Пустота

Я уже ожидала чего угодно: равнодушия или лицемерия, подлости… но этот это невыносимый цинизм. Как будто ему было плевать, жива она, как там этот парень… Люди, сломанные человеческие жизни – все ерунда, кровь на машине – несомненно, важно. Во мне все закипало от ненависти к нему.

– Да, Гост, она в больнице. Надо звонить Артуру, но я боюсь. Поговори с ним, помоги, все-таки тут дело касается твоего друга. Гост, он один из нас. Любой мог бы быть на его месте.

Она все говорила, а он молчал, наконец, не сказав ни слова, сбросил и через какое-то время все-таки набрал брату Марии.

– Гост, что-то случилось? – я услышала приятный, немного басистый голос.

– Да, тут такое дело… Твоя сестра. Она в больнице, ее сбила машина, – голос Госта прозвучал спокойно, но льдом уже не отдавал.

– Известно, кто был за рулем? – прорычал Артур.

– Пьяный ублюдок. Я сам разберусь, не беспокойся об этом. – пауза, после которой Гост выдохнул: – Ты бы… приехал.

– Не могу сейчас, – резко ответил голос на том конце, – позаботься о ней. Ничего такого, навести пару раз в больнице, спроси врачей… Я тебя прошу, – эта последняя фраза прозвучала как-то по-особенному, немного властно, но в то же время как будто бы с неохотой. В воздухе повисла тишина, Гост закрыл глаза.

– Сделаешь?

– Да.

13 апреля

Гост свое слово сдержал. На следующий же день, около полудня он появился в больнице. Я сидела на подоконнике, Катрин дремала, а Мария пока так и не пришла в себя. Гост остановился на мгновение в дверях и, наверное, хотел сразу же уйти, но почему-то остался. Он бросил взгляд на девушку-фотографа, а потом посмотрел на Марию, такую бледную, с синяками на лице и руках, только на волосах играли солнечные блики, спрыгнувшие с окна. Гост смотрел на нее, а потом вдруг резко вышел из палаты и покинул больницу так быстро, словно бежал с тонущего корабля, и лишь какая-то мнимая гордость не позволяла ему сменить шаг на бег.

Через полчаса пришла Маргарита. Она узнала от своих карт, что с подругой что-то случилось, потом по местным новостям рассказали о случившемся, позвонив в областную больницу, Маргарита убедилась, что Мария здесь. Девушка пришла и села у ее кровати, заполнив комнату запахами зеленых яблок и корицы, она что-то тихо говорила своей знакомой, и я даже не стала вслушиваться в ее слова, а потом Маргарита повязала ей на запястье ленточку.

– Ты совсем скоро поправишься, – сказала она на прощание и улыбнулась, погладив подругу по руке.

Больше в больницу Маргарита не приходила. Как, впрочем, и кто-то еще, кроме меня и родителей Катерины.

16 апреля

Спустя пару дней Мария, наконец, пришла в себя. Катерина была очень рада, до этого ее разговорами развлекала в основном только я, но теперь у нее был настоящий собеседник. К слову, ей тоже не составляло труда найти с кем-либо общий язык, она была легкая и очень интересная, говорить могла на совершенно любые темы от живописи до футбола. Но, слушая их разговоры, я ощутила нечто похожее на ревность. Теперь я была вынуждена делать вид, что меня нет при единственном человеке, который знал, что это не так, но Мария была важнее этого чувства, и я радовалась, что она, наконец, пришла в себя и больше ничего ей не грозит.

До поры до времени.

Пока Гост снова не пришел. Свое обещание он вдруг решил выполнить ответственно, чего я совсем не ожидала. Я ждала беды. Оказалось, что Катерина тоже его знает – ее как-то просили поснимать на их вечеринке.

Когда он появился, Катерина вышла, оставив их наедине. За все это время Мария не сказала ни слова и даже старалась не смотреть на Госта.

– Зачем ты пришел? – наконец, спросила она, когда они остались одни.

– Я обещал твоему брату, – честно ответил Гост.

– Ну да… как же. Ему все равно, – Мари посмотрела на гота, – а откуда он вообще знает?

– Я ему сказал, – спокойно ответил Гост, – тебе нужно что-нибудь?

– Только одно, – прошептала Мария и заглянула в самое сердце его ледяных глаз, – не приходи сюда больше… Не появляйся в моей жизни больше… никогда.

