скачать книгу бесплатно
Именно поэтому она всю дорогу проводила в мечтах о том, что ждет ее в прекраснейшем для нее месте. Полюбившийся дворец Брандини словно очаровал великолепием и некой таинственностью. Внутренне она сожалела о том, что у синьора Луко Брандини нет младшего сына, который наверняка был бы таким же красавцем, как и Леонардо. И тогда, вполне вероятно, их могли бы связать узами брака.
Но если бы ее мысли слышала Палома, она непременно смогла бы тихонько посмеяться над забавными идеями Каролины. Вопреки всем тем, кто считал ее наивной, молодая девушка продолжала мечтать, чтобы осуществилось одно-единственное желание – выйти замуж лишь за того, кто станет желанным ее сердцу.
– Виднеется крепость Миланского герцогства, – воскликнул извозчик, и Патрисия с облегчением вздохнула.
– Хвала Всевышнему! Сколько можно трястись в этом экипаже? – недовольно поморщилась герцогиня.
Каролина удивилась возмущению матушки, – Патрисия лишь изредка могла себе позволить подобные эмоции. И причиной тому было строгое французское воспитание, способное сделать из женщины истинную светскую даму.
– Матушка, совсем скоро будет празднество, – с радостным трепетом пропела Каролина, выглядывая из окна кареты.
– Не нужно, милая, так далеко высовывать свою любопытную головушку, – рассмеялась герцогиня. – Отец едет в ведущем экипаже. Увидит – накажет, и проведешь карнавал в уединении.
– Матушка, я ведь в последнее время была весьма и весьма послушной, ведь так? – Каролина посмотрела на Патрисию умоляющими глазами.
– Да, это так, – улыбнулась та.
– Я стараюсь быть достойной дамой, чтобы отец смог найти мне достойного жениха, – поведала с каким-то волнением Каролина, словно делилась сокровенной тайной. – Я ведь понимаю, что он вскоре все равно выдаст меня замуж. Но мне бы очень хотелось, чтобы… – она так хотела произнести слово любовь, но в какой-то момент поняла, что Патрисия может не одобрить ее рвения к чувствам. – Матушка, я больше не буду общаться с крестьянами, – произнесла тихо Каролина. – Я хочу быть благонравной дамой.
Патрисия улыбнулась и обняла дочь.
– Я знаю, милая. Ты непременно станешь хорошей женой.
К удивлению Каролины, при их встрече на устах Изольды играла счастливая улыбка. Помимо этого, младшая сестра уловила в глазах сестры какое-то дивное сияние. Герцогской семье стало очевидно, что семейная жизнь благоприятно повлияла на внешность Изольды: она заметно похорошела. И, похоже, что Леонардо даже удалось растопить ее холодное сердце, – к удивлению всех, синьора Брандини заключила в объятия даже «несносную» сестру.
– Матушка, а что с Изольдой? – тихо спросила Каролина, когда осталась с Патрисией наедине.
Герцогиня лишь загадочно улыбнулась:
– Она просто стала женщиной…
– С каких это пор венецианский маскарад стал пользоваться успехом в Европе? – с усмешкой произнес Паоло, когда они с Адриано ехали в карете к палаццо Брандини.
– Что вызывает в тебе удивление? Это празднество уже давно стало популярным. Безусловно, наш февральский карнавал не смогут затмить даже римляне, что там говорить обо всех прочих! Именно Венеция стала источником моды на подобные мероприятия, – с гордостью ответил Адриано. – Полагаю, что костюмированный бал нужен миланцам неспроста. Ведь, как иначе, как не под масками, легче всего собрать в одном зале всех надобных тебе людей – и друзей, и врагов. Еще одно доказательство того, что миланцы – великие хитрецы, если решились на такой шаг.
– Не могу не согласиться, дружище. Посмотрим, какую пользу принесет нам этот карнавал. Скажи мне одно, друг мой, – обратился к нему Паоло, – удастся ли нам избежать внимания со стороны генуэзцев? В прошлый раз, на свадьбе Брандини, нас чудом не узнали – ведь они венецианцев нюхом чуют, как собаки.
– Не утрируй, Паоло, – усмехнулся Адриано. – Тогда генуэзцев можно было на пальцах пересчитать. Поэтому среди миланцев мы и остались незаметными, словно тени в полдень. Теперь же мы будем примечательны для хозяина палаццо по одному признаку: при входе у благотворительного ларька каждому гостю будут прикалывать оранжевую лилию со стороны сердца. Мы же по особой отметке в пригласительном расположим этот прекрасный цветок на другой стороне груди.
