Господин следователь. Смерть на обочине

В каждом городе имеется «изначальное» место. В Вологде это Ленивая площадка Малого торга, куда пришел преподобный Герасим; в Москве – Боровицкий холм, где Юрий Долгорукий устроил пир.

Череповец начинался с холма, куда в конце четырнадцатого века пришли монахи Троице-Сергиевой обители Афанасий и Феодосий, основавшие Воскресенский монастырь[14], вокруг которого стали возникать деревни и села. От монастыря, упраздненного в 1764 году, остались Воскресенский и Троицкий соборы[15], вокруг которых растут огромные деревья. Сейчас, за неимением иных парков, Соборный сад и набережная Шексны являются излюбленным местом прогулок для горожан[16].

Я стоял в начале тропы, вьющейся между деревьями, ожидая, пока ко мне не подойдет кареглазая гимназистка и ее тетка, Анастасия Николаевна.

Госпожа Десятова, в девичестве Бравлина, мне не понравилась сразу.

Во-первых, она неприятна чисто внешне – взгляд недовольный, глаза навыкате. Во-вторых, демонстративно посматривала на часики, вытаскивая их из-под пальто. Пыталась уличить меня в непунктуальности или демонстрировала собственный достаток? Женские часики стоят в два раза дороже мужских часов, но и наши, карманные, не дешевые. Те же «Буре» не меньше двадцати рублей стоит. А мои, фирмы «Бреге́» – подарок батюшки на двадцатилетие, обошлись родителю в тридцать рублей. Сам-то бы и не знал, сослуживцы подсказали.

После того, как племянница представила нас друг другу, госпожа Десятова измерила меня взглядом, остановилась на стрелке брюк, осмотрела обувь. Вот тут комар носа не подточит. Обувь начищена, стрелочка идеальна. Ищет, к чему придраться? И ведь нашла же.

– Господин Чернавский, а почему на вас нет мундира? – строго спросила тетка, оттопырив нижнюю губу.

– Сударыня, иной раз хочется в воскресенье погулять в обычном наряде, – нашелся я. – И сам от мундира отдохну, а главное – он от меня.

На прогулку я и на самом деле явился в «гражданке» – в пальто и шляпе, и в серых штанах, а не в темно-зеленых. Разумеется, под верхней одеждой есть и все остальное. Спасибо родителям, озаботились.

Хорошо, что чиновникам Российской империи, в отличие от офицеров, в свободное время дозволено носить партикулярный костюм. Просто сложился некий штамп – если чиновник, он обязательно в мундире. В какой-то мере это соответствует истине. Шесть дней в неделю на службе, какой смысл держать в гардеробе статское платье? Да и лишних денег у младших чиновников вроде меня нет. Чиновники высокого градуса – от статского советника и выше – имеют и штатские костюмы, но носят их крайне редко, разве что дома, как мой батюшка. Дома-то можно и без наград. Если в люди выйдешь, придется их прицеплять, потому что некоторые ордена, вроде св. Владимира 4-й степени, обязательны для постоянного ношения[17].

Пошел бы на свидание с Еленой и ее тетушкой в мундире, потому как сам себе в нем нравлюсь, но случился казус. Вчера, уходя со службы, умудрился где-то зацепиться за гвоздь и изорвал форменные брюки на заднице.

Наталья Никифоровна их сразу заштопала, под сюртуком не заметно, а идти на свидание с любимой девушкой в драных штанах не комильфо. На службу, разумеется, придется их надевать, деваться некуда. Пока еще новые сошьют! Так что заранее оплакиваю потерю пяти рублей, в которые влетят новые брюки. Дорого, блин. Мужские штаны (для простонародья) обходятся всего в два рубля, штанишки гимназиста – в три, а для чиновника почему-то пять. Сюртук, кстати, влетел бы в пятнадцать! Как бы выкручивался, если бы не родители, обеспечившие меня гардеробом? Пожалуй, быть сыном вице-губернатора совсем неплохо. Нынче я государственный чиновник, получаю жалованье, значит, следует рассчитывать только на самого себя, а не просить деньги у батюшки.

