Марина и цыган

После танцев мы решили поиграть с «Садовника», причём я и Димка постоянно выбирали друг друга. А когда начали разыгрывать фанты, кто-то из парней предложил носить девок на руках до конца сада и обратно. Идея всем понравилась и девки, немного поломавшись, согласились. Мой фант выпал вместе с Фединым и не успела я опомниться, как Спортсмен сгрёб меня в охапку и легко, как пушинку, понёс между деревьями. Когда мы вернулись назад, меня уже поджидал Димка. Потом парни придумали устроить соревнование по бегу с девками на руках. Естественно, каждый старался выбрать груз полегче, так что я была, буквально, нарасхват. В конце концов, мне это надоело и, под предлогом того, что у меня закружилась голова, я снова улеглась на коврик и стала наблюдать за дальнейшим ходом соревнований со стороны, что оказалось гораздо интереснее. Так, Вадиму вместо меня пришлось нести толстую Аньку, которая была, пожалуй, самой тяжёлой среди девчонок. Нужно было видеть, какую он скорчил гримасу, когда, надрываясь, потащил её чуть ли не с проклятиями вглубь сада. Назад они вернулись уже пешком, причём у Синеглазого была такая постная физиономия, что мне даже стало его немного жаль.

Однако вскоре из-за темноты соревнование пришлось прекратить и мы решили поиграть в прятки. Чтобы девкам было не так страшно, парни немного изменили правила игры: сначала прятались представительницы прекрасного пола, сильная же половина в полном составе должна была их искать, и наоборот. Усадив девок за большой куст сирени в конце сада, я сказала, что незаметно вернусь назад и посмотрю, что делают парни. На самом же деле я перелезла через плетень и вернулась в дом.

Спустя несколько минут уже в костюме «грозного разбойника» я снова была в саду. Девки сидели на прежнем месте и мне пришлось слегка кашлянуть, чтобы привлечь их внимание. При виде моего тёмного силуэта кто-то из них вскрикнул. В ответ я сняла шляпу и, сделав лёгкий полупоклон, изменённым голосом произнесла:

– Прошу прощения, если напугал вас, но для женщин я абсолютно не опасен!

– Кто Вы? – дрожащим голосом осведомилась какая-то девка.

– Я – путник, который прибыл оттуда, где меня никто не знал, и направляюсь туда, где меня никто не ждёт.

После этой загадочной фразы я спросила у девок, как мне добраться до села такого-то, назвав одно из самых дальних. Они, осмелев, наперебой принялись объяснять мне дорогу. Поблагодарив их в самых изысканных выражениях, я едва успела спрятать под ближайшим кустом шляпу, парик и плащ, как послышались радостные возгласы парней. Пока девки взволнованно повествовали им о таинственном незнакомце, я взобралась на дерево и созерцала всю эту сцену сверху.

– А где Марина? – когда все немного успокоились, поинтересовался Димка.

– Не знаем, куда-то ушла…, – растерянно отвечали девки.

Тогда все принялись звать меня. Предоставив им возможность немного покричать, я затем спрыгнула вниз:

– Пожалуй, мне пришлось бы сидеть на дереве до утра, пока бы вы меня нашли!

– Ой, Марина, что здесь произошло после твоего ухода! – опомнились первыми девки.

Выслушав их описание встречи с таинственным незнакомцем, я поспешила сделать вывод:

– Ну, что же, раз он сказал, что не опасен для женщин, значит, бояться нечего.

Признаться, эту сцену с «грозным разбойником» я устроила лишь для того, чтобы успокоить девок. Однако те, несмотря на заверения незнакомца, больше не захотели оставаться в саду и заявили, что пора расходиться по домам. Как хорошая хозяйка, я не стала их удерживать. Все стали благодарить меня за прекрасно проведённый вечер и даже Вадим сказал: «Спасибо». Со словами: «Приходите ещё!», я выпроводила их из сада.

Дом встретил меня тёмными окнами. Не включая свет, я уселась на подоконник и, глядя на звёзды, стала ждать дядьку. Где-то тихо скреблась мышь, но это мне не мешало. Так прошло около часа. Никого не дождавшись, я оставила заднюю дверь открытой, на случай, если Женька вернётся ночью. Затем прошла в горницу, накинула крючок и, раздевшись, легла лицом к окну. Поверх занавесок, пока я не заснула, мне подмигивала почти полная луна.