Гост шумно выдохнул, но без видимого раздражения, и ушел. Но мне показалось, что на долю секунды в его лице что-то изменилось от этих слов.

Катерину выписали уже на другой день, а Марию подержали под присмотром еще неделю, но, слава Богу, все обошлось и целые и невредимые они вернулись к своей жизни.

28 апреля

Конец апреля – замечательная пора. В это время в нашем городе из года в год шли дожди, а иногда ливни и грозы. Я очень любила такую погоду. Никогда я не чувствовала себя так спокойно, как во время дождей. Все уходило на второй план. В такие моменты существовали только ты и вечность.

Мы с Марией и Маргаритой были в центре города, когда нас застал дождь. Он усиливался с каждой минутой, и уже очень скоро мы оказались под стеной воды. Мои крылья намокли, и я с трудом могла лететь, поэтому шла за «своими» людьми пешком. Они веселились, смеялись, прыгали по лужам, но потом все же решили, когда промокли до нитки, спрятаться дома. Так мы и оказались у Маргариты, потому что до ее дома добраться было значительно быстрее. Она дала гостье свою сухую одежду и переоделась сама, после чего они переместились на кухню.

Я села на подоконник, чтобы не мешать метавшейся по маленькой кухне маленькой Маргарите заваривать мятный чай, Мария села за стол, забившись в угол, и притихла. Минут десять назад она смеялась и радовалась, а теперь вот сидела, опустив голову, глядя, как с ее волос капает вода.

Маргарита была слишком чуткой, чтобы этого не заметить, но она почему-то молчала, очевидно, не хотела спрашивать сама, поэтому на какое-то время комната наполнилась только шумом капель, стучащих по стеклу.

– Знаешь, – начала Мари, – ведь случается так, что люди, очень важные люди, почему-то уходят из твоей жизни. Вдруг. Ни с того ни с сего, ничего не объясняя, они вдруг исчезают. И тот, кто был тебе очень близок, начинает вести себя как совершенно чужой человек, как будто ничего вас и не связывало.

Маргарита промолчала. Она поставила на стол две чашки и села напротив.

– Почему они так поступают? Или вернее, почему так происходит? Кто в этом виноват?

– Никто, – ответила Маргарита, заглянув в голубые глаза собеседницы, – обстоятельства, скорее всего. Пути расходятся.

– Почему же они никогда не возвращаются?

– Возможно, они боятся, – тихо сказала Маргарита и, вдруг судорожно коснувшись руками лица, встревоженно дернулась, но Мария этого не заметила. Она продолжала смотреть вниз.

– Боятся… или не хотят.

– А даже если и хотят, они же знают, что сами виноваты в том, что теперь легло между вами, и им совсем не хочется заново это ворошить, – продолжала Маргарита спокойным тихим голосом, внимательно глядя на подругу и больше не показывая тревоги.

– А иногда и не надо ничего ворошить, – Мария подняла голову и посмотрела на собеседницу, – иногда нужно просто вернуться. Особенно, если этого очень хочется. И даже если боишься, что назад тебя уже не примут, почему бы не попробовать? Все совершают ошибки, но нельзя забывать о том хорошем, что вас связывало.

– Кого ты потеряла?

После этого вопроса Мария ненадолго замолчала и снова опустила голову.

– Своего брата. И я почему-то чувствую, что он уже не вернется. Просто он такой человек, если принял какое-то решение, то все… даже если жалеть будет. – Мария закрыла глаза. – Я сначала пыталась его вернуть, поговорить, выяснить хотя бы в чем дело, но, наверное, было уже поздно. А сначала ведь я просто себя навязывать не хотела. И я ведь даже не знаю, что тогда случилось у него в жизни, я даже не знаю, что происходит сейчас. Но ведь он мой брат, хотя мы и не родные, и он всегда будет моим братом.

– Может, он просто думает, что ты ненавидишь его за то, что он так поступил с тобой?

– Не знаю, – прошептала девушка и вновь посмотрела на Маргариту, – но если бы он вернулся сразу, когда я писала ему, пыталась как-то связаться, я бы и спрашивать не стала о том, почему все так обернулось.

– А сейчас?

– Сейчас… не знаю… – Мария хотела что-то сказать, но оборвала себя на полуслове, а после короткого молчания сказала: – и сейчас бы приняла. И не стала бы его ни в чем винить, ведь главное то, что он вернулся.

