Журнал «Парус» №71, 2019 г.

Ирина Калус, Андрей Шталь, Виктория Полякова, Иван Нечипорук, Елизавета Хапланова, Геннадий Авласенко, Борис Колесов, Николай Смирнов, Алексей Котов, Евгений Чеканов, Андрей Юрьев, Диана Кан, Татьяна Ливанова, Маргарита Полуянова, Андрей Румянцев, Вячеслав Александров, Свт. Лука Войно-Ясенецкий, Михаил Белозёров, Надежда Кускова, Никита Николаенко, Светлана Донченко, Всеволод Глущенко, Василий Пухальский

Журнал «Парус» №71, 2019 г.

Цитата

Афанасий ФЕТ

***

Скрип шагов вдоль улиц белых,

Огоньки вдали;

На стенах оледенелых

Блещут хрустали.

От ресниц нависнул в очи

Серебристый пух,

Тишина холодной ночи

Занимает дух.

Ветер спит, и все немеет,

Только бы уснуть;

Ясный воздух сам робеет

На мороз дохнуть.

1858

Художественное слово: поэзия

Андрей ШТАЛЬ. Бумажные кресты

ЦАРСТВО НЕБЕСНОЕ

Смотришь, бывает, на небо, видишь вдали силуэты, —

Множество старых знакомых, экое все-таки диво!

Ходят по небу артисты, ходят по небу поэты,

Верный товарищ, с которым пили мы в юности пиво.

Бабушка Аня, два деда ходят небесным покоем,

Тени щемяще тоскливо тают в туманности белой.

Кто-то почти незнакомый вдруг помахал мне рукою —

Мальчик, убитый осколком после ночного обстрела.

БУМАЖНЫЕ КРЕСТЫ

Известно всем, кто пережил бомбежки,

Зачем кресты бумаги на окошках.

Картинка социальной катастрофы —

Война идет отнюдь не понарошку.

Слез океан не вычерпаешь ложкой,

И в сердце боль сильней, чем колет брошка.

Ты видишь смерть, взбираясь на Голгофу,

Ну, что ж, мой друг, присядем на дорожку.

ЗАЙКУ БРОСИЛА ХОЗЯЙКА

Кто-то молится тихонько: «Дай спасение, Отец, нам!»,

Кто-то бесконечно плачет, и творится черт-те что.

Мне же вместо просьбы к Богу вдруг пришли стихи из детства:

«Зайку бросила хозяйка» – или как там у Барто?

Взрыв. К ребенку снова мчится то ли мама, то ли папа,

А уже спустя мгновенье стало страшно и темно.

Прилетевшие осколки «оторвали мишке лапу»,

И ударною волною в доме выбило окно.

ОБСТРЕЛ

Город пахнет смертью, порохом, свинцом.

На асфальте стынет мясо мертвецов.

Новые могилы, гибельные дни,

Небо содрогнулось, тишина звенит.

Пролетит по небу множество смертей,

Упадешь на землю, будешь ближе к ней.

Закрываешь уши, открываешь рот,

Веришь – милосердный Боженька спасет.

ПОСЛЕ ОБСТРЕЛА

Я помню звон разбитого стекла,

Свист мины, траекторию полета.

Хотелось мне бежать, подобно Лоту,

Смерть пощадила – рядышком прошла.

И я стоял живой средь мертвых тел,

Похоже, мне выкапывать могилы.

Вон у соседей дом разворотило,

А мой случайно оказался цел.

ИЕРИХОН

Иерихон сегодня ночью спал.

Таилась жизнь за стенами домов.

А в это время реактивный шквал

Гудел и бился с тысячей громов.

Играл архангел соло на трубе,

Но все же смерть ушла, и я живу.

Я вижу точку «А» и точку «Б»,

Не связанные вместе «Точкой-У».

ГОВОРЯТ

Говорят, серьезные шли бои,

Говорят, за городом – беспредел,

Говорят, стреляли в своих свои,

Говорят, что будет опять обстрел.

Но она не слушает глупый бред,

И она не верит всему подряд.

В дом вернулся газ, и вернулся свет,

За углом есть школа и детский сад.

Вот и чайник утречком засвистел,

Закипела, стало быть, в нем вода,

И уже пора разбудить детей,

Чтоб потом доставить кого куда.

