Марина и цыган

Тропинка, по которой мы двигались, была слишком узкой для двоих и я пропустила Димку вперёд. Дабы облегчить мне путь, он отводил ветки рукой и трещал без остановки. Воспользовавшись тем, что увлечённый собственной болтовнёй Димка ничего не замечал, я юркнула за ближайший куст. Через некоторое время он обернулся, чтобы узнать, почему я молчу. Никого не увидев, мой сосед начал кричать: «Марина! Марина!» и метаться из стороны в сторону, так что мне даже стало немного жаль его. Тем не менее, я не издавала ни звука и он, отчаявшись, повернул в сторону деревни. Выбравшись из кустов, я добралась огородами до дома гораздо быстрее его.

– Где ты ходишь, Марина? Почему так долго? – засыпала меня вопросами баба Тоня, которую перед своим уходом соответственно проинструктировала моя мама.

В ответ я пообещала, что больше не буду так долго гулять, а затем попросила:

– Если меня кто-нибудь будет спрашивать, скажи, что я ещё не вернулась.

После чего удалилась в спальню. Бабушка же принялась за Женьку, который тоже вернулся домой позже обычного.

Не успела я переодеться, как мимо моего окна прошёл Димка. Спрятавшись за занавеской, я увидела, что он приблизился к соседнему окну и стал слушать, как баба Тоня распекает сына:

– Бродит неизвестно где, а племянница гуляет одна!

Сначала Женка даже не пытался оправдываться, но под конец не выдержал:

– Ладно, обещаю, теперь без присмотра она гулять больше не будет!

Ещё немного послушав, Димка ушёл. Тогда я бесшумно открыла окно в спальне и выскочила следом за ним. Дальше наши пути разошлись: мой сосед двинулся прямиком по улице, а мне пришлось добираться опять огородами. Не успела я занять наблюдательный пункт в кустах позади скамьи, как появился Димка.

– Удрала! А я ей ещё по-джентльменски дорогу расчищал! – сокрушённо объявил он.

Деревенские тотчас окружили его, пытаясь понять, о чём идёт речь. Но Димка от избытка чувств не мог связать и двух слов. Только после того, как Синеглазый взял его за плечи и хорошенько встряхнул, мой сосед, наконец, рассказал, что произошло. Внимательно выслушав его, Вадим усмехнулся:

– Я так и знал, что она сбежит!

– Почему это? Чем я хуже тебя? – воскликнул Димка.

– Потому что ты – мальчик! – холодно отрезал Вадим.

Алёнкин брат хотел было что-то возразить, но потом сник и больше ни на кого не смотрел.

Когда я вернулась домой, дядька уже сидел за столом и ужинал. Баба Тоня молча налила мне тарелку щей и я примостилась напротив Женьки. Где-то в конце нашей трапезы он поинтересовался:

– Марина, ты сегодня пойдёшь в компанию?

– Не знаю. Нет, наверное, – на всякий случай, ответила я.

Дядька открыл было рот, но не успел ничего сказать, так как с улицы донёсся треск мотоцикла. Выглянув в окно, бабушка сообщила:

– Жень, к тебе Юрка приехал!

Однако при этом она почему-то посмотрела на меня. Дядька поднялся и вышел во двор. Я же, как ни в чём не бывало, допивала молоко. Мотоцикл умолк и слышно было, как Женька разговаривал с Чижевским. В конце концов, баба Тоня не выдержала:

– Марина, ты бы вышла к нему…

– Зачем? Он же не ко мне приехал!

Поставив пустую кружку на стол, я поблагодарила бабушку и скрылась в спальне. Там включила магнитофон и попыталась задремать под тихие звуки колыбельной. Но не тут-то было! Внезапно появился дядька:

– Марина! Чижевский хочет с тобой поговорить!

Открыв один глаз, я сонно посмотрела на Женьку и снова закрыла его.

– Он очень просил, чтобы ты вышла!