День 6

Как я решила брать пример с Зорро и чем это

закончилось, а также о моём свидании с Вадимом и «цыганском вечере»

На следующий день я проснулась в отвратительном настроении. Всю ночь меня мучили кошмары. Вдобавок, дядька так и не пришёл ночевать. Раздумывая о том, где он может быть, я вышла во двор. В семь утра воздух ещё не достиг прозрачности стекла и всё вокруг растворялось в солнечной дымке. Листва же деревьев в саду казалась серебристой, а птицы только начали распеваться.

Решив прогуляться, я открыла ворота и, к своему удивлению, увидела спящего на скамейке под домом Женьку. Положив под щёку кулак и подогнув ноги, он тихонько посапывал во сне. Рядом под скамейкой стояли дядькины ботинки. Чёрная щетина на его щеках, мятая рубашка и серые от пыли брюки красноречиво свидетельствовали о том, что он вряд ли провёл ночь в Чижово. Решив выяснить это у самого Женьки, я принялась тормошить его за плечо. В ответ дядька что-то промычал и, дёрнув ногой, проснулся.

– А? Что? – забормотал он, пытаясь приподняться.

Схватив его за горло, я с угрожающей интонацией в голосе спросила совсем не то, что намеревалась:

– Кто пятый?

Женька вздрогнул и его взгляд стал более осмысленным. Наконец, он промолвил:

– Марина, прошу, никогда не спрашивай меня больше об этом!

Что-то в его голосе заставило меня отступиться. Не произнеся больше ни слова, я вернулась в дом. Нужно было готовить завтрак, а в вёдрах не осталось ни капли воды. Только я собралась сбегать по-быстрому к колонке, как Женька отобрал у меня оба ведра. К его возвращению я успела начистить полмиски картофеля. Поставив полные вёдра на пол, дядька сообщил:

– Мать завтра придёт. Сегодня похороны, а потом ещё поминки будут.

Так как я промолчала, он достал из кармана свой складной нож и принялся мне помогать. Вскоре завтрак был готов. Женька так уплетал за обе щёки, словно не ел три дня. После картофеля с яичницей он принялся за вчерашние вареники и, запив всё это огромной кружкой компота, сказал, откинувшись на спинку стула:

– А теперь неплохо бы соснуть часиков двенадцать.

Однако не пошёл спать, а помог мне вымыть грязную посуду. Управившись с кастрюлями, мы сели отдохнуть на диван. При виде тома «Графа Монте-Кристо» дядька поинтересовался, что ещё из романов Дюма-отца я читала. Мне надоело дуться на Женьку и я ответила:

– Только «Трёх мушкетёров».

Тогда дядька сообщил, что ещё до армии приятель дал ему почитать «Две Дианы» и принялся увлечённо пересказывать мне этот роман. На самом интересном месте кто-то постучал с улицы в наше окно. Повернув головы, мы увидели Вадима и Димку. Едва дядька открыл окно, парни дружно поздоровались. Затем, покосившись в мою сторону, Димка негромко спросил у Женьки:

– Ну, как дела?

– Всё в порядке, – ответил дядька.

Не желая им мешать, я демонстративно поднялась с дивана и вышла во двор. Женька застал меня в саду в тот момент, когда, сидя верхом на корявом суку старой груши, я пыталась закрепить на нём верёвку. Понаблюдав некоторое время за моими действиями, дядька поинтересовался:

– Что ты делаешь, Марина?

– Не видишь, вешаться собралась! – мрачно пошутила я.

После чего пояснила:

– Хочу здесь качели устроить.

Чтобы убедиться в надёжности верёвки, я повисла на ней и стала раскачиваться из стороны в сторону. Внезапно раздался треск и с оборванным концом верёвки в руках я полетела прямо в предусмотрительно подставленные дядькины объятия. Осторожно поставив меня на землю, Женька сказал:

– Не расстраивайся, Марина, у меня в запасе есть ещё абсолютно новый моток!

Дядька сбегал за верёвкой в сарай и закрепил её для надёжности на суку «морским узлом». Но когда я попросила его подвесить качели на высоте метра полтора от земли, Женька удивился:

– Зачем так высоко?

– Чтобы на них никто не мог кататься, кроме меня!

По его взгляду я поняла, что он воспринял мои слова как шутку. Потом дядька ещё раз сходил в сарай и отыскал там подходящую доску для сиденья. Когда всё было готово, я залезла на дерево и оттуда спустилась на качели. Женка следовал за мной. Стоя на противоположных концах доски, мы словно летали между деревьями, так что дух захватывало. При этом дядька раскачивал качели изо всех сил, желая услышать мои мольбы о пощаде. Однако у него первого закружилась голова и, под предлогом того, что ему ещё нужно побриться, Женька улизнул в дом.

