Журнал «Парус» №71, 2019 г.

Сам по себе шалаш не особенно интересовал Николая, но рядом с ним всегда попадались лисички. Хоть несколько, да находилось. Николай надеялся, что и на этот раз шалаш не обманет его ожиданий. По правде говоря, на сегодняшний день эта надежда была едва ли не самой последней.

Возле шалаша он действительно набрел на целую россыпь лисичек. Обрадованный неожиданной находкой, быстренько срезал грибы и сразу же, не глядя, бросал их в лукошко. Потом лисички как-то разом закончились.

Вздохнув, он выпрямился и уже собирался было продолжить свой путь, как вдруг в шалаше кто-то слабо пошевелился.

От неожиданности Николай мгновенно отпрянул назад и, остановившись в отдалении, застыл, не сводя настороженных глаз с шалаша.

Там, внутри, кто-то был!

– Кто тут?! – крикнул Николай и смолк, прислушиваясь.

Словно в ответ на этот его испуганный выкрик в шалаше вновь послышалось шевеление, потом донесся чей-то тихий то ли вздох, то ли всхлип.

Николай внезапно ощутил не то чтобы страх, но что-то весьма схожее с неприятным этим чувством. Ему вдруг захотелось просто повернуться и пойти прочь. Пойти не оборачиваясь. А лучше – побежать! И не рассказывать потом никому о том, что он только что испытал…

Но он никуда не пошел. Тем более не побежал. Правда, подойти ближе и заглянуть в шалаш… на это его пока тоже не хватило. Он просто стоял неподвижно и глаз не сводил с шалаша… Продолжалось всё это довольно-таки продолжительное время…

А потом ему стало стыдно.

Да что же это в самом деле, мужик он или не мужик?!

Медленно расправив плечи, он двинулся в сторону шалаша, на всякий случай крепко сжимая в правой руке свой небольшой перочинный ножик.

В шалаше и в самом деле кто-то находился. Этот «кто-то» лежал там неподвижно, и был это, несомненно, человек. Странно только, что человек этот был совершенно раздет… а когда Николай присмотрелся к нему повнимательнее, то понял вдруг, что перед ним женщина.

«Так! – невольно подумалось ему. – Этого мне только не хватало!»

Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что здесь такое произошло, и как она оказалась голой в шалаше, эта женщина. Пошла, наверное, в лес одна, дура… ну и наткнулась тут на пьяных каких-то отморозков. И вот результат!

Женщина между тем снова пошевелилась и, открыв глаза, посмотрела в его сторону. И столько было в этом ее взгляде боли, ужаса, отчаянья, что Николай вздрогнул невольно. А женщина, хрипло и с каким-то всхлипом вздохнув, устало отвела взгляд.

«Так! – вновь подумалось Николаю. – И что же мне теперь с ней делать?»

Женщина была молодая и красивая. Даже очень красивая. И очень еще молодая. Впрочем, возможно, чарующая красота женщины невольно сглаживала истинный ее возраст…

И еще Николай успел заметить, что правая рука у женщины в крови. Больше он ничего так и не смог рассмотреть, потому что почти сразу стыдливо потупился.

– Перевяжи мне руку! – неожиданно проговорила женщина.

Голос у нее был слегка охрипший, но, тем не менее, довольно приятный.

– Сейчас! – засуетился Николай. – Я сейчас!

Он торопливо сбросил с себя штормовку, потом рубаху и, немного поколебавшись, стащил через голову майку.

– Сейчас!

Помогая себе зубами, он принялся отрывать от майки ровные длинные полоски. Потом, когда полосок набралось предостаточно, стал, по-прежнему стараясь не смотреть на обнаженное женское тело, делать перевязку. При этом ему всё же случилось несколько раз коснуться пальцами горячего тела женщины… и случайные эти прикосновения пробудили в сердце Николая какое-то особенно тревожное чувство. И он почти жалел, когда всё закончилось и ему пришлось вновь отвернуться…

– Почему ты не смотришь на меня? – неожиданно спросила женщина. – Я тебе не нравлюсь?

Николай был готов ко всему: к: благодарности, к упрекам, пусть и непонятно, за что, к торопливой сбивчивой исповеди о том, что же с ней всё-таки произошло. Он был готов даже к потоку бесконечных истерических слёз незнакомки… ко всему, короче, он был готов, но только не к такому вот откровенному вопросу.

«Она не похожа на изнасилованную! – невольно подумалось Николаю. – Совсем даже не похожа!»