Поняв, что дядька не отвяжется, я нехотя ответила:

– Ладно, сейчас оденусь и выйду!

После ухода Женьки я достала из шифоньера белую вязаную майку с большим выкатом и серую юбку-мини. Эти вещи принадлежали тёте Любе, но бабушка разрешила мне ими попользоваться. Год назад моя тётка вместе с мужем-майором и двумя детьми приезжала к нам в гости. Её сын был ровесником Толика, а дочь Ленка – всего на год младше меня. Именно это хитроватое создание, похожее на колобок, в том числе, и имела в виду баба Тоня, когда говорила Димке, что одна из её внучек будет его невестой. Не знаю, понравилась бы ему Ленка, но со своими льняными волосами и выпуклыми лазурными глазами она выглядела моей полной противоположностью.

В приливе вдохновения, я сначала начесала свои волосы так, что они приобрели сходство с львиной гривой, а затем намазала материной помадой губы и проскользнула мимо остолбеневшей бабушки во двор. С порога поверх ограды мне хорошо был виден дядька, который сидел на скамье возле дома и разговаривал с развалившимся в седле мотоцикла Чижевским. Обернувшись на звук открывшейся двери, они оба одновременно заулыбались, причём Юрка даже привстал с сиденья. Сделав вид, будто не замечаю их, я задержалась на крыльце и дала им время рассмотреть себя. Эффект превзошёл все мои ожидания: Чижевский хлопнулся обратно в седло и убрал с лица улыбочку, что же касается Женьки, то он явно не знал, куда девать глаза. Я же, как ни в чём не бывало, поздоровалась с Юркой, который машинально ответил мне:

– Здравствуйте!

Наконец, придя в себя, Чижевский слез со своего мотоцикла, а дядька поднялся со скамьи. Но вместо того, чтобы выйти на улицу, я направилась в сад. Тогда Юрка бросился следом за мной с криком:

– Марина, подожди!

Так как у меня не было ни малейшего желания разговаривать с ним, я поспешно юркнула в стоявший возле забора туалет. Чижевский принялся было сгоряча дёргать ручку двери, однако, убедившись в тщетности своей попытки проникнуть внутрь, стал просить меня выйти. На что последовал мой ответ:

– И не подумаю!

Тогда Юрка принялся громко жаловаться дядьке, что он, дескать, приехал в такую даль из Чижово, а я не желаю с ним разговаривать. Выслушав все его жалобы, Женька спросил:

– Марина, ты долго собираешься там сидеть?

– Это будет зависеть от вашего поведения!

В ответ Чижевский перешёл от жалоб к угрозам:

– Вот мы сядем с Женей под дверью и подождём, пока тебе это не надоест!

– Ничего, мне и здесь неплохо.

Дядька и его приятель отошли в сторону и стали совещаться, как выкурить меня из туалета. Не дожидаясь, пока они что-нибудь придумают, я потихоньку сдвинула в сторону доску, державшуюся на одном гвозде, и выбралась наружу. Затем, вернув доску в прежнее положение, спряталась за кустом сирени. Между тем мои преследователи придумали всё- таки способ, как открыть дверь. С помощью Женькиного перочинного ножика они поддели крючок и ворвались внутрь. Нужно было видеть их сконфуженные физиономии, когда они убедились, что птичка упорхнула! Моё исчезновение так поразило приятелей, что они не предприняли даже ни малейшей попытки разыскать меня и вернулись на прежнее место. После некоторого молчания Юрка спросил у дядьки:

– Что это с ней?

Он, вероятно, имел в виду мой наряд.

– Не знаю, – ответил Женька, – я её в таком виде сегодня в первый раз увидел.

Потом дядька сбегал в дом за магнитофоном и они уехали.

Баба Тоня, нахлопотавшись за день, прилегла отдохнуть на диван и я, не желая ей мешать, вернулась в спальню. Мне стало скучно: спать ещё было рано, к тому же, дядька увёз с собой магнитофон.