У нее два маленьких пацана,

А девчонке старшенькой – десять лет.

Все прекрасно, если бы не война,

Та, которой вроде бы как и нет.

БРАТ ИСАЙЯ

Не поднимет народ на народ меча…

Надпись на стене у здания ООН, взятая из книги пророка Исайи

Если бы верить умел в чудеса я,

Были бы мысли ясны.

Поговори же со мной, Брат Исайя,

Об остановке войны!

Пусть возвратится понятие чести,

Встанет народ мой с колен!

Нам бы не знать, что такое «груз двести»,

Сайт «Миротворец» и плен…

Не вспоминать о проверках и копах,

И о судах без вины!

Нам бы не думать о тех, кто в окопах

С той и другой стороны!

Переселенцы, мигранты, вокзалы,

Вши в поездах и клопы…

Перековать бы мечи на орала,

Копья войны на серпы!

Завтра, возможно, притащит Косая

В город мой «Смерч» или «Град».

Ты укажи нам дорогу, Исайя,

В Царства Небесного град.

АТЛАНТИДА

Собирайте в мешки богатства,

Загружайте свой скарб в подводы!

Что со смертью теперь тягаться?

Атлантида идет под воду!

Мимо с плачем бегут соседи,

Люди в легких ночных хитонах.

Тихо, бабы, мы все уедем!

Атлантида сегодня тонет.

Погружает Господь под воду

Всё, что стало исчадьем ада:

Демагогов, кто врал народу,

Полководцев на баррикадах.

Завтра в книге о нас прочтется

У какого-нибудь Платона,

Что страну согревало солнце,

Что любил Господь как никто нас,

Голубое лучилось небо,

Зерна в злак набивались туго,

Но с ума мы сошли от гнева

И пошли воевать друг с другом.

Атлантида истошно плачет,

Убегайте, спасайтесь, люди!

Здесь не будет теперь удачи,

Завтра здесь ничего не будет.

ПИСЬМО «ТЕРРОРИСТА» МУАММАРУ КАДДАФИ

Вы породили Гитлера, не мы. Вы преследовали евреев. И вы устроили холокост!

Из речи Муаммара Каддафи на Генеральной Ассамблее ООН

На контурных картах стало все больше линий

Боев, столкновений, разграничений зон.

А сколько еще их будет – ираков, ливий,

Гражданских конфликтов, горя и похорон?

Прощайте, полковник! Ради борьбы с диктатом —

Репрессии, чистки, войны и крах систем.

Твой город утюжат безжалостно бомбы НАТО

Для новых продажных сделок и хитрых схем.

Не жизнь человека служит для них святыней,

Не то, во что верю я и чем ты богат,

Но нефть, что разлита в недрах твоей пустыни,

Заставила их найти и убить врага.

Они нам устроят новую мировую,

Командуют вновь: «Огонь, батарея, пли!»

Мы – дети страны, которой не существует,

Во имя «свободы» стертой с лица земли.

Виктория ПОЛЯКОВА. Здесь нет спокойствия и сна

ДИПТИХ

Хуже нет напасти,

Чем зверье у власти.

1

Здесь нет спокойствия и сна —

Зима звереет.

О Господи, когда весна?.. —

Уже не верю,

Что сгинет в мареве пурги

Войны проклятье.

Отчизна, мы ведь не враги —

По горю братья.

2

Саван, а не снег укрыл Донетчину:

Наливайте водку через край.

В городах с рассвета и до вечера

Смерть подушно собирает дань.

Ходит, на добро чужое зарится,

Радуется: мир сошёл с ума.

И в «котлах» людское «мясо» варится,

Скоро будет новый Иловайск.

Брат опять в лицо стреляет братово

(У Страны такой менталитет).

…И роняет Божий Сын гранатовые

Слезы…

Но спасенья больше нет.

***

Под ногами – снежинок крошево.

Спазмом боли сжимает горло.

Кто ты – с неба на землю сброшенный

В мир, где прошлое иллюзорно?..

И куда тебе деться с крыльями? —

До предела забита паперть:

Искалеченных – изобилие…

Состраданья на всех ли хватит?..