До сих пор меня подводит чувство реальности. Забываю иной раз, что в магазин (ладно, в лавку) за готовым мундиром не зайдешь, шить (то есть строить!) приходится. А шить – либо портного вызывать на дом, либо самому в ателье (тьфу ты, в мастерскую) идти.

И носки, например, здесь штопают. Да мне бы в голову не пришло штопать носки. Покупаешь пар семь, по количеству дней в неделе, бросаешь в стиральную машину и стираешь. Потом, по мере образования дырок, выкидываешь. Проще купить новые, чем ставить заплатку. А здесь, у Натальи Никифоровны, имеется какой-то деревянный грибок, на который она насаживает мой носок.

И как бы я жил без своей хозяйки? Она мне и мундир гладит, наводит на штанах стрелку, и носки штопает. И даже изначально пыталась отказаться от денег. Мол – ей это не трудно. Ага, не трудно. Посмотришь на огнедышащего монстра, именуемого утюг, страшно становится. Сам бы взялся гладить, так всю бы одежду спалил. Поэтому посчитал, что дополнительно два рубля к квартирной плате – справедливо, равно как и пятьдесят копеек за урок французского языка. И брюки мои, хоть форменные, хоть обычные, держат стрелку.

Нет, не отдам Наталью за какого-то Литтенбранта. Помешаю женскому счастью, но что делать? Пропаду без квартирной хозяйки.

Мадам Десятова тем временем задала очередной вопрос:

– Скажите, господин Чернавский, почему вы ушли из университета?

Вот скрыдла. Я даже конфеты передумал дарить. Может, в конце прогулки Леночке потихонечку суну?

– Tante, может, к реке спустимся? – перебила Анастасию Николаевну Лена, пытаясь помочь своему кавалеру уйти от ответа. – Там пароходы, они такие красивые.

Лена с Таней уже интересовались у меня, почему студент Чернавский покинул стены императорского университета, я отшутился – дескать, поступить-то на физмат поступил, но пока учился, таблицу умножения позабыл, поэтому выгнали.

Тетка, хотя и одарила девушку недовольным взглядом, но прислушалась к ее предложению.

Самое странное, что за три с половиной месяца проживания в Череповце я до сих пор ни разу не спускался к Шексне. Через Ягорбу ездил несколько раз, а Шексна отчего-то мимо. Мне и идти до нее от службы минут пять, а от квартиры десять, но не сподобился. На неделе некогда, а в выходные лень. Была бы компания, сходил бы.

Я заметил, что Леночка без перчаток, поэтому из солидарности с девушкой снял свои и сунул в карман. Оказывается – очень удачно. Спуск с горки крутой, и девушка споткнулась. Наверное, упала бы, если бы я не успел подхватить под руку.

Раньше думал, что выражение, «пронзил электрический ток» – это только фигура речи, оборот. Но меня сейчас не просто пронзило, не ударило, а тряхнуло.

– Мерси, – улыбнулась девушка, не выпуская свою руку из моей.

– Данке шен, – отозвался я.

Не враз и понял, отчего засмеялась тетушка, став похожей на нормальную женщину.

Не разнимая рук, мы с Еленой сошли вниз, пока не вышли на набережную и не услышали тетушкино покашливание. Неужели простудилась старушка? Шла бы домой, мы и без нее догуляем.

– Кхе-кхе, – повторила тетка еще раз, и Леночка, одарив меня лучезарной улыбкой, осторожно освободила свою ладонь и пошла рядом со старшей родственницей.

