Альманах «Истоки». Выпуск 15

Поэзия

Евгений Степанов

Поэт, прозаик, публицист, издатель. Родился в 1964 году в Москве. Окончил факультет иностранных языков Тамбовского педагогического института и аспирантуру МГУ им. М.В. Ломоносова. Кандидат филологических наук. Печатается с 1981 года. Публиковался в центральной периодике. Автор нескольких книг стихов, вышедших в России, США, Болгарии, Венгрии, Румынии, а также книг прозы и научных монографий. Главный редактор журнала «Дети Ра», газеты «Литературные известия» и портала «Читальный зал». Лауреат премии имени А. Дельвига «Литературной газеты» и премии журнала «Нева». Руководитель Союза писателей ХХI века и издательства «Вест-Консалтинг». Живёт в посёлке Быково (Московская область).

Так устроен белый свет

Так

Так устроен белый свет, горестно и негуманно:У поэта денег нет, деньги есть у графомана.Так устроен этот мир, что забыли волю Божью.Мировой телеэфир переполнен наглой ложью.Так устроена земля, что немало дней постылых,Кровопийцы у руля, а солдаты спят в могилах.Сколько раненых, калек! А в цене, как прежде, порох…Так устроен человек – перемен не будет скорых.Может быть, пройдут века – и наступят перемены.А пока жизнь нелегка и проблемы неизменны.

2023

Что делать

Что было бетоном, то стало трухой.Что было барьерами – стало мостами.И самый хороший и самый плохойДовольно легко поменялись местами.Что делать? Лишь то, что не делать нельзя.Любить, но давая по шее задирам.Идти, не виляя и не лебезяПред суетным и неустойчивым миром.

2020, 2023

Топ-топ

Топ-топ… Из Библии в КоранПрорыты длинные траншеи.Ныряешь в озеро Кабан —Выныриваешь в мутной Шпрее.Топ-топ… Такой сопливый шкет…Седой старпёр, забывший идиш…Смотря в малюсенький айпед —Увидишь то, чего не видишь.Топ-топ… И я притопал в сеть,Что жрёт меня, точь-в-точь волчара.Топ-топ… Любовь и жизнь, и смерть.И смерть, и жизнь. И всё сначала.

2013, 2023

В мире этом

Я забыл о ритмах городских,Но, как прежде, тот ещё гулёнаИ соображаю на троихВ коллективе ясеня и клёна.Я не гений самбо и дзюдо,Слава Богу, вообще не гений.Я не помню, где скитался доНынешнего, прошлых воплощений.Я не знаю, ждёт меня потомОбщество творца или прохвоста?…В мире этом зыбком, непростом,В самом деле, как-то всё непросто.

2020, 2022

Я бегу

Я бегу на всех парах в даль, откуда нет возврата.Похоть грешную и страх вспоминаю виновато;Холод-голод, рабский труд за горбушку и чекушку.Вкупе с бесами берут ангелы меня на мушку.Хронос, точно конвоир, по затылку бьёт прикладом.Я бегу… Враждебный мир провожаю долгим взглядом.

2022

Будем жить

Веселушка-герла Мельпомена ублажает накаченный мозг.И, счастливый, взирает блаженно на церквушки-мечети Христос.И не верит, что жизнь, как солому, подпалить может чёрная масть,И не верит, что гибельно в кому может Кама великая впасть.Будем жить, будем кротцы, как дети. А затем улетим, а затемНа весёлой и звонкой планете обживать будем новый Эдем.

2012, 2023. Елабуга

Влодов

Жил поэт великий Влодов.Рядом жил поэт Уродов.Процветал поэт Уродов.Горе мыкал нищий Влодов.Но стихи остались Влодова —Не Уродова.

2019

Мемуары

Помню, мы жили в общаге, пили какую-то дрянь,Тощие, как доходяги, грызли, как гризли, тарань.Помню, мы жили в подвале, помню бандитскую прыть.Помню, меня убивали и не сумели убить.Помню далёкие страны, помню и горечь, и мёд…Помню, кричали бакланы ночи и дни напролёт.Помню, я шёл по Бродвею. Помню, пришёл на Луну.Я ни о чём не жалею, я никого не кляну.

