Назад в СССР: Классный руководитель. Том 2

– Ну, давай, запускай свою шайтан-машинку.

Глеб схватил провод со штепселем, воткнул в розетку и вжал красную кнопку на мониторе. Ждать пришлось долго, пока монитор нагреется и выведет на сером экране светло-голубые буквы:

Memory Size?

Radio Snack Level I Basic

Ready

– И какие программы у тебя есть?

Парень кинулся к стеллажу, который стоял вдоль стены. И притащил большую стойку с кассетами. Гордо выставил передо мной:

– Вот. Смотрите. Эти, – провёл пальцем по первому вертикальному ряду, – Отец привёз. А вот эти, – указал на несколько рядов. – Я сам написал. Только подождать придётся. Долго загружается. Минут пять. Если повезёт.

Глеб сел за стол, вытащив одну из кассет, очень осторожно задвинул в зев приёмника. Нажал клавишу. В левом верхнем углу замигал светло-голубой квадратик.

Я прошёлся вдоль стеллажа, разглядывая книги. В основном по вычислительной технике, кибернетике на английском. Но что-то увидел и на русском. Особняком стояли труды известного кибернетика, основателя компьютерной сети ОГАС академика Виктора Глушкова: «Введение в кибернетику», «Макроэкономические модели и принципы построения ОГАС», «Основы безбумажной информатики», «Синтез цифровых автоматов», «Алгебра. Языки. Программирование», «Введение в АСУ», «Макроэкономические модели и принципы построения ОГАС».

– Глеб, и ты эти книги Глушкова прочёл? – поинтересовался я, вернувшись к столу.

– Да, чего-то прочёл, – пробормотал парень довольно равнодушно.

– Ну и как?

– Пока скучно. Управление, вычислительные комплексы. Мне интереснее паяльником орудовать.

– Это ты зря. За вычислительной техникой – будущее. Тебе ведь нравится программы писать?

– Собирать чего-нибудь интереснее.

– Так ты ведь можешь и компьютеры собирать. Какая разница? Они же тоже состоят из микросхем, проводников, конденсаторов. Тут знаешь, просто море возможностей. Сейчас у тебя на экране просто символы. А потом, представь, ты будешь видеть изображения, как в реальности. Сможешь управлять самолётом, кораблём, даже звездолётом. И они будут выглядеть в трёхмерной изображении, как настоящие.

Он поднял на меня взгляд, заморгал, видно, переваривая мною сказанное.

– Ну, это когда будет, – хотя в голосе зазвучала большая заинтересованность.

– Так ты парень талантливый. От тебя тоже зависит, как пойдёт в нашей стране развитие всех этих систем.

– Вы так говорите, как будто уверены, что это все будет.

– Уверен. Покажи, какие программы ты ещё написал.

– А, да, сейчас покажу!

Он начал вводить в командной строке названия программ, и на экране возникали картинки: то хоккеист с клюшкой, то смешной поросёнок, смахивающий на Пятачка из мультфильма. То изображение воздушного шара, паровоза. Мне, привыкшему к ярким цветным картинкам, эти рисунки вызывали болезненную ностальгию, словно я вновь и вновь нырял в свою юность и наблюдал начальную точку развития компьютерной индустрии.

Такие же чувства я испытывал, когда видел отрисованные ASCII-кодами рисунки в финальной сцене игры «Портал», когда звучит песенка «Still Alive», где побеждённый главным героем компьютер GLaDOS объясняет, что на самом деле, она жива.

Глеб показал несколько интерактивных игр, не только классический самолётик, который сбивает ракетами противников, но и морской бой, теннис, крестики-нолики. Разработчики пока не додумались до тетриса. Но я узрел даже прародителя РПГ-игр в стиле «Орегонской тропы», только на русском языке. В верхней части экрана телегу сквозь густой лес, трогательно отрисованный огромными голубоватыми пикселями, тащила пара лошадей. Человечки высаживались у реки, ловили рыбу, зажигали костёр и варили уху. Воевали с медведями и волками. А внизу, под чертой отрисовалась таблица:

Дата: 7 марта 1848 года

Погода: Холодная

Здоровье: Хорошее

Еда: Много

Сколько ехать: 0 км

Проехали, км: 102

– Ты эту игру сам придумал? – я ткнул пальцем в очередную сцену.