Набережная деревянная, на воде стоит дебаркадер. Я такой в Костроме видел. Кажется, его использовали на съемках «Бесприданницы»? Справа, к деревянным чушкам (кнехтам?) привязаны разнокалиберные речные посудины – от маленьких лодок до пароходов. Но это еще не сам порт, тот дальше, ближе к судостроительному заводу братьев Милютиных.

А по Шексне шла баржа, груженная лесом, а сзади ее толкал буксир, маленький, непривычного обличья, от которого шел густой черный дым. Он что, загорелся? Почему не видно спасателей? Ох ты, это же паровой буксир. И не горит он, а просто пускает дым! Ну ё-моё! Видел в фильмах, но чтобы в жизни?

Ближе к тому, к противоположному берегу идет еще одна баржа. Прется она куда-то туда… А куда Шексна впадает? Впадает в Волгу, а вытекает из Белого озера. Значит, баржа туда и идет. По берегу маленькие фигурки. Они-то там что делают? С мели, что ли, стаскивают? Не разобрав, посмотрел на девушку и спросил:

– Елена Георгиевна, а что там с баржей? На мель села?

– На мель? – удивленно переспросила Лена. Посмотрев на баржу, пожала плечами. – Нет, на мель не села, просто против течения идет.

– Какую мель? – вмешалась в разговор тетка. – Разве не видите, что ее бурлаки тащат. Бурлаки баржи на мель садят, если напьются сильно. А эти – отсюда толком не вижу, но вроде все трезвые.

– Бурлаки?

Когда сказали, стало понятно, и все сразу же рассмотрел. Баржа идет против течения не сама по себе, бурлаки ее тащат на веревках или на лямках. Или как правильно? На бечеве?

Выдь на Волгу: чей стон раздаетсяНад великою русской рекой?Этот стон у нас песней зовется —То бурлаки идут бечевой!..

Оказывается, бурлаки существовали на самом деле, а не только на картине Репина или в стихах Некрасова.

Безусловно, теоретические знания для историка очень важны, но, если увидел явление собственными глазами – совсем другое восприятие. Жаль, что невозможно создать какой-нибудь НИИ времени, чтобы отправлять молодых историков на стажировку в прошлое.

– Иван Александрович, вы ни разу не видели бурлаков? – удивленно поинтересовалась тетушка, впервые назвав меня по имени-отчеству. – Разве на Волхове или на Неве их нет?

На Волхове и Неве? На Волхове бурлаков не видел – ни в той своей жизни, ни в этой. Сколько я в доме батюшки жил? Около недели. Если бы бурлаки были, увидел бы. А как с Невой? «Аврору» помню, еще какие-то корабли и кораблики, бурлаков не помню. Вслух отвечать не стал, просто покачал головой.

– Говорят, скоро бурлаков совсем не останется, только буксиры паровые, – сообщила Леночка и вздохнула. – Хорошо бы.

– А чего хорошего? – хмыкнула тетушка. – У мужиков, у которых земли нет или работы, в бурлаках за сезон по триста рублей выходит. Это если казенные баржи тянуть. А если купеческие, то все четыреста. Где они такие деньги заработают? Еще бы пили поменьше, домой бы денежки в целости донесли.

– Есть разница – казенные баржи тянуть или купеческие? – заинтересовался я.

– Конечно, – отозвалась Анастасия Николаевна. – Казна платит за восемь ног на тонну груза десять копеек за версту, а купец – двадцать. И за пуд ржи крестьянам по-разному дают – казна не больше сорока копеек за пуд, а купец – и пятьдесят заплатит, и шестьдесят.

– Деверь Анастасии Николаевны, младший брат покойного супруга, служит в Санкт-Петербурге и как раз и занимается закупкой хлеба, – пояснила Лена. – Он по делам и в Нижний Новгород ездит, и в Самару, на хлебные биржи. А если в Рыбинск, к нам заезжает. Жалуется, что купцы у крестьян зерно скупают, пока еще урожай не собран. И баржи для перевозки трудно купить – все разобраны. А ему надо зерно в столицу везти по Мариинской системе. Петербург – город огромный, его кормить надо.

