Плачь, Алиса

– Тебе тяжело – давай сменим тему.

– Хорошо.

– Скажи, у тебя есть планы на будущее?

– Пока только один – разобраться с одной идеей.

– Страна Чудес. Из-за чего тебе кажется, что она тебе угрожает? Это хороший детский сон…

– Мистер Шортнер, вы хотите умереть?!

Алиса, уже почти плача, не смогла сдержаться и открыла все свои карты перед доктором, сама не вполне понимая почему. Как ни странно, внешне она была спокойна, но при этом её пальцы медленно и сильно впивались в подлокотники кушетки…

– Из-за чёртова пожара я места себе не находила! Это случилось как раз на следующую ночь после того сна! Это… что-нибудь да значит! Я уже затыркала себя всякими приметами: мечтать нельзя, воображать тоже… Если начала, то нужно сразу же остановиться и отключить мозг. Но избавиться от мыслей вообще – невозможно! Я бьюсь словно рыба об лёд! Человек без прошлого и будущего, который уверен, что стоит ему сказать «если бы», как он попадёт в чёртов волшебный мир. Но кто теперь погибнет после возвращения оттуда?! Бабушка, соседка, может, даже вы? А возможно, и я… Не могу позволить, чтобы умер ещё кто-нибудь! Но жутко трудно так жить – постоянно держа себя в узде!..

– Достаточно. Хватит! Успокойся! – засуетился Шортнер.

– И зачем я рассказываю всё это вам?! Незнакомому человеку со стороны? Выходит, что ближе незнакомца-неумехи у меня никого и нет…

Девушка уже была на грани истерического припадка. Обивка на подлокотниках трещала по швам, а не очень длинные, но крепкие ногти Алисы исчезли в ткани.

– На сегодня хватит, иначе у тебя будет срыв! Иди домой, отдохни. Съезди за город, на природу.

Алиса, не говоря ни слова, встала с кушетки с абсолютно пустым и разочарованным взглядом и медленно пошла к двери, как вдруг в кабинет ворвался какой-то парень со светлыми волосами, лет десяти, и пропищал:

– Давай иди отсюда, психованная! Теперь моё время. Доктор, я проткнул вилкой руку младшей сестрёнке, и меня привели сюда. Представляете?! Даже не выпороли!

– Сэм! – Доктор Шортнер поборол возмущение. – Тебя ко мне приводят уже в пятый раз. Неужели тебе нравится всё это?! – немного смущённо пробормотал он. – У меня уже нет времени заниматься тобой сегодня. Уходи.

– Правда?! Отлично! – крикнул парень и выбежал из кабинета…

– Вот он – тот гадёныш! – Алиса вскочила с кровати. – Он тогда проследил за мной, а потом кинул мне в окно тот кирпич! Это всё мерзкий ребёнок!

3. Глупая ненависть

«Эти дети! Всегда их ненавидела! Они делают с тобой что захотят. Бьют, обзывают, издеваются. А потом, когда приходит время нести ответственность за сделанное, они округляют свои невинные глаза и говорят что-то вроде: „Я нечаянно. Я больше не буду. Давай мириться“, но через десять минут эта мелочь пузатая заводит свою шарманку снова. А самое отвратительное – это когда после твоей воспитательной беседы они, заплаканные, бегут за помощью к взрослым и, даже если им не было больно или неприятно, всё равно ябедничают!

Взрослые в своей вечно поучительной манере кричат: „Я тебе дам! Нельзя так делать! Нельзя бить младших!“ А если я младше, то: „Вообще нельзя драться! Надо решать всё словами!“ Но даже если в ход не идёт грубая сила: „Такого не говорят воспитанные и взрослые люди“. Для всех своих промахов взрослые всегда находят оправдание – даже самое нелепое или бессмысленное. Так и хочется сказать: „А может, лучше вам отвести своего обалдуя подальше от меня? Если он на меня лезет, я должна защищаться, иначе вырасту размазнёй, раз меня оскорбляет любая шушваль! Может, лучше вам самим надо сделать его умнее, а не говорить мне, чтобы я была умнее него? Не смейте говорить мне, что я виновата в ВАШЕМ неправильном воспитании! Нужно решать всё словами?! Ваши слова не очень-то действуют, а от моих у них уши сворачиваются в трубочку!“. Ещё ужасно то, что, когда ты решаешь поступить „правильно“ и жалуешься взрослым на поведение другого ребёнка, они твердят: „Потерпи немного – не умрёшь. Я занят. Разберитесь сами“. Ага. Так разберусь! А после этого опять бормочут нравоучения.