Но кто же она в таком случае, как попала сюда? И почему без одежды?

– Иди ко мне! – нежно прошептала женщина. – Иди… ну!

Николай вдруг ощутил, как нежные женские ладони осторожно скользнули по его обнаженной спине.

– Иди ко мне! – вновь прошептала женщина. – Иди, не бойся! Ты же хочешь этого, хочешь, правда?

Но вместо желания Николай вдруг ощутил новый страх. Он боялся, боялся странной этой женщины, неизвестно как и зачем оказавшейся здесь, на самом краю болота. Кто она? Как попала сюда? И где, в конце концов, ее одежда?!

– Посмотри на меня! – прозвучал у самого его уха нежный завораживающий голос. – Я красивая! Посмотри!

Совершенно того не желая и, одновременно, не в силах более противостоять искушению, он сначала осторожно, а потом уже гораздо смелее взглянул в лицо незнакомке.

И словно окаменел, потрясенный необыкновенной ее красотой.

Остановилось время. Времени вообще не существовало больше. Ничего не существовало больше в огромной Вселенной. И ничего больше не имело значения, кроме таинственных и нежных глаз необыкновенной этой женщины. Он тонул в бездонной глубине ее глаз… он погибал, и сам понимал, что погибает… но погибель эта была не только не страшной, но и, наоборот, необыкновенно сладостной и желанной…

– Поцелуй меня!

Словно во сне, губы его соприкоснулись с горячими ее губами. И в это самое время где-то, совсем рядом и совсем неожиданно, вновь послышался гулкий собачий лай.

И очарование схлынуло…

Ошеломленный Николай, отброшенный в сторону неожиданно сильным толчком в грудь, увидел вдруг перед собой самую обыкновенную и до полусмерти перепуганную женщину.

Сжавшись в комочек, она отползла в далекий угол шалаша и смотрела оттуда на Николая отчаянным затравленным взглядом.

– Не отдавай меня им! – быстро и тревожно шептали дрожащие ее губы. – Я прошу тебя… я тебя очень прошу! Не отдавай меня им!

Ничего еще не понимая, он, тем не менее, мгновенно выскочил из шалаша. И сразу же увидел собак. Они были совсем рядом, два больших черно-белых гончака.

Увидев человека, собаки сразу же приостановили свой бег, но лаять не перестали.

– А ну, цыц! – прикрикнул на них Николай и подхватил с земли увесистую суковатую палку. – Пошли отсюда!

Собаки отскочили в сторону, на мгновение умолкли, но почти сразу же вновь залились гулким азартным лаем.

– Пошли отсюда! – повторно заорал Николай, испуганно размахивая импровизированной своей дубинкой. – Кому сказал!

И тут, наконец-то, до него дошло, что собаки облаивали вовсе не его. Их целью был… шалаш! Один из гончаков сделал широкий полукруг и попробовал пробиться к шалашу с противоположной стороны. Но Николай был начеку.

– Пошел ты! – изловчившись, он так перетянул пса палкой по спине, что тот сразу же отскочил, обиженно взвизгнув. Но его напарник в это самое время мгновенно рванулся вперед, и Николай едва успел преградить ему дорогу.

«Так долго не выдержу! – тяжело дыша, подумал он. – Взбесились они, что ли?!»

– Валдай! Гром! Фу! – послышался откуда-то сбоку громкий уверенный голос. – Ко мне!

Николай обернулся. Из леса медленно выходили двое мужчин, в руках у них были охотничьи ружья. Увидев грибника, мужчины остановились.

«Браконьеры! – испуганно подумал Николай. – А может, и похуже…»

Мужчины тем временем подошли поближе. Один из них, бородатый, ухватил обеих собак за загривки и быстро, с помощью товарища, нацепил на гончаков ошейники с поводками. Передав оба поводка товарищу, бородач подошел к Николаю вплотную.

– Вы уж простите нас, бога ради! – пророкотал он сочным басом и, одновременно, улыбнулся широкой открытой улыбкой. – Не знаю, что на них такое нашло? Никогда еще не было, чтобы на человека бросались. Курите?

Бородач вытащил из кармана портсигар, раскрыв, протянул Николаю.

– Не курю! – ответил тот, всё еще сжимая в руке палку и ощущая себя довольно неловко, – в первую очередь из-за того, что был наполовину раздет.

– И правильно делаете! – одобрил бородач, закуривая. – Я вот тоже всё собираюсь бросить. И никак не соберусь. А вы что, в грибы ходили?