2017, 2023

Песенка старого коммерсанта

Не взошёл на пьедестал, не богат, как Дерипаска.Я ещё не начинал – а уже близка развязка.Ничего-то я не смог; денег не давал на храмы,И в журнале модном «Vogue» я не размещал рекламы.Невезучий коммерсант, непутёвый точно Вертер,У меня большой талант – жизнь свою швырять на ветер.Ничего, я на плаву, жизнь – как ни грусти! – прекрасна.Как могу – так и живу. Может быть – и не напрасно.

2012, 2023

Квадратная голова

Толпа, в компах бушует рынокМозгов, бурлит ашан телес.И книжных глянцевых новинокЛоснится виртуальный лес.Глаза прилипли к монитору.В башку влезает ловкий бред.И можно приравнять к терроруКровавый липкий Интернет.И понимаешь поневоле,Насколько пропасть глубока…А можно выйти в чисто полеИ посмотреть на облака.

2018, 2023

Дача

Дача избегает городских заскоков.Тихо – слышу сосен робкие шаги.Над землёй летает бабочка-Набоков,Вырастают флоксы-Хлебников-Айги.Тихо – слышу эхо праведного праха.Тихо – в спячке лихо – оживает прах.И сидит на ветке маленькая птахаИ гипнотизирует будущего крах.

2018, 2023

Памяти Ахматовой

Что скрыто за фасадами гламура?Об этом и не скажешь напрямки.Когда б вы знали из какого сюраРастут роскошные особняки!Пускай растут! Не наше это дело.А наше дело – сердце не беречь;Что осенью листва прошелестела,Оформить в человеческую речь.А наше дело – суть, а не детали,А наше дело – ручка и тетрадь;Что по весне скворцы прощебетали, —Пролепетать.

2020, 2021

На перекрёстках эпох

Наталья Божор

Эпоха Петра

А.Н. Толстой

Эссе

По своей масштабности, монументальности роман Алексея Николаевича Толстого «Пётр Первый» можно сравнить с «Войной и миром» Льва Николаевича Толстого. Картины В.И. Сурикова «Утро стрелецкой казни» (1881), «Меншиков в Берёзове» (1883) предваряют сцены романа.

…Природой здесь нам сужденоВ Европу прорубить окно,Ногою твёрдой стать при море.Сюда по новым им волнамВсе флаги в гости будут к намИ запируем на просторе.

Так написал Александр Сергеевич Пушкин в поэме «Медный всадник» об эпохе Петра.

Подобно Льву Толстому Алексей Толстой выступает великим психологом, блестящим знатоком жизни народа, народного языка.

Денисов рассказывал:

– В свой смертный час старец благословил нас, братьев, Семёна и меня, Андрея, быть в Выговской обители в главных. Причастил – и мы пошли. А келья его стояла поодаль, в ложбинке. Только отошли, глядим – свет. Келья в огне, как в кусте огненном… Из огня слышим – сладкогласное пение… Утром приходим – из-под пепла бежит ключ светлый… Мы над ключом срубчик поставили и голубок – для иконки…

Ключевые сцены романа – Стрелецкий бунт, Азовские походы, Великое посольство, битва при Нарве написаны поэзией.

«Государю моему, радости, царю Петру Алексеевичу… Здравствуй, свет мой, на множество лет»… – писала молодая царица Евдокия.

…На дворе – апрель. Берёзы, как в цыплячьем пуху, – зазеленели. Плывут снежные облака с синими донышками…

Уехал, голубчик, на Переяславское озеро… А то бы вместе говели, заутреню стояли бы… (Евдокия вспомнила курицу, – как ели её после венчания, – и про себя засмеялась).

Евдокия Лопухина разделила участь царевны Софьи. Вскоре после рождения царевича Алексея указом Петра Евдокия была выслана в Суздаль, в монастырь.

