Цараат

Всю следующую ночь меня также мучили кошмары. Но я была рада им, ведь лишь в них я могла увидеть Балдуина.

На утро третьего дня я встала разбитая и с ужасной головной болью, но всё равно пошла вперёд. А к обеду мне показалось, что место, в котором я оказалась, я уже проходила. Может, Цараат водила меня кругами, чтобы испытать мои намерения на прочность? А может, её вообще не существовало? Хотя, как же? Ведь к ней велел обратиться сам Создатель Тонакатекутли! Наверное, ей просто не было до меня дела.

Так прошло семь дней. Семь дней бесцельного блуждания по пустыне, а затем вдруг, в одно утро, я увидела перед собой замок, появившийся буквально из ничего. Когда я ложилась спать накануне, его не было, в этом я могла поклясться! Теперь он стоял у подножия высоких холмов, и был так же чёрен, как и земля, окружавшая его. По форме он напоминал вытянутый тонкий цилиндр, оканчивающийся на вершине тремя острыми каменными рогами. По периметру стен были видны мелкие башни, находящиеся на разной высоте, окон я не увидела. Неприступная цитадель хранила молчание и казалась покинутой. Сомнений не осталось: передо мною возвышалось логово Цараат. Чьё же ещё? Я со всех ног бросилась к нему, но приблизившись, не обнаружила ни намёка на вход. Поверхность стен была литой, без всяких выступов, вмятин и отверстий. И всё же я подняла руку и осторожно постучала по тёмному камню, хотя, если замок явился именно мне, возник из воздуха, то о моём присутствии, конечно, были осведомлены.

Примерно минуту ничего не происходило. Я топталась на месте, задирала голову, надеясь что-то рассмотреть наверху, и оглядывалась по сторонам. И вдруг стена передо мною частично растворилась, обнажая тёмный проход внутрь. Чтобы спасти короля, мне следовало продолжать путь. Я, ни колеблясь ни минуты, шагнула вперёд.

В первый момент меня окутала кромешная тьма, но затем, когда глаза привыкли к ней, я стала различать слабое освещение, источаемое длинными светодиодными лампами, расположенными у самого потолка. Я шла по широкому коридору, туда, куда меня вёл случай и моё безудержное стремление победить чужую беду. Казалось, что все жизненные дороги в тот момент слились в одну, идущую по тому мрачному коридору, который вёл меня в неизвестность. И не могло существовать ничего важнее цели, что привела меня в жуткую цитадель Цараат. Но где же пряталась она сама?

Коридор казался бесконечным. По моим подсчётам вскоре он должен был пронзить холмы насквозь. Подумав об этом, я заметила, что он шёл под наклоном вниз, внутрь горы, и возможно, действительно выходил за пределы замка, по крайней мере, его видимой части.

Примерно спустя ещё сто метров коридор внезапно круто повернул влево и упёрся в массивную дверь из тёмно-синего светящегося камня. Всю её поверхность покрывали неизвестные мне символы, вырезанные теми, кто построил замок, может, даже самой Цараат. Я поняла, что она скрывалась за этой дверью. Дрожь овладела всем телом, но стоило только вспомнить лицо того, ради кого я всё это затеяла, как страх уступил место холодной решительности. Я взялась за ледяную ручку двери и быстро распахнула её.

Моему взору предстал огромный тёмный зал, в центре которого возвышался трон в человеческий рост. Его окутывало лёгкое голубоватое сияние, но из-за расстояния я не могла рассмотреть, кто на нём сидел. Как бы могла выглядеть Цараат? Я представляла себе самые жуткие образы, но к моему удивлению, её облик не имел ничего общего с той страшной болезнью, которую она насылала. Цараат оказалась… роботом! Подойдя ближе, я увидела на троне именно робота, имевшего женские очертания. Его гладкое тело было сделано из жемчужно-кремового пластика и металла, а голый череп украшала бирюзовая пластина из неизвестного мне материала. Бесстрастные механические черты лица робота не выражали ни одной эмоции, а его ярко-голубые электрические глаза немигающее смотрели на меня в упор.

– Цараат? – неуверенно позвала я.

Робот будто очнулся от оцепенения и выпрямился на троне.

– Я поражена твоей смелостью: явиться сюда, одной, в логово существа, насылающего самую жуткую болезнь всех времён и народов… Хотя, может, это – не смелость, а обычное безрассудство?