И он бросил быстрый взгляд на корзину.

– Нет грибов, – Николай по-прежнему ощущал себя довольно неловко.

Он швырнул в сторону палку и добавил:

– Вот решил немножечко отдохнуть. Жарко…

– Жарко, – согласился бородач. – И сухо. Дождик нужен!

Он перехватил настороженный взгляд Николая, направленный на его ружье, и вновь улыбнулся.

– Удивляетесь, почему с оружием? Вы не думайте, мы не охотимся. Тут другое…

– Волк! – хмуро пояснил товарищ бородача. Он по-прежнему с трудом удерживал бешено рвущихся вперед собак. – Да что это с ними такое?!

– Волк? – переспросил Николай недоверчиво. – Какой волк?

– Обыкновенный! – бородач пожал плечами. – А скорее всего, бешеный. Напал утром на доярок, они на ферму шли. Потом пастуха здорово потрепал. Нам позвонили в район… к сожалению, только мы вдвоем и смогли вырваться. Было бы больше народу – никуда б он от нас не ушел!

– Он и так никуда от нас не уйдет! – всё так же хмуро бросил товарищ бородатого. Он был значительно моложе, без бороды, зато с тоненькими франтоватыми усиками. – Я всё же подранил гада!

– Подранил! – насмешливо хмыкнул бородач. – Показалось тебе!

– Не показалось! – упрямо стоял на своем охотник с усиками. – Я ему переднюю лапу перебил! Сам видел, как он подпрыгнул!

– Ну, перебил так перебил! – бородач тщательно загасил окурок о подошву сапога. – Пошли, что ли!

Они зашагали прочь, таща за собой на поводках огрызающихся и пытающихся вырваться собак. Уже исчезая среди деревьев, бородач оглянулся.

– Вы всё же тут особо не задерживайтесь! – озабоченно проговорил он. – Мало ли что… Лучше домой идите! А то, может, с нами?

Николай отрицательно мотнул головой.

– Ну, смотрите!

И оба охотника скрылись между деревьев.

Некоторое время Николай по-прежнему стоял неподвижно и всё смотрел и смотрел им вслед. Какое-то странное чувство вдруг охватило его, чувство не то чтобы нереальности всего того, что с ним сейчас происходило, но всё же…

Это было, скорее, чувство чего-то необыкновенного, незнакомого, так непохожего на повседневные серые будни обыденной его жизни… и это странное чувство сладким волнением жгло и наполняло душу…

– Ты мой! – звучал в ушах Николая странный, чарующий голос. – Теперь ты мой! Навсегда мой! Иди же ко мне, иди, я жду!

«Беги отсюда! – одновременно шептал Николаю какой-то совершенно другой голос, тихий, едва различимый. – Беги изо всех ног и не оборачивайся даже! Или позови тех охотников, они еще услышат!»

А солнце уже поднялось почти над самой его головой. В лесу вновь становилось жарко и даже душновато.

И очень не хватало в этом лесу дождя…

Мыс Мельпомены

Борис КОЛЕСОВ. Допрежь свадьбы-женитьбы

Веселая пьеса, которая находит место песням и танцам

Москва

Действующие лица:

ИВАНУШКА

НАСТАСЬЯ – ЗОЛОТА КОСА

МАТУШКА

БАБУШКА-ЗАДВОРЕНКА

ЦАРЬ

ЦАРИЦА

ПЕТРАН БОЛЬШОЙ

ПЕТРАН МАЛЕНЬКИЙ

ДЕВУШКИ-КОЛПИЦЫ

Появляются Матушка и Бабушка-задворенка.

МАТУШКА. Иванушке моему, сыну крестьянскому, послушать бы Матушку. Ан нет, до смерти люба ему царевна. Вчерась пошел во дворец брать ее в жены. Ведомо тебе?

БАБУШКА. Прослышала. Там, небось, запросто не отдадут. Хорошо, Настасья – золота коса не дала… от ворот поворот.

МАТУШКА. Весело тебе? А ведь приказали жениху Настасьи что? Укротить коня. Того, что пускал огонь и дым. Пришлось Иванушке расстараться.

БАБУШКА. И то ведомо Бабушке-задворенке. Силен был гусь, этот пегий конь!

МАТУШКА. С утра сбегала, глянула на него. Как поучил пегого Иванушка, как сел верхом, так и заважничал бегунок: не пускает уже дым из ушей.

БАБУШКА. Подходила и с левого бока, и с правого?