– Тогда поясни еще один непонятный мне момент, – не унимался Паоло. – Почему эту встречу нельзя было организовать тогда, когда генуэзцев и близко нет в зоне герцогства? Чем оправдан этот риск?
– А это, мой друг, кропотливая расчетливость миланцев. Посуди сам: генуэзцы и близко не предполагают, что Милан может таить заговор против них. Уж тем более здесь и сейчас, на празднике у так называемой родни, они оставят обсуждение политических вопросов на завтра. Да Верона с Брандини переговорят о своих делах в полной тиши и спокойствии. Сейчас же генуэзцев отвлекут танцевальным шоу в наиболее подходящий для этого час. Но самое главное, что мы сможем изучить повадки каждого приглашенного (а среди них генуэзцев около пяти знатных семей) в глаза. Таким образом будет легче составить их общую характеристику.
– Полагаешь, что это необходимо?
В самом деле, приглашение Брандини, с одной стороны, радовали Адриано, с другой – настораживали. Он – не трус, но разочаровываться в друзьях, бывших рядом с ним многие годы, очень не любил. И, невзирая на недовольства и земельные притязания Милана на венецианские владения, Адриано доверял Брандини, поскольку их семьи в недалеком прошлом имели родственные корни. Сейчас он ощущал острую необходимость убедиться в преданности миланских друзей, и тогда, вполне вероятно, что флаги двух государств сойдутся на одной земле. Но для этого нужно очень хорошо подумать.
– Что я могу ответить, Паоло? Я пока не вижу смысла делать какие-либо выводы. Мы направляемся в Милан именно для того, чтобы уяснить истинные намерения миланцев, и только затем у меня появится возможность дать оценку всему происходящему. Одно могу сказать: аристократы герцогства далеко не глупы, а значит, то, что задумали, должно быть весьма выгодным для них. Единственное, что для меня является непонятным, – это зачем все-таки им понадобилось участие Венеции в этом деле? Как раз это я и намереваюсь узнать.
Из его уст слова «Венеция» звучали с неимоверным грохотом, как будто он исходил с самих Небес. Паоло даже несколько завидовал такой неувядающей вере сенатора в могущество своей державы. В каждом его ударении, в каждом слове и звуке при упоминании о Венеции его голос пронизывали гордость и любовь одновременно. Венеция – его душа, любовь, сила, в соитии представляющие собой нечто всевластное и неуязвимое. Именно такая преданность благоприятствовала сенатору на пути к его мечтам и желаниям.
– Когда ты говоришь о Венеции, мой друг, в твоих глазах загорается страсть, – с улыбкой заметил Паоло.
Адриано лишь улыбнулся.
– Serinissima[3 - Светлейшая (итал.) – так называли Венецианскую республику в период Возрождения.]… Я безнадежно влюблен в нее, что уж говорить?
– И, наверное, никто не может затмить эти великие чувства? – в голосе Паоло слышалась легкая усмешка. – Хотя… быть может… женщина…
Он с ожиданием ответа посмотрел на казавшегося хладнокровным Адриано.
– Женщина? – усмехнулся тот. – Разве женщина в состоянии научить любить? Женщина может подарить много чувственных моментов, но открыть сердце для любви – это вряд ли, Паоло.
– Солидарен с тобой, Фоскарини! – похлопал его по плечу Дольони. – При таком-то изобилии женского тепла разве стоит брать в голову небылицы о некой любви, которую никто никогда не видел воочию…
– Не могу ручаться за всех: возможно, кому-то и знакомо это чувство! Но не мне! С одной женщиной меня связывал нежеланный брак, а с многочисленными другими я делил ложе в целях укротить неугомонную похоть. Мне неведома любовь к женщинам.
На пути в Миланское герцогство Адриано терзали смятение и некая растерянность: с одной стороны, он тешился мыслью, что наконец-то сможет принять решение относительно предложения Брандини. Но, с другой, – он не мог себя обманывать, что эта самая другая сторона не принадлежит политике.