Голос Цараат был похож на голос Искусственного Интеллекта. Он лишь имитировал человеческий, но был лишён жизни, духа, осознанности. Он был слишком идеален, приторен до тошноты.

– Я пришла ради Балдуина. Я прошу тебя освободить его…

– Я знаю, зачем ты пришла… Ты – некромант. Благодари Бога за это. Иначе, будь ты простым умруном, я бы без разговоров выкинула тебя в Тонкий мир!

– За что?

– Никто не смеет являться сюда и тревожить моё уединение… Но я обитаю на землях твоего ведомства, потому я оставлю тебя «в живых».

– Сам Создатель Тонакатекутли велел мне найти тебя, потому что только ты можешь освободить Балдуина. Прошу, отпусти его! Он не заслуживает такой участи. Я готова умолять тебя, готова пасть перед тобой на колени…

Цараат вздёрнула руку, прерывая мои душевные излияния.

– Я – не человек и не бог. Я – система. Твои мольбы бесполезны.

И в тот момент я поняла, что такое Цараат. Я поняла, что это – древнейшая система воздаяния, действующая без ошибок, но в синхронности с Создателем. Болезнь всегда являлась лишь поверхностным, физическим проявлением Цараат, но её природа была глубже, сложнее, и уходила своими корнями в бесформенную первозданную материю. Цараат выявляла ошибки в ней и исправляла их. Ведь в Ветхом Завете описаны случаи, когда болезнь цараат поражала не только людей, но и дома, одежду, землю… Мой святой король, как богоизбранный человек, принял в себя все грехи своего народа, чтобы через него Цараат смогла исправить все ошибки.

– Вот так, – будто прочитав мои мысли, изрекла Цараат. – Поняла теперь всё?

– Но он умер. Он уже давно находится в мире Посмертия. Неужели он недостаточно страдал? Неужели он не искупил грехи своего народа? Почему ты не отпускаешь его?

– Я не могу просто так освободить его. Он в моей системе.

– Я – некромант, и я уже почти упокоила его. Что тебе ещё нужно?

– Дело не в том, что мне что-то нужно. Дело в том, что если я освобожу его, на месте, которое занимала его душа в моей системе, образуется энергетическая брешь, и заполнить её будет нечем. Что ты можешь предложить взамен?

– Я? Я не знаю, что бы тебе подошло. – Вопрос Цараат ввёл меня в ступор, да вообще, её формулировки вызывали много вопросов. Но тогда задавать их было бы неуместно.

– Не будь ты некромантом, не принадлежи ты системе Некро, я бы предложила тебе занять место в моей системе… вместо него. А так, даже не знаю, что ты можешь предложить взамен.

– Цараат… Я понимаю, тебе неведомы чувства, но ты наверняка знаешь о том, что это такое, как они действуют на душу человека. Я люблю его… Я не могу оставить его в твоей системе…

– Не его… – Робот покачал головой. – Ты любишь не его, а тот вымышленный образ его, который ты сама себе придумала.

– Нет! Я люблю его настоящим, таким, какой он есть!

– Почему же тогда ты кричишь по ночам, когда он тебе снится?

– Это… Это просто сны… неосознанная реакция. Цараат, я клянусь тебе, что мои чувства к нему искренни… Я прошу тебя, пожалуйста, освободи его! Неужели Тонакатекутли отправил меня к тебе зря? Он ничего не делает зря! Так не может быть!

Цараат молчала. Я тоже. Мы зашли в тупик в наших переговорах. Но в тот момент в голове сверхсложного робота шли невероятные мыслительные процессы и вычисления. Цараат прикидывала, что бы могло уравновесить её систему и закрыть энергетическую брешь в случае отсутствия в ней души Балдуина.

Наконец, она поднялась с трона. Я вначале не поняла, что значил этот жест, думала, что она хотела прогнать меня прочь из своей цитадели. Я немного отшатнулась. Но я ошиблась. Цараат нашла выход.

– Ты, ведь, пока ещё живая, а в мир Посмертия, как некромант, наведываешься время от времени. Это большое преимущество – приходить сюда, когда захочется, пока не окончится твоя земная жизнь… Её осталось… Полвека.

– Полвека? Так много? – не знаю, обрадовалась я или расстроилась в тот момент, узнав, сколько мне ещё осталось жить. Скорее, второе.

Цараат сделала выразительную паузу, вынося вердикт.