МАТУШКА. Нет там ничего со всех сторон. Стоит важный из себя, ровно какой порядочный. Народ для развлечения дыму требует, нервничает. Пегому хоть бы что.

БАБУШКА. Сделалось с ним долгожданное. Поучился, пожелал нынче творить не дым из ушей, а полезное работанье.

МАТУШКА. Кончилось бы миром сватовство. Ничего бы ради того не пожалела. (Поёт).

Ой, от конского огня

Сын бедует у меня!

Нам не нужен тот огонь,

Что пускает пегий конь.

Пусть Иван мой не разиня,

С дымом было трудно сыну:

Напрочь он забыл про лень —

Бился с дымом целый день.

Укротить огонь и дым

Трудно даже молодым.

Старым вовсе не в подъём.

Однова мы все живём.

Кости ведь заноют просто.

Запасные есть ли кости?

Нет как нет ни запасных,

Ни каких-то нам других.

Конь таков – ничуть ни странно,

Что бедуем мы с Иваном!

БАБУШКА. А ты не бедуй, Матушка. Какая-никакая, а нашлась на коня управа. Теперь хоть бы и подушку, а встряхнуть нынче не забудь.

МАТУШКА. Чего ее встряхивать?

БАБУШКА. Иванушка имеет передышку. И вскорости заявится крестьянский сын домой. Наломался, однако пусть тоже не бедует, а выспится получше. Допрежь новой службы. Удумает Царица расстроить свадьбу, не иначе.

Появляется Иванушка.

ИВАНУШКА. Его Буянское Величество изволил буянить шибко.

МАТУШКА. Ты всё сполнял. С чего шуметь?

БАБУШКА. Пусть кони смирны, да с царского подворья невесты разбегаются. С того разбега и шум.

МАТУШКА. Настасья – золота коса идет не куда попало. В нашу избу. А у нас, не зазря будет сказано, завсегда чисто прибрано.

БАБУШКА. Прибрано, однако небогато. У тебя на столе который день лишь квасок. А ведь не чистыми углами красна изба – пирогами.

МАТУШКА. Мой квасок не гож? Крепок он! Аж слезу вышибает!

ИВАНУШКА. Знать, прослышала Царица про квасок. Не заторопилась столы у нас столовать, пиры пировать. Слуга царский Петран Большой сказывал: почала пегого срамить.

БАБУШКА. Она шумит на коня. Батюшка-царь на кого?

ИВАНУШКА. Тем же путем. На пегого. «Ах, ты, – буянит, – волчья сыть, травяной мешок! Пошто Иванушке покорился?!»

БАБУШКА. Царица слезные ручьи затворила. Да и велела тебе сослужить новую службу. Догадка верна?

ИВАНУШКА. Куда уж вернее.

БАБУШКА. Нынче нужна догадка, как всё сполнить. Опять верно?

ИВАНУШКА. Не то слово!

МАТУШКА. Ой, беда приключилася! Чуяло мое сердце…

БАБУШКА. Нет нужды нам заводить песню распечальную. Станем думать по прежнему порядку. Раз Царица Царю…

МАТУШКА. Присоветовала?

ИВАНУШКА. Недолго это, коль он завсегда под боком. Надобно мне завтра сотворить такое… (Повесил голову).

МАТУШКА. (Всплеснув руками). Пропала Иванушкина головушка!

БАБУШКА. Царицыно дело присоветовать. Наше…

ИВАНУШКА. Думать? А что тут придумаешь? Стоит море-океан. Надобно морское дно высушить. Вспахать, чтоб трава росла. Да и поставить остожья.

МАТУШКА. Неуж царевым коням травы-муравы не хватает, чтоб ставить теперь остожья на зиму?!

БАБУШКА. Царица-матушка у нас хозяйственная. Чего ей желается? Чтоб царевна вышла замуж выгодно. Пока суть да дело не против хозяйка Буянских угодьев заодно прибавить остожьев.

МАТУШКА. Развели коней, овец, животины всякой, а Иванушке теперь спину ломай.

БАБУШКА. Судьбинушка крестьянская. Нет тебе сладких пирогов. Паши знай и паши.

МАТУШКА. Заохотился жениться – опять паши. Да ведь что велят пахать? Дно морское! Ой, куда крестьянскому сыну податься?! На кого понадееться?!

ИВАНУШКА. (Раздумывает). Как высушить океан-море? Вот штука.

БАБУШКА. Как есть подмога не помешает.