Нелепо во время прогулки с женщинами вести разговор на тему экономики, но во мне проснулся историк.

– Тогда какой смысл крестьянам зерно государству продавать? – удивился я.

– У казны и закупки больше, и деньги она точно заплатит, – ответила тетушка. – Солидные люди с казной предпочитают дело иметь. Пока у крестьян закупают, то счет на пуды идет, но при продаже уже на ласты, а если по европейскому, то на тонны[18]. Купцам трудно состязаться с казной. Не купят они столько, сколько казна закупает. На армию сколько зерна закупают? Деверь говорил, что лучшие артели – это женские, – сообщила она.

– Пьют меньше? – улыбнулся я.

– И пьют поменьше, – кивнула тетка, – и надежные они, а самое главное – обходятся дешевле.

Ну да, ну да. Труд бурлака тяжелый, явно не женский, а оплата меньше. Но даже в двадцатые годы прошлого, то есть будущего столетия, когда Советская власть провозгласила равенство, женщинам платили меньше, чем мужчинам.

– Иван Александрович, что мы все о скучном? – сказала вдруг Анастасия Николаевна. – Девушки мне говорили, что вы читаете прекрасные стихи. Не прочтете ли что-нибудь? Если хотите – то о любви. Читайте Леночке, а я просто постою, послушаю.

Неожиданно. Что бы этакое прочитать? Стихи о любви я Лене уже читал. Все остальное лезет из школьной программы. Если Блока? «Под насыпью, во рву некошеном, лежит и смотрит, как живая, в цветном платке, на косы брошенном, красивая и молодая».

Мрачновато, да и поезда здесь не ходят. Если Есенина? «Ты меня не любишь, не жалеешь, Разве я немного не красив?» Вроде и ничего. Нет, там пойдет про чувственный оскал, а через строчку еще хуже «Расскажи мне, скольких ты ласкала? Сколько рук ты помнишь? Сколько губ?» А про клен опавший? Нет, про это тоже не стоит. Не для ушей гимназистки про пьяного сторожа, приморозившего ногу. Ладно, была не была. Прочитаю Анну Ахматову.

Слава тебе, безысходная боль!Умер вчера сероглазый король.Вечер осенний был душен и ал,Муж мой, вернувшись, спокойно сказал:«Знаешь, с охоты его принесли,Тело у старого дуба нашли.Жаль королеву. Такой молодой!..За ночь одну она стала седой».Трубку свою на камине нашелИ на работу ночную ушел.Дочку мою я сейчас разбужу,В серые глазки ее погляжу.А за окном шелестят тополя:«Нет на земле твоего короля…»

Аплодисментов я не дождался, но и тетя и племянница почти одновременно полезли в карман, за носовыми платочками. Отерев слезы, Анастасия Николаевна кивнула племяннице, показывая на набережную:

– Леночка, ступай-ка вперед. Мне нужно поговорить с Иваном Александровичем наедине.

– Ну, тетя! – попыталась возмутиться Лена, но тетка была неумолима.

– Ступай-ступай… Не съем я твоего ухажера.

Моя будущая невеста немного надулась, но спорить с теткой не стала, а пошла вдоль набережной, демонстрируя спиной свое недовольство.

Я решил, что тетка сейчас начнет выговаривать мне за стихи, в которых имелся явный намек на женское прелюбодеяние, но Анастасия Николаевна заговорила о другом.

– Иван Александрович, как я понимаю – у вас вполне серьезные намерения в отношении Леночки?

Во как! Я еще даже и поухаживать не успел, а меня уже о намерениях спрашивают. Ответил честно:

– Серьезные. Правда, меня смущает, что Елене всего шестнадцать лет.

– Шестнадцать с половиной, – уточнила тетушка. Покачав головой, хмыкнула: – Вы знакомы меньше месяца, а у вас уже серьезные намерения. Не рановато?