Этим поганцам всё сходит с рук, но не сегодня! Найду и, если захочу, выпорю того мальчишку перед зданием парламента! А если его родители возмутятся – плюну им прямо в лицо! И пусть только попробуют что-то мне сделать! Поглядим, как они соблюдают своё правило „Старше – значит умнее“».

Алиса собралась с мыслями. Она отвязала кусок бумаги с тем рисунком и надписью от кирпича и сунула его в карман своего передника как доказательство и напоминание. Потом зашла на кухню и взяла нож со стола. Она крепко, двумя витками, обвязала резинкой, вырезанной из белья, правую ногу, прикрепила верхний виток резинки к своему нижнему белью с помощью подтяжек для чулок, втиснула туда нож остриём вниз и прикрыла всё платьем. Она и раньше делала так, когда понимала, что в этом есть необходимость.

Алиса вышла на улицу и сразу приметила старую толстую торговку, которая каждый день, вот уже семь недель подряд, с утра до вечера продавала ткань на другой стороне дороги. Девушка подбежала к ней.

– Скажите, вы не видели сегодня около того дома мальчика лет десяти, с белокурыми волосами? – нервно спросила Алиса.

– Здесь проходили двое мальчишек, – ответила торговка. – Один был белобрысый. Он бросил что-то в окно того дома и разбил его. Вот хулиган! В моё время его бы первый встречный за уши оттаскал! А сейчас людям всё равно…

– Скажите, вы не знаете, кто был этот хулиган?

– Когда они убегали, я слышала, как второй мальчишка назвал другого Сэджвик. Это, должно быть, Сэм Сэджвик – сын владельца бакалейной лавки в соседнем квартале.

– А где он живёт? – допытывалась девушка.

– В том же доме, на втором этаже. Это твоё окно разбили, верно?

– Да, – ответила Алиса.

– Тогда я тебе ничего не говорила. Сэджвик-старший заставит меня убраться из этого района, если узнает, что я помогла тебе всыпать маленькому паршивцу.

– Но…

– Молчи! – прикрикнула на Алису торговка. – Ты ещё молода, и у тебя всё впереди. Работай кем хочешь, делай что захочешь. А мне уже поздно метаться туда-сюда. Нужен стабильный заработок. Нужно семью кормить… – отмахиваясь, твердила она.

Алиса не выдержала. Она ответила спокойно, с цинизмом:

– Какая семья в твоём возрасте, корова старая?! У тебя уже все дети с мужем сдохли, а внукам на тебя наплевать! Ты утешаешь себя «стабильным заработком», который тебе триста лет не нужен! Ты говорила, что теперь всем друг на друга плевать?! Так тебе тоже на всё и всех наплевать!

Торговка оцепенела. Стоящие рядом люди тоже. Через минуту все опять на всё наплевали, а старуха начала поспешно собирать свой товар и уходить с этой улицы куда подальше.

Девушка не особо умела ладить с людьми, как и общаться с ними. После пожара в их доме она почувствовала, будто бы мир людей забыл о ней и видеть её не хочет. Даже хуже того…

Примером могут послужить многочисленные случаи издевательств над ней в том же интернате, куда её перевели из школы. Непонятно почему, без объяснения причин, её могла зажать в углу или прямо в классе (пока учителя нет) группа из нескольких мальчишек, схватить за руки и за ноги и начать бить. Если же она пыталась позвать кого-нибудь на помощь – ей зажимали рот. При этом их удары были не сильными – после них даже синяки не всегда оставались. Это были вроде бы безобидные тычки, но они выражали всё отношение общества к ней. Мальчишки просто хотели унизить её, чтобы она знала своё место среди них. Они как будто выпускали пар.

Алиса даже не спрашивала, за что они её унижают. Она знала, что разумного ответа от них не дождёшься. Максимум, на что они были бы способны, – это ответить: «Ты просто дура!» или «У тебя нос кривой». Но, скорее всего, они бы просто не удостоили ответом ту, кого сами же смешивали с грязью. Ты ведь не извиняешься перед грязью на улице, когда идёшь по ней?!

Они так и продолжали поколачивать девушку. Если эту сцену наблюдали девочки, то хорошо, если они просто не обращали на это внимания. А иногда они и подзадоривали парней. Почему? Чем она заслужила подобное к себе отношение?! Ответа не было.