Недолюблены, недоласканы,

Недосчастливы мы, но все же…

У Распятия не распластанных —

Ты спаси и таких, о Боже!

Погибающих от неверия,

Себялюбия и гордыни…

Освети нам Дорогу – Верою,

Ту, что раньше вела нас в Ирий…

От стихов – не остов, а косточки…

Мне на выход опять с вещами…

Что еще Ты подашь мне, Господи?

Звезд горошины…

и Молчанье…

***

Симовы или Хамовы?

Чей продолжаем род?

Все мы – сыны Адамовы,

Ветхий Завет не врёт.

Землю засеяв трупами,

Грезим про Райский сад.

От сотворенья – глупые!

(Это не от Отца.)

В третье тысячелетие

Старый багаж берём.

Снова на Бога сетуем

И сатану клянём.

Каиново, Пилатово

Трудно в себе изжить,

И забираем братово:

Женщину, землю, жизнь.

Зависть назло умножили:

Ценность души – алтын.

С пьяными лезем рожами

К ликам святым.

***

Время шагнуло

решительно за полночь,

буквы дрожат

под настольною лампою,

ялик луны

в чёрном небе качается…

Час комендантский —

ходить запрещается!

В городе осени

стыло и ветрено,

листья разбросаны;

голыми ветками,

словно костяшками пальцев,

настойчиво

ветер стучит

в приоткрытую форточку.

В городе осени

горе – обыденность,

здесь отродясь

Алконоста не видели…

Сирин

призывную песню поёт —

жди воронье…

Жизнь наша в рамки

свобод не вмещается.

В городе осени

боль проявляется

списком потерь

населения мирного,

страх измеряется

взрывами минными,

ливнем осколочным,

переживанием,

Божию милостью…

Но испытания

Духа и Веры

у Господа вымолим.

В городе осени

имя за именем

жертв геноцида,

войны необъявленной,

криком

разбуженной совести

явим мы

миру:

не «сотню небесную» —

тысячи!

И на скрижалях

бессмертия

высечем.

В городе осени

повод для радости —

над головою

висящая радуга…

Здесь без прищура

увидит любой

в детских глазах

стариковскую боль.

В городе осени

чудо случается.

Надо

остаться людьми,

не отчаяться.

И обретём

в Царстве Божьем

спасение,

но «аз воздать»

велико искушение.

В городе осени

крестик за крестиком

я вышиваю

не платье невестино,

не гобелены

сакрально-былинные —

схиму по тем,

кто до времени сгинули…

***

Как чёток силуэт в оконной раме,

Хоть и едва подсвечен ночником,

Кричит: «Зайди! И за полночь – не рано!

Зайди! Пусть даже лично не знаком.

Отбросив лоск манерности столичной,

Верни себе провинциала шарм:

Улыбку детскую и лилию в петличке…

Поговорим с тобою по душам».

Мы пленники домов многоэтажных.

Черты, слова ли память сохранит?.. —

Что будет после… Разве это важно?.. —

Мы одиноки, хоть и не одни…

…Но ломанные линии рассветов

Ложатся спешно на полотна дней…

***

…Воронка после взрыва не остыла.

Европа. ХХІ век. Донбасс.

Нас Украина принуждает к миру.

О Господи, спаси скорее нас!

Пошли ослепшим от вранья – прозренье,

Пошли оглохши от него же – слух.

Мы ВЫЖИЛИ!

За Вербным воскресеньем

Страстной седмицы боголепный труд.

Я видела величие Собора,

Я ощутила длань Твою над ним.

О Господи, храни любимый город,

И Веру православную храни!

Иван НЕЧИПОРУК. Заболел мой край войной

ИТАКА

Моя полынная Итака

За бурным морем ковылей,

Ты золотишься тучным злаком

На исковерканной земле.

Я твой Улисс, бродяга вечный,

Расстрига раненного дня…

Легли отрепьями на плечи

Крыла, им не поднять меня.

Я вновь шепчу в ночи молитвы

И грежу запахом травы…

Но все желания залиты

Смолой неправедной молвы.

КТО НЕ СКАЧЕТ

Ещё вчера кричавшие: «Осанна!»