С тех пор как он впервые увидел Каролину Диакометти, прошло уже два месяца, но она часто изумляла своим присутствием его мысли. По необъяснимым ему причинам, он ощущал ликование собственного сердца при одном только воспоминании о прекрасной синьорине. В такие минуты ему казалось, что какая-то неведомая сила движет им. И пораженный Адриано то проклинал себя за то, что позволяет своему разуму терзаться воспоминаниями о юной красавице, то впадал в эйфорию, когда ее очаровательный образ представал перед его глазами. Но, вопреки всем мечтам, он не мог себе позволить такую роскошь – грезить о женщине из Генуи было для него не просто глупостью, но и предательством… А признать свои чувства к генуэзке – для Адриано виделось полным абсурдом и значило раздавить в своем сердце любовь к Венеции, которой он посвятил свою жизнь. Коснись это дело кого-либо другого, он и сам назвал бы это политическим преступлением.
Но что мог поделать он, обыкновенный человек, состоящий из крови и плоти и попавший под власть собственного сердца, обладавшего силой гораздо могущественней силы его твердого разума?
"Забери… укради… спрячь меня"
Когда Каролина в сопровождении сестры и родителей спускалась со ступеней в зал, ее переполняло желание несдержанно воскликнуть от восторга: парадная походила на огромную театральную сцену с множеством ярких персонажей. Колоритные костюмы, в которые облачилась толпа приглашенных, сменяли друг друга перед ее глазами, словно играли красками на мольберте замысловатого маэстро.
Лица гостей покрывали маски: кто-то старался скрыть себя полностью, а кто-то особенно не беспокоился по этому поводу и довольствовался маской на ручке. Перед Каролиной, представшей сегодня в роли ангела, мелькали яркие Вольто и унылые Моретта. Кто-то принимал облик античных богов, а кто-то – обычных простолюдинов. Так или иначе, интригующая обстановка забавляла всех: по залу сквозь мелодичную музыку слышался игривый смех и радостный гомон.
Подоспевшей семье герцога да Верона на левую сторону груди прикололи по небольшой лилии, очевидно, сорванной из прекрасного сада Брандини.
– Эти лилии выращивались намеренно для этого торжества, – шепнула Изольда на ушко Каролине, а та, не привыкшая видеть сестру такой гостеприимной, лишь поразилась ее радушному общению.
Единственным человеком, который таил в себе недовольство всем этим вечером, казался Лоренцо. Присущие ему жесткость и консерватизм противились участию в подобных праздниках, – внутренне герцог находил в этом сходство с клоунадой. Однако его тактичность и уважение к свату не позволяли обидеть того своим отсутствием на вечере.
Каролину невероятно радовал тот факт, что у отца сложились прекраснейшие отношения с герцогом Брандини. Она видела, как уважительно к Лоренцо относился и сам Луко – почтенно встречал, приглашал на беседы к себе в кабинет, где они долго что-то обсуждали, и даже гостеприимно проводил экскурсию по своим владениям, словно хотел вселить в герцога уверенность в своей открытости перед ним. Помимо того, Луко Брандини пригласил Лоренцо на охоту, назначенную на следующий месяц – в самом разгаре лета. Вероятнее всего, их отношения строятся на взаимном уважении.
Мысль о том, что в строгой и алчной Генуе на подобном балу ей побывать не придется, заставляла Каролину с любопытством вертеть головой, дабы уловить каждую мелочь этого прекрасного карнавала. Хотя еще не так давно, когда они находились под властью Франции, Генуэзская республика на какое-то время окунулась в беспечные развлечения на светских раутах. В последние же несколько лет жителям державы пришлось вернуться в привычную для них серость обыденной жизни, уклад которой требовало духовенство. Именно поэтому каждое мгновение, проведенное на маскараде, Каролина желала насытить незабываемо-яркими эмоциями.
Более чем общение на этом празднике могли восхитить лишь танцы. А танцы в толпе пляшущих мужчин и женщин, облаченных в маски, возбуждали еще больший интерес, разжигающий чувства любознательных особ.
Наверное, благодаря этому веселье разбавлялось волнительной интригой. Отмечая это про себя, Каролина не забывала мысленно возвращаться к привычным для нее стереотипам, внушаемым синьорине с самого детства: «интриги – неподобающая страсть для благочестивой синьорины». Но тут же она ощущала, как нечто щекотало ее изнутри и вынуждало признаваться себе: «Именно это заманивает в сети таинственности более всего!»
Адриано не любил танцевать, – считал это бесполезной тратой времени. И уж тем более веселиться тогда, когда явился сюда по делу, ему никак не хотелось.
– Расслабься немного, – произнес Паоло, протянувший Адриано бокал вина, – ты слишком напряженный. Мы еще не на войне.
