День Учителя

– А, по-моему, вы сейчас мстите, за то, что я излил на вас поток правды. – Испуганно огрызнулся детектив. – Я, между прочим, не первый год изучаю мексиканскую культуру, и очень сомневаюсь, что именно от вас государству есть хоть какая-то польза!

Глаза Кубалы налились кровью. В кулаки сжались пальцы. Детектив понял, что сейчас его будут бить. И где? В библиотеке! И кто? Раздосадованные ботаники! Необходимо было искать выход из положения.

Качмарек мгновенно оценил ситуацию: профессор Кубала слева, сзади неразлучная парочка в лице так называемых академиков Бужинского и Реховича – детектив вспомнил их по публикациям в прессе. Справа безызвестная ему библиотечная крыса лет шестидесяти, неспроста одаренная природой огромным носом и мелкими глазками-бусинками. Влодьзимеж увидел, как рука профессора тянется к его уху и в голове моментально возник план дальнейших действий, включающий восемь пунктов:

1) Резко нагибаемся; Кубала, не заполучив желаемого, по инерции продолжает движение и дряблая его тушка оказывается над нами.

2) Молниеносно поднимаем брючину и выхватываем из закреплённых на голени ножен кортик.

3) Чёткими, выверенными движениями снизу вверх наносим профессору несколько ударов в печень и в район сердца – пан Болеслав поднял руку на ребёнка, и выжить не имеет права.

4) Открытой ладонью наносим удар в носовую часть библиотекаря, что заставляет его податься назад и освобождает нам пространство для манёвра.

5) Бужинский и Рехович, не будучи дураками, видят, что их первоначальный план провален, а на разработку нового нет времени, пытаются ретироваться, двигаясь в сторону открытого окна.

6) Ширины окна для двоих не хватает и пассивно наблюдающие за происходящим студенты видят, как на глазах рушится вековая дружба – Рехович отталкивает теперь уже просто коллегу в сторону и Бужинский, ещё будучи в шестидесяти градусах по отношению к полу, начинает молить Качмарека о пощаде.

7) Остаётся не дать уйти Реховичу, о чём лёжа на полу помимо прочего хлопочет Бужинский и рекомендует воспользоваться тяжёлым табуретом – умного человека видно сразу.

8) Но Влодьзимежу хочется, чтобы подлый Рехович таки выпрыгнул в окно и, пролетев вниз не менее десяти метров переломал ноги, и табурет летит в его спину, но только тогда, когда академик оказывается стоящим на подоконнике…

Но суровая действительность внесла нещадные коррективы.

Если поначалу план Качмарека работал как швейцарские часы, и ему, действительно, удалось облапошить Кубалу, всего-навсего нагнувшись, но всё забуксовало, когда пришло время вынимать кортик из закреплённых на голени ножен – неожиданно выяснилось, что ничего подобного в наличии не оказалось.

И пока попавший в замешательство Влодьзимеж, размышлял над тем, почему это он решил, что вооружён, его ухо оказалось в цепкой лапе быстро сориентировавшегося после первоначальной неудачи профессора Кубалы!

– Попался, мерзавец?! – Вопил профессор, решивший, что в сложившейся ситуации можно и в библиотеке драть глотку.

Пока Качмарека выводили из библиотеки под всеобщие аплодисменты и улюлюканье, он не издал и звука – уподобляться безумной толпе, превращаться в безмозглое животное, нарушающее тишину в столь святом дли книголюбов месте, он ни за что не станет. Уже хотя бы потому, что оторвать ото рта противную потную ладонь профессора Кубалы оказалось невыполнимой задачей.

Единственное в чём был уверен Влодьзимеж в минуты своего позора, так это в том, что уже завтра он с триумфом вернётся закончить начатое и даже поимённо знал как и тех, кто этот триумф ему обеспечит, так и тех, кому будет не до веселий и улюлюканий.

9

Возвращаясь домой быстрой решительной походкой, Качмарек ясно представлял себе, как приукрашивая, преувеличивая и нагнетая будет рассказывать, а уж если быть совсем точным жаловаться престарелому дедушке Ежи на «самовлюблённого дурака» Кубалу и двух его позорных шестёрок, прикидывающихся академиками. А пока в старике будет закипать благородная ярость, нужно будет, как бы мимолётом намекнуть, что окажись в описанной ситуации у его внука кортик и ножны, история имела бы куда более жизнерадостные развитие и развязку. Престарелый дедушка Ежи, как же иначе, будет неистово стучать кулаком по столу и клясться, что если у Влодьзимежа и будут ножны с кортиком, то только в качестве средства для избавления от мук для недобитых «Маузером» обидчиков.

Но уже второй раз за день планам Качмарека суждено было рухнуть – престарелого дедушки Ежи вместе с папашей дома не оказалось. По отсутствии на вешалке парадной фетровой шляпы, украшенной фазаньим пером, нетрудно было догадаться, что эта парочка была кем-то инфантильным и легкомысленным приглашёна в гости. Из каковых, как показывала практика, вернётся лишь после того, как принимающую сторону прекратят обслуживать в ломбарде.

Речь могла идти как о нескольких часах, так и о неделе – в зависимости от первоначального достатка хозяев, поделённого на возведённую в квадрат степень эмоционального состояния старших Качмареков, измеряемого по условной шкале в диапазоне от одного до десяти баллов, где единица означала уныние, а десять – экстаз. Данная формула периодически сбоила и нуждалась в модернизации, поскольку не учитывала показатели лояльности соседей и либерализма мобилизованных ими блюстителей порядка, но в целом могла считаться эффективной.

Трудно сказать почему, но Влодьзимеж не почувствовал ни огорчения, ни разочарования. Возможно, что-то подсказывало ему, что возмездия Кубале и его прихлебателям избежать не удастся – если до них не доберутся папаша с престарелым дедушкой Ежи, то от божьей кары в виде неминуемого инсульта им точно не отвертеться.