Сегодня перекрасились нежданно,

Благоразумия уже не сохранить,

Когда в загуле и в угаре пьяном,

Злой дух толпы, витая над майданом,

Рождает крик, взывающий: «Распни!»

И хмурый день становится кровавым.

Народ кричит и требует расправы

(Найдут виновных, ведь никто не свят)…

Зигуя небу жестом ультраправым,

Толпа как зверь рычит: «Отдай Варавву!» —

И скачет… Кто не скачет – тот распят!

КРИКИ ЧАЕК НАД НЕВОЙ

Тают в облаках лучи…

Ветер свищет, как нагайка,

Воздух сладостно горчит.

Надо мной не плачут чайки,

Надо мной кричат грачи.

Кроны тополей пусты…

На ветру трепещет осень,

Сквер, осунувшись, простыл.

И октябрь с собой уносит

Прогоревший дух листвы.

Заболел мой край войной…

И друзья считают чаек

Над холодною Невой,

И, по Родине скучая,

Не торопятся домой…

***

Памяти Е.З.

А годы всё колючей и капризней,

Счастливые моменты далеки…

Ещё вчера мы, словно мотыльки,

Летели смело к свету взрослой жизни,

А нынче нам полёты не с руки.

Оглядываясь вспять, мгновенья меря,

Себя считаем племенем младым,

Но пожиная времени плоды,

Мы отмечаем в дневниках потери,

Смыкая поредевшие ряды.

***

Дышит край мой ковыльным привольем,

Пахнет воздух полынью седой.

Этот край был веками намолен,

И вчерашнее Дикое Поле

Нынче стало нам Русью Святой.

Пробиваясь огнём и секирой,

Нас дороги и судьбы свели.

Мы, полпреды славянского мира,

Из Донца мелового потира

Причащаемся тела земли.

***

Вчера обстрел – сегодня тишина,

И только ветер, бередящий клёны,

Прорвавшись в трещину разбитого окна,

Мне напевает песню утомлённо

Про то, как надоедлива война.

Мой хрупкий быт висит на волоске,

Мои волненья, как тугая роздымь…

И я смотрю сквозь дырку в потолке

На горькие испуганные звёзды,

Сжимая крест в слабеющей руке.

***

Мы раньше срока поседели,

Бессонницу войны кляня.

Здесь даже городские ели

Познали пагубность шрапнели,

Жестокосердие огня.

И горожане-фаталисты

Живут, но помнят каждый час,

Что ангел смерти бродит близко…

И где-то там артиллеристы

Прицельно думают о нас.

ПРЕДДЕКАБРЬСКОЕ

А за кордоном – снежная страна,

Реалии ноябрьских откровений.

Мой путь через посты и сумрак бренный,

Где страх, как набежавшая волна

На грани у растерзанной вселенной.

Где всё спокойным кажется на вид,

Но дребезжит рассудок чайным блюдцем.

Снежинки в окна призрачные бьются,

Там ёлка прошлогодняя стоит,

Всё ждёт, когда хозяева вернутся.

***

Промолчи, промолчи, промолчи!

А. Галич

Дух бунтарства по свету рассеян,

Память схлынула красной волны.

Вы – расстриги печальной страны —

Позабыли, чем дышит Расея.

И на беды взирая сквозь пальцы,

Равнодушия пьёте туман…

И заплакало небо славян,

Запекаясь кровавым румянцем.

***

Андреевской церкви на солнце горят купола,

Но мне неуютны барочные хмурые своды.

Пройдёмся по спуску, где дышится в полдень свободно,

Где города змиева осень легка и светла.

Пусть машут каштаны своей обречённой листвой,

Пусть камни брусчатки на солнце агатом искрятся!

Андреевский спуск. Дом Булгакова – номер тринадцать,

И старая липа, парящая над мостовой.

Я город когда-то любил наблюдать с высоты,

Пока в моей жизни судьба не проела прореху…

И если б не ты, я сюда ни за что б не приехал!

И множество прочих условностей: «если б не ты!»

Елизавета ХАПЛАНОВА. В ладонях века

ЖАТВА

Смертоносная жатва осени, приближающей «Час Быка»…

Все мы нищие, все мы босые… Но крепки и рука, и строка.

Все мы странники безнадёжные по дороге в небесный край.