Через полчаса я поднялась с кровати, натянула на себя белый джемпер с брюками и осторожно, чтобы не разбудить бабушку, выбралась через заднюю дверь во двор. Свернув в огород, я пошла по тропинке, проложенной вдоль межи с усадьбой соседей. В окнах их дома не было видно света, из чего следовало, что Димка с Алёнкой ещё не вернулись из компании, а их родители или смотрели телевизор, или спали. Тонко выводили свою мелодию кузнечики, выпархивая прямо из-под моих ног. Дома и деревья уже были окутаны тёмно-синим покрывалом сумерек, а в вышине блеснула первая звезда.

Внезапно лёгкий, едва уловимый треск сломавшейся ветки заставил меня вздрогнуть и замереть на месте, разрушив идиллию летней ночи. Мне вдруг показалось, что росший с другой стороны огорода куст боярышника слегка покачнулся, словно от ветра, хотя в воздухе не ощущалось ни малейшего дуновения. На всякий случай, я присела, пристально всматриваясь в подозрительный куст. Однако оттуда не доносилось больше ни звука. Выждав минуты две, я перебежала под защиту зарослей бузины, находившихся на краю огорода, и затаилась там. Но вокруг по-прежнему было тихо и я решила, что мне всё померещилось. Ведь за боярышником начинался пустырь, ведущий к цыганской усадьбе. А кому могло придти в голову бродить в такое время возле места, пользующегося дурной славой?

Ещё издали со стороны поляны, где собирались деревенские, до меня донеслись громкие голоса и смех. На столбе, стоявшем с краю, горела яркая электрическая лампочка, вокруг которой кружились ночные бабочки и мошки. Сноп света падал прямо на скамью с собравшейся там весёлой компанией. Правда, мне были видны только спины сидевших на ней людей, среди которых находился и Женька. Остальные же расположились на поваленном дереве, принесённых с собой стульчиках и прямо на траве. Желая лучше рассмотреть присутствующих, я, прячась за кустами, обогнула поляну. Напротив скамьи на своём мотоцикле восседал Чижевский. Будучи в центре внимания, он развлекал публику, охотно откликавшуюся на любую его шуточку. Чижевскому подыгрывали дядька и Федя. В отличие от них, Димка, в основном, отмалчивался и вообще сидел с таким видом, словно раздумывал: уйти ему или, может, остаться? Вадим тоже, казалось, не принимал участия в общем веселье, возможно, потому, что курил. Сидевшая рядом Зинка время от времени обращалась к нему, но Синеглазый так неохотно поворачивал голову, словно хотел сказать: «Оставьте меня в покое!»

Внезапно все засмеялись: вероятно, Юрка отмочил очередную остроту. Тогда я вернулась назад к скамейке, чтобы послушать, о чём они будут говорить. В этот момент кто-то из парней шутливо поинтересовался у Чижевского:

– Что это ты, Юра, в последнее время к нам зачастил?

– Да вот к Женьке по делу приехал и решил заодно заглянуть к вам на огонёк, – нимало не смутившись, ответил тот.

– Раньше, вроде, ты не баловал нас таким вниманием, – неожиданно высказался Димка.

– И что это у тебя за дела такие появились с Женькой? – тут же подключился Федя.

Даже Вадим повернул голову в сторону Чижевского, ожидая, что тот ответит. Изобразив на лице нечто меланхолическое, Юрка со вздохом произнёс:

– По правде говоря, хотел Марину на танцы в клуб пригласить…

– Ну, и что? – поддавшись вперёд, с нескрываемым интересом спросил мой сосед.

– …а она со мной разговаривать не захотела! – сокрушённо закончил Чижевский.

После его слов на несколько секунд воцарилось молчание, а потом, как этого и следовало ожидать, разговор переключился на мою особу. Первым начал Димка.