– Нет. Я её нашёл в сборнике. Вот, – Глеб ринулся к стеллажу и притащил книжку, на которой красовалась надпись «101 Basic Computer Games». Отец привёз. Но там на английском было. А я всё перевёл и кое-что изменил. Клёвая игра. Я прямо залипаю на ней.

– А что-то, кроме игр, есть у тебя? Какие-то программы для учёбы?

– Есть, конечно, – важно изрёк парень. – Сейчас, загружу.

Пришлось опять ждать, магнитофон выплюнул кассету, и Глеб сразу загрузил другую, со стойки. Я взял коробку, которая осталась лежать на столе. Фломастером на вкладке коряво была нанесена надпись: «Программа расчёта транспортных перевозки». С родным языком у Глеба явно наблюдались проблемы, но сейчас меня это не волновало.

На экране возникло изображение таблицы, отрисованное штрихами. В каждой ячейке мигало число. Талантливый парень уже сам смастерил аналог VisiCalc – прообраз электронных таблиц Excel.

– Вот, сюда можем из командной строки вводить в нужное поле число. А потом подсчитать сумму, среднее число, – с нескрываемой гордостью Глеб демонстрировал своё детище.

– Ты на этой штуке и задачки решаешь?

– Да, а что? Нельзя?

– Можно и нужно, Глеб. А несколько таблиц можешь использовать, чтобы число из одной ячейки можно было суммировать с числом из другой ячейки?

– Ячейки?

– Вот это, как ты называешь «поле» является ячейкой.

– А, можно, и так назвать. Да.

Он быстро нашлёпал символы в командной строке. И вывел несколько таблиц. Которые сменились медленно выросшими столбиками диаграммы.

– Вот! – гордо продемонстрировал итог. – А вы, Олег Николаевич, как будто даже и не удивлены? – в голосе Глеба явно зазвучало разочарование. – Вы такое раньше видели?

Конечно, видел, и в гораздо более красочном виде на суперсовременных компьютерах. Но рассказать об этом парню я, разумеется, не мог. И что-то сжалось у меня внутри, словно только сейчас я понял, какая бездонная пропасть отделяет меня от современного мира с его виртуальной реальностью, искусственным интеллектом, что стало уже обыденностью. Но ведь я сам захотел вернуться в свою молодость, в которой всего этого придётся ждать невыносимо долго.

– Я кое-что видел, Глеб. Но твои разработки, честно, сильно впечатлили. Завидую, что у тебя такая крутая вещь есть, – я взглянул на часы и добавил: – На этом, думаю, наши занятия можно закончить.

– Так быстро? – у Глеба опустились уголки рта, стал похож на печального Пьеро.

– Два часа. И потом это было предварительно. В следующий раз постараюсь принести тебе задачи, порешаем.

Я пожал ему руку и направился в коридор. Но когда проходил мимо полуоткрытой двери в кабинет Костецкого, он тихо, но властно позвал меня.

И когда я присел в кресло напротив его стола, он сразу задал вопрос:

– Ну что скажите, Олег Николаевич? Ваш вердикт?

– У вас очень талантливый парень, Пётр Михайлович. Он не ленивый. То, что ему интересно, он знает отлично. А что ему не интересно, он не может узнать, потому что, как я понял, у него в школе неважный учитель физики.

– Да, – Костецкий покачал головой, погрустнел. – Да, я слышал. Но тут ничего поделать не могу.

Он вышел из-за стола, подошёл к стене, где висели картины. И отодвинул одну из них, с морским пейзажем, как дверцу. За ней оказался бар. В зеркальных стенках отражались бутылки разных форм и размеров, явно не купленных в обычном магазине. Костецкий вытащил изящную хрустальную бутылку и два бокала.

