Полная версия:
Городской шаман
Евгений Савельев
Городской шаман
Глава 1
Есть водка и семечки.Есть продукты вкусные, есть продукты полезные…
Народная мудрость
Глава 1
Солнце ковыряло глаза – неотступно, непреодолимо, с силой, присущей стихии, и никак не менее того. Не как в детстве, когда солнце ласково будит тебя сквозь веки материнским теплом, не как в отрочестве, когда теплые лучи обещают новый интересный день, а как во взрослой жизни, когда после ночного загула проблемы, долги, кредиты и прочие прелести жизни возвращаются и говорят: «Мы тут».
Продрав глаза, я окинул взглядом свою комнату, и взгляд зацепился за массивного мужика, сидевшего прямо напротив окна и глядевшего в упор на меня. Голова гудела, разум, отчаянно запуская все шесть цилиндров, проходил степени адаптации к новому дню через паническую идентификацию: кто я, где я, руки – 2 штуки, ноги – 2 штуки…
– Проснулся? Я задрался ждать, когда ты откроешь очи и придешь в себя…
Пытаясь сесть, испытывая тошноту и жажду одновременно, головокружение и попытки повалиться вбок, я принял более-менее вертикальное положение:
– Вы, блядь, кто? Двери я запираю, гостей не звал, пил в одиночестве, соседей нет…
– Знаешь как говорили шумеры: без воды нет правды, без вина нет дня. Иди в душ, и потом поговорим.
Уползая в душ своей маленькой однокомнатной квартиры, я ничему не удивлялся. Примерно два месяца жизнь моя катилась под откос по нарастающей – одиночные и свальные пьянки с незнакомыми людьми, нарастание долгов, потеря работы после крушения бизнеса, уход жены – все дни сливались в один непрерывный кураж с периодическими попытками занять денег у кого-нибудь для продолжения пьянки… Детская попытка спрятаться от реальности, только прячешься на дне стакана, а не под одеялом…
Кто ты, незнакомец в комнате, сидящий уверенно, как хозяин?
Стоя под струями горячей воды, я понял, что совершенно не могу воспроизвести черты лица своего гостя. Лицо широкое, без особых примет, глаза непонятные, одежда не пойми какая, уйди он сейчас – и не вспомню, кто и как.
Вернувшись в комнату, я застал своего визави сидящим перед журнальным столиком, заставленным глиняными плошками с горячим тушеным мясом и амфорами с вином. Хрен знает почему, но, глядя на это изобилие, я сразу понял, что это амфоры, а не что-то другое. Протянув руку вперед, я спросил:
– Эээ, это что?
Гость, широко поведя рукой, благосклонно сказал:
– Сядь и поешь, а то на поднятого похож лицом и духом, как ты вообще выжил в таком угаре? Даже Калигула, когда пил, делал перерывы и приходил в себя, отмокая в ванне и лежа в кровати…
Калигула, шумеры – башка трещала, мысли разбредались.
– Прежде чем преломим хлеб… кто вы такой и как попали ко мне в квартиру?
Гость тяжело поднялся и, несмотря на внешне не очень внушительные габариты, навис надо мной и заслонил буквально весь свет.
– Называй меня «отец», – глухо проговорил он и протянут ко мне левую руку. – Я должен предупредить: место, которого я коснусь у тебя впервые, больше никогда не сможет испытать боль или какие-либо другие ощущения.
– Обожжешь?
– Даже не представляешь, как обожгу. Жизнь твоя должна сменит вектор, цвет… и вообще ты сегодня умрешь.
Я сел на табурет перед столиком, игнорируя протянутую левую руку, и сказал:
– Дай помру, хорошо поев накануне.
– Вот это по-нашему, вот это хорошо, – неожиданно обрадовался незнакомец, или «отец», как он велел себя называть, и сел напротив меня.
Мясо пахло одуряюще, тошнота временно отступила, и перед глазами прояснилось. Прожевав первый кусок непонятно чьего мяса с пряной подливой, я налил в странную щербатую чашку густого, как сок с мякотью, вина, смачно отхлебнул и подавился – вино жгло, как огонь… Что за на хрен, почему так крепко?
– А-а-а! Отвык на своей бормотухе от благородных напитков – ничего, оживешь, соберешься, и ничего не будет проблемой в этой жизни… Правда, и вкус уйдет, и цвет… Ешь, пока можешь, для меня все сейчас сухое и пресное, как пепел.