– Я освобожу Балдуина, а ты отдашь мне эти пятьдесят лет своей жизни, чтоб я смогла заполнить этой неизрасходованной жизненной энергией брешь в своей системе. Ты согласна?

– Да… Я… Да-да, конечно, да! – Я была вне себя от радости, ведь Цараат попросила так мало в моём понимании, а моя земная жизнь была мне не дорога́.

– Ананке, хорошо подумай. Если мы заключим эту сделку, земного времени у тебя почти не останется, ты больше не успеешь никого упокоить. Как некромант ты не до конца исполнишь свою миссию на Земле.

– Главное, что я упокою Балдуина и спасу его. Остальное не имеет значения!

– А все те души, которым ты могла бы помочь, прожив ещё пятьдесят лет, тебя не волнуют? Скольких ты смогла бы упокоить за полвека!

Я отрицательно помотала головой и хотела запальчиво сказать, что мне плевать на них, но вовремя себя одёрнула, ведь такое высказывание бросило бы тень на мою профессиональную репутацию, как некроманта. Хотя, Цараат, наверное, и так всё поняла.

– Какая разница? Выбор равноценен: спасти одного или спасти тысячу. Для меня нет разницы. Вернее, есть, ведь его я люблю, а те будущие души, которых я могла бы упокоить, мне никто…

Цараат смотрела на меня немигающе, будто вынуждала оправдываться перед самой собой.

– Некромантам никто не может приказывать. Они, хотят – упокаивают мёртвых, не хотят – не упокаивают. Если я решила распорядиться своим остатком жизни именно так, то никто не вправе указывать мне…

– Это – не остаток. Это – целая жизнь. Там даже немного больше, чем полвека…

– Плевать. Цараат, мы договорились? – быстро отчеканила я, желая как можно скорее разделаться со своей главной проблемой.

– Договорились, – спустя долгую паузу, ответила она и подала мне руку. Было видно, что ей очень не хотелось заключать эту сделку, и мой выбор она не одобряла.

Я пожала холодную руку робота, не зная, что делать далее.

– Ну, иди к нему… – С лёгкой усмешкой промолвила Цараат. – Скоро вы будете вечно вместе, когда ты отправишься в мир Посмертия насовсем. Ждать осталось недолго.

Мне показалось, в голосе робота прозвучала едва скрываемая зависть. Может, у Цараат были чувства? Может, она хотела почувствовать себя человеком: любить, быть любимой, радоваться, веселиться, грустить… И не могла этого сделать из-за возложенных на неё от сотворения мира обязанностей, исполнение которых она не могла переложить на кого-нибудь другого. Я коротко кивнула, сказала мимолётное спасибо, и больше не глядя ей в глаза, устремилась к выходу, будто испытывая вину за то, что хочу быть счастливой и вернуть здоровье любимому человеку.

Как только я покинула замок, он исчез, будто его и не было. На хмурых склонах холмов клубился туман. Камни неподвижно лежали в пустыне.

Я сделала всё, как хотела, как посчитала нужным, но всё равно в душе ощущалось какое-то опустошение. Никто бы из умрунов не принял мой выбор, тем более Балдуин, меня бы осуждали. Забавно, что и в мире мёртвых осуждение всё-таки существовало. Поэтому я приняла единственное правильное решение в сложившейся ситуации – молчать, молчать о том, что я сделала, и какую цену заплатила за освобождение короля из рабства Цараат. Только в этом случае мне удалось бы избежать сплетен, упрёков, скандалов и т. д.

Главное – не терять самообладания, думала я, заходя в поезд. Он нёс меня обратно, прочь из Обезличенных Земель, в дивные цветущие края мира Посмертия. Я надеялась, что отныне, мне больше никогда не придётся ступить во владения своего ведомства и встретиться с Цараат. Только бы она сдержала своё слово.

4

После упокоения Балдуина, на Земле я прожила совсем недолго. Все посчитали, что мои силы некроманта иссякли, но правда была другой, и её я успешно скрыла ото всех. Меня никогда не мучила совесть по поводу того, что я могла бы тогда отказаться от сделки и прожить ещё пятьдесят лет, упокоив не одну сотню душ, но я уступила своим чувствам, уступила любви и приняла иное решение. Вернувшись тогда в лепрозорий, я обнаружила, что Балдуин абсолютно здоров. Он не мог нарадоваться и не знал, как меня благодарить за упокоение, подарившее ему исцеление. И хорошо, что он не знал всей правды, не знал, что дело было не только в упокоении, а в кое-чём ещё… И неизвестно, что больше сыграло свою роль в его исцелении: упокоение или освобождение из рабства Цараат.