– Выпьем? «Камю». Купил по случаю в Париже.

– Я не пью алкоголь.

– Почему? – у хозяина кабинета взлетела вверх бровь, на лице промелькнула улыбка, явно жалостливая. – Вы больны?

– Да нет, наоборот, здоров, как бык. Не хочу форму терять.

Говорить Костецкому, что от алкоголя мрут клетки мозга, я не решился, он мог обидеться.

– Да, форма у вас отличная, – он одобрительно качнул головой, поставил одни бокал обратно.

Прикрыв бар дверцей с картиной, Костецкий вернулся к столу. Налил себе в бокал на донышке янтарной жидкости. Задумчиво покачал в ладони, с удовольствием сделал один глоток. Открыл деревянный ящичек, стоявший справа, достал толстую сигару. Щёлкнул специальными ножницами, отрезав кончик. И раскурил специально длинной спичкой. А я, как заворожённый следил за его священнодействиями.

Выпустив, маленький клуб дыма, Костецкий положил раскуренную сигару на край пепельницы из черного гранита. По кабинету волной распространился шлейф из запаха кедра, в котором ощущались пряные и кофейные нотки элитного алкоголя.

– Французский коньяк – шикарная вещь. Здесь такой не купишь. Одно дерьмо продают.

– Коньяк может быть только французский, – я едва заметно улыбнулся, боясь, что хозяина это заденет.

Но тот лишь снисходительно усмехнулся:

– Вы правы. Коньяк – это прерогатива только Франции. – Я был в этом городе в департаменте… э.э.э… Шара…

– Шаранта, – закончил я.

– Да. Именно. Дегустировал там разные сорта коньяков. О, какой это аромат, какой вкус. Божественно, – он блаженно прикрыл глаза. – Знаете, когда я впервые приехал в Париж, то зашёл в какой-то магазин, уж не помню, как он назывался. И меня поразил там ошеломляющий аромат еды, особенно сыра. У них там сотни сортов. Даже на глаза слезы навернулись. Вы понимаете, наша страна победила фашизм, а обеспечить хотя бы приблизительный уровень жизни, как во Франции, которая сдалась, не может.

Я криво усмехнулся, стараясь, чтобы не заметил хозяина дома. Костецкий сидел в шикарном кабинете, за письменным столом, явно сделанным на заказ. Курил сигару, пил коньяк, купленный в Париже. Квартира в доме, специально построенном для партийной элиты. Прекрасные картины на стене. Сыну купил персональный компьютер, когда большинство родителей не могли осилить для своих детей хороший инженерный калькулятор. Одетый в роскошный домашний костюм, он напоминал барина, на которого работают тысячи крепостных. И перед ним сидел я – нищий советский учитель. А сам хозяин жаловался, что не имеет того, что имел бы, живя за границей.

– Была б моя воля, я бы переехал во Францию. Не обязательно в Париж. В какой-то маленький городок, рядом с рекой, лесом. Собственная вилла. Мечты, мечты.

– Тогда Глебу надо учить французский, – нашёлся я. – Хотя… Ему бы больше подошло бы учиться в Штатах.

– Почему? – заинтересовался Костецкий.

– Ваш сын очень талантливый… – я чуть не сказал айтишник, – программист. Сейчас Штаты – центр развития компьютерной индустрии. Можно сказать, на наших глазах происходит третья научно-техническая революция. Компьютеры будут развиваться стремительно: программное обеспечение, бизнес-программы, игры.

– Вы так считаете? А я думал, это просто игрушка. Поиграет и бросит. Займётся чем-то ещё.

– Нет. За компьютерами – будущее всего мира.

– А вы бы сами, Олег Николаевич, хотели бы переехать на запад? В Штаты? Работать там. Ваша жена сказала, вы – талантливый учёный, астрофизик. Там столько возможностей.