Алиса поначалу ходила возле стен (чтобы в случае чего у неё была опора и хотя бы одна защищённая позиция), пережидала перемены под лестницей или в женском туалете, из-за чего девочки решили, что у неё проблемы с мочевым пузырём, и стали звать Алису «ссыкуньей». Вскоре она охладела ко всем людям вообще и решила, что, если она будет носить с собой нож и ей придется его применить, то ничего страшного. Ей казалось, что любая человеческая жизнь потеряла для неё всякий смысл и ценность.

Девочки в интернате просто не хотели с ней знаться. Они её избегали или просто не обращали на неё внимания. Что касается отношений с мальчишками, то те, кто не бил её, старались не иметь с Алисой дел, потому что, пока все били её и издевались над ней, их самих не трогали.

После годов простых издевательств и насмешек в школе интернат довершил отторжение девушки от мира. Теперь она просто уже не могла и не умела строить отношений с людьми.

Общество порвало с ней, так отчего ей было не порвать с ним?!

Алиса пошла в сторону той лавки.

Она частенько проходила мимо неё. Из окон на втором этаже всегда слышались детские крики. Девушке казалась, что это продавцы добывают мясо для продававшихся там пирожков.

Вообще она нередко гуляла по городу, но скорее затем, чтобы проветрить голову, подышать не спёртым квартирным воздухом, а не для того, чтобы увидеть что-то новое или завести знакомства.

Алиса, не вполне понимая как, через секунду оказалась у этой самой лавки, даже не помня весь проделанный до неё путь. Она растерялась, но инстинктивно посмотрела пару минут себе под ноги, на тротуар. Потом испуганно огляделась в поисках ярких красок и чудес вокруг себя, но всё обошлось. Перед глазами стоял всё тот же серый Лондон с каменным тротуаром, о неровно положенные камни которого можно было легко и с удовольствием сломать ногу, если очень повезёт. Она облегчённо вздохнула.

«Вот бы я оказалась в Стране Чудес, а после моего возвращения сдох тот мелкий недомерок!» – подумала девушка, и у неё чуть закружилась голова.

Её мысли прервало жалобное мяуканье кошки…

– НЕТ! – вскричала она и склонилась над тротуаром. – Нет… – бормотала она, – я лишь пошутила… я не хочу туда… не надо… не надо!..

Тут её кто-то толкнул в спину. Алиса упала на тротуар.

– Глянь на неё, Сэм! Она точно психованная! Ха-ха-ха-ха! А ты и вправду видел, как тот доктор занимался ею?

Белобрысый мальчишка немного замялся.

– Ну да! – теперь уже с напором ответил он.

Алиса тем временем встала на ноги и повернулась к обидчикам. Один из них держал вырывающуюся кошку, а другой – связку банок на верёвке. Девушка обратилась к белобрысому мальчишке:

– Зачем ты разбил моё окно и подбросил мне ту записку?

Алиса выговаривала как можно чётче каждое слово, её взгляд был каменным и недобрым. Парень оробел и выронил связку банок. Видно, не ожидал такого давления со стороны хрупкой на вид девушки, которую сам принимал за блудницу.

– А тебе-то что, шлюшка?! – бросив кошку, принялся защищать его второй.

– Заткнись! Не с тобой разговаривают! – прикрикнула девушка.

Второй тоже притих.

Алиса медленно начала надвигаться на мальчишек и загонять их в безлюдный переулок между домами. Расстояние от стены до стены в нём было не больше полутора метров. Мальчишки, потеряв былой кураж, послушно подчинялись давлению больших, уверенных зелёных глаз, как овечки на поле с пастушьей собакой.

– Зачем ты разбил моё окно и подбросил мне ту записку? – Она вытащила из кармана злополучный клочок бумаги, показала карикатуру, скомкала и швырнула в лицо Сэму.

– А… а что такого? – растерянно начал он. – Ш-шлюха должна знать, что она шлюха! Я… всё про вас с доктором знаю…

Алиса продолжала гнать их в глубь переулка с волчьим взглядом.

– Значит, ты ошибаешься, – холодно ответила она.

– Я… я своему папе расскажу, что ты меня била и обзывала! Он тебя в психушку надолго упрячет! Он может! Скажи, Зак?!

Зак молчал.

– Я… я ему расскажу! – вскричал Сэм.

– Нет, не расскажешь, – Алиса вытащила нож из-под платья, – если у тебя не будет языка.

