие меня запомнят по этой ситуации. Об этом обязательно упомянут в спортивных новостях, – сказала я.

– Нашла чем гордится, – фыркнула мама и отвернулась к окну.

Больше всего на свете мама хотела, чтоб я была лучше остальных во всём. Я старалась соответствовать, но выходило не всегда. Знаю, что она хотела как лучше.

В больнице подтвердили разрыв мениска, а потом последовали две неудачные операции, так как колено не восстанавливалось. Я жила в режиме постоянного стресса, не понимая, что дальше. Только спорт давал мне чувство постоянства и опоры.