То, что Людка представила меня в самом лучшем свете, не удивило. Вот то, что она помнила, что я – астрофизик, поразило.

– Работать там постоянно – нет. Не хотел бы. Ностальгия бы замучила.

– Да ладно вам, – он сделал глоток из бокала, затянулся сигарой, выпустив вверх струйку сизо-седого дыма. – Ностальгию выдумали, чтобы было чем удерживать своих граждан внутри страны. Родина, Россия. Впрочем… – он на мгновение задумался. – Встречал я бывших русских, они действительно жаловались, что скучают. Но ведь вы могли просто ездить туда на конференции.

– Да, этого я бы хотел, конечно.

– А что мешает? – явно заинтересовался он. – Не хватает денег?

– Нет. Не в этом дело. У меня была возможность стать референтом одного нашего учёного, сопровождать его в разных странах. Но меня за кордон не выпустят.

– Почему? Что-то натворили на линии… гм, – он не закончил, но поднял глаза к потолку, мол, там наверху?

– Это всё из-за Грачёва. Он зол на меня. Написал такую характеристику, что я никуда устроиться не мог. И выехать за границу, естественно, тоже.

– Из-за чего? Взятки отказались брать? – в глазах Костецкого запрыгали хитрые чёртики.

– И это тоже. Но главное, на нашей кафедре должен был защищаться один важный человек. А я, как доцент кафедры, написал негативный отзыв. Ректора это взбесило. Ему было проще выгнать доцента, чем ссориться с уважаемым человеком.

– Понятно. Ну, вы видите, Олег Николаевич, как у нас относятся к талантливым людям.

Костецкий казался захмелевшим, расслабленным, но его расспросы выглядели, как «психологический обыск», он «прощупывал» меня не хуже какого-нибудь КГБ-шника. Может быть, потому что читал характеристику Грачёва, где тот описал меня, как человека политически неграмотного и даже опасного, смутьяна, практически диссидента, антисоветчика, каким я никогда не был. Я старался отвечать искренне, не напрягаясь. Но не поддерживал мысли хозяина дома о сладкой жизни за бугром.

– Ну, хорошо, – Костецкий хлопнул ладонью по столу, со скрипом выдвинул ящик, достал пухлый бумажник из хорошей черной кожи, выложил на стол купюру в пятьдесят рублей.

– Это аванс. Предлагаю такой распорядок. Два раза в неделю, по два часа. Вторник и четверг.

– Пока денег не надо, я должен понять, смогу я помочь вашему сыну или нет.

– Да ладно вам, Олег Николаевич, – он брезгливо поморщился. – Это же бумажка, нарисованная на Гознаке. Юра вас довезёт до дома, – он нажал на кнопку, лежащую на столе.

– Не надо, спасибо. Сам доберусь. Мне нужно кое-куда заехать. По делам. Если успею.

– Ну, воля ваша, – он чуть поднял бровь и махнул рукой шофёру, который появился в проёме, чтобы парень убрался. – У нас тут хоть и элитный район, но хулиганья хватает. Дадут по башке кирпичом и привет.

Когда я вышел из подъезда, сильно пожалел, что отказался от машины. Небо затянуло лохматыми сизыми тучами, волнами накатывался ветер, бросал в лицо горсти ледяной крупы. Меся ногами выпавший снег, доплёлся до остановки троллейбуса, уселся на скамейку. Пришлось ждать долго, я уже начал замерзать, вскочил с места. Начал ходить по площадке, хлопая себя по плечам, чтобы согреться. Вспоминал разговор с Костецким. Возможно, он вовсе не испытывал меня, а реально страдал здесь после того, как познакомился со «сладкой» западной жизнью. Но я ловил себя на мысли, что с одной стороны хочу, чтобы такие талантливые ребята, как Глеб сделали что-то здесь, для нашей страны. А с другой посоветовал отцу парня увезти его в Штаты, где своих программистов хватает.