Зак тут же попытался убежать на светлую безопасную улицу, но стоило ему только ринуться туда, как Алиса толкнула его рукой назад, к Сэму. Белобрысый мальчишка тут же отпрыгнул: его товарищ упал и, судя по всему, не захотел вставать.

Теперь и сам виновный постарался избежать суда. Но как только он двинулся с места, Алиса одним быстрым движением полоснула остриём ножа по его лицу. Кровь брызнула из длинного неглубокого пореза на левой щеке. В ту же секунду девушка схватила и развернула мальчишку к себе спиной, обхватила левой рукой его челюсть снизу и открыла ему рот. Из-за шока он не сопротивлялся – даже не попытался откусить чужие пальцы, запущенные в собственный рот. Алиса вставила лезвие в открытую щель и… только сейчас поняла, что случится, если она это сделает.

Девушка ослабила свою хватку, и Сэм упал.

Алиса ринулась в переулок, на улицу, не понимая зачем. Она бежала не от совести, но от последствий справедливости. Судебный процесс, психиатрическая лечебница особо строгого режима, разные жуткие лекарства и экспериментальные операции на мозге…

Зачем он так поступил? Зачем спровоцировал её? Самая глупая ненависть – это бессмысленная, бесцельная ненависть. Алиса знала, что дети всегда понимают, когда делают что-то плохое, и знают, что за это придётся отвечать. Девушка помнила свои детские годы. В то время ей было не понять только одного – почему это все вокруг поднимают такой шум из-за «невинной детской шалости», читают нотации, запирают в комнате или даже бьют? И Алиса была уверена, что Сэм был того же мнения.

Девушка как-то бессознательно выбежала на свою улицу и ринулась к дому, со слезами, текущими по лицу, и в платье, слегка испачканном кровью. Вбежав в коридор своей квартирки, Алиса заперла свою дверь на все замки и рухнула на пол со слезами и криками.

«Какова была бы нормальная жизнь?! Когда тебя не обижают, не огорчают, защищают?! Когда ты уверена в завтрашнем дне! Без дурацких идей! Когда на тебя не пялятся и не говорят: она больная! Что бы я ни делала, как бы ни вела себя, исхода возможно два: психбольница или тихое сумасшествие! Почему родители умерли?! Почему сестра умерла?! Я уже и представить себе нормальную жизнь не могу! Я не знаю ничего, кроме этой жизни!» – думала Алиса.

– Почему?! За что?! – сквозь слёзы причитала она. – Если бы они были живы!.. Если были бы живы!..

Девушка скрючилась на полу в позе эмбриона и продолжала рыдать.

Долгое время была только темнота, крики, потом тишина… и внезапная лёгкость…

– А-а-а-а-а-а-а-а-а!!!

4. Поворот винта

Теперь перед её глазами стояла пелена. Она была как туман, создавая из себя тоннель, ведущий вниз… как колодец. В детстве Алиса очень любила заглядывать в колодцы, когда была у бабушки в деревне. Она улюлюкала или говорила что-то, и колодец всегда отзывался на всё, что ему скажут. Однажды, когда у девочки было плохое настроение, она прокричала колодцу: «Дурак!» – а он в ответ: «Дура», но «к» в конце приглушилось. Алиса очень испугалась того, что колодец, возможно, живой или в нём кто-то живёт и что этот кто-то обиделся на неё.

Теперь всё было иначе. Она уже давно не верила в то, что колодцы могут быть живыми, но девушка верила в другую сказку, которая превратилась для неё в ночной кошмар.

Она, как и в первый раз, падала очень долго. Вот только тогда её это не очень беспокоило. Теперь же она была окружена пустотой и собственным страхом. Она кричала, плакала, билась в истерике и изнемогала из-за собственной беспомощности. Сейчас Алиса уже не могла себе представить, что было бы, вылети она с другого конца земли, или что было, если бы она жила и старела в свободном падении. Девушка только боялась и плакала.

Алиса продолжала падать, и падать, и падать… И ей ничего не оставалось, как бояться, бояться и бояться…

Но даже заяц не может вечно сидеть в норе и бояться волка, пусть даже тот стоит прямо у выхода. Девушка начала задумываться над тем, что ей сделать, чтобы прекратить падение и при этом не допустить приземления: «Это же всё сон! Пугающий, но сон! Притом мой! Я его создала и должна контролировать!»