Любимая сестра Петра Наталья, воспитавшая царевича Алексея, целомудренна и скромна. Но и её крылом коснулась любовь…

Было это, как из сказки, что в детстве рассказывала на печи Санька – про царевну Несравненную Красоту… Иван-то царевич скакнул на коне выше дерева стоячего, ниже облака ходячего, под самое косящее окошко и сорвал у Несравненной Красоты перстень с белой руки…

Катерина… Кто она? Чужеземка, бывшая экономкой у фельдмаршала Шереметьева. Её именем Пётр назвал корабль. Паутинка, которую Пётр не смог разорвать.

По приказу царя Петра в Преображенское приехал Гаврила Бровкин с живописцем (иконописцем) Андреем Голиковым. Пётр велел Голикову написать портрет Катерины.

Замечателен Валтасаров пир. В танце Катерина неутомима.

– Иди с Катериной! – крикнула Наталья, сверкнула глазами на Гаврилу. Он вскочил, сбросил с плеч валтасарову шубу… Спина у Катерины горячая, податливая под рукой, ноги лёгкие, от кружения с её головы и плеч летели стручки гороха, вишнёвые ягоды… Анна и Марфа также завертелись, взявшись за руки.

На ковре перед свечами остался один Голиков… под свист флейты всё звучали вирши царевны про олимпийских богов… И плыла, плыла перед глазами нагая богиня на дельфине с чашей, полной соблазна…

Взятием в плен генерала Горна в сражении при Нарве Алексей Толстой обрывает роман.

Чем завершилась жизнь Петра? Как взошла на престол Екатерина? Почему бывший сподвижник Петра, опальный князь Александр Меншиков, отправился с семьёй в Берёзово? – об этом автор не пишет.

Грандиозная фигура Петра!

Красуйся, град Петров, и стойНеколебимо, как Россия!..

2022

Книга в альманахе

Евгения Славороссова

«Примавера». Рисунок Алексея Кебадзе

Фамильные драгоценности

Памяти родителей

«Мальчик из Петрограда…»

Мальчик из Петрограда,Девочка из Пятигорска,Им обязательно надоВстретиться. Это упорствоМы называем Судьбою.Ценны усилия эти…Чтобы ценою любоюЯ появилась на свете.

«Меня крестил в купли ледяной…»

Меня крестил в купли ледянойСвященник старый в церкви захолустной.Метель кружила вихри надо мной,Терзая песней, жалобной и грустной.И мама меня по полю везлаНа санках, и скрипели в такт полозья.И душу охраняла ото злаЗвезда, что просияла на морозе.Кто был зимой российскою крещён,Её морозом, вьюгою и снегом,Тот, может, будет Господом прощёнИ пощажён косматым звёздным небом.Ведь нету ей конца, как ни гляди,Стране моей, страдающей и бедной,Что в холод согревает на грудиПод белым снегом детский крестик медный.

«Звала меня ты нежно: «Детка»…»

Звала меня ты нежно: «Детка»,Но это больше, чем родство,Ведь я твой отпрыск верный, ветка,Побег от корня твоего.Душа, не умещаясь в тело,Дерзала, мучилась, росла…Такая я, как ты хотела,И быть иной я не могла.

Мать и дочь

Когда слезами льются ливни,Никто не может нам помочь.Но нету связи неразрывней,Чем эта связка – мать и дочь.Мы – бесконечной цепи звенья,Мы из неё не рвёмся прочь.И в эстафету вдохновеньяВступают смело мать и дочь.Твоё живое продолженье,Как в бурной юности – точь-в-точь.О, это вечное движеньеК далёкой цели – мать и дочь.Ведь в дочки-матери играя,Мы боль не в силах превозмочь.Но встретятся в воротах раяОднажды снова мать и дочь.

«Как родилась я в Марьиной роще…»

Как родилась я в Марьиной роще,В каменной чаще Москвы,Так до сих пор быть настырней и прощеНе научилась, увы.Вот и живу уроженкой окраин,Вечно стою на краю.Ведь, как умеем, мы выбираемВ жизни дорогу свою,Эту тропинку в дебрях житейских,Где заблудились давно,Где отразится в струях ЛетейскихСтранное наше кино.Лес порубили – щепки летели,Всё завалил бурелом.Марьина роща, улицы те ли,Цел ли тот дом за углом?Эх, глухомань нашей гордой столицы,Выросшей в сердце лесов,Что отразилась тенью на лицах,Эхом во тьме голосов.