С такими мыслями я заметил, как показалась тупая морда троллейбуса. Он катился вперёд, со штанги срывался ослепительный фейерверк искр. В плохо освещённом салоне я увидел всего трех пассажиров – полную даму в мохеровом берете, с огромной сумкой, держала её на коленях, прижимая к себя, будто боялась, что кто-то посягнёт на её богатство: из сумки торчал хвост рыбы, свисала куриная башка с мёртвыми стеклянными глазами и гребешком, что всегда вызывало у меня дрожь. Видно, ехала из столовой или магазина, прихватив дефицит. У кабины, запахнувшись в тонкое тёмное пальтишко, дремал вихрастый парень. И где-то в середине ряда сидел мужчина в полушубке, отороченном белым мехом и в лохматой шапке. На коленях у него я заметил «дипломат» – плоский чемоданчик, отделанной ребристой чёрной кожей, рядом с ручкой – кодовый замок. Этот пассажир вёл себя нервно. Выглянул в окно, всматриваясь в чернильную тьму, плохо разгоняемую уличными фонарями, выпрямился, плотнее прижимая к себе дипломат. Снял толстые перчатки, сунул в карман. Потом зачем-то вытащил и вновь надел.

Я бросил пятак в кассу с облезлым синим корпусом и пожелтевшим пластиком, сквозь который на чёрной ленте просматривались тускло монеты. Что заставило вздрогнуть пассажира с дипломатом. Мужчина с опаской оглядел меня с ног до головы, вжал голову в плечи, и спустил своё сокровище на пол.

Открутив билет, я уселся у окна на холодное, из синего дерматина, сиденье, поёрзал, стараясь согреться. Взгляд мой упал на билет, который по-прежнему сжимал в кулаке. И промелькнула мысль, что можно было сэкономить – билет на троллейбус пока стоил четыре копейки. И усмехнулся своей мысли.

Троллейбус дёрнулся, тронулся, медленно потащив нашу компанию к следующей остановке. Поначалу я всматривался в тьму, но потом усталость взяла своё, и я задремал.

Лязгнули в очередной раз двери. И властный женский голос пробудил меня:

– Граждане, предъявите билеты!

Я поднял сонный взгляд и увидел в проходе странную троицу: полную даму сопровождали двое мужчин, один высокий, худой, на костлявых плечах висело длинное черное пальто. Второй – плотный коротышка в болоньевой куртке, на круглом плоском лице – маленькие глазки, словно гвоздики, воткнутые в тесто.

Машинально я бросил взгляд на часы: десять часов, с чего вдруг контролёрам взбрендило в голову проверять пассажиров так поздно? План по «зайцам» не выполнили? Но сейчас их улов вряд ли будет велик. Они прошли мимо билетной кассы, даже не списав серию и номер последнего билета. Женщина равнодушно бросила взгляд на мой билет, толстая тётка с набитой сумкой их не заинтересовала, как и дремавший парень. Они сразу направились к мужчине с дипломатом.

– Ваш билет, гражданин? – я услышал сиплый мужской голос.

– У меня проездной, – отозвался тот.

– Покажите. Ага, проездной-то у вас просроченный! Правда, Марья Тимофеевна? Вот смотрите, билет на январь, а сейчас начало февраля.

– Что вы такое говорите?! – взвился пассажир. – У меня правильный проездной! Отдайте!

Последнее слово прозвучало так жалобно, что я обернулся. Полная дама торчала в проходе, а два мужика взяли пассажира с дипломатом в «клещи». Высокий схватил его за руку, встряхнул и потянул к выходу. Мужчина попытался вывернуться, но безрезультатно.

– Куда вы меня вы меня тащите? – вскрикнул он.

– В милицию!

– Я могу заплатить штраф! Хотя вы лжёте! Мой проездной действительный!

– Марья Тимофеевна, попросите водителя остановить машину.