Девушка попыталась просто забыть всё, что с ней было в тот раз, и то, что подсознательный мир существует вообще. Она как можно подробнее представила себе свою комнату (последнее, что она помнила в том мире), попыталась перестать волноваться и успокаивала себя тем, что это всё нереально и ещё хуже её жизнь уже не может стать. Всё без толку.

От навязчивых фантазий избавиться труднее всего, поскольку они являются нашими самыми потаёнными желаниями. Очень часто человек, сколько бы он ни прожил на белом свете и сколько бы ни узнал, всё равно не может сказать, кто он, чего действительно хочет, куда идёт и зачем. А те, которые говорят, что нашли смысл жизни и её истинные удовольствия, оказываются лгунами или сумасшедшими. Новые знания со временем приносят лишь новые вопросы, и гордость за свой ум сменяется тревогой за свою жизнь. Тогда какой смысл вообще что-то узнавать, если абсолютного знания нет и достигают его только душевнобольные в своём мире? Но разве Алиса сейчас в реальном мире? И разве она может назвать себя нормальной?

«Если разум не помогает, то нужен шок, чтобы мозг заработал как надо… Задушить себя – вряд ли это возможно сделать собственными руками. Ножа с собой нет, но можно попробовать… перегрызть себе вены. Перестать дышать не так просто, как кажется: инстинкт возьмёт своё. Тогда всё-таки нужно перегрызть вены на руках…»

Алиса знала, что и это будет долго, неприятно, страшно и она успеет осознать, хоть и в безумном сне, то, что она умирает. Даже в своём воображении умирать невыносимо страшно. Разум не всегда понимает, что происходит в его собственной, скрытой от него части. Но возможность проснуться в холодном поту беспокоила Алису меньше, чем перспектива снова очутиться в чуде, которое сулит горе.

Девушка со слезами на глазах поднесла свою бледную руку ко рту… и тут же шлёпнулась в какое-то болото. После осознания того, что она не разорвалась на части от удара, Алиса попыталась выбраться, но не смогла. Она увязла в этом болоте почти по пояс.

– Ну и ладно – зато теперь со мной ничего плохого не будет, раз уж я прикована к этому месту.

Но тут она увидела, что в воздухе недалеко от неё застыла желтоватая улыбка. Алиса не на шутку забеспокоилась, так как знала, во что подобная ухмылка может вырасти. Это природное оружие, казалось, состоит только из клыков – острых и жёлтых, но не гнилых. После зубов появились горящие оранжевые глаза с глубокими, чёрными, хитрыми зрачками. Потом вырисовалась вся худая, вытянутая морда, затем – хилое тело с чёрно-серой шерстью. Тени на ней очень точно вырисовывали непонятные, абстрактные чёрные пиктограммы.

Оно заговорило первым, с лёгкой надменностью и пренебрежением из-за того факта, что собеседник застрял по пояс в жиже.

– Наконец-то вернулась. Хватит тебе уже отгораживаться от себя той, какая ты есть! Нужно закончить работу, которую я для тебя приготовил. Королева Червей почти полностью сгубила Страну Чудес и…

Алиса молчала и даже не смотрела в сторону странного существа. Она читала, что если игнорировать навязчивые идеи, то они вскоре потеряют интерес для разума, как бы болен он ни был.

– Я знаю, что ты меня слышишь и понимаешь. Я не стану уговаривать тебя по сто раз и в чём-то убеждать или разубеждать. Ты сама придёшь к тому, что я тебе хочу сказать, но тогда это будет неприятнее. До скорого. – И таинственный зверь исчез в тусклом болотном свете.

Алиса и не задумывалась о его словах. Отказывалась от их эха в своей голове, чтобы не запомнить сказанное наставление.

Вокруг не было ни одного привычного для Страны Чудес растения или цветочка. Вообще никаких ярких красок, прежнего задора в окружающем её мире. Болото Страны Чудес больше походило на самое обыкновенное болото. Вонючее, грязное, мрачное.

Девушка не любила все блёклые и мрачные цвета. Они нагоняют тоску, как улицы Лондона. Ей до сих пор нравились яркие краски. Она любила их, но не могла любоваться ими и сознательно лишила себя права на это удовольствие, поскольку одна шальная мысль могла привести её туда, где она сейчас находится.

«Но ведь если я отгородила себя от волнующих воображение тем и объектов, чтобы не попасть сюда (а в итоге я здесь), то сколько стоила моя жизнь из-за непригодного запрета?! Книги и одиночество… Книги и одиночество… Книги и одиночество… Всё. И что в итоге? Можно было стать публичной девкой ещё в шестнадцать лет, жить разгульной жизнью и просто ждать нового приступа!»