– А где сейчас Марина? – задал он вопрос Женьке.

– Дома, спит уже, – кратко ответил дядька.

Затем Чижевский осведомился у него о моей фамилии.

– Железнякова.

– Довольно распространённая, – с учёным видом прокомментировал Чижевский.

– Да, напоминает украинскую, – внезапно вмешался в разговор молчавший до этого Вадим.

Тут уже дядька не выдержал и поведал всем, что я наполовину казачка, так как мой отец родом с Кубани.

– Недаром я сразу заметил в её лице что-то необычное! – поспешил высказаться по этому поводу Юрка.

– Да, да, особенно во взгляде! – с воодушевлением подхватил Алёнкин брат.

– К тому же, у неё чересчур пышная грива, – как всегда неожиданно, добавил Синеглазый.

Свою лепту в обсуждение моей внешности внесли и девки. Так, одна из них заметила, что я «больно худа». В ответ на это Вадим, окинув её ироническим взглядом с головы до ног, отрезал:

– Не всем же быть коровами!

У бедной девчонки от его слов даже слёзы на глазах выступили. Что же касается Чижевского, то он, масляным взором задержавшись на её коленях, примирительно промурлыкал:

– Ну, я бы не сказал, что Марина худая. На мой вкус – так в самый раз!

В конце концов, все пришли к выводу, что я, в принципе, «ничего». А мой сосед так разгорячился, что воскликнул:

– Да она – красавица!

Все на мгновение притихли. Но даже Чижевский, снисходительно улыбнувшийся в ответ на Димкину горячность, ничего не возразил. Я заметила, что Вадим, в свой черёд, бросил внимательный взгляд на моего соседа и сразу же отвернулся, словно не хотел, чтобы видели выражение его лица.

– Только она слишком застенчивая, – с видом непререкаемого авторитета подвёл итог Юрка.

Его тут же поддержал Федя и другие парни. При этом никто из них, в том числе, и Чижевский, перебравшийся с мотоцикла на скамью, не подозревал, что я тоже готовлюсь к выходу на сцену. Незаметно взобравшись на дерево, ветви которого нависали над самой скамьёй, я воспользовалась возникшей паузой и спрыгнула прямо в центр освещённого круга. От неожиданности одна из присутствующих девчонок сдавленно вскрикнула. Не давая им возможности опомниться, я приблизилась вплотную к скамейке и сказала, глядя на Чижевского с улыбкой сфинкса:

– Юра, уступи даме место!

Тот мгновенно ретировался, а все остальные были настолько поражены моим появлением, что на протяжении целой минуты никто не решался заговорить. Что же касается Женьки, то он даже немного отодвинулся от меня. Быстрее всех пришёл в себя Вадим, который сидел с другой стороны. Встретившись со мной взглядом, он усмехнулся и достал из кармана спички, чтобы зажечь новую сигарету. Затем глубоко затянулся и намеренно или случайно выдохнул дым прямо мне в лицо. Не выказав ни малейшего неудовольствия, я кротко попросила:

– Может, дадите даме сигаретку?

От удивления Синеглазый слегка поперхнулся и едва не проглотил свою сигарету. Воспользовавшись этим, я быстро выдернула окурок у него изо рта и небрежным жестом отправила в кусты. Так как эта сигарета была последней, Вадиму ничего не оставалось, как сделать вид, будто ничего не произошло. На присутствующих же моя выходка произвела неизгладимое впечатление. Никто даже не засмеялся, хотя я на это рассчитывала, ибо, как писал Дюма-отец, «насмешка убивает всё, даже красоту». Дядька тоже смотрел на меня такими глазами, будто впервые увидел. Чтобы разрядить обстановку, я предложила:

– Давайте поиграем, а то скучно у вас что-то!

– А в какую игру? – осторожно поинтересовался Димка.

– Например, в «Садовника»!