– Рановато, – не стал я спорить. Пожав плечами, сказал: – Только какая разница? Понимаю, иной раз бывает и так, что люди годами примериваются друг к другу, а бывает наоборот. Мне достаточно. А сколько, по вашему мнению, нужно для того, чтобы полюбить девушку и сделать ей предложение?

Тетушка тоже неопределенно пожала плечами, потом сказала:

– Наверное, вы правы. У всех все по-разному. Но мне другое непонятно.

– Что именно?

– Почему Леночке самой приходится делать первые шаги?

От изумления я даже остановился.

– В каком смысле – Леночке самой приходится делать первые шаги?

– В прямом. Понимаю – когда вы болели, девочка забеспокоилась и явилась в ваш дом. Но потом-то почему вы не пришли в гости? Явились бы, девочке не пришлось бы искать предлог для знакомства с родственниками. Где это видано, чтобы барышни сами кавалеров в дом приводили?

Вот те на! Ну, Наталья Никифоровна, консультант хренов!

– Я думал, что для прихождения… для прихода в гости нужен какой-то повод, персональное приглашение, – проблеял я.

– Да уж какой повод? – усмехнулась тетушка, став вполне симпатичной. – Мы, чай, не при Алексее Михайловиче живем, барышень по теремам не прячем. Коли придете – кто вас прогонит? И мне спокойнее, если вы на глазах будете. А если приглашение станете ждать – Лена за это время замуж успеет выйти.

– Нет уж, никому другому не отдам! – всполошился я. – Прямо сейчас к вам в гости и набьюсь. У меня вон, даже конфеты есть к чаю.

Я полез в карман, чтобы продемонстрировать свой подарок. Но снова конфуз. Не подумал, что у пальто карман более тесный, нежели у шинели, и конфеты, сложенные в пакет, слиплись. Решив, что шоколадом смогут перекусить вороны и голуби, населявшие Соборную горку, собрался выбросить содержимое пакета, но был остановлен тетушкой.

– Куда это вы их? – перехватила она мою руку.

– Сейчас в лавку забегу, еще куплю и побольше, – пообещал я.

– Ничего, эти тоже еще сгодятся, – заявила тетушка, отбирая пакет. – А в лавку вы сбегайте. Я даже подскажу, что Леночка марципан любит.

Анастасия Николаевна, я вас люблю!

Глава шестая

Это не Сонечка Мармеладова

Плохо, если приходится трудиться в поте лица и бегать с высунутым языком, но еще хуже, если работы нет. А ее нет уже две недели, не меньше. Никто никого не убил, не ограбил. Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить. Но даже плевого дела, для мирового судьи – кражонки рублей на сто, незначительных увечий, – тоже нет.

Вся моя деятельность за последнее время свелась к «раскрытию самоубийства» реалиста Гришки Петрова, оказавшегося инсценировкой. Фрол Егорушкин со смехом рассказывал, как они отыскали «утопленника» в бане у одного из его дружков, вытащили и отвезли домой. Отец и мать, уже получившие известие о гибели сына, появлению отпрыска вначале обрадовались, потом, узнав детали, пришли в ярость и порешили его выпороть. Но так как реалисту уже стукнуло шестнадцать, а лоб он здоровенный, то попросили городовых о содействии. Егорушкин со Смирновым с удовольствием подержали ревущего парня, а отец с матерью, с не меньшим удовольствием, его выпороли. Думаю, родители давно мечтали отодрать сына-балбеса, но сил не хватало справиться с орясиной. Зато теперь отвели душу.

Увы, дело «о самоубийстве» никуда не пристегнешь. А в остальном, как я уже говорил выше, скукота. Ничего удивительного. Конец октября, сырость, дороги раскисли, пароходы почти не ходят, а железной дороги, из-за которой преступность вырастет, пока тоже нет. Своих мазуриков мы наперечет знаем, они в Окружной тюрьме сидят, а те, кто на воле, пытаются обустроить новую жизнь. Ждем ноябрьской ярмарки, на которую съедутся не только честные продавцы и покупатели, но и криминальный люд.