ИВАНУШКА. (Упрямо). Настасья – золота коса люба мне. От нее не откажусь.

Появляется Настасья – золота коса.

НАСТАСЬЯ. Кто тут желает отказаться? Косой взмахну, сарафаном отмахну – и нет меня!

МАТУШКА. Того сарафана Иванушка не упускал.

ИВАНУШКА. И вдругорядь не упустит. Лучше вкруг него пойду вприсядку.

МАТУШКА. Свадебную? (Настасье). Он пойдет. Вскачь понесется.

НАСТАСЬЯ. (Иванушке). Не время вкруг сарафана утруждаться. Иди-ка на конюшню и выводи пегого из стойла. (Поёт).

Пусть еще я не жена,

Кое-что сказать должна.

Мать, шепни скорее сыну,

Что Ивана не покину.

Он ни в чём не виноват.

Нам не время горевать.

Время вам поверить мне.

Время вспомнить о коне.

Он устал, конечно, тоже,

Но работать он поможет.

Уважительный ведь он,

Раз Иван удал, силён.

БАБУШКА. (Подхватывая, поёт).

От того и дым пускал,

Что не ведал, кто удал.

А проведал – и готов,

Знать, служить без дураков.

ИВАНУШКА. Велеть коню…

МАТУШКА. Если океан-море выпить, нипочем не поверю.

БАБУШКА. Верить необязательно. Однако осушить дно…

НАСТАСЬЯ. Надо обязательно. Осушить и вспахать. Пегий нынче крепкую узду знает. Послушается. Дело сполнит.

БАБУШКА. Вишь, Матушка, что деется. Кто остожья считает, а кто пахаря привечает.

МАТУШКА. (Настасье). Ты, девонька, не тужи. По крестьянскому обычаю дно вспашется, не иначе. А на избу нашу глянешь, так что ни день здесь чисто прибрано. (Иванушке). Не стану заводить распечальну песенку. А ты, когда стало тебе весело, вот что пой! (Громко выводит).

Как задумаю жениться,

Никому я не скажу —

Запрягу телушку в дровни,

К хвосту веник привяжу!

БАБУШКА. Не рановато ли пойдет веселье?

ИВАНУШКА. Ну, кому надобно что смешное запрягать, пусть озаботится. Что до меня, бегу как раз к пегому. Приспело нам пахать. Небось, в час не управиться.

БАБУШКА. (В сторону). Это не вкруг сарафана плясать. Такая служба, что уж никакая не службишка. (Матушке). Чего боюсь? Как бы не было службы потрудней.

Становится темно. Светлеет. Петран Большой дремлет, покачиваясь на лавочке возле пустого трона. Появляется Петран Маленький.

ПЕТРАН МАЛЕНЬКИЙ. Петран Большой!

ПЕТРАН БОЛЬШОЙ. (Подпрыгивает). А?

ПЕТРАН МАЛЕНЬКИЙ. Грошик на. От меня, царского слуги Петрана Маленького.

ПЕТРАН БОЛЬШОЙ. (Садится на лавочку). Да ну тебя.

ПЕТРАН МАЛЕНЬКИЙ. (Тянет к нему руку). А ты возьми, возьми.

ПЕТРАН БОЛЬШОЙ. (Привставая). Ладно, давай.

ПЕТРАН МАЛЕНЬКИЙ. (Отдергивает руку). Зачем тебе грош? Ты и так хорош.

ПЕТРАН БОЛЬШОЙ. (Снова садится, продолжает дремать, покачиваясь). Чем же я хорош? Нос картошкой. Усы от кошки. Уши от собаки. С тобой желаю драки.

ПЕТРАН МАЛЕНЬКИЙ. Сердится он. (В сторону). Петран Большой так глуп, что дальше некуда. И еще сучит кулаками. (Петрану Большому). Неумно это – сердиться. (Поёт).

Он большой, Петран Большой.

Только ты, Петран, постой!

Благодарен будь судьбе —

Грошик показал тебе.

Видя грошик, попляши,

Но пляши от всей души.

Хоть я Маленький Петран,

Но тебе я не чурбан.

Посмеюся над тобой,

Над твоей Большой судьбой.

А моя пусть Маленька,

Да зато удаленька!

ПЕТРАН БОЛЬШОЙ. Шутит! Ишь, какой он, Петран Маленький: денежку посулил, а не дал! К царице что ни день подмазывается, на ловкости ее глядючи… Царь-батюшка ему не хорош.... Вот я тебе, проныра! (Поёт).