Рено де Шатильону, который знал, куда я ездила, я просто сказала, что нам удалось договориться, но, ни словом не обмолвилась об условиях нашей сделки. Рыцарь ничего не заподозрил, и так это дело и замялось, а потом Эвклидис окончательно слетел с катушек, и началась война. История с Цараат подзабылась на фоне происходящих событий, и я была уверена, что она никогда не всплывёт. Но она всплыла. Уже после войны. Началось всё с того, что Рено познакомил меня с Владимиром, а он с Ксерксом – первым некромантом в истории человечества, обладавшим огромной силой и безграничным авторитетом. Он знал всё о каждом из нас, о каждом члене ведомства Некро, и, соответственно, знал о моей сделке с Цараат. Но он не знал, что моим друзьям о ней неизвестно, и что посвящать их в эту тайну не стоит. Как-то раз в разговоре на общих посиделках он случайно намекнул о моих «непростых отношениях» с самой Цараат, когда разговор каким-то образом зашёл об этой системе. И дальше пошло и поехало, как говорится…

Я призналась во всём Балдуину. Он был возмущён и потрясён. Именно тогда мы впервые в жизни крупно поссорились, и я была уверена, что больше не помиримся.

– Ты хоть представляешь, что сделала? – гневался король. – Ты могла бы прожить на Земле ещё пятьдесят лет. Только вдумайся! Полвека! Что можно сделать за полвека? Да это – целая жизнь. И ты отказалась от этой жизни! Да люди, неизлечимо больные, цепляются за каждую минуту, люди на войне проживают один день, как целую жизнь, а ты добровольно отдала её, и ради чего?

– Ради тебя! Ради тебя я отдала её, и это был мой собственный выбор! – завила я со злостью. – Никто не имеет права меня за него осуждать!

Тогда Балдуин подошёл к высокому зеркалу в кованной оправе, стоявшему в его покоях и взглянул на себя.

– Вот это всё, что сейчас есть, существует благодаря тому, что ты… умерла…

– Я бы в любом случае умерла – бессмертных людей не существует.

– Но вопрос: когда… Думаешь, мне бы нужно было исцеление такой ценой? Чтоб моя любимая женщина умерла ради этого на пятьдесят лет раньше, чем должна была?

Глаза короля метали молнии. Не передать словами всю ту гамму чувств, что он тогда испытывал. В следующее мгновение его кулак с силой впечатался в хрустальную гладь зеркала. Послышался звон, а от места мощного удара поползли трещины. В считанные секунды осколки осыпались на пол, оставив лишь пустую раму, сиротливо прижавшуюся к стене. Меня охватил эффект дежавю: именно так Балдуин крушил зеркала в своём замке, когда был болен и не мог смотреть на своё отражение. Теперь ему стало противно смотреть на отражение себя здорового.

Король больше ничего не сказал и вышел из своих покоев, оставив меня в одиночестве. С тем зеркалом будто разбилась мечта, наша счастливая семейная жизнь, его и мой душевный покой… Но я не могла поступить иначе. Как же потом передо мной извинялся Ксеркс. Он был готов встать на колени.

– Не надо, – останавливала я его. – Ты тут не при чём. Правда всё равно бы вскрылась… когда-нибудь.

Рено лишь покачал головой, глядя на меня. Да, вообще, почти все бывшие подопечные, все друзья смотрели осуждающе, будто я совершила преступление против них самих. Без осуждения на меня смотрел только Арсений – моё близнецовое пламя. Иначе и быть не могло. Я отправилась к нему в Анакреон, переждать, пока король Иерусалима, весьма вспыльчивый в здравии, утолит свою ярость и успокоится. Болезнь изменила его характер: сделала его мягким, спокойным, понимающим, сострадательным. Но как только он исцелился, его личность приобрела те черты, которые изначально были заложены в неё природой, и до поры до времени сдерживались болезнью и немощью. Нет, я не говорю, что это было плохо. Он стал таким, каким должен был быть, если б не эта проклятая болезнь. И я восхищалась им таким, какой он есть. Но история с Цараат не прошла для нас бесследно. После того, как правда раскрылась, спустя время, мы с Балдуином, конечно, помирились, потому что любили друг друга и не хотели терять, но он стал будто меньше доверять мне и как-то отдалился. В конце концов, я поняла, что ему было просто неловко из-за того, что он считал, что теперь должен мне. Я пыталась убедить его, что он мне ничего не должен, но наткнулась на гнев.

