Прощай, оружие!

– По чину вы все равно что офицер. И я тоже.

– Это ничего не значит. К тому же вы даже не итальянец. Однако вы ближе к офицерам, чем к рядовым.

– В чем же разница?

– Трудно объяснить. Есть люди, которые хотят воевать. Здесь много таких. И есть другие, которые не хотят.

– Но первые их принуждают.

– Так.

– А я им помогаю.

– Вы иностранец. И вы патриот.

– А что же те, кто не хочет воевать? Могут они остановить войну?

– Не знаю.

Он снова посмотрел в окно. Я следил за его лицом.

– А хоть когда-нибудь это получалось?

– Обычно им не хватает организации, чтобы чему-то помешать, а когда они организуются, то вожди их предают.

– Выходит, надежды нет?

– Надежда есть всегда. Однако порой она меня оставляет. Я стараюсь верить в лучшее, но не всегда получается.

– Но когда-нибудь же война закончится?

– Надеюсь.

– Что вы будете делать тогда?

– Если получится, вернусь в Абруцци.

Его смуглое лицо вдруг осветилось счастливой улыбкой.

– Вы, наверное, очень любите Абруцци?

– Да, очень.

– Так и поезжайте туда.

– Я бы с радостью. Большое счастье было бы жить там, любить Господа и служить Ему.

– И пользоваться уважением, – сказал я.

– Да, и это тоже. Почему бы и нет?

– Полностью согласен. Вы заслуживаете уважения.

– Впрочем, это неважно. Там, у меня на родине, любовь к Господу вполне естественна. И это не скабрезная шутка.

– Я понимаю.

Он посмотрел на меня с улыбкой.

– Вы понимаете, но Господа не любите.

– Нет.

– Совсем-совсем не любите? – спросил он.

– Порой по ночам я ощущаю трепет перед ним.

– А должны бы любить.

– Я мало кого люблю.

– Да, это так, – сказал он. – Послушать ваши рассказы о ночных похождениях, это не любовь. Это только страсть и похоть. Когда любишь, то хочешь стараться для другого. Хочешь жертвовать собой. Хочешь служить.

– Тогда я никого не люблю.

– Полюбите. Непременно полюбите. И тогда испытаете счастье.

– Я и так счастлив. Всегда.

– Это другое. Вы не поймете, что это такое, пока не ощутите на себе.

– Что ж, – сказал я, – если когда-нибудь пойму, то первым же делом сообщу вам.

– Что-то я засиделся и заболтал вас.

Капеллан вдруг озабоченно засобирался.

– Стойте, не уходите. А как же любовь к женщине? Настоящая любовь к женщине тоже должна быть такая?

– Этого я не знаю. Я никогда не любил ни одну женщину.

– Даже свою мать?

– Да, мать я, пожалуй, любил.

– И что же, вы всегда любили Господа?

– С самого раннего детства.

– Вот как… – протянул я, не зная, что еще сказать. – Вы, стало быть, примерный мальчик.

– Да, мальчик, – сказал он. – Однако вы зовете меня отцом.

– Это из вежливости.

Он улыбнулся.

– Мне правда пора, – сказал он, а потом спросил с надеждой: – Может, у вас ко мне какая-нибудь просьба?

– Нет. Просто приходите поболтать.

– Я передам от вас привет нашим.

– Спасибо за прекрасные подарки.

– Не за что.

– Приходите навестить меня снова.

– Обязательно. Всего доброго.

Он потрепал меня по руке.

– Бывайте, – сказал я на диалекте.

– Ciao, – отозвался он.