Оставшись одна, я села на доску и задумалась. Если моим любимым литературным героем был д’Артаньян, то идеалом в кино – Зорро. Поэтому я мечтала хоть немного походить на него. Правда, мне удалось достигнуть некоторых успехов в лазанье по деревьям и заборам, но всё это не шло ни в какое сравнение с подвигами благородного разбойника, который свободно перепрыгивал с крыши на крышу на уровне второго этажа. Дав себе слово немедленно приняться за тренировки, я соскочила с качелей и поспешила к дому.

Критически осмотрев со всех сторон крышу, я решила, что оттуда легко можно было спрыгнуть на сарай, а спуститься с сарая на землю – вообще раз плюнуть. Но как проделать это в обратном направлении? Ведь дом был гораздо выше. Внезапно я вспомнила о длинных жердях, хранившихся в сарае. Перекинув их на крышу, можно было попытаться достигнуть желаемого, тем более что подобную сцену показывали в каком-то фильме.

Делая перехваты руками, я добралась уже до середины, как вдруг входная дверь распахнулась и на пороге последовательно возникли сначала Димка с Вадимом, а за ними – дядька. Судя по всему, Женька вышел проводить своих дружков, и, увлечённые своим разговором, они сначала не заметили меня. Внезапно одна из жердей треснула, издав резкий звук, и я зависла между небом и землёй. Парни повернули головы в мою сторону. Дядька, державший в руках мыльницу и кисточку для бритья, уставился на меня безумным взглядом. В то время, как правая его щека была гладко выбрита, с левой белыми хлопьями медленно опадала пена. Хотя остальные жерди тоже грозили рухнуть, я не смогла сдержать смех. Парни же, не слыша с моей стороны никаких криков о помощи, не решались подойти ближе. Наконец, Женька пришёл в себя и поспешил распрощаться со своими приятелями. Те удалились, оглядываясь через каждый шаг. Машинально потирая выбритую щёку, дядька тоже скрылся в доме. Воспользовавшись этим, я благополучно добралась до крыши дома, затем спустилась с неё на ограду, оттуда – на землю и спряталась в сарае. Едва я успела прикрыть за собой дверь и приникнуть к щёлке, как снова появился Женька. На этот раз его обе щеки были тщательно выбриты. Не обнаружив меня на прежнем месте, дядька прошёлся по двору, а затем открыл садовую калитку и позвал:

– Марина!

Так и не дождавшись ответа, он вернулся обратно в дом.

Сначала я хотела было оттащить жерди в сарай, но тут мне пришла в голову новая идея использовать их в качестве шеста для прыжков в высоту. В саду возле бабушкиных грядок росла молодая яблоня. От развилки её ствола почти параллельно земле отходил большой сук, на котором было очень удобно сидеть, но в данном случае он мог сойти и за планку. Когда, сделав хороший разбег, я оперлась на жердь, та вдруг вырвалась у меня из рук и отлетела в одну сторону, а я – в другую. При этом из моего горла вырвался короткий, но довольно громкий крик. В ту же минуту на порог выскочил дядька. Увидев лежащую на земле жердь и повисшее на суку моё бренное тело, он сразу же обо всём догадался. После того, как Женька отнёс меня на руках в дом и уложил в кровать, он с тревогой в голосе спросил:

– Марина, может, сбегать за фельдшерицей?

Скорчившись от боли в животе, я отрицательно покачала головой. Затем, найдя в себе силы, с трудом вымолвила:

– Ничего страшного, немного полежу – и пройдёт.

Но дядька продолжал суетиться вокруг меня. Тогда я попросила его намочить полотенце и приложить этот импровизированный компресс к моему животу. Вскоре мне действительно стало лучше и, чтобы окончательно успокоить Женьку, я встала с кровати и прошлась по залу. Однако дядька сказал, что мне не помешает ещё полежать в постели. А потом настойчиво прибавил:

– Марина, дай мне слово, что ты прекратишь… эти занятия!