– Вернемся к вопросу: кто вы такой и как попали ко мне домой? – спросил я, продолжая жевать.
– Время пришло – пора тебе перестать жить твою никчемную жизнь и родиться для жизни вечной и полной силы…
Блин, очередной проповедник, сейчас начнется Иегова, бог, милость и прочая хрень.... как он попал ко мне?
– Для меня нет замков и нет преград, предназначенное мне от меня не скроется даже за замком и стеной, даже в другом мире.
– Предназначенное?
– Ты был рожден для этого часа.
Помпезно, но вряд ли. Родился, учился и прочая хрень как у всех – средняя жизнь, нищее детство, учеба, голодное студенчество, диплом, никому не нужная работа и финал – долги, разбитая семья…
Звонок на сотовый – длинный и громкий, так звонят коллекторы и бывшие жены, так звонят из отдела кадров сообщить, что ты уволен…
– Кто? Бла-бла-бла – кто-то хрен знает чей-то, по поручению в предписание, погасить незамедлительно, иначе санкции, вызов суд…
Гость вырвал у меня трубку и тягучим, литым голосом протянул:
– Этаж какой? Где ты сидишь, тварь, два раза не повторяю… Этаж какой? Девятнадцатый, хорошо. Подойди к окну – что перед тобой? Город? Хорошо, слушай меня… В твоем офисе только одна дверь, ты на девятнадцатом этаже, только я говорю тебе правду, больше никто не позвонит по этому номеру. Переведи все деньги, которые у тебя есть, на этот номер, открой окно и прыгай. Когда прыгнешь, улыбнись, раб!
Отключив телефон, он бросил трубку на кровать и устало потер лицо.
– О чем бишь я? Я пришел открыть тебе глаза, научить тебя видеть мир и помочь тебе родиться для жизни вечной.
– Оставь эту религиозную хрень, жизнь вечная и прочая лабуда – тошно, одни спасатели вокруг…
– Что? Я спасать тебя не намерен, столкну в воду и посмотрю: поплывешь – хорошо, утонешь – хрен с тобой, у меня впереди вечность.
Горячая еда и алкоголь времен мезозоя сделали свое дело – глаза у меня открылись, мысли забегали.
– Вернемся к нашим баранам: кто ты и что тут делаешь?
– Поел? Слава богам небесным и подземным! – Незнакомец протянул мне чашку с дымящимся раствором, напоминающим жидкий чай. – Пей залпом – или прибью, как Сварог черепаху, – и заржал как бешеный.
Взяв в руки чашку, я хлебнул и, ощущая горячий раствор во рту, по вкусу напоминающий отвар лука, понял, что не чувствую тела вообще – рук и ног как не было – родился обрубком и умру как бревно, стою, как гвоздь, вбитый в пол, с головой, болтающейся сверху. Холод объял все тело, и громкий свист заложил уши… что-то промелькнуло за окном, как ракета, с громким жужжанием, навалилась темнота и слабость, по ногам что-то потекло, я уронил чашку с грохотом, как будто рухнул колокол с колокольни, снова мелькнуло за окном что-то очень яркое и рвущее глаза, черный силуэт гостя стоял между мной и окном неподвижно.
…
Меня привела в себя слабость в онемевших ногах, струйка слюны, стекающая по подбородку и, как ни странно, дикая вонь от собственных штанов – похоже, кишечник мой меня подвел, и я этого даже не заметил. Звенящая пустота в голове, сухость во рту и гость, стремительно шагнувший ко мне. Внимательно глядя мне в глаза, он промолвил:
– Ну, наконец-то! Два дня стоишь, как столб, наконец-то обосрался и глаза зашевелились – иди отмойся и начнем. Я не могу провести остаток вечности рядом с тобой.
Глава 2
Глава 2
Вернувшись в комнату после душа и смены одежды, я удивился тому беспорядку, который царил вокруг, – как же я смог засрать свое жилище до такого состояния? В центре комнаты таз с окурками, приспособленный под мегапепельницу, все ровные поверхности заставлены упаковками быстрой еды, стаканами от лапши, пивными бутылками, стеклотарой от напитков покрепче и прочей хрени, пол покрыт ровным слоем бомжатского торфа из тряпочек, бумажек, салфеток грязи и даже, кажется, засохшей рвоты.