«В сердце предместий, в раме окраин…»

В сердце предместий, в раме окраин,С неба кроплённая градом и граем,В Марьиной роще, где МарианнойЯ рождена – непокорной и странной.Так, пребывая меж адом и раем,Мы за мгновение жизни сгораем.В свет и тепло превращается пламя,Рея невидимым нимбом над нами,Звук всё невнятней, а жизнь непонятней.Голубь возносится над голубятней,И в наступающем мартовском мракеГромко бродячие лают собаки.Так в лабиринте тревожных окраинЖизнь проживаем мы и умираем.Впишет статистик огромные числа,Но не постичь нам их тайного смысла,Смысла, что движет душой и рукоюИ не даёт ни минуты покоя,Грозно толкая к любви или к мести —В раме окраин, в сердце предместий.

Портреты предков

Жизнь не щадит никого и нисколько,Душу мне мучит давнишнею болью —Гордой графинечке, беленькой полькеВыпало тлеть на цыганских угольях.Жизнь устанавливать любит порядки.Горше отравы иная отрада.Ссыльной изгнаннице, аристократкеВздрагивать в цепких руках конокрада.Лёгкой мазурки прощальная нотаТоньше, чем трещина в тяжести свода.Но под пятою железного гнётаБродит кибиток босая свобода.Жизнь – режиссёр волевой и жестокий.Только не зря постигаю отнынеЭти – в душе моей тёмной истокиВоли цыганской и польской гордыни.Пусть не уйти от бесплодных попыток,Ведь суждены нам столицы и веси.В смутной душе ощущаю избытокЛени цыганской и шляхетской спеси.Судьбы – в подброшенной к небу монете,Решка с орлом в нескончаемом споре.Жизнь объяснит мне премудрый генетик,Век растолкует суровый историк.Спорить не смею – учёные правы.Только не вышло со мной ни черта бы,Если б в высокую душу ВаршавыВдруг не ворвался оборванный табор;Если б не выслали вора за кражу;Если б мелодия бального танца,Вспыхнув, как трут, в фортепьянном пассаже,Не превратилась бы в песню повстанца;Если б во тьме, у земного предела,В дикой Сибири, под вой ураганаПольки прохладное бледное телоНе было брошено в пекло цыгана.

Фамилия

Благодаря своей фамилииИскать мне славы ни к чему.Летят воздушные флотилииПо небесам сквозь свет и тьму.Ведут их лётчики забытые,Что навсегда ушли с земли.Сквозь самолёты их разбитыеДавно ромашки проросли.Но не собьются стаи лёгкиеИ невесомые, как сны.А воздух наполняет лёгкие,И слышен голос тишины.От нашей славы и бесславияОни свободны навсегда.Томов стираются заглавия,Но в вышине горит звезда.Окликнуть их уже не в силе я —Не различаю ничего…Осталась в паспорте фамилияОт славы предка моего.

Авиатор

Харитону Славороссову

Мой незнакомый дед,Мой предок легендарный,Завидую судьбеТвоей неблагодарной.Не отыскать морщинНа пожелтелом фото.О, лучший из мужчин,Икар – дитя полёта.

Это было так: ты, упрямо хмурясь, подходил к своей машине – «этажерке».

Хрупкая конструкция напоминала воздушного змея, склеенного детьми.

Но чудо свершилось – она взлетела.

И ахала толпа,Крестился люд, толкуя…И капал пот со лба,И рвался крик, ликуя!Бесстрашный ангел мойВ бензине и мазуте,От пошлости земнойТы поднялся до сути.

Великий гонщик. Сумасшедший велосипедист. Скорость, скорость…

«Какой же русский не любит быстрой езды…»

Новый век набирает скорость. Всё быстрее, быстрее…

Молитву сотвориЗа дерзостного брата.Живой метеорит,Душа огнем объята.Падучая звезда,О чём тебе молиться?В день Страшного суда —Сгореть или разбиться?