– Благодарю. Но боюсь, что эта война не наша, Паоло. У меня дурное предчувствие, – промолвил задумчиво Адриано, ощущавший еще с самого утра неприятные чувства.
– И в этом случае, хвала Всевышнему, что твоя предусмотрительность не позволила опрометчиво согласиться на предложение миланцев. А до того момента у тебя остается шанс отказаться от этой затеи.
Адриано переговаривался с Паоло довольно тихо и без воодушевления, дабы не привлекать внимание толпы, казавшейся довольно насыщенной, чтобы скрыть присутствие двух венецианцев.
Большинство мужчин, как правило, на маскараде не изощрялись над изысканностью костюмов: они надевали маски под самый обыкновенный парадный наряд. Адриано, чтобы надежнее скрыть свою фигуру, покрыл себя темным плащом с вшитыми рукавами. Плащу придавал роскошь широкий, расшитый серебром воротник, богато собранный драпировкой и ниспадающий от плеч до самых пят, как это являлось модным в мужской одежде. В костюме смешивались античные элементы с современными, а черная бархатная маска, мелко расшитая серебристой нитью и открывающая один лишь подбородок, прибавляла образу некую мистичность. Когда Паоло впервые увидел его в этом облике, то лишь ошарашенно промолвил: «Дружище, ей-Богу, ты, словно из преисподней». Разумеется, Паоло преувеличил трагичность образа, но некая дивная сила в нем и впрямь присутствовала.
– Позволь поинтересоваться, кого ты ищешь? – спросил Дольони, уловив Адриано на попытках кого-то разглядеть в толпе разгоряченных весельем людей.
Фоскарини не желал говорить правду, поскольку прекрасно мог предугадать реакцию друга.
– Хочу убедиться, что генуэзцы уже на месте.
– Любопытно, как ты их найдешь на маскараде?
– Скорее всего, они будут в компании Луко Брандини, а сегодня его единственного не скрывает маска.
Паоло куда-то отлучился, а Фоскарини долго осматривал гостей, пока не увидел миланцев, пригласивших его сюда: Леонардо и Луко. Тут же сенатор обнаружил при них нескольких гостей – трех женщин и одного мужчину без маски. Узнав в нем Лоренцо да Верона, Адриано внезапно ощутил, как его сердце прерывисто заметалось. Он прекрасно понимал, что рядом с ним должна появиться и его дочь, затмившая разум сенатора своим прелестным обликом. Несомненно, и сейчас она блистала!
Адриано не потребовалось даже всматриваться в линии ее прекрасного стана или пытаться узнать уже вполне знакомые черты в лице, наполовину прикрытом белоснежной маской. Создавалось ощущение, что он чувствовал ее присутствие невидимыми вибрациями. У него сперло дыхание, и, если бы его мужественные черты не скрывала черная маска, многие смогли бы заметить, каким жадным взглядом он впивался в эту милую красавицу.
Она просто ослепляла собой. Адриано не замечал роскоши покроя ее платья: шикарной пышной юбки, эффектно перекачивающейся из стороны в сторону, узкого лифа, облегающего грудь и тонкую талию молодой синьорины, перчаток и прочих мелких аксессуаров одежды. Все, что подчинялось его взору, – это прекрасный стан, облаченный в светящиеся легкие ткани бело-кремового цвета из богатого шелка, расшитого золотистыми нитями.
Утонченные черты ее личика скрывались изысканной маской с перьями, расписанной, словно по иронии, в венецианском стиле. Светло-русые локоны, собранные на макушке, мягко ниспадали на правое плечо. «Стало быть, я не ошибся, когда увидел ее впервые, – подумал Адриано. – Истинный ангел».
Сенатор не спускал с нее глаз, внутренне намереваясь простоять весь вечер в тени, провести переговоры и потом удалиться из этого дворца. Но когда она закружилась в танце, с улыбкой глядя в глаза какому-то моложавому сосунку, у которого «пушок» над губами еще не окреп, Адриано почувствовал нараставшую в нем агрессию и отвел взгляд. Он не желал признаваться себе в том, что ревность овладела его разумом, но будь здесь Витторио Армази, он прокомментировал бы его состояние именно так.