– Красота, правда? – сказал отец и широко повел руками в стороны. – Свиньи живут чище, у демонов в аду порядка больше… невозможно учиться чему-либо, пока все так отвлекает. Тебе нужен слуга, который все приведет в порядок. Сейчас сообразим… Разуй глаза и впитывай своей пустой башкой все, что я делаю…
Выбрав из мусора на полу засохший чайный пакетик и взяв в руки пустой пивной стакан, незнакомец раскрошил содержимое пакета туда и окинул взглядом комнату:
– Так, для этого обряда лучше всего идут рыбьи потроха и части умерших тел.
Хвост воблы и соскребенная с пола пластинка засохшей рвоты под железными пальцами так же в виде трухи упали в стакан. Взболтав эту мразоту, он зачем-то плюнул туда, поставил стакан на столик и сказал:
– Стой и жди.
Затем прошел в прихожую и, громко хлопнув дверью, вышел на площадку. Вернувшись через минуту, он приволок за шкирку соседа снизу – алкаша Валерика, в молодости жутких размеров мужика, работавшего на местном заводе, а теперь широкого в плечах, но неимоверно костлявого и вонючего, с провалившимися глазами и жуткими мосластыми ручищами опойка, не могущего даже прямо стоять хотя бы минуту. Бросив Валерика в кресло, продавленное и низкое, отец схватил стакан с ингредиентами и повернулся ко мне.
– Нужна твоя кровь, – безапелляционно завил он, – слуга нужен тебе, мне они уже на хрен не сдались.
Поражаясь звенящей в башке пустоте после волшебного чая, я без минутного сомнения куснул себя за мизинец и, чуть не обоссавшись от боли, капнул кровью в стакан.
– Добро-о-о… зубы и собственные пальцы, добро-о-о – чудный шаман из тебя народится!
Повернувшись к ничего не вдупляющему Валерику, отец высыпал содержимое стакана себе на руку и смачно дунул на комок в своей ладони, объяв тучей ошметков воблы, блевоты и черт его знает чего лицо Валерика. Тот замер и, кажется, перестал дышать. Отец заорал:
– Ибору, Ибойе, Ибочече, – пауза и уже по-русски, – вот дом для вас, вот хлеб для вас. Встань, ублюдок!
Валера встал как по стойке смирно, только голова завалилась набок, а глаза выпучились и посерели, как сваренные, почищенные и забытые нерадивой хозяйкой в тепле яйца.
– Говори ему теперь, что делать…
– В смысле?
– Теперь он слышит как слова только твою речь, это твой личный зомби, ему не надо есть, срать, дышать и вообще отвлекаться от службы тебе.
– Ты что на хрен наделал! У него жена, дети, его менты придут искать, ему на работу или куда еще надо…
– Никуда ему теперь не надо, и родня его, даже увидев вплотную, не узнает, в этом мире теперь только ты для него есть, и только около тебя он будет жить, отойдешь больше чем на километр – и он просто уснет до твоего возвращения. Мнение, страсти, политические убеждения – всего этого он теперь лишен, теперь его смысл – это служба тебе, теперь это вещь, а не человек.
– Блядь, а душа? Что теперь с ним будет вообще?
– Да насрать, пока не развалится – работает, а потом выкинешь.
– Так нельзя!
– Отец посмотрел на меня, как на ребенка, который заявил, что земля плоская, а небо зеленое.
– Запомни, ученик, теперь ты живешь в реалиях системы «только я реален, а все остальное мне кажется».
– Так нельзя.
– Кто сказал?
Внезапно он с размаху влепил мне смачную оплеуху по левой щеке, и мир взорвался цветным и рассыпчатым покрывалом. Спустя пару минут, лежа на спине и глядя в кружащийся потолок, я слушал монотонные слова своего новоявленного учителя – гуру, блядь, кенгуру:
– Ты, как и всякий неофит, подвергаешь сомнению слова своего наставника, и это хорошо! Ничто не привело к такому количеству ошибок, как неверная трактовка и однобокое толкование великих слов и слов вообще, все должно подвергаться сомнению! Вот врезал я тебе по морде – вспомни иудейскую пословицу, извращенную, как ничто другое на свете: «Ударили тебя по левой щеке – подставь правую». В конвенции привычных тебе знаний это означает смирись и продолжи толстовское непротивление злу насилием… НИ ХРЕНА подобного! В древней Иудее было четкое разделение рук и действий на чистые и нечистые – правая рука чтобы ласкать жену и детей, держать инструмент и орудие на войне, чтобы совершать обряды; левая рука для нечистых дел – ею вытирают сраку, совершают колдовские обряды, машут вслед проклинаемому. Если ты ударил человека правой рукой, а это придется как раз по левой щеке, то для решения вопроса, кто прав в драке, а кто не прав, нужен судья кадий, свидетели, бог, правда и прочая лабуда, а удар по чистому и святому – по голове нечистой рукой, то есть левой, – это проступок не ведающий прощения, и испытавший удар левой рукой имеет свои руки полностью развязанными… Для того чтобы покарать такое деяние, не нужен ни свидетель, ни судья, ты можешь забить урода насмерть, и никто ни слова не скажет. Если ударили тебя по левой щеке, то есть честно и чисто, – спровоцируй своего обидчика на нечистый поступок, подставив правую щеку, и делай с ним что хочешь, он твой… вот тебе и мир, и непротивление злу.