Космонавты начала века, не отделенные броней от стихии, а вбирающие её в свои легкие, неотразимые авиаторы в кожаных шлемах. Цветы, и музыка, и улыбки женщин.

И сообщения в газетах: «Сегодня утром произошла воздушная катастрофа…»

Ты в небесах пари,Будь в вечности как дома,Мой Сент-Экзюпери,Мой предок незнакомый.Жизнь – праздник без концаИ тяжкая работа.…Не разглядеть лицаНа пожелтелом фото.

Полёт

Роберту Бартини[1]

Как на загадочной картине,Что расплывается в слезах,Я вижу мальчика БартиниС мечтой безумною в глазах.А сердца стук в моторном шумеЗамрёт и вздрогнет, как во сне…Следит испуганный ФиумеЗа странной птицей в вышине,Чья тень над улочкою узкойКружит, как брошенный платок.Взирает авиатор русскийНа итальянский городок.И, словно письма из конверта,Летят по небу облака.Не зря горит в глазах РобертоНемой восторг ученика.Как мальчик взять с собою просит,Как прикрепляет к сердцу нить!И свой вердикт Судьба выносит,Что невозможно изменить…Не избежать беды и боли,Но всё равно: Да будет так!А самолёт на синем поле,Как рыцарей небесных знак.

Первая ласточка

Розина Феррарио[2]

Девушка в небе, запах бензина,Это небесная роза – Розина.Сердце летящего аэроплана,Милая девочка – гордость Милана.Первая ласточка в небе весеннем…Стала бы ты вознесеньем, спасеньем?Гонки кончаются болью и взрывом…Лишь в небесах жить возможно счастливым.

Кафе «Ротонда» 1914

Харитону Славороссову

Кафе «Ротонда» в роковом году.Ещё не встала центра ПомпидуДразнящая, кричащая громада.И вряд ли кто предчувствовал бедуНад чашечкой густого шоколада.И приставал назойливый мотив,И огоньком горел аперитив,И анекдоты слушались вполуха…Но погибал в тоске ИмперативГерманского трагического духа.А русский авиатор за столом,Забыв про свой тяжёлый перелом,Шутил, что он не зря сюда заброшен.И растворялись в дымке за стекломИ Эренбург, и Сутин, и Волошин.Кафе «Ротонда» в гибельном году,Как написал Рембо: «Сезон в аду»,Но в ад ещё не открывались двери,Лишь на Соборе корчились в бредуЧудовищные каменные звери.И авиатор кофе наливал,С улыбкой Максу Линдеру кивал,Сошедшему с экрана на минутку.А лёгкий летний вечер навевалЗагадочность и грусть на проститутку.Кафе «Ротонда» в голубом чаду,Шампанское, шипящее во льду,Глотал эстет с гримасой декаданса.А он всё звал горючую звездуВ рыданиях цыганского романса.Он ничего ещё не понималИ, уходя по улице, хромал,Но полон был полётами, как птица…А Рок незримо меч свой поднимал,И мир сверкал, чтоб через миг разбиться.

Родство

Гордец в черкеске с газырями,Кому так браво козыряли,Курчавясь чубом, казаки,Мой тёзка, пишущий стихи,(Виолончели звук щемящий)Прищур мне подаривший пращур.Но неустанно день за днёмЗачем я думаю о нём?Зачем легко и скрупулёзноЯ представляю вечер звёздный,Когда с церковного двораУшёл однажды в доктора(Ещё не мысля про потомство),Потом прославился по Томску(О, рыцарь медицины, в бой!)Дьячковский сын и прадед мой?Зачем нашла я сходства столькоС собой и дочкой ссыльной польки(Отец – цыган, кровь горяча),Женой сибирского врача,Что с пылом дерзким и скандальнымСбежит с марксистом нелегальнымПрочь от надёжных стен и крышИ эмигрирует в Париж.Юнец одесский, руки в брюки:Велосипеды, треки, трюки —Азарт спортсмена, игрокаИ взгляд бесстрашный свысока.О, притяженье к небу! Выше!Лишь авиатор небом дышит.Он дал мне страсть тягаться с нимИ подарил свой псевдоним.Лёт через Альпы, без стоянок…Герой, любимец итальянок,Сгорал звездой, скользил живойПо небу Первой мировой.Но с рвеньем (пусть не аспирантским)Зачем узнать, что был Сперанский,Сей мощный ум в моей родне,Что я ему и что он мне?Но в фотографиях копаться,Но ссылок, войн и оккупацийЗачем будить былую боль,Ища истоки чувств и воль?Родительского древа ветки,О, родичи, родные предки,Зачем обязана судьбойВсех вас всегда носить с собой?Все ваши жизни и сюрпризы —Как мне понятен риск актрисы:«В Москву!» – решила в тишине,А нежный инженер женеВо всём послушен. Бунт и шалость!Как это всё во мне смешалось —Дороги, поезда, столбы,Разрывы и узлы Судьбы.