Сделав торжественное лицо, я дала обещание и отправилась отдыхать в горницу. Тем не менее, спать мне не хотелось, читать – тоже, а продолжать тренировки пока не было сил. Оставалось одно – наряжаться. Закрывшись на крючок, я достала из сундука белое полотняное платье, в котором бабушка венчалась в церкви с дедом, и прогладила утюгом все оборки. В этом платье и Алёнкиной шляпке, накрытой сверху кружевной накидкой в виде вуали, я вполне походила на барышню девятнадцатого века. Мне захотелось увидеть себя в зеркале в полный рост, но для этого нужно было вернуться в спальню.

Женька лежал в зале на диване с закрытыми глазами. Думая, что он спит, я хотела было тихонько пройти мимо него, но тут подо мной скрипнула половица. Открыв глаза, дядька уставился на мой наряд.

– Ну, как, похожа я на даму? – ничуть не смутившись, поинтересовалась я.

Окинув меня внимательным взглядом от шляпы и цепочки с кулоном в виде сердечка на шее до белых босоножек, Женька серьёзно ответил:

– Похожа!

Я удовлетворённо улыбнулась и, покачивая бёдрами, двинулась к выходу.

– Ты куда? – тут же поинтересовался дядька.

– Немного прогуляюсь…

Не успела я опомниться, как Женька подскочил ко мне и, отставив руку кренделем, галантно произнёс:

– Разрешите Вас сопровождать!

В свою очередь, я бросила на него оценивающий взгляд и покачала головой:

– К сожалению, сударь, Вы неподобающим образом одеты!

– Так одень меня подобающе! – попросил дядька.

– Для этого нужен фрак, – отрезала я.

Но тут меня посетила замечательная мысль:

– А ты не хочешь переодеться в даму?

Моё неожиданное предложение вызвало на лице у Женьки сложную гамму чувств. Впрочем, колебался он недолго:

– Хорошо, я согласен!

В сундуке нашлось ещё одно платье голубого цвета. Правда, оно оказалось слишком открытым, но я не растерялась и натянула его на Женьку задом наперёд, прикрыв ему спину накидкой. Под платьем у дядьки был надет бабушкин лифчик, набитый ватой. Что же касается Женькиной причёски, то я соорудила её из косы, которую тётя Люба отрезала после окончания школы. Пригодились также и белые перчатки, оставшиеся после её свадьбы.

В этих перчатках, с ниспадавшими из-под шляпы русыми локонами и цепочкой на шее Женьку не узнала бы родная мать, если бы он только согласился сбрить усы. В конце концов, я нашла выход, предложив дядьке прикрыть нижнюю часть лица веером, сделанным из тетрадного листа и перевязанным голубой ленточкой.

И вот, рука об руку, мы с Женькой вышли во двор, а затем поспешили укрыться от несносной жары в спасительной тени сада. Прогуливаясь неспешно между деревьями, мы упражнялись в великосветской беседе, величая друг друга не иначе, как «сударыня». Внезапно дядька оживился и шепнул мне на ухо:

– Посмотри направо, только незаметно.

Не поворачивая головы, я покосилась в сторону плетня и заметила деревенских.

– Не обращайте внимания, сударыня, это местные аборигены! – небрежно заметила я.

После чего намеренно громко поинтересовалась:

– По Вашему мнению, сударыня, как называется эта птичка?

– Я думаю, сударыня, что это соловей, – изменённым голосом отвечал Женька.

– К сожалению, Вы ошибаетесь, сударыня, это не соловей, а воробей, – поправила я его со смешком.

Деревенские притихли, прислушиваясь к нашему разговору. Затем до моих ушей донеслись следующие реплики:

– Кто это с ней?

– Не знаю.

– Наверно, к Марине подружка приехала.

– Красивая, – оценил кто-то из парней.

Дядькины плечи затряслись от смеха. Но в этот момент его накидка зацепилась за ветку. Булавка на броши расстегнулась и «мантилья» плавно спланировала на землю, открыв для всеобщего обозрения загорелые до черноты Женькины лопатки. Однако дядька выдержал свою роль до конца. Не отнимая от подбородка веер, он изящно присел и поднял накидку. Я же поспешила набросить её на его голую спину. После чего мы с достоинством удалились.

Но едва мы вошли в дом, как дядька упал на диван и принялся хохотать, как сумасшедший. Глядя на него, засмеялась и я. Когда мне это надоело, я сказала:

– Ладно, хватит на сегодня маскарада! Разоблачайся!

Спрятав наши наряды в сундук, я вернулась назад. Однако Женька сонным голосом произнёс с дивана:

– Ты не возражаешь, Марина, если я немного посплю?