– Я понял, ты дьявол, сатана, отец лжи, падший и как там тебя еще… ты извращаешь все, чего коснешься, все переворачиваешь с ног на голову.
– Ты рассуждаешь, находясь в привычном двухполярном мире добра и зла, добро – зло, бог – сатана, тепло – холод. На севере Монголии много тысячелетий назад зародилась версия религиозного учения – религия Бон, выросшая в настолько говенных климатических, социальных и бытовых условиях, что детей съедали, если не могли прокормить, а своим покойникам устраивали небесные похороны, когда тело расчленяли и оставляли хищным птицам, потому что вокруг была сплошная скала и песок и хоронить было негде и нечем. В таких условиях родившийся пантеон сверхъестественного не был подвержен привычному тебе дуализму тепло и холод, добро и зло… Все духи этой земли делились на менее злых и более злых, вот и думай о том, что молиться приходилось менее злым, чтоб защитили от более злых. Где в этой системе место твоему разделению на всеблагого и на отца лжи? Я тебя по крайней мере покормил и собираюсь учить.
Я сел прямо на полу и в очередной раз удивился звенящей пустоте своей головы и тому, как легко все в моем мире встает на место… Ну зомби, ну учитель, ну хрен с ним… Встав к окну, я стал разглядывать двор и с полностью равнодушным видом наблюдал за происходящим в мире…
– Не удивляйся своим ощущениям, скоро привыкнешь. Чай с грибами, которым я тебя напоил, убил в твоей голове лишние нейроны, отвечавшие за бесполезные объемы памяти и лишние эмоции, ты как колесница на скачках, с которой сняли все лишнее, как сосуд, из которого вылили все ненужное, а мы теперь его будем заполнять.
Обернувшись к Валерику, я сказал сухим и лишенным цвета голосом:
– Убери здесь все… помой, проветри. Мне надо пройтись.
Глава 3
Глава 3
Выйдя на улицу после смешных и убогих попыток одеться, причем я конкретно не попадал в рукава и штанины, с пуговицами был полный швах, я не мог по порядку застегнуть ряд пуговиц и все время пропускал по одной, по две или вовсе совершал пальцами какие-то странные сверлящие движения, и выходила из этого полная лажа. Слава богу, на улице лето и кое-как одетый человек просто будет выглядеть эксцентричным, но не умрет от холода или еще от чего-нибудь. Я без цели плелся по улице, и отец, следуя за мной, чуть отстал и двигался в двух-трех шагах за моей спиной. В какой-то момент я с удивлением понял, что надписи на вывесках, номера домов и вообще написанное слово полностью потеряло для меня смысл – слова не складывались, и, понимая каждую букву по отдельности, я не мог сложить эту хрень в смысловой блок. Это меня не сказать что пугало, но как то напрягало. И еще я понял, что за пять минут прогулки окончательно заблудился. Тяжело сев на скамью в парке, я крепко задумался.
– Недоумеваешь, что за жопа с буквами и цифрами происходит, – глумливо хихикнув, спросил отец, – не паникуй, я просто своими грибочками сломал твой интерфейс работы с реальностью. Примерно это же чувствуют солевые наркоманы – в них после кайфа полностью рушится когнитивный блок и уже не восстанавливается. В отличие от этих бедолаг тебя скоро отпустит, и более того, при некоторых усилиях ты сможешь понимать вообще любой язык и любые надписи.
– Ты сказал, что будешь меня учить… чему и, главное, зачем? Я ничем не лучше остальных.