И бредём к Алтарям… безбожные. А не спрятался – погибай.

Нам привычно пером и шпагою выбирать свой дальнейший путь.

Но взлетает Душа – не падает… когда пуля достанет грудь.

Все мы держимся эфемерностью, иллюзорностью бытия…

Только б нам доставало смелости застилать свою жизнь в поля.

Смертоносная жатва осени… Надо выдержать новый бой.

Под наркозом ли… под колёсами… не раздавлены под пятой!

И не каменные, не свинцовые, не металлом влитые в жизнь, —

Будут розы цвести – садовые, словно символ: «Донбасс, держись!».

Сколько жатва ещё протянется? – Всё мы выдюжим, вот те крест!

Не бывало, чтоб Каин каялся… Но распятый-то Сын воскрес!..

«Час Быка» невозврата точкою отмечает ладони нить.

Но Донбасса сыны и дочери, – вот те истина! – будут жить.

НА РУСИ

Ладаном пахнет воздух.

Господи мой, прости!

…Из песнопений создан

Тот, кто рождён на Руси.

Небо залито светом

Сквозь череду дождей.

Пахари и поэты —

Дети Руси моей.

Нет, не за лёгким счастьем

К свету бредёт душа…

Свечечка не погаснет,

А за душой – ни гроша!

В этом святая сила

Каждого на Руси.

В шёпоте негасимом:

«Отче наш, иже еси…».

МЕМБРАННОЕ МОЛЧАНИЕ

Когда море, что раскинулось перед нами,

унесет в свои пучины хоть одну малую песчинку,

мы этого, разумеется, не заметим, ибо это

всего лишь песчинка, но европейский континент

станет меньше…

П. Коэльо «Победитель остаётся один»

Молчит душа. И замерли часы.

Застыли в воздухе стальные нити Слова.

Душа расстаться с миром не готова,

Минуты досыпая на Весы…

Мы все уйдём в забвения туман —

Всё меньше наших маленьких вселенных…

Молчит душа. Любовь вскрывает вены…

И по пескам ступает караван,

Как будто Вечность, сорванная с уст…

Ментальный сон, растянутый в столетьях…

Порою в нас Пигмалион заметен,

Но в каждом есть немного и… Прокруст.

Молчит душа. Свершён прощальный суд.

Замёрзли реки непрожитой жизни…

И где-то… над распятою отчизной

Давно заупокойную поют.

ВОЙНЫ ВАЛЮТА

Памяти Арсения Павлова («Моторолы»)

Наша Жизнь – войны валюта.

С ней играется иуда,

Ценность понижая круто —

До немыслимых границ.

А на небе кружит ворон —

Вдовы воют дружным хором…

Проросли гнилые зёрна —

И взрастили… аушвиц.

Меньше нас ещё на брата —

Покидают мир комбаты…

Там – парады. Здесь – награды

Лягут холодом на грудь.

В люльке – сын, малышка – дочка

Не помашут вслед платочком…

Роковой осенней ночью

Отбыл он в последний путь.

Кривоногая с косою

На Донбасс идёт войною.

И, рядком могилы роя,

На крови играет пир.

Над земной непрочной твердью

Кто-то яро крутит вертел,

Чтоб обрёл своё бессмертье

Рядовой и командир.

В ЛАДОНЯХ ВЕКА

Искрится тихий первый снег… В ладонях века тает время…

Кто дышит – жив. Кто любит – верит. Святой – кто молится о всех.

…Перед иконой дух земли, распластавшись, просил пощады.

Огней церковных мириады благословляли путь Любви.

Но не жива земная плоть – на паперти мечи и стрелы.

Вода в озёрах обмелела. Где купола… и где Господь?!

Дорогу снова замело – под белизной утихло пламя…

Скрипит у века под ногами не снег – уставшее Весло,

Ведущее степенно путь… и муть воды привычной стала,

Где в очередь на пьедесталы тузы стараются примкнуть —

Неведом миру их альянс… Народным эхом чтутся лики!

За тёмной ширмою – интриги, а в душах – пыльный декаданс…

Век просветленья и… стыда, где шут опять играет в маски,

Страшась людской (земной) огласки… Не зная Божьего Суда.