Пожав плечами, я отправилась в сад, но деревенские уже ушли и мне стало скучно. Заглянув от нечего делать к соседям во двор, я увидела сваленное у плетня сено. Поваляться на нём было моей давней мечтой. Недолго думая, я оседлала плетень и стала перебрасывать охапку за охапкой к нам во двор. В это время послышались чьи-то шаги и появился Димка. Не обнаружив сена на месте, он растерянно почесал в затылке и стал озираться по сторонам. Внезапно мой сосед хлопнул себя по лбу, словно ему взбрела на ум какая-то идея, и, крадучись, приблизился к плетню. Обнаружив пропажу, Димка потянулся было к сену, но оттуда внезапно высунулся мой указательный перст и погрозил парню. На мгновение Димка оторопел, а потом спросил жалобным голосом:

– Это ты, Марина?

Выбравшись из-под сена, я подбоченилась и вызывающе уставилась на него, как бы говоря всем своим видом: «Что, какого-то паршивого сена для меня пожалел?» Димка понял мой молчаливый упрёк и ретировался, а я улеглась на сено и предалась раздумьям. Хотя солнце ещё стояло высоко над горизонтом, в тени плетня было хорошо, не жарко. Мысли мои вертелись вокруг вчерашней дядькиной авантюры. Я не подозревала его ни в чём плохом, а только в желании немного попугать меня. Недаром перед этим Женька таинственно намекал о якобы угрожавшей мне опасности. Впрочем, я ведь тоже придумала «грозного разбойника». Забавно, что одна и та же идея пришла нам в голову с дядькой практически одновременно.

По рассказам моего деда Коли, женщины в нашем роду не уступали мужчинам ни в твёрдости духа, ни в решительности. Об этом свидетельствовало одно из семейных преданий. События, о которых пойдёт речь, разворачивались в одной из станиц на Кубани где-то в двадцатые годы. Жил там один казак – не богат, не беден, в общем, середняк, как и большинство односельчан, потому что станица была зажиточная. Да стремился тот казак к большему, чем имел, и двух своих дочерей (он был вдовцом) поклялся выдать за первых богачей в округе. Следует заметить, что казак гордился своими дочерями не зря: слыли они первыми красавицами в станице, да и хозяйство держали в исправности. Старшую из них звали Мариной, а младшую – Катериной и ко времени нашего рассказа им стукнуло по девятнадцать и семнадцать лет.

Особенно хороша была Марина. Нельзя было не залюбоваться девушкой, когда неслась она по станице на горячем жеребце с чёрной шалью на голове, закинув длинные косы за спину. А серьёзный взгляд её тёмных глаз не мог вынести ни один парень. Обе сестры не только прекрасно сидели в седле, но и метко стреляли из ружья, которое было нелишним при объезде огромного отцовского сада и пасеки, куда могли забраться воры. Под предлогом охраны сада и встречалась со своим любимым, парнем из соседней станицы, Марина. Пока влюблённые ворковали, Катя стерегла их лошадей. Разумеется, отец девушек ничего не знал об этих встречах. Парень был беден и его сватовство ни к чему бы не привело. Неизвестно, чем бы всё закончилось, но в это время к Марине посватался зажиточный односельчанин, который был лет на десять старше её. Отец дал своё согласие и велел дочери собираться под венец, стукнув при этом кулаком по столу в знак того, что возражений не потерпит.

Наконец, наступил торжественный день. Прежде, чем отправиться в церковь, по обычаю хозяева и гости сели за накрытый стол. Сначала выпили по рюмке за здоровье молодых, а потом ещё одну – за их родителей. Невеста была прекрасна, как всегда, но очень бледна. Затянули песню, затем начались танцы и Катя пригласила жениха. Внезапно под окном раздался молодецкий свист, но в разгар всеобщего веселья на это не обратили внимания. Никто также не заметил, как невеста вышла из дома. Когда же её хватились, Марины и след простыл. Первым обо всём догадался жених. Прыгнув прямо с крыльца в сани, он начал что было сил нахлёстывать лошадей в надежде догнать сбежавшую невесту. Тем временем тройка с Мариной и её возлюбленным уже подъезжала к церкви, где их ждал заранее обо всём предупреждённый поп, который на скорую руку обвенчал молодых. Обманутый жених поклялся отомстить, да так и не посмел, опасаясь крепких кулаков мужа Марины. Отец же вскоре смирился и первый навестил дочь и зятя, выдав молодожёнам на обзаведение причитавшееся Марине приданое.