В палате было темно, и вестовой, сидевший у изножья койки, поднялся, чтобы проводить посетителя. Капеллан мне очень нравился, и я желал ему когда-нибудь вернуться в Абруцци. В части ему жилось погано, но он не жаловался, однако я представлял, насколько лучше ему будет на родине. В Капракотте, как он мне рассказывал, в реке у города водится форель. А еще запрещено играть на флейте по ночам. Серенады петь можно, но на флейте нельзя. Я спросил почему. Девушкам вредно слушать по ночам флейту. А крестьяне зовут вас «дон» и при встрече снимают шляпу. Отец капеллана каждый день ездит на охоту и может зайти на обед к любому крестьянину. Для них это большая честь. Иностранцу, чтобы он мог охотиться, нужно предоставить бумагу об отсутствии судимостей. На склонах Гран-Сассо-д’Италиа водятся медведи, но туда далеко добираться. Аквила – красивый городишко. Летом ночи прохладные, а весной в Италии нет места прекраснее Абруцци. Но лучше всего осенняя охота в каштановых рощах. Дичь очень хороша, так как кормится виноградом, и нет нужды брать с собой завтрак, потому что любой крестьянин почтет за честь накормить вас у себя… Через какое-то время я заснул.

Глава 12

Палата была длинная, по правой стене тянулись окна, а в конце была дверь в перевязочную. Ряд, в котором стояла моя койка, был обращен к окнам; противоположный, под окнами, – к стене. Если повернуться на левый бок, то видишь дверь перевязочной. В другом углу была еще одна дверь, через которую тоже иногда заходили люди. Если у кого-то начиналась агония, его койку загораживали ширмой, чтобы остальные не смотрели, как он умирает. Только ботинки и бахилы докторов и санитаров виднелись из-под ширмы, а иногда под конец слышался шепот. Потом из-за ширмы выходил священник, и тогда снова заходили санитары и выносили оттуда умершего, накрыв его простыней, и несли через проход между койками, а кто-нибудь складывал ширму и забирал ее.

Утром дежурный врач спросил меня, готов ли я завтра выехать. Я сказал, что готов. Тогда, сказал он, меня заберут рано утром. Будет лучше, добавил он, уехать теперь, пока еще не слишком жарко.

Когда тебя поднимают с койки и несут на перевязку, то можно посмотреть в окно и увидеть свежие могилы в саду. У двери сидит солдат, который сколачивает кресты и пишет на них имя, звание и часть похороненных в саду. Он также выполнял поручения лежащих в палате и в свободное время смастерил для меня зажигалку из пустой гильзы от австрийской винтовки. Врачи были обходительные и вроде даже вполне опытные. Им не терпелось отправить меня в Милан, где более качественный рентген и где после операции я смогу пройти курс механотерапии. Я и сам хотел в Милан. Нас всех хотели поскорее отправить куда-нибудь подальше в тыл, чтобы освободить койки к началу наступления.

Вечером перед отправкой меня навестил Ринальди и главный врач нашей части. Они сказали, что меня поместят в американский госпиталь в Милане, который только-только открылся. Ожидалось прибытие нескольких американских санитарных подразделений, и госпиталь должен был обслуживать их и других американцев на итальянской службе. В основном это были сотрудники Красного Креста. Штаты объявили войну Германии, но не Австрии.

