Зов крови

Дети Луны. Оборотни. Не миф, не сказка, а жестокая реальность. Кай и его стая. Я читала, и у меня перехватывало дыхание, в груди образовывалась ледяная пустота. Это была не выдумка. Слишком многое, слишком жутко совпадало. Их связь с лунными циклами, их дикая, животная сущность, их изгнание на окраины человеческого общества, их грубая сила и та боль, что я видела в глазах Кая.

И затем, на страницах, испещренных описаниями ритуалов и законов стаи, я наткнулась на упоминание о «Роковых Связях» или, как их еще называла Элоиза, «Истинных Партнерствах».

«…старое предание, передаваемое из уст в уста, гласит, что утраченная магия нашего мира, магия земли, леса и луны, не умерла вовсе, – продолжала Элоиза, и ее слова, казалось, жгли мне пальцы. – Она дремлет в крови избранных, в потомках древних родов, что когда-то были ближе к богам, нежели к людям. И когда две половинки, две искры, самой судьбой предназначенные друг для друга души, встречаются, магия эта пробуждается ото сна. Это не просто союз, не просто брак по любви или расчету. Это слияние. Глубинное, неразрывное сплетение судеб, душ и сил. Для Детей Луны такая связь – величайший дар, ибо их Истинная Партнерша усиливает их, делает их целостными, дает им доступ к силам, забытым веками. Но это и величайшая их уязвимость. Ибо их Партнерша – ключ к их силе. Живой амулет. И за этот ключ, за этот амулет, всегда велась самая жестокая, самая беспощадная охота…»

Страница за страницей, дневник медленно, неумолимо, как жернова истории, раскрывал передо мной картину не просто застарелой вражды, а войны за ресурс, за силу, за абсолютную власть. Стражи, как называла их Элоиза, всегда стремились контролировать Детей Луны, видя в них угрозу своему искусственному, выстроенному порядку, своей власти над городом и его окрестностями. А появление Истинной Партнерши… оно было козырем, способным перевернуть всю игру. Оно могло либо усилить стаю до небес, сделать ее непобедимой, либо… стать ее ахиллесовой пятой, ее концом, если партнерша попадет в руки врага, если ее используют как оружие против них.

Я сидела, абсолютно ошеломленная, в холодной, давящей тишине тайной комнаты. Куски мозаики, разбросанные по всему Блэквуду, с пугающей, неумолимой точностью начали складываться в единую, ужасающую, невероятную картину. Кай. Его стая «Одинокие Клыки». Элиас и его клан «Лунных Стражей». И я… я была тем самым ключом? Этой самой Истинной Партнершей? От этого предположения, от этой чудовищной догадки кровь буквально стыла в жилах, а разум отказывался верить. Это было чистым безумием, порождением больной фантазии.

Дрожащими, почти не слушающимися руками я закрыла дневник. Он лежал на столе, безмолвный и тяжелый, как надгробие на могиле моей невинности. Комната вдруг показалась мне слишком тесной, воздух – слишком спертым, ядовитым. Мне нужно было выбраться отсюда. Мне нужно было глотнуть свежего воздуха, мне нужно было остаться наедине со своими мыслями, мне нужно было осмыслить этот обрушившийся на меня шквал правды, который угрожал снести меня с ног.

Я вышла из тайной комнаты, чувствуя себя так, будто только что поднялась со дна глубокого, темного колодца. Моргана Блэквуд по-прежнему стояла за стойкой, как будто не двигалась с места, завершая полировку своего серебряного кубка. Она посмотрела на мое бледное, вероятно, потерянное лицо, на мои широко раскрытые, полные ужаса глаза, и тяжело, с какой-то старческой усталостью, вздохнула.

– Нашли то, что искали? – спросила она, и в ее голосе не было ни любопытства, ни злорадства, лишь бездонная, вековая грусть, словно она видела эту сцену уже в тысячный раз.

– Я… я не знаю, – честно выдохнула я, и мой голос прозвучал хрипло и сломлено. – Это… это слишком для меня.

– Правда всегда оказывается больше, сложнее и страшнее, чем мы ожидаем, заглядывая в колодец прошлого, – сказала она мягко, протягивая мне стакан чистой, холодной воды. Ее пальцы, старые, покрытые тонкой паутиной морщин и темными пятнами, на мгновение коснулись моих, ледяных и влажных от пота. – И теперь выбор за вами, дитя. Тот самый выбор, о котором вам, я думаю, уже намекали. Бежать. Бежать, не оглядываясь, притворившись, что вы ничего не видели, ничего не читали, что вы всего лишь глупая студентка, случайно забредшая не в свой лес. Или… остаться. И принять свою роль в этой старой, как сам мир, истории. Принять свою судьбу, какой бы ужасной она ни казалась. Но помните, какой бы путь вы ни избрали, он уже не будет прежним. Вы уже не будете прежней. Тень знаний легла на вас, и ничто не сможет смыть ее.

Я отпила воды, чувствуя, как холодная, почти ледяная жидкость стекает по моему пересохшему, сжатому в комок горлу. Она была права. На все сто процентов права. Я уже не могла притвориться той наивной, ничего не подозревающей девушкой, которая приехала в Блэквуд за новыми впечатлениями и знаниями из учебников биологии. Дверь в мое старое, простое «я» с грохотом захлопнулась за моей спиной, и ключ был потерян. Теперь передо мной зияла темная, бездонная пропасть, и мне предстояло решить, сделать ли шаг назад, в сладкую, обманчивую безопасность лжи подальше от Блэквуда, или шагнуть вперед, навстречу колючей, опасной, но единственно настоящей правде и остаться здесь.

Я поблагодарила Моргану тихим, прерывающимся голосом и вышла на улицу, в наступающие сумерки. Вечерний воздух был прохладным, свежим, он пах дождем и далеким дымом, но он не смог очистить мой разум от тяжести, давящей на плечи, как плащ, сотканный из свинца. Я шла по улице, не видя и не слыша ничего вокруг – ни смеха студентов, ни сигналов машин, ни приветственных возгласов знакомых. Весь мир сузился до хаоса в моей голове, где бились, словно две враждующие, смертельно раненые птицы, два образа. Кай – грубый, яростный, честный в своей дикой, необузданной природе, несущий свою боль как щит и как клеймо. И Элиас – прекрасный, галантный, добрый, чьи объятия стали казаться самой изощренной и красивой клеткой из всех возможных. Какую роль играю я? Если предание верно, и я действительно Истинная Партнерша, то чья? Кто из них предначертан мне самой судьбой?

И теперь, с грузом знаний, тянущим меня ко дну, мне предстояло решить, в чьей клетке – грубой железной или позолоченной – я предпочту томиться до конца своих дней. Или… может быть, найти в себе силы, о которых я и не подозревала, чтобы разбить обе и пойти своим путем, каким бы тернистым и страшным он ни оказался.