Стоило ей подумать обо всём этом, как жижа медленно начала отступать. Через пару минут её ноги были свободны, однако с этой свободой ей пришлось снова посадить свой разум за решётку, но скорее по рефлексу, чем по желанию.

Алиса до сих пор не могла поверить в то, что она снова здесь. Девушка пыталась проделывать прежние фокусы с «отключением сознания» и «пяленьем в одну скучную точку», но результата от этого не было никакого.

– Эта проклятая Страна Чудес! Я столько раз хотела про неё забыть, что думала о ней всё чаще и чаще… Не хочу снова!!! – взвыла девушка и попыталась как можно сильнее сжаться в комок на земле. Она думала, что если долго ничего не делать, то этот кошмар сам отступит, оставшись без взаимодействия со своим носителем. Однако от мыслей по собственному желанию избавиться почти невозможно. Для этого был нужен мощный толчок, а лёжа, скрючившись, его не получишь.

Но Алиса была полностью уверена в своей последней теории. Сидела, сидела – и понемногу начала свыкаться с мыслью, что теперь она здесь, и от этого ей становилось всё хуже и хуже.

В конце концов, после, как ей казалось, часа постоянного страха, последнему надоело сопровождать девушку. Алиса встала и нехотя прошла вперёд, за выступающие из-под земли корни деревьев. За ними была стена. В ней одна-единственная маленькая дверь. И всё. Больше ничего.

Девушка помнила, что в первый раз она проводила не самые приятные опыты по изменению своего роста. Больше ничего подобного ей не хотелось.

Тут она увидела среди плюща, покрывающего стену, металлический блеск. Алиса подошла к этому месту и разглядела в зарослях топор. Немного ржавый, но достаточно большой. Будто для матёрого лесоруба.

Девушка взяла топор и потащила к двери, чтобы проломить её. Подойдя ближе, она попыталась поднять его, но поначалу это ей не удалось. Только с третьей попытки Алиса осилила метровый инструмент, и тут у неё в голове пронеслась мысль: «Теперь ведь не нужно грызть свои руки и душить себя. Этот топорище сделает всё быстро. Надо только как можно удачнее замахнуться…»

Она задумала прорубить своё тело, но топор был слишком длинным, чтобы им можно было хорошо размахнуться и пробить грудную клетку или голову, к тому же она не могла занести его над собой – у неё не хватило бы на это сил. Отрубить себе ноги и истечь кровью Алиса даже во сне не решилась, а вот ударить себя со всей силы по голове казалось ей самым разумным решением. «Но что, если я перестараюсь с шоком? Если разум окончательно откажется от того, что всё произошедшее с ним лишь сон? Раз – и не проснётся».

Алису такой расклад не устроил, и она всё же решилась идти дальше по этому миру, пока не найдёт более приемлемого варианта «спустить себя на землю».

Девушка собралась, снова подошла к стене, встав напротив маленькой двери, замахнулась топором как следует – и одним ударом почти начисто расколола стену. Орудуя топором как тараном, она полностью проломила преграду и вошла в сад.

Он был совершенно неприглядный. Не то что в первый раз. Сад ничем её больше не привлекал. Самый заурядный из всех садов, что она видела. Казалось, что в нём росли только полусухая трава и сорняки.

Откуда ни возьмись её тут же окружили старые знакомые – чудные зверюшки. Уткогусь, Древний Дронт, Орланчик, Лори-попугай и Мышь с семьей. Никто из них, как ни странно, внешне не изменился, в отличие от Алисы, хотя они её сразу признали. Лица у них были недружелюбные.

– Что ты наделала?! – возмутился Уткогусь.

– Зачем загнала нас в узду?! – прокричал Лори-попугай.

– Как нам, таким выделяющимся, теперь жить в сером саду? – растерянно пробормотал Древний Дронт.

Девушка всё ещё не до конца осознала, что есть «Страна Чудес», и не могла взять в толк, как непонятные звери разговаривают с ней и как она может быть в чём-то перед ними виновата, ведь с тех пор, как она покинула это место, они даже не встречались друг с другом.

– Я не понимаю – в чём ваша проблема? – ответила всем недовольным Алиса.

– Ты пробовала когда-нибудь выделиться в обществе?! – спросила Мышь.