Выяснив, что деревенские ничего не слышали об этой игре, я кратко объяснила правила и избрала для себя царицу цветов – розу. Вадим же, многозначительно покосившись в мою сторону, сказал, что будет ромашкой. Димка захотел стать колокольчиком, чем вызвал на некоторых лицах улыбку. Дядьке нравилась из-за красивого названия резеда, хотя он вряд ли знал, что из себя представляет этот цветок. Чижевский назвался подснежником, а Зинка – традесканцией. Садовником же вызвался быть Федя, который всё время пытался «подловить» меня. Но, в конце концов, «поймала» его я, когда на очередной вопрос: «В кого влюблена?», быстро ответила: «В садовника!». Спортсмен растерялся и, в результате, положил фотоаппарат на уже довольно приличную горку фантов. Роль «жертвы» выпала на долю Димки. Из-за своей рассеянности он сначала вынужден был отдать в качестве фанта оба ботинка, затем снял с себя рубашку. Не знаю, до чего дошло бы дело, если бы Женька из жалости не пожертвовал ему свой перочинный ножик. В то же время моему соседу ни разу не удалось ни у кого забрать фант, так как все знали, что на вопрос: «В кого влюблён?», он обязательно скажет: «В розу!» Постепенно все присутствующие успели отдать Садовнику хотя бы одну вещицу, даже Зинка, которую из-за слишком сложного названия её цветка почти никто не выбирал. Только мы с Вадимом держались. Однако вскоре «поймали» и нас. Дождавшись, когда Синеглазый наклонился ко мне, чтобы что-то спросить, Димка неожиданно выпалил: «Влюблён в ромашку!» Вадим, естественно, этого не ожидал и, в итоге, ему пришлось достать из кармана какую-то пуговицу. Меня же захватил врасплох Федя. Пока я раздумывала, что ответить Синеглазому, Садовник уже успел досчитать до трёх, а моей реакции так и не последовало, пока дядька не толкнул меня локтем в бок. С торжествующим видом Федя потребовал у меня фант. Не успела я ничего ответить, как Димка внезапно встал на одно колено и принялся расстегивать ремешок моей босоножки. Оказавшись наполовину босой, я разозлилась на Спортсмена, хотя и не подала вида, и уже до самого конца игры держала ухо востро.

Потом мы стали разыгрывать фанты. Димка был «зеркалом» и Садовник за его спиной, держа какую-нибудь вещицу на весу, вопрошал: «Что этому фанту сделать?» Я не напрасно ждала со стороны Феди подвоха. Когда очередь дошла до наших с Вадимом вещей, он поднял их с земли одновременно: «Что эти фантам сделать?» Немного подумав, мой сосед ответил: «Пойти прогуляться!» Но едва я потребовала у Садовника назад свою обувь, как вмешалась Зинка, заявившая, что сейчас должна быть её очередь, а Федя с Димкой – мухлёвщики! Так как она была настроена весьма воинственно, я поспешила заверить подружку Синеглазого, что отнюдь не посягаю на чужие права. Вадим нехотя поднялся и пошёл за ней. Минут через пять он, правда, вернулся и все сделали вид, будто не заметили отсутствия Зинки, которая в этот вечер так больше и не появилась.

Как раз в этот момент Федя уже во второй раз взял в руки мою злополучную босоножку:

– Что этому фанту сделать?

– Пригласить кого-нибудь на танец!

Недолго думая, я подошла к Женьке, который включил свой магнитофон и под звуки вальса мы с ним закружились по поляне. Склонившись к моему уху, дядька со смешком стал нашёптывать мне, кто и как реагирует на наш танец. Но вдруг Женька снова сделался серьёзным:

– А ты знаешь, Марина, ведь мне сейчас многие завидуют!