Та послушно кивнула и направилась к кабине. Постучала в стекло кабины монеткой, и что-то сказала. Троллейбус резко дёрнулся, и остановился между остановками. Распахнулись с лязгом двери, и мужики потащили пассажира с дипломатом к выходу. Как только за ними вышла их спутница, двери захлопнулись, и я лишь взглядом проводил странную компанию: двое мужиков, сжимая третьего с двух сторон, тащили его куда-то в сторону. А за ними плелась женщина.

Я не выдержал, выскочил на остановке, и бросился обратно. Но никого не увидел. Ветер шумел в кронах голых деревьев, поднимал с тротуара маленькие торнадо-завихрения. Стуча колёсами на стыках, тренькая, проехал трамвай. Шурша шинами, проносились пикапы, фургоны с полустёртыми надписями «Молоко», «Продукты». Куда-то по своим делам спешили прохожие: высокий мужчина в куртке и шапке-ушанке протащил на допотопных санках пацана, укутанного в толстое ватное пальтишко, и в нахлобученной по самые уши шапке. Пробежала стройная девушка в приталенном сером пальто, высоких сапогах на каблуке, и маленькой вязаной шапочке. Тяжело пыхтя, опираясь на сучковатую палку, медленно прошёл старик.

Пытаясь усмирить стучавшее где-то на уровне горла сердце, я пробежал дальше и тут заметил, как от тротуара ушла вбок дорожка и по ней явно тащили что-то тяжёлое – на свежевыпавшем снеге остались следы. Я прислушался, и сквозь завывания ветра расслышал голоса.

Рванул туда, и вскоре догнал. Спрятавшись за деревом, стал наблюдать. Вся не святая троица окружила мужчину, который раскинув руки и ноги, лежал на спине. Промелькнула мысль: неужели опоздал? И уже убили? Сволочи! Но жертва пошевелилась, попыталась привстать.

Поодаль стояла женщина, но теперь она выглядела иначе. Стройная, невысокая, в облегающем спортивном костюме. Атлетические плечи, упругие бицепсы и крепкие ноги. Яркая примета – густая шапка огненно-рыжих кудрей, которые она раньше прятала под париком, изображая серую мышь-контролёршу. Курила, и в темноте вспыхивал и гас алый огонёк, освещая выпуклые, резко очерченные губы, греческий нос с небольшой горбинкой, выступающий волевой подбородок. Стряхнув пепел элегантным движением, она гортанно, с хрипотцой в голосе бросила:

– Кто тебя, ублюдок, просил его бить? А? Ну, кто, Лысый?

– Он упёрся рогой, базара нет, – спокойным баском ответил коротышка. – Чё хотел, я должен был?

– А щас как код выбьем? Приводи его в чувство, гнида! – сказала, как отрезала, и в голосе зазвенела сталь.

Коротышка послушно присел над телом жертвы. Раздались звонкие пощёчины – бандит пытался вернуть к жизни несчастного мужика. Тот застонал, приоткрыл глаза.

– Помогите! – заорал он что есть мочи. – Убивают!

Мгновенно мощный удар в лицо швырнул его обратно на спину.

– Завались! А то ща реально ушатаем! – навис над ним верзила. – Ложи шифр, петушило! Давай, шевелись!

По тому, как вела себя рыжая, было ясно – она здесь авторитет, главарь криминального трио. А я один против троих. И тут услышал её приказ, от которого кровь бросилась в голову:

– Кончай с ним, Авер. Наш шнифер срежет замок. Убираться надо отсюда. Чует моё сердце, засекут нас здесь. Давай, без базара!

Глава 5. Новое испытание

Я решил не цацкаться с бандюками. Сбросил полушубок, чтобы не мешал – на мгновение сковало холодом, поползли мурашки по телу. Но без раздумий я выскочил из своего укрытия, и вложил все силы в удар по ногам верзилы. Сразу объяло жаром. Мужик хрюкнул, ойкнул как-то совсем по-детски и свалился боком. Я наскочил сверху и обрушил град ударов, не разбирая, куда бью – в грудь, по голове, в живот. Длинный бандит дёрнулся и затих.