Итальянцы были уверены, что Америка объявит войну и Австрии, и очень радовались прибытию любых американцев, пусть бы даже из Красного Креста. Меня спросили, объявит ли президент Вильсон войну Австрии, и я ответил, что это вопрос нескольких дней. Я не знал, что мы имеем против Австрии, но казалось логичным, что раз уж объявили войну Германии, то объявят и Австрии. Еще меня спросили, объявим ли мы войну туркам. А это, ответил я, уже навряд ли. В турках варят кофе, зачем с ними воевать? К сожалению, в переводе на итальянский шутка пропала, и на меня посмотрели странно-недоверчиво, так что я сказал: да, скорее всего объявим. А болгарам? Мы уже выпили несколько стаканов коньяку, и я сказал: да, черт побери, и болгарам, и японцам! Но погоди, сказали они, Япония ведь союзница Англии. Да, но чертовым англичанам нет никакой веры. Японцы хотят оттяпать Гавайи. А где эти Гавайи? В Тихом океане. И зачем они японцам? Да низачем, ответил я. Это всё разговоры. На самом деле японцы – милейший народец, любят танцы и легкое вино. А, как французы, сказал майор. Мы отберем у французов Ниццу и Савойю. А еще Корсику и все Адриатическое побережье, добавил Ринальди. Италия вернет себе римское величие, сказал майор. Я не люблю Рим, сказал я, там жарко и полно блох. Как это вы не любите Рим? Нет, что вы, я люблю Рим. Рим – это мать народов. Никогда не забуду, как Ромул сосал Тибр. Что? Да так, ничего. Давайте все поедем в Рим. Поедем сегодня же и останемся там насовсем. Рим – прекрасный город, сказал майор. Отец и мать всех народов, сказал я. Нет, сказал Ринальди, Roma женского рода. Она не может быть отцом. Кто же тогда отец, святой дух, что ли? Не богохульствуй. Я не богохульствую, просто уточняю. Да ты пьян, малыш. А кто меня напоил? Я напоил, сказал майор. Напоил, потому что люблю вас и потому что Америка вступила в войну. Пути назад нет, сказал я. Завтра, малыш, ты уедешь от нас, сказал Ринальди. В Рим, сказал я. Нет, в Милан. В Милан, сказал майор, где Хрустальный дворец, кафе «Кова», «Кампари», «Биффи» и пассаж. Вы просто счастливчик. А еще «Гран-Италия», сказал я, где я займу денег у Жоржа. А еще «Ла Скала», сказал Ринальди. Ты сможешь ходить в «Ла Скала». Каждый вечер, пообещал я. На каждый вечер денег не хватит, сказал майор. Билеты очень дорогие. Я выпишу переводной вексель на дедушку, сказал я. Что выпишешь? Переводной вексель. Дедушка должен будет за меня заплатить, или я попаду в тюрьму. Векселями занимается мистер Каннингем из банка. Я живу на них. Позволит ли дедушка сесть в тюрьму внуку-патриоту, который проливает кровь ради спасения Италии? Да здравствует американский Гарибальди, сказал Ринальди. Виват переводным векселям, сказал я. Давайте потише, сказал майор. Нас уже много раз просили не шуметь. Вы правда завтра уезжаете, Федерико? Я же говорил вам, он едет в американский госпиталь. Где прекрасные медсестрички. Не то что бородатые медбратья из полевого госпиталя. Да, да, сказал майор, я знаю, что он едет в американский госпиталь. И ничего, что у них бороды, сказал я. Если мужчина хочет отрастить бороду, то пусть отращивает. А вы почему не растите бороду, signor maggiore? Она не влезет в противогаз. А вот и влезет. В противогаз все влезет. Я как-то блевал в противогаз. Малыш, прошу, не шуми так, сказал Ринальди. Мы все знаем, что ты был на фронте. Ах, малыш, малыш, что же я буду без тебя делать? Нам пора, сказал майор. Посиделки становятся томными. А хочешь услышать сюрприз? Твоя англичанка. Ну, понял? Та, к которой ты каждый вечер бегал на свидание? Она тоже едет в Милан. Ее и еще одну сестру переводят в американский госпиталь. Из самой Америки медсестры еще не прибыли. Я сегодня разговаривал с начальником их riparto[17]. На фронте сейчас слишком много женщин, так что некоторых переводят в тыл. Как тебе такое, малыш? Прекрасная новость, правда? Ты поедешь в большой город, и тебя там будет согревать твоя английская красотка. Эх, почему меня не ранили? Не зарекайся, сказал я. Нам пора, сказал майор. Мы тут пьянствуем, шумим и мешаем Федерико. Оставайтесь. Нет, нам пора. Прощайте. Удачи. Всего хорошего. Ciao. Ciao. Ciao. Возвращайся поскорее, малыш. Ринальди поцеловал меня. От тебя разит лизолом. Прощай, малыш. Прощай. Всего доброго. Майор потрепал меня по плечу. Они на цыпочках покинули палату. Я чувствовал, что очень пьян, но все же уснул.