Я улыбнулась ему в ответ:

– Вряд ли…

Дядька вздохнул и больше не пытался говорить на эту тему. Мой фант разыгрывался последним и как только Женька отвёл меня на место, мы стали играть в «Садовника» во второй, а потом и в третий раз. Вадим выбирал только белые цветы. После ромашки он стал калом, а затем – жасмином. Я же – гвоздикой, а после – маком. Так что Димка даже заметил:

– Что это Марина всё время красные цветы выбирает?

– Потому что сама красивая! – неожиданно ответил за меня Синеглазый.

Под влиянием его слов мои щёки и впрямь, как говорят поэты, уподобились розам и гвоздикам. К счастью, я вовремя нашлась и поблагодарила Вадима за комплимент.

– Это не комплимент! – возразил тот, окинув всех вызывающим взглядом.

После третьего раза Чижевский предложил сыграть в «Кис-мяу» и все с воодушевлением его поддержали. Но я прикинулась, будто не знаю, что это за игра и выговорила себе право не принимать в ней участие, пока не разберусь в правилах. Вадим тоже отказался играть. Как и следовало ожидать, самым популярным цветом был красный. По ходу действия парочки то и дело вставали с места и уходили целоваться за кусты. Тем временем Синеглазый спросил у меня:

– Разве в твоём городе эта игра не пользуется популярностью среди молодёжи?

– Пользуется, – ответила я, возвратив ему улыбку, – но я последний раз играла в неё в далёком детстве и уже успела позабыть правила.

Затем, бросив на него лукавый взгляд, в свой черёд, поинтересовалась:

– А ты почему не играешь?

– Потому что не хочу, – уклончиво произнёс Вадим.

Внезапно Димка, который ревниво прислушивался к нашему разговору, обратился ко мне:

– Ну, как, Марина, ты уже разобралась в правилах?

Заметив, что остальные тоже вопросительно смотрят на меня, я кивнула:

– Ладно, рискну.

Вадим тоже изъявил желание поиграть и деревенские приветствовали нас радостными возгласами, словно только того и ждали. Игра была в самом разгаре, когда выпало водить Чижевскому. Не успела я опомниться, как Синеглазый, едва Юрка указал на меня, воскликнул:

– Мяу!

–Какой цвет? – наигранно-равнодушным тоном осведомился Чижевский.

Все замерли в ожидании, что ответит Вадим. Только я не сомневалась в его ответе:

– Красный!

Пожалуй, не хватит никаких эпитетов описать, как изменились лица присутствующих под воздействием одного только его слова.

– С Мариной! – не глядя на меня, произнёс Чижевский.

Я не стала препираться с ним и молча поднялась со скамьи. При этом Женька вопросительно посмотрел на меня, словно желая вмешаться. Успокоив его взглядом, я затем покосилась на Юрку, который поспешил спрятаться за чью-то спину. Мне не осталось ничего другого, как направиться в сторону кустов, за которыми обычно исчезали парочки. Вадим шёл следом за мной. Нас провожало всеобщее гробовое молчание. Однако, едва мы скрылись из вида, как на скамейке сразу заспорили. Слышно было, в основном, Димку, нападавшего на Чижевского, и дядьку, успокаивавшего их обоих.

Резко остановившись, я повернулась к Вадиму, едва не налетевшему на меня сзади:

– Что же ты меня не целуешь?

От неожиданности парень вздрогнул. Затем, помедлив, наклонился, пытаясь рассмотреть в темноте моё лицо. Наверно, его остановило презрительное выражение моих глаз. Немного выждав, я спокойно обошла Вадима и вернулась назад. Синеглазый подошёл через минуту и сел на скамью, ни на кого не глядя. Больше красный цвет не выпадал мне до конца игры. Вскоре дядька сказал, что уже поздно и нам пора домой.

– Обязательно приходи завтра, Марина! – такими словами простились со мной деревенские.

Пообещав прийти, я взяла Женьку под руку, так как нам предстояло добираться домой тёмной улицей. Некоторое время мы шли молча. Наконец, дядька не выдержал:

– Что ты думаешь о Вадиме?