– Фигня-я-я, ты мне просто понравился, а учить я тебя буду… – он ненадолго задумался, – нет такого слова и такого титула, но самый ближний – это йорол гуй, шаман, провидец. И вообще лажа все это, «я зрячий в городе слепцов», как сказал один древний, но очень умный мужик, и меня задолбало быть зрячим одному… На самом деле я был учителем тысячи раз, и не всегда результат меня радовал, но на особом этапе личностного роста учить надо, и без этого нельзя, это, прости, как перестать дышать или – если тебе понятнее – как перестать срать, вроде не смертельно, но жить хреново и постоянно что-то мучает, прими как данность – я теперь твой учитель.
– Я даже не представился, – начал я, – меня зовут…
– А мне насрать, как тебя зовут, людские имена – это все труха и тлен, прах имя твое и из праха родишься ты, обновленный, и возьмешь имя, какое хочешь.
– А как ты меня научишь, я, блядь, вернуться домой не могу, я не помню, где живу. Я штаны чуть одел, ты чего, скотина, со мной сделал…
– Учить я тебя буду не словами и не как в университете по книжкам, так десятка жизней не хватит, чтобы впитать то, что нужно, чтобы прозреть для начала пути. Я собираюсь провести тебя по этой дороге далеко вперед – дальше, чем прошли все мудрецы и провидцы земные. Не заморачивайся, выбора у тебя нет… мы связаны теснее, чем мать и дитя в чреве ее. С момента, как я назвал тебя своим учеником, обратной дороги нет, ты либо прозреешь, либо сдохнешь, как щенок в пруду, которого дети учат плавать. Мы будем неразлучны в беседах и снах, в делах и мыслях, я не покину тебя, даже если тебе будет казаться, что ты совсем один, я ближе, чем рубаха к телу, ближе, чем десна рта твоего и чем мякоть души твоей… Задрал, пошли к тебе домой уже, пора начинать. Здесь много лишних глаз, а мое ремесло любит тишину и интимность.
Обняв меня за плечи, отец потащил меня куда-то, и я, не сопротивляясь, поплелся с ним, все равно ни хрена не помню, и все дома и улицы для меня теперь внове и полностью незнакомы.
– Ты говорил что-то о шамане, а кто это – шаман? Я кроме чувака с бубном, пляшущего под заунывные вопли, и представить ничего не могу.
– Шаман – это пустая перчатка, в которую может продеть руку любое божество; цель любой религии в мире – впустить в свое тело бога или духа и забалдеть от экстаза единения с непознаваемым и прочая сакральная чухня. Но шаман, впуская в себя бога или духа, не становится слепым орудием, а оседлывает заемную силу и пересекает миры, вскрывает брюхо мира, как копченую рыбину, кроет мир, как олень ярку, берет то, что ему надо; и бог и дух в теле его – как вол в повозке: смирен и силен, и тянет, куда надо. Вот такого возничего, такое яркое солнце я должен воспитать из тебя.
– Честно, отец, пока все плохо, и час от часу только становится хреновее.
– А в родах всегда так, мать выталкивает плод из чрева с болью, кровью и последом, нечистое в сочетании с чудом рождения, мука рядом с оргазмом приноса в мир новой жизни, это всегда нелегко…
Шаг за шагом мы вернулись домой, и я с облегчением рухнул в кресло посреди удивительно чистой комнаты – где всё? Мусор, бутылки и прочая лабуда…
– Унес я все, хозяин, – глухо пробормотал Валерик, стоя в углу. – Я, как и было сказано, все почистил. Я что в окно, что к соседям, что просто в коридор смел.
– Ладно, хрен с ним, подай воды – пить хочу, не могу, как три дня по пустыне шел…
– Нельзя, – рявкнул отец под ухом и, подойдя сзади, опустил мне на плечи тяжеленные, как из камня или бетона, руки.
– Терпи: голод, жажда – это все якоря этой жизни, а тебе надо научиться сбрасывать бремя этого мира, как ящерица кожу, – легко и с оттенком радости. Молчи и слушай меня! Что я говорю – это мелочи, лишь жалкая часть твоей учебы. Что я делаю, чем присутствую в твоем мире и чем толкаю тебя вовне – вот что важно.
– Оте-е-е-е-ц, башка пустая, я не то что обряд или заклинание запомнить, я как жопу вытереть, без подробной инструкции не пойму.
– Запоминает не голова, а все тело и весь твой образ разом. Заткнись, расслабься и слушай меня.