– Не все люди похожи на тебя. Не каждый может принять назад. По-твоему, твой брат не возвращается только из-за своего упрямства?

– Наверное, или потому что не хочет возвращаться.

Не знаю почему, но я не могла этого больше слышать, мою душу как будто разрывало. В это мгновение я ощутила на себе то, о чем говорил мой человек, и даже дождь не спасал от этой боли. Да вот только с одной разницей, хотели бы мои утерянные близкие вернуться или не хотели, хотел бы он, тот, что погиб и чье имя я не могу вспомнить, вернуться – они не могут. Потому что он умер, а теперь в этом мире их просто не существует.

Мысль о том, что я не могу вспомнить имя моего близкого человека снова очень больно задела меня. Возможно, это было даже больнее, чем сама утрата, что заставила меня в конечном итоге оказаться здесь. Но я и той боли-то не помнила.

Я остановилась посреди улицы. Почти никого не было. Это все из-за дождя. Но у меня вдруг появилось безудержное желание подбежать к кому-нибудь, встряхнуть его за плечи, заглянуть прямо в глаза и сказать: «Я здесь! Я совсем рядом! И почему только ты меня не видишь?». Но, естественно, я удержалась. Взлетела как можно выше, чувствуя, как капли воды разбиваются о мою кожу и попадают в глаза. И тут я вспомнила. И даже сама себе поразилась, как я могла забыть о ней. О той единственной, знающей обо мне. Я начала судорожно вспоминать ее адрес, который я точно уже когда-то слышала, то ли во время нашей первой встрече, то ли в больнице она оставила его Марии. И я вспомнила. Она жила достаточно далеко отсюда, но не настолько, чтобы это меня остановило.

Ее дом являлся одной из многоквартирных клеток из серого кирпича, каких в этом районе было достаточно много. Я начала летать, заглядывая в окна, пока не увидела ее. Катерина жила на третьем этаже в небольшой квадратной комнате, и в этот момент она читала какую-то книгу, сидя на письменном столе, забравшись на него с ногами. Я постучала по стеклу, надеясь, что она услышит меня, несмотря на шум не стихшего дождя. Катерина подняла голову почти сразу же. И немного нерешительно направилась к окну, соскочив со стола.

– Ты здесь? – спросила она, как только открыла передо мной окно. – Да, знаю, ты здесь. Почему тебя не было так долго? Я уже начала думать, что выдумала тебя.

– Но теперь-то я здесь.

Я зашла в комнату, и Катерина закрыла окно. На ее книгу попала дождевая вода. Это был «Волхв» Фаулза. Она очень любила Фаулза, а еще Маркеса. Я с интересом разглядывала ее шкаф: книги, фотографии, духи, шкатулки, тетради – все это являло собой иллюстрацию ее гармонии с собой и миром. Аккуратно и с заботой были расставлены красивые книги по авторам и жанрам, собираясь в группки, а фотографии близких то и дело попадались на глаза между ними, как будто случайно всплывающие в памяти картинки.

– Ты можешь приходить, когда захочешь, – услышала я. Но что-то в ее голосе заставило меня насторожиться. Безусловно, она хотела, чтобы я была рядом, но немного преувеличивала с этим «когда захочешь».

1 мая

Я очень сильно ее любила. Наверное, даже сильнее, чем всех других моих людей, просто потому что в отличие от них, она знала о моем существовании. Легко любить человека, который думает о тебе и который всегда чувствует твое незримое присутствие.

Она помогала мне больше, чем я ей. Катерина стала для меня тем, кем обычно для людей становилась я, хотя Своим Ангелом называла меня она, а не наоборот. А я не переубеждала ее и всегда старалась помочь, если знала, что случилось. Она постоянно контролировала себя в разговоре со мной, и я могла лишь догадываться по ее жестам, глазам или голосу, если что-то было не так. У меня не получалось следовать за ней так же, как за другими. Я должна была считаться с ее личной жизнью, и поэтому могла приходить к ней только утром или вечером. Таков был наш с ней негласный уговор, и мы ему обычно следовали.

Так и сейчас. Я пришла к ней вечером, около десяти часов. Катерина читала книгу, лежа на кровати. Она знала, что я здесь, но не реагировала, ждала, пока я что-нибудь скажу.

– Какие сны тебе снятся?

– Странные, – тут же ответила Катрин, даже не удивившись моему вопросу, – в них смешиваются книги, которые я читаю, фильмы, что я смотрю, и моя жизнь. А тебе?