А что же Катя, которая, не жалея каблуков, отвлекала внимание жениха от сестры? Не прошло и полгода после свадьбы Марины, как она тоже вышла замуж. Помните, как она сторожила коней во время свиданий сестры с любимым? Так вот, однажды будущий муж Марины захватил с собой своего друга. Тому наскучило сидеть в кустах, дожидаясь приятеля, и он решил прогуляться по саду. Не успел, однако, парень пройти несколько шагов, как вдруг услышал:

– Стой, стрелять буду!

Пока Катя (конечно, это была она), наставив на него двустволку, строго допытывалась, что он делает в чужом саду, Николай (так звали парня), переступал с ноги на ногу и не мог выдавить из себя ни слова, чувствуя, что краснеет под гневным взглядом карих глаз. К счастью, на шум прибежала Марина со своим возлюбленным и всё разъяснилось. После этого случая Николай попросил друга, чтобы тот, когда в следующий раз поедет на свидание с Мариной, взял его с собой. Что же касается отца девушек, то он сразу дал согласие на брак младшей дочери, не желая более быть посмешищем в глазах односельчан. На весёлой Катиной свадьбе больше всех танцевала Марина со своим мужем. Обе сестры были счастливы в семейной жизни. Незадолго до своей смерти дед Коля, вспоминая историю знакомства с собственной женой и посмеиваясь в усы, признался мне:

– Вот когда твоя бабка, Марина, наставила на меня ружьё, тогда я в неё и влюбился.

– Ну, да, у тебя в тот момент даже чуб покраснел, – шутливо заметила, в свою очередь, бабушка Катя, намекая на рыжий цвет волос мужа.

Дед умер от рака лёгких, когда мне исполнилось десять лет: он был заядлым курильщиком. Не вынеся горя, через полгода за ним последовала и бабушка. Через всю свою жизнь она пронесла беззаветную любовь к мужу и родной сестре, в честь которой меня назвали Мариной.

В конце концов, мне надоело валяться на сене и я решила пойти посмотреть, не проснулся ли дядька, не забыв перед этим перекинуть сено обратно через плетень. Женька по-прежнему лежал на диване и сладко похрапывал во сне. Я не стала его будить и отправилась в горницу. Там вставила в магнитофон новую кассету и принялась под «Цыганочку» трясти перед зеркалом плечами. А потом мне вдруг захотелось переодеться в «чаялэ». Оранжевое платье с орнаментом вполне заменило пёструю цыганскую кофту, а жёлтую юбку до пят с огромными белыми цветами и оборкой я отыскала всё в том же сундуке. Вдобавок к наряду, я повесила на шею бабушкины красные бусы, на уши – клипсы в форме колец, а запястье украсила браслетом-змейкой. Ещё мне понадобился чёрный платок с алыми розами и бахромой. Когда я прошла через зал в спальню, чтобы достать его из шифоньера, дядька даже не шелохнулся.

Посмотрев затем на себя в большое зеркало, я убедилась, что мой наряд, длинные волосы и тёмные глаза придали мне известное сходство с цыганкой. Неожиданно из спальни донёсся мелодичный звон ходиков. Заглянув туда, я увидела, что уже было шесть часов вечера. На цыпочках пройдя мимо спящего Женьки обратно в горницу, я взяла магнитофон и вышла на улицу.

Ещё было светло, хотя солнце уже скрылось за деревьями. Его розовые лучи просвечивали сквозь листву, отражаясь в оконном стекле. Включив магнитофон, я задумалась, глядя на закат. Минут через десять вслед за мной, потягиваясь, вышел дядька. Некоторое время он молча разглядывал меня, а затем, так и не произнеся ни слова, вернулся в дом. Вскоре, привлечённый музыкой, в воротах соседнего дома показался Димка. Опершись рукой на забор, он стал смотреть в мою сторону. Вслед за ним выглянула Алёнка. Приблизившись к брату, она положила ему на плечо свою руку и стала что-то нашёптывать на ухо, косясь на меня. Потом откуда-то появились Федя и Вадим, прибежала толстая Анька с девками и подошли ещё парни. Остановившись возле Димкиного дома, деревенские стали о чём-то переговариваться, не решаясь приблизиться ко мне. Отвернувшись от них, я внимательно вслушивалась в слова зажигательного цыганского романса, одновременно поводя плечами и прищёлкивая пальцами в такт музыке.