– Ты мне ничего не должен. Это была моя жизнь, и я распорядилась ею так, как считала нужным. И ни пред кем отчитываться я не должна. – Сказала я напоследок, и больше мы эту тему не поднимали. А Рено, из своей природной вредности, ещё долго беззлобно подкалывал меня на тему Цараат. Я не обращала на его подколки внимания.

Конечно, когда правда раскрылась, король в первую очередь обрушился на Рено.

– Как ты мог отпустить её туда одну? – кричал он. Тысячелетний рыцарь весь сжался под натиском его могущества и авторитета. – Ты же даже мне соврал – своему королю. Ты сказал тогда, что она отправилась на встречу с другими некромантами, что её вызвали на собрание. А на деле… А если б Цараат оказалась не столь великодушна? Если б она отправила Ананке в Тонкий мир или в Лимб, или придумала ещё какое-нибудь наказание?

– А что я мог сделать? По-твоему, эту сумасшедшую некромантку можно было когда-нибудь удержать? – оправдывался Рено.

– В том, что произошло, есть и твоя вина.

– Её послал к Цараат сам Создатель!

– Но он не заставлял её заключать ту сделку!

– И правильно. Как он мог заставить? Человек обладает свободной волей. Это был личный выбор Ананке.

– Всё равно это обстоятельство не снимает с тебя ответственности, Рено. У тебя, ведь, колоссальный опыт. Ты – лучший специалист в вопросах взаимодействия с некромантами. Ты знаешь всё. Насколько ты старше Ананке? Она – ребёнок по сравнению с тобой. И ты её отпустил в логово Цараат, одну. И солгал своему королю.

– Прошло триста лет, Балдуин! Успокойся уже!

– Я не успокоюсь, зная, что Ананке могла бы прожить намного дольше, чем прожила. И по собственной глупости, и твоему недосмотру, Рено, она легкомысленно рассталась со своей жизнью.

– Она так не считает. И она – давно не ребёнок. У каждого – своя правда и своя справедливость. Если ты её не разделяешь, это не значит, что…

– Уйди! – проговорил король ледяным тоном. – Не показывайся мне больше на глаза.

А ведь Рено был его лучшим другом. Балдуин считал, что своим поступком де Шатильон раз и навсегда перечеркнул их дружбу. Но через несколько месяцев они помирились, и казалось, что от прежних разногласий не осталось и следа. Король был отходчивым, а Рено, вообще, в принципе не мог обижаться на него за несправедливое, как он считал, обвинение. Так закончилась история с Цараат, внезапно всплывшая спустя триста лет после своего свершения. И началась другая, которая ещё раз перевернула миропорядок в царстве Посмертия. И я, как обычно, оказалась втянута в самую гущу событий.

5

В одно безмятежное летнее утро, когда ничего не предвещало беды, я получила письмо по электронной почте. Отправитель был неизвестен. В тексте содержалась угроза.

«Мы придём за всеми вами. Это – лишь вопрос времени».

Я усмехнулась шутке, отхлёбывая горячий кофе, но всё-таки позвонила де Шатильону. Выяснилось, что он никаких подобных писем не получал.

– Может ещё придёт. Какая-то глупая шутка! – сказал рыцарь.

Мы не придали значения чьему-то розыгрышу и вскоре позабыли о нём, но через неделю подобное послание получил Владимир, а ещё через две – Ксеркс. В общем, такие письма с угрозами начали получать все некроманты. Вывод напрашивался один: что против нас… затевался бунт. Но кем? И зачем? Разве мы как-либо притесняли умрунов? Разве мы ограничивали их в правах? Да они же сами и бежали к нам за помощью! А то, что Руководство поставило некромантов управлять жителями мира Посмертия, так это – не наша вина. Так повелось от сотворения мира, и не мы устанавливали такие законы. Поводом затевающейся крупной потасовки послужила некрасивая выходка одного из нас, произошедшая приблизительно за полгода до того, как некроманты начали получать вышеупомянутые письма. Но все не обязаны отвечать за проступок одного! Или… обязаны?