Ой, гляжу я, нет конца

Всем проделкам хитреца!

Только будет что сейчас?

Он получит в правый глаз!

А когда конца не будет

И меня попросят люди

Поутишить хитрецов,

В левый дать всегда готов!

Надо службой дорожить

И без хитростей служить.

А когда наладишь дело,

В оба глаза… глянешь смело!

Появляется Царица.

ЦАРИЦА. Его Буянского Величества нет, а шуму чересчур много. Непорядок!

ПЕТРАН БОЛЬШОЙ. (С бравым видом). Так что докладываю. Царевы слуги не поделили между собой Царя с Царицей.

ПЕТРАН МАЛЕНЬКИЙ. (Ехидно). Это всё Петран Большой. Шумит, ровно батюшка-царь. А понятия разумного нет. Насчет того, кому надобно служить допрежь всего.

ЦАРИЦА. Шумишь, Петран Большой? Ступай на конюшню. Размышлять тебе там зачем? Соображай лишь, как вычистить стойло пегого коня.

ПЕТРАН МАЛЕНЬКИЙ. Чтоб лучше было.

ПЕТРАН БОЛЬШОЙ. Значит, вычистить…

ПЕТРАН МАЛЕНЬКИЙ. Давай, давай! Без лишних соображений. (В сторону). Оно, конечно, и Царица не всегда в должном понятии. Глядишь, пегий конь быстренько вспашет это дно… которое морское. Нет, следовало дать Петрану Большому дело потяжельше. Чтоб не враз оно сполнилось, а затянулось… как раз навсегда.

ЦАРИЦА. Пошевеливайся там с усердием. Пегий вспахал дно морское. Возвращается победно. (В сторону). Никакой нет мне радости.

ПЕТРАН МАЛЕНЬКИЙ. (Вскрикивает от неожиданности). Ух, ты! (В сторону). Жаль, не получится, чтоб… навсегда!

ЦАРИЦА. (Сердито). Радуешься, Петран Маленький?! Больно громок здесь!

ПЕТРАН МАЛЕНЬКИЙ. (Угодливо). Как можно? Рад лишь, попотеть придется Петрану Большому.

ЦАРИЦА. Смотри у меня! Чтоб кричал по уму. Без ума чтоб не кричал. (Петрану Большому). Почему ты здесь? Почему не на конюшне?

ПЕТРАН МАЛЕНЬКИЙ. Так его! Так ему! Слушаюсь, матушка-царица, доказывать.

ЦАРИЦА. Что доказывать?

ПЕТРАН МАЛЕНЬКИЙ. Завсегда – это. Как раз то, что скажешь. А также то, что Петран Большой допрежь всего в конюшне царской помело!

ЦАРИЦА. Ну, это можно.

Петран Большой уходит.

ЦАРИЦА. Петран Маленький! Принимайся за дело государственной важности. Бери трон батюшки-царя. Тащи от окошка да прямиком к стене.

ПЕТРАН МАЛЕНЬКИЙ. Понял. У окошка что там? Солнце слепит глаза Буянскому Величеству. У стены как раз тенечек. В затишке батюшка-царь скумекает враз.

ЦАРИЦА Чегой-то ему надобно кумекать?

ПЕТРАН МАЛЕНЬКИЙ. То, как Иванушку отвадить.

ЦАРИЦА. Без Царицы кумекать?! Да ты…

ПЕТРАН МАЛЕНЬКИЙ. Если, конечно, матушка-царица ему подскажет. Я тут лавочку поставлю. Для согласительного разговора Царя с Царицей.

ЦАРИЦА. Заставь Петрана Маленького переставить трон, он себе расшибет лоб.

ПЕТРАН МАЛЕНЬКИЙ. Извиняюсь. Рад не переставлять.

ЦАРИЦА. Куда тащишь лавочку? На нее Царь усаживает гостей всяких. Послов да сватов. Я и на троне сидеть способна. Понял?

ПЕТРАН МАЛЕНЬКИЙ. (Подобострастно и в то же время хитро). У-у, сколь места много на троне! Буянскому Величеству хватит. И матушке-царице доля достанется. Мне тако же место найдется.

ЦАРИЦА. (Качает головой, говорит строго). Куда он лезет?!

ПЕТРАН МАЛЕНЬКИЙ. Куда спешит Петран Маленький? Он будет на том месте, где можно постоять. За троном аккурат и будет. А лавочку тогда неплохо поставить в прихожую. Пусть там сидят сваты, которые Иванушки и прочие.