– Твои.

Я понимала бестолковость нашего разговора. Конечно, я видела ее сны, ровно, как и сны других моих людей, но мне было попросту важно слышать эти два голоса: ее и мой.

– Пойдем в кино завтра? – спросила она, отложив книгу, и тут же добавила, – с утра.

– Хорошо.

Я давно не была в кино и приятно удивилась ее предложению. Любовь к фильмам у нас с ней была одинаковой. И мы пошли в кино, как и собирались, с утра, в зале кроме нас не было ни души, и ничто не мешало нам разговаривать. Смотрели приятную французскую комедию, похожую на «Амели». Мы частенько пересматривали ее, когда я оставалась с Катериной ночью.

Катрин обычно никогда не боялась разговаривать со мной на людях, правда я старалась отвечать очень тихо. Вообще она любила странности и не боялась их. Могла, например, ехать в общественном транспорте в гриме и костюме для съемки. А ведь тематика могла быть не совсем обычной. Могла пугать окружающих, поедая стиральный порошок, который на самом деле был сахарной пудрой, и запивать его шампунем, который был йогуртом. Она любила шокировать людей или по меньшей мере привлекать внимание. И иногда мне казалось, что я подручное средство в ее игре.

Но, конечно же, она меня любила. Ей было не обязательно даже говорить об этом, но иногда она говорила. Вдруг, без повода, на улице или, когда я наблюдала за тем, как она завтракает. Возможно, это было даже что-то большее, чем любовь. Просто временами нам казалось, что она была мной, а я – ей.

Но наше с ней утро кончилось. Она отправилась по делам, а я осталась снова в одиночестве. Мы расстались в центре, перед парком Блонье. Какое-то время я металась там, летала над парком, вглядываясь в людей, а потом, сама не знаю, как так вышло, но я оказалась возле старого костела у кладбища, где очень часто собирались готы. И мне не стоило удивляться, когда я увидела там знакомый вечно дымящий силуэт. Гост было не один. Рядом с ним стоял очень эпатажный молодой человек, в длинном черном плаще, несмотря на теплую погоду, а еще у него были длинные прямые осветленные до пепельно-серого волосы. Он стоял ко мне спиной.

Они были слишком далеко, чтобы я могла услышать, о чем они говорят, но судя по тому, как жестикулировал незнакомец, я подумала, что молодой человек чем-то очень недоволен.

– И не надо думать, что ты можешь позволить себе что угодно! – слишком громко сказал он и повернулся. В нем было что-то, говорящее мне, что я уже где-то все это видела. – Я уезжаю сегодня вечером.

– Ты уже был у сестры? – от ледяного голоса Госта у меня в который раз забегали мурашки по спине, а ведь я уже почти забыла это чувство.

– Нет.

Гост шумно втянул ртом воздух. И тут я вспомнила, где видела этого странного человека. Только выглядел он тогда совсем по-другому – во сне его сестры. Если я и думала о том, что увижу Артура, то представляла это иначе.

Он попрощался с Гостом, не оборачиваясь, и прошел мимо меня. А у меня осталась лишь одна мысль – я вижу те же самые синие глаза, как и у моего человека.

Вечером я все же решилась навестить Марию. И мне стало больно, когда я обнаружила, что с ней Артур так и не повидался. И она ведь даже не знает, что ее брат был здесь. Я попыталась вновь воспроизвести его образ в своей голове, хотя и не знала, что именно хочу понять и узнать.

Но ответов у меня не было, я пожалела, что не решилась тогда проследить за Артуром и узнать, какие дела еще его ждут в нашем городе. Я даже отчего-то не заинтересовалась им так сильно, что захотела бы узнать его, как было с моими людьми раньше. Так было даже с Гостом. А тут я почему-то дала ему уйти. Наверное, было еще не время.

3 мая

Кирилл работал на кухне, сидя за обеденным столом с ноутбуком, Маргарита сидела на диване за его спиной. Все это казалось уже таким привычным: запах корицы, витавший в воздухе, спокойствие и даже молчание. Она забралась на диван с ногами, в одной руке держала чашку, из которой всегда пила, а другую запустила в свои нежно-русые волнистые волосы и ждала. Ждала, пока он закончит или просто что-нибудь скажет. Ее глаза готовы были уже просверлить в его спине огромную дыру, хотя в этом взгляде не было ни капли давления или раздражения. Наконец, Кирилл снял очки, которые надевал в последнее время, когда много работал, и повернулся, облокотившись на спинку стула. Она чуть улыбнулась.