Как быстротечен стрелок бег… Вот то, что властвует над всеми!

В ладонях века тает время… Искрится тихий первый снег…

СТОЮ ОДНА

Разрушен мир пустынностью надежд…

И ставнями, закрытыми на вечность,

Не пропускаем Свет… Не поднимаем вежд…

И путь к любви стал призрачным и млечным…

Координаты чувств сошли на нет…

В ларце души хранимые Созвездья —

Твой зримый свет… Лишь малый след

Для нас не предначертанного «вместе»…

Истерзанность души играет туш,

Поверженное сердце просит воли!

Ты для кого-то друг… кому-то муж…

А для меня – счастливейшее горе!

Мне в сердце льётся сонный луч зари —

В златых волнах укутанное счастье…

Идти к тебе никто мне не велит,

А я иду… как к Богу на причастье…

Бесправной жрицей на костре любви,

Язычницей, нарушившей запреты,

Я на границе неба и земли

Стою одна – испита и… допета.

Пересеченьем будущих дорог

Оправдывая Вечности страницы,

Иду туда, где только Ты и… Бог,

а вдоль дороги – лица, лица, лица…

Художественное слово: проза

Геннадий АВЛАСЕНКО. День, когда не хватает дождя

Рассказ

Где-то слева вновь послышался азартный и заливистый собачий лай. Собаки кого-то гнали. Зайца, скорее всего… а может, и лисицу…

Лай быстро приближался, и Николай начал уже настороженно осматриваться по сторонам – в надежде увидеть, наконец, ушастого этого бедолагу, который мчится сейчас сломя голову прямо сюда. Но время шло, зайца всё не было, а лай приближался и приближался… и вдруг, в той же стороне, совсем неподалеку от Николая, гулко и отрывисто громыхнул выстрел, за ним сразу – второй. И тотчас же собаки перестали лаять.

«Браконьеры, – невольно подумалось Николаю. – И не опасаются, черти!»

И он решил, что, скорее всего, это был не заяц. Летом на зайца не охотятся. Никто, даже браконьеры. На лося – другое дело. Или, скажем, на кабана.

В это время собаки вновь залаяли, правда, теперь лай их был каким-то неуверенным. Видимо, потеряв след, они изо всех сил старались снова его отыскать.

Не горя желанием повстречаться ни с собаками, ни, тем более, с их хозяевами, Николай взял круто вправо и направился к знакомому болотцу, почти на окраине леса.

«Посмотрю еще там, и всё! – твердо решил он. – И надо домой поворачивать! Нет грибов – незачем ноги зря бить!»

В корзине, которую Николай держал в левой руке, стыдливо перекатывались из стороны в сторону несколько небольших подосиновиков, рядом с ними скромно желтели горсти две лисичек. Единственный боровик выглядел среди всей этой грибной мелочи самым настоящим великаном.

Собачий лай давно уже остался позади, новых выстрелов тоже не было слышно. И лес вновь зажил обычной своей, повседневной жизнью. Капли росы еще там-сям посверкивали на широких листах папоротника, но лучи восходящего солнца быстро находили и сразу же стирали эти последние приметы туманного утра. День вновь обещал быть солнечным, безоблачным и по-вчерашнему жарким…

– Дождика бы! – вздохнул Николай, с досадой швыряя на землю очередной червивый боровик. – Вторую неделю такая жара!

Впереди уже ощущалось болото, и он медленно зашагал еле приметной тропочкой вдоль самого его края, с напрасной надеждой поглядывая себе под ноги. Время от времени делал короткие вылазки то влево, то вправо от тропинки, но неизменно вновь на нее возвращался.

Перемещаясь таким вот причудливым манером, он довольно скоро подошел к хорошо знакомому ему шалашу, мастерски сделанному из сухих ветвей орешника, березняка и тонких ивовых прутиков.

Шалаш был довольно старым. Построил его, наверное, какой-то заядлый охотник для весенней охоты на тетеревов (рядом как раз и находилось изрядное их токовище). Но это было давно, несколько последних лет шалашом никто не пользовался, да и тетеревов почти не осталось. А вот шалаш сохранился. И стоял упрямо на прежнем месте, возвышаясь среди зеленой травы каким-то нелепым памятником неизвестно чему.