Прабабкино зеркало

I.Прабабкино зеркало,Бездна времён,Где явь тихо меркла,И вспыхивал сон.Упрямого детстваТаинственный страж,Стеклянный дворец мой,Старинный трельяж.Былое картинойГлядится из рам,Ложась паутинойНа блеск амальгам.В моём ЗазеркальеДуши ипостась,Как в сказочном зале,Играет, троясь.II.Времён скоротечностьИ льдистая мгла,Пространств бесконечностьЗа створкой стекла.Какие однаждыНайду там миры?О, тайная жаждаЗапретной игры!Стеклянная влага,Иллюзий вода.О, тайная тягаПроникнуть туда,Где смутный, как отблескНа том берегу,Грядущего обликПровидеть смогу…Застыв без движеньяЧасами моглаЛовить отраженьяЗа гранью стекла.

«Воспоминания детства воскресли…»

Воспоминания детства воскресли:Девочка с книгой в прабабкином кресле,Белые джунгли на зимнем окне,Синие тени на бледной стене.Небо срывается вниз снегопадом.Девочка смотрит невидящим взглядом,Словно бы зная уже, что вот-вотКто-то незримый её позовёт.Длится снежинок таинственный танец,И отражает ей зеркала глянец:Снежной владычицы хладный венец,Хмурого севера зимний дворец.В страшные сказки влюблённое детство.Кресло и зеркало – это наследствоДевочки с книгой от старых времён,Грозных судеб и семейных имён.Снег невесомо над миром витает.Девочка с жадностью книгу читает,А у стены зазеркальный двойникТоже к загадочной книге приник.Тишь – только шёлковый шелест ресницы,Снега полёт да шуршанье страницы.И предо мной возникает, как встарь,Странного детства волшебный фонарь.И повторится до боли сердечнойВ зеркале девочка с книгою вечной —Из зазеркалья, из давнего дня,Словно не видя, глядит на меня.

Памяти брата

Мир без тебя так безнадёжно пуст.Хоть полон света, страсти, упоенья…Читают пусть в церквах сорокоуст,Чтоб дал Господь тебе упокоенье.Как боль чиста, как боль моя остра!Но обретеньем стала вдруг утрата:Теперь ты понял – ближе всех сестра,Теперь я знаю – нет дороже брата.Кого винить? Да некого винить.Хоть горький плач из горла так и рвётся…Но наших уз серебряная нитьИ там, в краю заоблачном не рвётся.

«А мне по тебе убиваться…»

Аркадию

А мне по тебе убиваться,Мой милый, теперь до конца —Лет тридцать, а, может быть, двадцать,Не смахивать слёзы с лица.Пусть выплачут слёзы другие,А мне этих слёз не унятьИ чувство острей ностальгии,Зато уж его не отнять.Вымаливать милость у БогаВ ночи и в сиянии дня.А ты подожди нам немного,Пока не отпустят меня.

«Взвесь каждую мою слезу. Потянет три карата?..»