Жажда восхищаться ею заставила Адриано вновь посмотреть на юную синьорину, и его сердце радостно затрепетало, словно бабочка под теплыми лучами солнца. Сенатор едва смог сдержать в себе порыв слабости выхватить ее из рук этого юнца, словно отбирая свое сокровище. Ему удалось замереть на месте… Но лишь на какое-то время. Не заметив, как ноги пронесли его через весь зал, он опомнился, когда очутился у этой пары, учтиво склонил голову перед юношей и протянул Каролине руку.
– Не посчитайте за дерзость, – промолвил с улыбкой Адриано и самоуверенно посмотрел на опешившего кавалера. – Вы позволите?
Тот лишь почтительно склонил голову и отошел в сторону, когда Адриано обернулся к Каролине. В ее глазах даже сквозь маску читалось явное ликование – мужчины соперничают между собой только лишь за внимание к своей персоне.
Адриано на голову превосходил ее в росте, поэтому она смотрела на него снизу вверх, чувствуя себя миниатюрной девочкой. А когда он взял ее за талию и легонько умостил маленькую ручку в своей ладони, она с восхищением ощутила его некую внутреннюю могущественность. Безмолвно они смотрели друг другу в глаза сквозь прорези в масках и смотрели так пристально, что казалось вот-вот… и они смогут узреть души друг друга.
В продолжающемся безмолвии Каролина внимательно осмотрела своего кавалера: в нем все казалось каким-то особенным: выразительные скулы, черные смоляные волосы, слегка завивающиеся вокруг сильной шеи. Она видела глубину его карих глаз, но ей казалось, что они извергают огонь, исходящий из его души. Причем этот огонь не разрушающий, а созидающий… излучающий тепло и заботу. Удивительно и странно, но сейчас Каролина ощущала себя в поразительной безопасности, будто этот незнакомец накрывал ее всем своим существом.
Она почувствовала, как сердце забилось, словно птичка в клетке, желающая вырваться на свободу. Но ей не хотелось, чтобы он отпускал ее! Больше всего сейчас она боялась, что он это сделает! Бог мой, они уже столько танцуют, а не сказали друг другу даже слова…
Адриано едва подавлял в себе сбивчивое дыхание. Он понимал, что, если заговорит, то выставит себя неуверенным глупцом, – его речь вряд ли будет связной. Нет, он не должен терять самообладания! Он – мужчина, он – воин, он – сила Венеции! Но как бы это ни было странно, он чувствовал себя беспомощным перед хрупкой женщиной.
«Только бы она ничего не говорила… Молчание сейчас так кстати… Только бы она не прервала этот сладкий момент единения душ. Пусть просто насладится этим мгновением», – Адриано смотрел на нее, ощущая желание поглотить ее своим жадным взглядом. Он боялся раздавить ее хрупкую ручку от желания продлить этот дивный момент. И ему стало страшно от мысли, что сейчас ему придется оторвать ее от себя, ведь грядет момент смены партнера. И все же миг расставания настал, и Каролина оказалась в объятиях другого кавалера.
Адриано старался сосредоточиться на своей партнерше, поскольку вертеть головой во время танца – весьма неэтично. Однако Каролина об этом даже думать не желала: оказавшись в паре с другим мужчиной, она тут же стала искать взглядом потерявшегося Адриано. Он был рядом. Он всегда был рядом. Но отчего-то не смотрел на нее.
Каролина ощутила подошедший к горлу ком. Нет! Она не хочет танцевать с этим «хлюпиком»! Кто придумал эти танцы? Ей немедленно нужен тот, настоящий и сильный… Она растерянно посмотрела на своего кавалера и не то что не удосужилась улыбнуться, а тут же отвела взгляд, словно видеть его не могла.
В какой-то момент комната закружилась перед глазами Каролины и, наконец, появилось такое долгожданное лицо, надежно скрытое черной маской. Уголки ее губ тронула легкая, едва заметная улыбка, но душа просто ликовала от счастья! Адриано чувствовал ее радость, потому как и сам ощущал неимоверные чувства от ее близости.
Его глаза скользнули по ее губкам – слегка припухлым и таким манящим, но он совершенно твердо знал, что это недопустимо. Что его манит в ней? Он не понимал. Чистая душа или невинное тело?
Боже, как же она не походит на тех дамочек из общества, которые с присущим им пафосом просто душат в мужчине способность чувствовать! Как же тошнило от их желания показать себя гордой, неприступной и скупой на чувства! Среди женщин общества Венеции, Рима, Милана, Флоренции и даже Испании, ему не приходилось прежде видеть даму с горящим огоньком в глазах – в иных женщинах его высушили общественные правила, поставившие женщину в жесткие рамки. Он знал, она – не такая. Она – другая. И, наверное, единственная. Ему не хотелось вспоминать о долге перед родной и незаменимой Венецией, но он обязан был это сделать. Только почему-то в данный момент мысли о республике и чести куда-то улетучивались из его одурманенной головы.