В общем, сиди на попе ровно и радуйся. Изучай французский, уголовное право и потихонечку начинай учить латынь, потому что высшее юридическое образование понадобится, а без языка древних римлян диплома не получить даже экстерном.

Ну и еще одно занятие для себя отыскал. Нужно записывать все, что известно мне о старых (и не очень) методах раскрытия преступлений и учета преступников – бертильонаже там, дактилоскопии. Если бы в той жизни учился на юриста, наверняка бы знал все досконально. Теперь же приходится выуживать из памяти когда-то прочитанное, увиденное в кино и кое-как систематизировать. Пока не знаю, как сумею это использовать, но попробую.

На личном фронте никаких изменений. Анастасия Николаевна твердо сказала, чтобы в гости господин Чернавский приходил только по воскресеньям, а в иное время Леночке учиться нужно и не отвлекаться на кавалеров. И уж тем более – не лобызаться за занавеской, считая, что никто не увидит.

Слово-то какое – лобызаться. И не было ничего такого. Подумаешь, успел разочек чмокнуть девушку в щечку и пару раз в губки. Какое там целование, если девушка целоваться не умеет? А тетушка, между прочем, могла бы и не подглядывать. И не расстраивать меня лишний раз, заявляя, что раньше следующего лета даже заикаться не стоит о предложении. Мол, пусть сначала Лена закончит гимназию. Понятное дело, что в рассуждениях тетушки есть рациональное зерно, но если помолвка летом, то когда же свадьба? Сумеет ли отец Лены приехать в Череповец? Вряд ли. А уж я тем более вырваться в Белозерск не смогу. Туда ехать три дня, обратно три. Кто мне недельный отпуск даст?

Еще мне пришлось рассказать и Леночке, и Анастасии Николаевне причину, отчего я оставил университет. Хотя Лентовский и предлагал придерживаться правдоподобной версии – дескать, осознал, что математика не моя стихия, решил рассказать женщинам правду. Ту часть, о которой сам имел смутное представление. Дескать, все так сложилось, что едва-едва не ушел в революционную деятельность, но мудрые люди вовремя остановили. Подробностей, вы уж меня простите, рассказывать не могу, но сам, если в чем и виноват, так только в дружбе не с теми людьми, с которыми полагается дружить сыну вице-губернатора. Но друзей, пусть они и плохие, предавать все равно нельзя. Кажется, прониклись обе и больше вопросов не задавали.

И с Натальей Никифоровной не все гладко. Нет, пока позволяет пожелать ей спокойной ночи, но заявила, что в ноябре или в декабре – от погоды будет зависеть, как подмерзнет земля – намерена съездить к родственникам в Устюжну и объявить, что собирается выходить замуж. Потом, мол, напишет Литтенбранту письмо и даст согласие на замужество.

Наверное, так оно и лучше. Спать с одной женщиной и любить другую можно, но до добра это не доведет. А с квартирой как-нибудь разберусь. Пока хозяйка отыщет покупателя, то да се, что-нибудь подвернется. Или тут останусь. Посмотрю, кто станет моим новым хозяином.

Зато порадовал казначей, отваливший мне, помимо жалованья в пятьдесят рублей, плюс десять квартирных и пять разъездных, целых триста рублей. Оказывается, за хорошую работу следователю положены наградные! Сто рублей за дело кузнеца Шадрунова и двести – за раскрытие убийства Двойнишникова.