Алексею

Взвесь каждую мою слезу. Потянет три карата?И ограни её потом – здесь нужно мастерство.Всё дело в том, что ты мне так напоминаешь брата,И с этим, я боюсь, нельзя поделать ничего.Как будто в нашем мире он, не за чертой могильной,И мне не надобно во сне искать его следы.А можно просто позвонить отсюда на мобильный,И он ответит мне, смеясь, с какой-нибудь звезды.На сходстве том судьба моя сыграла вероломно,Как ни пытайся, ничего мы в этом не поймём.Но чувство, павшее на нас, так странно и огромно,И, как в тумане светляки, мы исчезаем в нём.Что по сравненью с ним тщета, прорывы и победы?Спалило душу нам дотла, как молнией гроза.И лишь мерцает в небесах Туманность Андромеды,Как в затуманенных глазах дрожащая слеза…

«О, если бы не было всё так плачевно…»

О, если бы не было всё так плачевно,То разве б решилась спросить я тогда:«О, сердце моё, одинокий кочевник,Куда же ты чувств моих гонишь стада?»Над нами раскинулась звёздная млечность,И надо бы к дому, но движемся прочь.И чувство моё – беспредельно, как вечность,И горе моё безутешно, как ночь.Чьей волей мы брошены в дикую местность?Не видно нигде человечьих примет,И рвётся струна, и томит неизвестность,И кто-то во тьме произносит: «Кисмет»[3]…Но чья там мелодия темень тревожит?Ни друга кругом, ни костра, ни жилья…Кто плакать не может, тот песню не сложит.О, сердце, о чём эта песня твоя?О трудной судьбе в одиночестве ночи,О том, кто мне дорог и близок, как брат,О долге идти, хоть и нет уже мочи,Идти, чтоб дождаться утра без утрат.

«Теперь ты – вся моя семья…»

Теперь ты – вся моя семья,Теперь ты – вся моя родня.Не одинока больше я —Ты стал судьбою для меня.А я теперь – любовь твояИ радость хрупкая, и боль,Твой свет во мгле житья-бытья,В похлёбке быта – смысла соль.

«Пульки из одной обоймы…»

Пульки из одной обоймы…Ах, проказы и приколы!Что тут скажешь? Ведь с тобой мыВышли из девятой школы.Где росли, всё отвергая,Та мечтательность и доблесть?Улица совсем другаяИ совсем другая область.Но Москва нас породнила —Не Саратов и не Вятка,Но тетрадки и чернила,И рисунки, и девятка.Ныне, присно и покуда,И отселе, и доколеМы с тобою верим в чудоВ память о девятой школе.

«Перелистывай книгу осеннюю…»

Перелистывай книгу осеннюю,Пожелтевшую книгу листай.Видишь рощу? Укройся под сень её —Слушать стон улетающих стай.Эта книга похожа на дерево:Вот листы её, вот корешок.Здесь ответ на загадку, проверь его,Подави ироничный смешок.В этой книге – источнике мужестваТы и силу, и мудрость найдёшь.Что ещё может в ней обнаружиться?Тишина. А не вздорный галдёж.Мы с тобой в этой книге таинственнойМожем вместе бродить без конца…И разматывать путь свой единственный,Заключённый в пространстве кольца.

«Разорваны неволи путы…»

Разорваны неволи путы,Когда неведом никомуИдёт наследник из Калькутты,И мир принадлежит ему.На юге солнечное детствоИ юность в огненной войне —Его бесценное наследство…Никто не знает о цене.Он видел близких взгляд последнийИ лица в памяти унёс.Живёт неведомый наследникИх слов, их радостей и слёз.

«Не уедем в Германию, Англию, Францию…»

Не уедем в Германию, Англию, Францию,Италию, Китай и, конечно, Америку,В Польшу и то не совершим эмиграцию,В Иран не сбежим, подобно дикому Тереку.Все мои близкие отказывались от счастливых шансов,Спрыгивая с поездов в последнюю лишь минуту,И возвращались под звуки народных танцев,Выбирая страдания, боль и смуту.Выбирая Россию словом, душой и геном,Выбирая Родину, чтоб мне в Москве родиться.Пусть Украина отрезана автогеном,Они шли в Россию, чем я могу гордиться.Полегли мои предки в землю родную. Где их могилы?Да заполнили воздух дыханьем своим горячим.Только им я могу дышать и, теряя силы,Помолюсь по-русски – я не могу иначе.