– Почему ты одна? У тебя же нет никого, а так не бывает.

– Бывает. У меня была семья, но жизнь, а вернее, смерть их у меня отняла. В прошлом году. Хочешь знать, как все есть на самом деле?

– На самом деле? – он тоже улыбнулся, но улыбка быстро исчезла, какое-то внутреннее чутье ему подсказывало, что что-то идет не так. – Хочешь сказать, что все, что я до этого знал о тебе – «не на самом деле»?

– Лишь отчасти, – ответила она и выпрямилась, – в прошлом году в моей семье случилась трагедия – в автокатастрофе погибли мои родители и сестра. После этого я переехала сюда.

– Прости… – после недолгого молчания он спросил: – Как ее звали?

Маргариту этот вопрос тоже очень удивил, она не хотела отвечать, потупила взгляд и даже чуть прикусила губу. Но не просто же так «мой» человек начал этот разговор. Ложь, о которой никто и не догадывался, тяготила ее изнутри. Ей, как и мне, хотелось рассказать о себе хоть кому-нибудь, хоть одной душе.

– Ее звали… Ты точно хочешь знать?

– Да, я хочу, чтобы ты ничего от меня не скрывала.

Девушка шумно выдохнула.

– Маргарита.

– Шутишь? – в его голосе чувствовалась тревога, не похоже было, что она шутила.

– Нет, мне тогда не было и шестнадцати, а с сестрой мы были очень похожи, поэтому я выдала себя за нее, чтобы не попасть в приют, детдом или еще куда, – она посмотрела на него, и в ее глазах сверкали слезы, которые она попыталась снова скрыть.

– Подожди, сколько тебе лет?

– По паспорту – девятнадцать, – она запнулась, – а так… почти семнадцать.

Кирилл отвел взгляд и потрепал свои волосы. Она снова посмотрела на нее, на этот раз с явной тревогой.

– Мне тридцать пять уже, – пробормотал он.

– Я знаю, – тихо отозвалась моя девочка, и в этот момент я тоже, как и она, испугалась, что он прогонит ее от себя, погубив при этом все то, что ей удалось воскресить в нем, и, скорее всего, в себе тоже.

Кирилл посмотрел на нее, увидел ее встревоженные глаза, которые метали взгляды по его лицу, и улыбнулся ласково.

– А как тебя-то зовут?

– Веришь-нет, не помню, – ответила Маргарита и тоже улыбнулась.

Ей не хотелось помнить, открыв правду, они вдруг договорились принять прошлый сценарий, словно ничего не произошло, словно этого разговора не было и к их разнице в возрасте, о которой Кирилл и без того часто напоминал с опаской и сожалением, не прибавилось в одночасье пара лет.

Она не была похожа на семнадцатилетнюю. Да, в ней была детская наивность и какая-то… чистота, но с другой стороны это был уже взрослый человек, который привык сам сражаться за свою жизнь и распоряжаться ею. И, хотя она выглядела молодо, не на семнадцать, конечно, но кого это волнует в наше время, когда внешность уже ничего не может сказать о возрасте точно. В ней, в этих голубых детских глазах, уже была взрослая женщина, гораздо старшее ее и семнадцатилетней, и девятнадцатилетней. Маргарита позволяла себе быть «маленькой» лишь изредка, просто чтобы не забыть, как это бывает. Так же, как Кирилл до встречи с ней позволял себе изредка быть живым.

Я даже не знаю, когда Кирилл вручил ключи от своей квартиры Маргарите. Складывалось ощущение, что они сами просто в какой-то момент появились у нее, словно так всегда и было.

Поэтому теперь она появлялась совершенно неожиданно. Нет, конечно, первое время, уже будучи обладательницей ключей от его дома, она продолжала звонить в дверь, Кирилл каждый раз напоминал ей о своем ключе. И это звучало так, словно они живут вместе, а не кто-то приходит в гости.

И мы все трое это понимали.

Мой человек в это время очень много и продуктивно работал. Статьи вылетали из-под его пальцев одна за другой, а ночами он работал над «самым важным проектом в своей жизни», так он сам говорил о своей книге о ней. О человеке, вдохнувшем в него жизнь. Больше мы ничего не знали о его работе.