Вжих, мимо пролетела здоровенный нож, врезался в толстый ствол дуба в паре сантиметров от меня, вырвав куски коры. Коротышка встал в боевую стойку, в руке сверкнуло опасное жало другого ножа. Замах, но я успел отскочить и со всей мочи рубанул по руке бандита. Он выронил нож, схватился за руку, и я тут же приложил его дубинкой. Но удар не рассчитал, хотел шмякнуть по предплечью, но отморозок присел от боли и удар пришёлся в висок. Мужик выпрямился, застыл, глаза широко открылись, челюсть отвисла. Он развёл руки, словно взлететь пытался и свалился кулём на спину.

– Что, красавица? – я обратился к рыжей атаманше, которая, зло щурясь, изучала меня, не вмешиваясь. – Беги, пока я тебя не пришиб.

Она выкрикнула что-то, похожее на боевой клич, взвилась вверх, как пантера, и набросилась на меня, сбив с ног. Я выронил дубинку, она отлетела в сторону. А дамочка вцепилась мне в лицо, начала полосовать, зло рвать ногтями. От дикой боли у меня брызнули слезы из глаз. Я сжался в комок, подтянул колено, отшвырнул тело девушки от себя. Вскочил на ноги, перекувырнувшись, оказался рядом со своей дубинкой. Схватил и успел отпрыгнуть в сторону, как рыжая стерва вновь попыталась броситься на меня. Но промахнулась, проехалась по скользкому снегу. Я не стал её преследовать, стараясь действовать на расстоянии.

В прыжке она развернулась всем корпусом, с лихим криком выбросила правую ногу вперёд, прямо, как заядлая каратистка. Я успел отступить чуть вбок, и дамочка промахнулась. Не удержала равновесие, но перекувырнувшись несколько раз, пружинисто вскочила на ноги. Дубинка в моих руках закрутилась, как пропеллер. Замах, выпад, удар. Но девица умудрялась уклоняться, уходить в сторону, как будто её тело было из гуттаперчи. Это взбесило, я не мог никак решиться нанести такие же мощные удары, как бандитам. Мешала мысль, что передо слабая женщина, а не враг. В голове вспыхнул совет комбата: «Если ты не убил противника сразу, то он убьёт тебя». Меня учили убивать, мгновенно, без сожаления и жалости. Но если бы передо мной был мужик, я бы пришиб его, не задумываясь, а здесь не мог пересилить себя.

А рыжая, вдруг оттолкнувшись от земли, сделала сальто-мортале, оказавшись прямо на моих плечах, свалив с ног. Я приложился затылком, из глаза посыпались искры, и я обмяк. И тут же рукой она придавила мне кадык, дыхание перехватило. В руке девушки сверкнуло тонкое длинное жало. Замахнулась. Удар! Но чудом я сумел увернуться. Ярость и досада придали мне силы, схватив за запястье рыжей, с силой вывернул. Что-то хрустнуло, девушка болезненно обмякла, выронила нож. И я со всей мочи отбросил её назад.

Вскочил и уже не задумываясь, кто передо мной, нанёс несколько ударов, вложив все оставшиеся силы. Один пришёлся по плечу рыжей. Раздался хруст ломаемых костей. Рыжая вскрикнула уже от боли. Отскочила в сторону, правая рука повисла плетью. Но в глазах по-прежнему горело желание убить меня.

И тут я услышал приближающийся вой милицейской сирены. Глаза девицы превратились в щёлочки, сжала губы в тонкую линию, в прыжке оказалась рядом с мужчиной, который успел отползти в сторону от зоны битвы. Схватив «дипломат», решила дать дёру. Но не тут-то было. Чемоданчик оказался слишком тяжёлым, быстро бежать с ним она не смогла. Догнав, со всей силы рубанул её по спине. Рыжая споткнулась, проехалась на животе, выпустив из рук добычу. Но мгновенно вскочила, обернулась, прошипев что-то злобное и умчалась прочь, скрывшись за деревьями.