Дело было в одном кафе. За столиком собралась компания, которая весело отмечала какое-то событие. Как назло в том же заведении оказался один некромант, который явно находился в мрачном расположении духа. Он сделал умрунам замечание вести себя потише, на что те посоветовали ему найти другое место. В ответ некромант разъярился так, что начал кричать и оскорблять умрунов. Он заявил, что в этом мире они – никто, и звать их никак. И что «живут» они здесь лишь благодаря некромантам и должны исполнять их волю. А затем он взял толстую плеть, и начал выгонять их, как скот, из помещения. Этот случай тут же предали огласке. Отдел по взаимодействию с некромантами завалили жалобами. Оказалось, что этот случай не единичный, что некоторые некроманты и раньше проявляли агрессию и превышали свои полномочия. Началось бурное разбирательство. Наши соцсети кипели от негодования. Умруны не хотели молчать. Оказалось, – и это стало шокирующей новостью для меня, – что очень многие недовольны «правлением» нашего ведомства и не желают терпеть над собой какое-либо руководство. Но разве мы вредили? Любая система нуждается в управлении, иначе начнётся хаос. В общем, ситуация обострялась всё больше, проблема, возникшая из-за пустяка, нарастала, как снежный ком. Я всерьёз опасалась, как бы не началась гражданская война между умрунами, выступающими против правления некромантов, и мёртвыми, поддерживающими его.

Возле здания Отдела по взаимодействию каждый день собирались митинги. Лозунги, которые скандировали недовольные и писали на плакатах, были оскорбительны и несправедливы.

– Тупая, серая масса! – выругался как-то раз Влад.

– Ты что, фашист? Они имеют право выражать своё мнение. Просто бесит, что из-за пары каких-то дебилов у нас теперь дело идёт к гражданской войне!

– Их надо разогнать силой, Ананке! Надо использовать армию Ордена Сопротивления.

– Орден Сопротивления состоит из таких же умрунов. Кем мы будем, если жестоко разгоним этот митинг? Тогда мы уж точно превратимся в тех, кем они нас считают.

– И что ты предлагаешь? Ничего не делать?

– Ждать, пока они успокоятся.

– Отлично! А если они не успокоятся? Лучше подавить бунт в самом его зародыше, чем потом получить самую настоящую войну! Тебе мало войны с Богом Смерти? Снова захотелось мечом помахать?

Я остановила его жестом.

– Подождём ещё немного.

– Ксеркс собирает экстренное совещание. Мы должны ответить.

– Ксеркс – не начальник. То, что он – первый некромант, не делает его главным. У нас в ведомстве самоуправление.

– Вот как ты считаешь! Может, ты и бунт одобряешь?

– Я не одобряю этот бунт! Я лишь призываю не действовать сгоряча!

– Хорошо. Вот и скажи это на собрании!

Влад взбеленился непонятно на что. Все были взвинчены. Сохранял спокойствие лишь Арсений, но он всегда был спокоен или просто не показывал своего душевного смятения. Лорд Имморталис и мой любимый король, конечно же, остались на стороне некромантов. Мы могли рассчитывать на их поддержку. Ситуация осложнялась ещё и тем, что мы не знали масштабов бунта, сколько сотен или тысяч умрунов он охватил, какие территории занял, и также нам было неизвестно, есть ли у него предводитель или предводители. Я считала, что бунт возник спонтанно и не имел конкретного центра управления. А может, его тайные управители хотели, чтоб я так думала?

К Ордену Сопротивления давно присоединились тамплиеры и лазариты – рыцари Ордена Святого Лазаря. К последнему принадлежала и я сама. После исцеления Балдуина меня туда «записали», как говорится, по блату, и вообще, без моего ведома, но, ни на одном собрании я так и не появилась и не имела представления о повседневной деятельности лазаритов. В мире живых этот орден ещё существовал. Его члены помогали тяжелобольным и малоимущим людям, но чем лазариты занимались в мире мёртвых, где не было больных и нищих? Они оказали поддержку Сопротивлению в войне против Бога Смерти, а также добровольно служили королю Нового Иерусалима, и вроде бы ничего не имели против некромантов. На их помощь можно было рассчитывать, хотя я надеялась, что к радикальным мерам прибегать не придётся.

– Слушай, а что они нам могут сделать? – спрашивал Владимир. – Даже если все умруны мира Посмертия восстанут против некромантов, чем нам это будет грозить?