Маргарита приходила к нему каждый день, приносила еду, потому что от работы он почти не отвлекался. Так и сегодня. Кирилл сидел за столом в своей темной комнате, освещенной только светом от монитора.

– Творческий мой! Как продвигается работа? – зазвучал в коридоре ее голос под аккомпанемент звона ключей.

Кирилл в ответ только что-то невнятно пробормотал.

Я слышала, как она что-то убирает в холодильник, что-то ставит на стол, потом зашумела микроволновка.

– Я принесла тебе еду из кафе, – крикнула она, продолжая метаться по кухне. – Где твоя чашка?

Девушка зашла в комнату и, замедлив шаг, подошла к согнувшемуся над ноутбуком Кириллу и увидела, что еда, что она принесла вчера вечером, так и стоит нетронутая. Маргарита потратила вчера около двух часов на готовку, хотя готовить не любила, и знала, что все было очень вкусно, потому что специально попробовала, прежде чем принести ему, а он даже не попробовал. Маргарита не говорила, что в этот раз приготовила все сама, хотя даже если бы и сказала, Кирилл вряд ли услышал бы. Она со всех сил боролась с собой, чтобы не чувствовать обиды. Маргарита стояла у него за спиной и молчала.

– Но также нельзя, – тихонько прошептала девушка, – когда ты в последний раз спал?

– Зависит от того, какое сегодня число.

Девушка обняла его за плечи.

– Нельзя так, – повторила она.

Микроволновка громко напомнила о себе – Маргарита вздрогнула.

– Я должен писать, пока могу.

Маргарита сильнее прижалась к нему, Кирилл перестал печатать. Он вдруг почувствовал запах вишни от ее волос.

– Мне этого не хватало, – сказал писатель, закрыв глаза.

– Ты о чем?

– Не важно, – он протянул было руки к клавиатуре, но Маргарита их перехватила.

Девушка силой заставила его встать и потащила было на кухню, но Кирилл пошатнулся от свалившейся на него усталости и едва не упал. Тогда Маргарита уложила его в постель и сама легла рядом.

Кирилл, сморенный усталостью, заснул почти мгновенно. А она продолжала смотреть на него, даже когда свет от монитора потух, и они оказались в темноте.

Моего человека мучил страх, что он вдруг снова перестанет писать. Это было нечто большее, чем просто работа, которую нужно взять и сделать. Раньше Кирилл все ждал, когда же те самые – правильные и искренние – слова придут к нему. Вымучить их было не под силу, и результат никуда не годился. Нужен был толчок, хоть одна фраза, которая вырывала его из реального мира и полностью погружала в мир вымысла. После нее остановиться было сложно, слова бежали в голове так быстро, и их было так много, что иногда Кирилл останавливался, замирал с широко распахнутыми глазами, не мигая, и мне казалось, что слова вот-вот начнут сочить сквозь эти голубые глаза. Он не хотел ничего упустить, не хотел терять время, отвлекаясь на что угодно, боялся, что заряд от первой фразы может в любой момент оборваться, и слова кончатся. И, кто знает, сколько тогда понадобиться времени, чтобы снова оттолкнуться.

25 мая

А потом я пришла к ним через неделю, а они уже были женаты. Все так же внезапно, как с ключами. Просто однажды решили, купили кольца и платье, пришли в ЗАГС, где у Кирилла работали знакомые, и расписались, не устраивая церемоний и не приглашая гостей. Единственным свидетелем стала Катерина, которая кроме того сделала чудесную забавную фотографию, которую они позже распечатали и повесили в прихожей. И если бы не она, я бы ни за что не догадалась о каких-то изменениях, разве что Маргарита перестала уходить. Эта фотография, казалось, сделана для какого-то глянцевого издания: Кирилл, в красивом черном костюме, белой рубашке с тонким черным галстуком, нарочито пафосно стоял, поправляя запонки, Маргарита, в белоснежном платье с короткими рукавами, длинной чуть выше колена и с черным атласным поясом, трепетно касалась обеими руками рукава его пиджака и, чуть повернув голову, смотрела на мужа. На снимке, из-за какой-то его скрытой дерзости, шутливости, они казались ровесниками, причем им обоим, казалось, лет по двадцать пять. К тому же девушка подстриглась и теперь, когда ее русые волосы едва касались плеч, она действительно выглядела чуть старше.