Человек очень близко подошел к теории единого поля, когда изобрел механизмы и устройства, работающие несравнимо быстрее, чем сам человеческий мозг, очень просто – возьми, к примеру, сверхзвуковой истребитель, которым управляет по-прежнему человек, а не эти ваши компьютеры и прочая машинерия. В человеческой башке от принятия решения в клубке нейронов до реализации его в мышцах на периферии идет длинный пучок нейронов, и если по самому нерву сигнал идет моментально, то в точках соприкосновения нейронов в синапсах идет выработка медиаторов, а на это нужно время, отсюда на каждом синапсе возникает задержка до 200 миллисекунд. Сложи все задержки между мыслью «блядь, надо стрелять!» и пальцем, жмущим на гашетку, – и вуаля! Времени прошло столько, что истребитель уже пролетел зону атаки. Пилотов таких машин начали учить принимать решение всем телом сразу в обход синаптической цепочки, и на выходе мы имеем спеца, который жмет на кнопку раньше, чем успевает подумать, и попадает в цель. Или возьми, к примеру, методологию ментального сопровождения траектории выстрела в системе обучения российских снайперов, а? Звучит как полный бред, а после такого обучения стрелок сливается с мишенью и чувствует свою жертву как часть своего тела… и уже не может промахнуться – всё это люди позаимствовали из природы, а пчелы, к примеру, так живут уже сотни миллионов лет. И тебе надо жить, и думать, и чувствовать сразу всем телом, а не по отдельности видеть глазами, думать головой и так далее по списку.
Ладно, это все лирика, – сказал отец и, подняв руки, оглушительно хлопнул в ладоши, – начнем учить тебя с самого простого… для начала познакомлю тебя с бездной.
Глава 4
Глава 4.
Схватив за спинку кресла , отец рванул его назад как шкодливый школьник, устроивший подлянку своему однокласснику, я резко подбросив ноги кверху опрокинулся назад и зажмурился, ожидая неизбежного и очень жесткого удара головой об пол или чего-нибудь в этом роде, но… падал я очень долго и открыв глаза ощущение падения не от пустило меня, я проваливался сквозь плотную мешанину каких то отростков, поверхностей похожих на стеганое одеяло, сквозь мешанину вонючего картона и почему-то плотных голых и вонючих по-моему собак, которые прижимались ко мне и тряслись… сквозь мешанину рук и глаз пытливо глядящих на меня сквозь туман и плотное шерстяное нечто.... когда все органы чувств , а сопровождалось это безумие каким то воем или нытьем на близкой к ультразвуку высоте, когда все органы чувств отказались транслировать какофонию касаний звуков и цветов, я провалился в ничто – в пустоту и тьму, глаза ничего не видели, а руки будучи раскинутыми в стороны ничего не касались, падал я не пойми как, но все таки как оказалось вниз и падал так субьективно долго, что понял – это не глюк и не сон в сочетании с пустой от грибной хрени головой и в сочетании со спокойствием внутри я раскинув члены тела парил в густой как молоко тьме..
широко раскинув руки я вдруг понял, что не падаю, а скольжу вперед плавно закладывая мягкие полувиражи, от попыток открыть глаза легче не стало – тьма обволакивала плотно и без малейшего просвета, дышалось на удивление легко и страха от чувственной депривации не было совсем, постепенно скольжение вперед ускорилось и ,двигая руками, я понял, что это не руки вовсе а массивные плавники наподобие плавников ската, тело мое массивное и округлое не встречало сопротивления среды и казалось максимально приспособленно для подобного движения, попытавшись открыть рот я издал вместо слов какой то тягучий и полнотелый вой только на очень низкой ноте, раскинувшись веером вокруг моей головы мой вопль обьял вселенную массивной сферической волной и внезапно вернулся ко мне назад, неся размытые образы похожих на меня тел вокруг меня, кого то выше кого-то ниже, от этих соседей по удивительному заплыву во тьме веяло спокойным дружелюбием и благом. стремительно как удар ножом сверху свалилось тугое, скрученное из сплошных железных мышц, острое живое веретено, которое как прилипала, поднырнув под мой нижний полюс прильнуло и насмерть приросло к той части, которую я бы в обычной жизни назвал животом, в голове прорезался голос отца. – ну как заплыв, полет или еще что.. в человеческой речи нет понятийного состояния, которое обрисовало бы твое нынешнеее переживание … ты левиафан оседлавший поток тьмы, ты корсар междумирья, в которое выпал случайно и понял что можно не утонуть, а плыть, давай еще чуток и возвращаемся, долго здесь по первости находиться нельзя, я попытался что-то пробулькать сквозь парную тьму своей торпедообразной головной частью, а потом поняв как, просто мысленно спросил у учителя, – а как я вернусь отсюда?