Мне не хотелось разговаривать, но Женька ждал моего ответа и я нехотя произнесла:

– К сожалению, я его ещё плохо знаю.

– Но какое-то мнение о нём у тебя уже сложилось? – раздражённым тоном продолжал настаивать дядька.

Не успела я ничего ответить, как он вдруг остановился и стал пристально всматриваться в ближайший куст.

– Что случилось? – удивлённо поинтересовалась я.

– Ничего, показалось! – отрывисто бросил Женька и решительно потянул меня вперёд.

Пройдя несколько шагов, он возобновил прерванный разговор:

– Вадим – мой друг и я не могу сказать о нём ничего плохого, но…, – тут дядька попытался заглянуть мне в глаза, – я не советую тебе оставаться с ним наедине!

Невольно улыбнувшись про себя, я спросила вслух голосом примерной ученицы:

– А с кем мне можно оставаться наедине?

– Например, со мной, – сухо ответил Женька, почувствовав в моём вопросе подвох. – И вообще, тебе не следует гулять одной по окрестностям.

– Почему? Разве это опасно?

– Для такой молодой девушки, как ты, да! – отрезал дядька.

Однако, видно, решив, что этого недостаточно, он добавил:

– Ты должна слушать своего дядю, Марина, потому что я знаю больше тебя и вообще…

Оборвав себя на полуслове, он почему-то не захотел закончить свою мысль. Не имея желания с ним спорить, я не стала допытываться, что он подразумевает под словом «вообще» и примирительно произнесла:

– Ладно, обещаю, что буду гулять только с тобой!

Женька сразу успокоился и его мысли перескочили на другое. Вспомнив реакцию Чижевского на мою мини-юбку, он снова не удержался от замечания:

– Как твой дядя, я запрещаю тебе появляться в таком виде перед мужчинами!

– Ты не знаешь, как это действует на них! – добавил он многозначительным тоном.

Когда мы подошли уже к самому дому, Женька зачем-то оглянулся и, понизив голос, сказал:

– Если ты меня не будешь слушаться, Марина, то с тобой может произойти такое, что даже я ничем не смогу тебе помочь!

День 5

Как я хозяйничала в доме, а также о появлении

на сцене «грозного разбойника» и о том, как меня едва

не похитили

Мне пять лет. Я бегу в лёгком платьице навстречу ветру туда, где среди высоких трав мелькает дедова кубанка. Но травы становятся всё выше и выше, их верхушки колышутся на ветру, смыкаясь над моей головой, и я поневоле замедляю бег, оставшись наедине с ними и небом, голубые осколки которого запутались в длинных стеблях. Мне становится страшно: вдруг я навеки заблудилась среди этих трав и больше никогда не увижу деда? Сорвавшись с места, я отчаянно кричу: «Дедушка! Дедушка!» Но вот травы расступаются и колдующий среди ульев дед поворачивает голову. Я отчётливо вижу его лицо, тонкую коричневую кожу которого изрезали вдоль и поперёк морщины. Большая лохматая собака, сторожащая пасеку, лениво поднимает одно ухо, не двигаясь, однако, с места. А дедушка с ласковой улыбкой протягивает мне кувшинчик с мёдом. Выпив сладкую янтарную жидкость, вобравшую в себя аромат степных трав, я забываю все свои недавние страхи и прижимаюсь к деду. Крепкие руки отрывают меня от земли и поднимают вверх в небо над пасекой, над травами, над всей землёй и я лечу, лечу, лечу…

Проснувшись, я ещё некоторое время лежала с закрытыми глазами и пыталась разобрать, из-за чего в соседней комнате спорили дядька и бабушка. Потом наступила тишина и я ощутила на себе чей-то взгляд. Конечно, это был Женька. Некоторое время он прислушивался к моему ровному дыханию, а затем на цыпочках удалился. Мои мысли растеклись, как круги по воде, и я снова заснула.