Еще одна хорошая новость. Председатель Окружного суда его превосходительство сообщил мне в приватной беседе, что он отправил в Петербургскую судебную палату представление о моем повышении. Должность «следователя по особо важным делам» в штате нашего суда вакантна. Правда, здесь имеется проблема: для «важняка» (это мой термин, не Лентовского) требуется стаж работы не менее трех лет, а у меня и полгода нет. Правда, Николай Викентьевич считал, что моих заслуг достаточно, чтобы чиновники из Судебной палаты принесли его ходатайство на подпись министру.

Новость хорошая, но преждевременно губу раскатывать не стоит, а радоваться тому, что имеется в наличии. Например, что сумею прокормить семью даже без помощи родителей.

Триста рублей, и от прежних двух жалований кое-что осталось, да маменькины лобанчики лежат нетронутыми. Расходов-то у меня мало. Я-то хотел себе новый мундир пошить, башлык заказать, а тут приходит посылка из Новгорода. Матушка, как чувствовала, что требуется сыночку. Прибыл не только башлык, но еще один мундир и даже теплый шарф с тремя парами шерстяных носков. Впрочем, здесь и чувствовать не нужно, знает и так. Не всю жизнь она была вице-губернаторшей и действительной статской советницей. Когда-то и коллежской регистраторшей была. Нет, вру. Родители поженились, когда батюшка титулярного советника получил.

Зато теперь у меня имеется «подменка». На те мероприятия, что требуют выезда, осмотров трупов и прочего, стану задействовать старый мундир, а для свиданий с девушкой имеется новый. Спасибо матушке!

Забавно. Теперь даже мысленно называю родителей Ивана Чернавского матушка и батюшка. Видимо, врастаю в новую реальность. И о той жизни стараюсь не думать. Начнешь думать – только хуже будет.

Недавно все-таки решился – написал письмо родителям, обрисовал ситуацию. Мол, встретил девушку, гимназистка седьмого класса, родители, как заказывали – не богатые, но и не бедные, из потомственных дворян, отец занимает важный пост, в перспективе – статский советник. Хорошо бы в конверт фотографическую карточку вложить, но ее нет. Я-то свою уже Леночке подарил, а она тянет. Не исключено, что у нее попросту нет двух рублей, что берет господин Новиков в своем ателье. Денег девчонке предложить, что ли? А еще лучше – уговорить Леночку сфотографироваться вместе. Но это можно лишь тогда, когда она официально станет моей невестой.

Сходить, что ли, в полицейский участок, проверить – нет ли чего интересного? Сказано – сделано.

В полицейском участке помимо пристава и двух городовых наличествует девушка, скромно сидящая в уголке, и мужчина купеческого обличья, вальяжно развалившийся на стуле для посетителей.

Девушка одета бедновато, но чистенько, а из всех украшений – здоровенный фингал под глазом. И что здесь такое? На родственников граждане не похожи. Хозяин и прислуга?

Чтобы не мешать, кивнул и тихонечко прошел за невысокий барьер, за которым восседал пристав.

Антон Евлампиевич наблюдал, как Фрол Егорушкин записывает показания купчины.

– Я с этой лахудрой о двух рублях договорился – дороговато, но ничего, а она у меня десятку стащила, – сообщил купец. – Деньги сполна заплатил, проснулся, а эта стерва в моем бумажнике шарит.

– Врет он все, – огрызнулась девица. – Пять рублей обещал, а дал только два. Я взяла свое. А сдачу потом бы отдала через Анастасию Тихоновну.

Ну ни хрена себе! Я-то, человек наивный и доверчивый, полагал, что в Череповце нет проституток. Не потому, что горожане казались суровыми пуританами, а в силу малочисленности населения. Три тысячи – откуда бы проституткам-то взяться? А вот, поди ж ты. Еще любопытно – собиралась отдать деньги через Анастасию Тихоновну, хозяйку «Англетера». А мне-то гостиница показалась респектабельной. Впрочем, одно другому не мешает. Уж насколько была респектабельная гостиница «Россия» в советское время, но и там хватало своих путан и шлюх, калибром пониже.