Музыканты стихли, зал наполнился ропотом толпы, а Каролина развернулась, чтобы отойти в сторону, всем своим существом подавая посылы своему кавалеру, что она жаждет ощущать его рядом. Адриано не хотелось разговаривать. Но она сумела его заманить. Причем сделала она это одним только взглядом – таким мимолетным, но волнительным.
Совершенно незаметно для себя, не спуская друг с друга глаз, они покинули центр зала и прошли в самый дальний угол у выхода на задний двор.
– От вас исходит сияние, синьорина, – произнес он, с улыбкой глядя ей в глаза, когда они остановились у колонны, украшенной множеством живых вьющихся роз.
Приблизившись устами к ее ушку, он закончил свою фразу:
– Сияние, которое исходит лишь от ангелов…
Каролина почувствовала, как ее щеки загорелись румянцем. В ее душе творилось нечто необъяснимое. Она хотела ответить незнакомцу, но после такого красноречия боялась, что ее фразы останутся пустыми в его памяти. Поэтому она молчала, чувствуя, как глаза вот-вот наполнятся слезами. Слезами восторга! Неконтролируемого восторга.
– Ecce spectaculum dignum, ad quod respiciat intentus operi suo deus[4 - «Вот зрелище, достойное того, чтобы на него оглянулся Бог, созерцая свое творение» (лат.) – Сенека, «О провидении».].
Каролина прекрасно понимала латынь, и эта фраза просто изумила ее. Но положение в обществе требовало скромности.
– Боюсь вас разочаровать, но я отнюдь не святая, – нашлась она и кокетливо улыбнулась, намереваясь пройти мимо Адриано.
Но он остановил ее, нежно взяв за кисть и поднося к своим устам.
– О, нет, вы меня не разочаруете, синьорина. Поверьте мне, ваша красота… она обладает магической силой…
– Как вы можете говорить о моей красоте, когда едва видите мои глаза, а маска скрывает половину моего лица? – Каролина продолжала мягко, но открыто флиртовать, желая вкушать от него комплименты все больше и больше.
– Ваши глаза воистину обладают манящим блеском, но ваше сияние не внешнее, оно идет из вашей души, – с восхищением говорил Адриано, едва сдерживаясь, чтобы не прижать Каролину к своему телу.
Она смотрела на него глазами, наполненными восхищения – такой взгляд, который пронзает душу обожаемого мужчины.
И в небесно-голубых волнах этого взора Адриано готов был утопать вновь и вновь.
– Хотелось бы мне хотя бы на долю соответствовать тому образу, который вы увидели во мне, – изрекла Каролина, и ее уста тронула легкая улыбка.
– Если кто-то говорит о том, что вы недостойны подобных фраз, не верьте, этот человек – лжец, – промолвил Адриано, продолжавший трепетно держать ее за руку.
– А вы… – она подняла на него взгляд – взгляд, полный надежды и доверия. – А вы всегда откровенны и честны?
– В вашем обществе – несомненно, – ответил с уверенностью он.
– Но в моем обществе вы находитесь всего-то несколько мгновений, – промолвила Каролина, со страхом отсчитывающая время, боясь, что еще немного – и эта сказка обернется в золотистую пыль.
– Правда? – тихо и будто разочарованно произнес Адриано. – А мне кажется, что целую вечность…
У Каролины захватило дыхание – ей казалось, что она сейчас выпорхнет из своего тела и поднимется высоко в облака. А все, что чувствовал Адриано, – это отдаленный грохот биения собственного сердца, которое стремилось вырваться из груди и попасть прямо в нежные ручки этой синьорины.
Она осмотрела кавалера и с подозрением сощурилась, не веря в свою удачу. Неужто это и впрямь тот самый синьор, силуэт которого посещал ее в грезах после свадьбы Изольды? Поразительно, но если убрать маску с его лица, в нем и впрямь можно будет обнаружить некоторое сходство. И голос… до боли знакомый баритон…
– Итак, синьор… – прервала паузу она. – Вы сумели угадать мой образ. Однако я сейчас теряюсь в догадках, глядя на вас. Кто ваш герой?