* * *

Назавтра мы отбыли в Милан. Дорога заняла двое суток. Поездка была дурная. Перед Местре состав отправили на запасной путь, и местные детишки всё бегали и заглядывали в вагон. Я поймал одного и послал за бутылкой местного коньяка, но он вернулся и сказал, что есть только граппа. Я велел ему нести что есть, а сдачу оставить себе, и напился в стельку со своим соседом и проспал всю дорогу, и очнулся только после Виченцы, и меня тут же стошнило на пол. Это было нестрашно, потому что моего соседа стошнило туда же еще раньше. Потом я долго мучился жаждой, и на стоянке под Вероной окликнул солдата, который прохаживался взад-вперед у поезда, и тот принес мне воды. Я разбудил Жоржетти – своего соседа, который тоже мучился похмельем, – и предложил ему воды. Он сказал, чтобы я облил его, и снова захрапел. Я пытался дать солдату денег, но он не взял и принес мне мясистый апельсин. Я сосал из него сок, сплевывая кожицу, и смотрел, как солдат ходит взад-вперед возле товарного вагона, а потом поезд дернулся и поехал дальше.

Часть вторая

Глава 13

Поезд прибыл в Милан ранним утром, и нас выгрузили на товарной станции. Санитарный фургон отвез меня в американский госпиталь. Я лежал на носилках, а потому не знал, через какую часть города мы проезжали, но, когда меня вытащили, я увидел рынок и открытую винную лавку, откуда девушка выметала мусор. Улицы поливали, и пахло ранним утром. Санитары положили носилки и вошли в госпиталь. С ними вышел швейцар с седыми усами, в форменной шапочке, но без ливреи. Носилки в лифт не входили, и стали решать, как лучше: взять меня на руки и поднять в лифте или тащить на носилках по лестнице. Я слушал и не вмешивался. В итоге остановились на лифте. Меня подняли с носилок.

– Полегче, – сказал я. – Аккуратнее.

В лифте было тесно, пришлось согнуть мне ноги, и боль началась адская.

– Выпрямите ноги, – сказал я.

– Не можем, signor tenente. Нет места, – ответил один из санитаров, на шею которого я опирался и который другой рукой поддерживал меня. Я чувствовал на лице его дыхание, металлическое, смешанное с чесноком и красным вином.

– Понежнее, – сказал другой.

– А я, мать твою, не нежно, что ли?

– Понежнее, говорю, – повторил другой, который держал мои ноги.

Швейцар закрыл двери лифта, захлопнул решетку и нажал на кнопку четвертого этажа. Он выглядел обеспокоенным. Лифт медленно пополз вверх.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Пфайффер Густавус Адольфус – дядя Полин Пфайффер, второй жены Хемингуэя. Активно снабжал пару деньгами, оплатив их первое сафари, а также купив им дом на острове Ки-Уэст, штат Флорида. Значительную часть работы над романом Хемингуэй выполнил в Пигготе, штат Арканзас, где жили Пфайфферы. – Здесь и далее прим. пер.

2

«Черная свинья» (Il maiale nero) – роман итальянского писателя-сатирика Умберто Нотари, изобличавшего в своих работах пороки современного общества. В этом романе Нотари критиковал нравы духовенства.

3

Капитан перечисляет воинские звания в итальянской армии в порядке следования: младший лейтенант, лейтенант, капитан, майор, подполковник.

4

Привет! (ит.)

5

– До свидания, лейтенант.

– До свидания (ит.).

6

Общество добровольной помощи (ОДП) – корпус гражданских лиц, выполнявших функции санитарок, сестер милосердия, поварих и т. п. в полевых и тыловых госпиталях. Корпус обслуживал военнослужащих британской армии, при этом напрямую военному командованию не подчинялся.

7

Распределительный пункт (ит.).

8

«Зона военных действий» (ит.) – название для фронтовых открыток.

9

И да здравствует армия! (ит.)

10

Господи, помилуй, пресвятая Богородица (ит.).

11

Несите раненого! (ит.)

12

– Как вы?

– Более или менее (фр.).

13

Да здравствует Франция! (фр.)

14

Серебряная медаль (ит.) – награда за воинскую доблесть.

15

Coup de main (букв. «удар рукой») – оперативный или тактический прием, направленный на достижение военных целей одним стремительным ударом с использованием эффекта неожиданности.

16

News of the World («Новости мира») – британская еженедельная воскресная газета, издававшаяся с 1843 г. На определенном этапе была самым массовым англоязычным изданием в мире.

17

Медицинское подразделение (ит.).