Грани теней. Повесть

Елена вошла в зал, Александр встал и приветственно взмахнул рукой. Как же могут преображаться женщины? Другая кофточка, чуть взбитая прическа, легкий макияж, туфли на высоком каблуке – и в ней уже трудно узнать ту, в магазине, которую видел полтора часа назад.

– Прекрасно выглядите. Это вам, – он кивнул на цветы. – Присаживайтесь, пожалуйста.

– Спасибо, – Елена улыбнулась, – тысячу лет не была в кафе. А здесь мило.

– Я заказал к вашему приходу их фирменный салат, надеюсь, он вам понравится, и бутылочку французского совиньона, а остальное по вашему вкусу. У нас ведь будет довольно обстоятельная беседа, и приятная еда может содействовать более плавному течению мысли.

Официантка принесла заказанные салаты, бутылку вина, приняла заказ и удалилась. Александр налил вино в бокалы и поднял свой:

– За приятное знакомство.

Они чокнулись.

– Хорошее вино. Честно признаюсь, Елена, я обратил внимание на вас недели две назад. Но, когда заканчивал работу, ваш магазин уже был закрыт. А сегодня обстоятельства сложились так, что все получилось. И визит посетителя, его необычная просьба, пятница, вы и подходящий повод для знакомства.

– И что вас больше в данный момент интересует? – Елена с улыбкой вопросительно посмотрела на Александра.

– Я думаю, мы сначала поужинаем, а потом обстоятельно побеседуем. В процессе бесед, а мне кажется, что такой вопрос нельзя решить за одну встречу, мы познакомимся поближе.

– Что ж, вы правы, такой вопрос не решить быстро, а чтобы понять друг друга, понадобится еще больше времени.

– Согласен. А вы кто по профессии?

– Литературовед. С детства люблю художественную литературу. Мама у меня учитель русского языка и литературы, вот я и пошла по ее стопам. Запоем читала все, даже пробовала писать, но читать люблю больше. Да и потом, я думаю, уже все написано. Вот поэтому я и работаю пока в книжном магазине, где еще можно быстрее познакомиться с новинками литературы.

– То есть работа и хобби удивительно совпали, – резюмировал Александр, – и в этом некоторый секрет человеческого счастья.

– Да, читаю в свое удовольствие, и за это еще и платят.

– А еще какие увлечения у вас есть? Простите, если слишком вопросительно, уже профессиональная привычка, но сейчас искренне интересуюсь.

– А еще люблю путешествовать. В прошлом году была во Франции, в Париже. Красота неописуемая. Первые два дня было такое ощущение нереальности бытия, что останавливалась, чтобы сориентироваться в пространстве и во времени.

– Неужели там все так хорошо?

– Атмосфера там какая-то другая. Эйфорически-романтическая. Это же центр культуры, центр вселенной. Есть ни с чем не сравнимое чувство свободы, свободы действий. Люди сидят на ступеньках Гранд-опера, и никто их оттуда не сгоняет. Они лежат на травке газонов парков Тюильри, Марсова поля. И ни у кого это не вызывает удивления. Все, все кругом фотографируют, позируют. Всюду веселый разноязычный говор. Чуть задев друг друга, улыбаются и просят прощения. Всюду приветливость и улыбки. И улыбки не резиновые, настоящие, особенно у туристов. И нет такой настороженности, которая окутывает нашу жизнь здесь, где хочется побыстрее отвернуться, буркнуть что-то нечленораздельно, случайно задев чужую сумочку, и поплотнее закрыться в свою непроницаемую для чужих взглядов и мыслей скорлупу. А там, наоборот, раскрываешься навстречу веселому, доброму и хочется смеяться от ощущения легкости бытия. Это как скинуть с плеч тяжеленный рюкзак после длинного перехода. Именно эти чувства я переживала там, в Париже, а вернувшись сюда, по-настоящему скучаю и долго разглядываю фотографии улиц, памятников, людей. Попрактиковала там свой французский. Как ни странно, меня понимали, и я понимала их. Я очень искренне надеюсь, что поеду туда в ближайшее время. Во всяком случае, теперь у меня есть мечта, до которой я уже чуть-чуть дотронулась. Она завладела всем моим сердцем. Я хочу побывать во многих странах, самой ощутить атмосферу их жизни, понять чувство настоящей свободы.

Александр слушал Елену, и у него росло чувство откровенной симпатии к ней. Она говорила не о каких-то своих бытовых проблемах, она говорила о свободе, таком чувстве, которое у нас давно стерлось в сознании, которое неведомо уже многим поколениям наших людей.

– И все-таки позвольте с вами чуточку не согласиться, – улыбнулся он ей. – Уже одно то, что вы все это говорите мне, незнакомому пока человеку, да еще следователю, говорит о том, что и у нас сознание людей меняется.

– Да в том-то и дело, что очень медленно и с оглядкой назад, – с грустью констатировала Елена.

– Ну, мы немного отвлеклись от темы, – произнес Александр. – Что вы можете сказать мне о перевоплощении душ, если таковое имеется? С сегодняшнего дня этот вопрос для меня стоит очень остро. Либо я смогу решить важную для меня проблему, либо меня с позором проводят из органов.

– Вы в самом деле решили серьезно заняться этим вопросом? – удивилась Елена. – Меня до сих пор не покидает мысль, что все это ваш розыгрыш.

– Утром я тоже так думал, а вот к вечеру иные мысли пришли на ум. Так что вам известно о реинкарнации, по-моему, у индусов так это называется?

– Везде по-разному, – пожала плечами Елена, – люди хотят верить в жизнь после смерти, вот и придумывают всякое, во что сами потом и верят. Конечно, иногда даже в печати появляются разные сенсационные известия о том, что мальчик десяти лет от роду сказал, где он раньше жил, кто его жена и как его убили в прошлой жизни. И что якобы все это проверили и даже поймали убийцу. Но ведь это было где-то. А каждый из нас, чтобы поверить во что-то, хочет сам быть участником событий. А вот то, что представление о перевоплощении душ существует почти во всех религиях, говорит о многом. Нельзя просто так отмахнуться от трехтысячелетней истории человечества, надо проверять и проверять, – Елена хитро улыбнулась Александру.

– Одно дело – проверять версии, которые хоть как-то согласуются с уже общепринятыми человеческими правилами, другое дело – проверять существование некоторых человеческих предрассудков, о которых знают все, но принимают только отдельные, очень посвященные, или непосредственно через это прошедшие.

– И в этом отношении я бы хотела познакомить вас с методом регрессивного гипноза, – в голосе Елены послышались как раз те нотки, которые и привлекли внимание Александра к Елене.

– Так, внимательно слушаю, – он довольно серьезно взглянул на нее.

– Этот метод позволяет, как уверяют его последователи, вернуть человека не только в его недавнее прошлое, особенно когда человек был в беспамятстве, но и в его далекое прошлое, в другие жизни. При этом человек вспоминает такие вещи, которые можно перепроверить, и они совпадают. А иногда начинает говорить на иностранном языке и на довольно редком диалекте, что только специалист может проверить воспоминания, записанные на магнитофон. И такие специалисты-гипнологи есть и довольно успешно практикуют.

– Да, такие специалисты есть даже в нашем ведомстве, – как-то задумчиво подтвердил Устинович. – И что самое интересное, этим занимается и мой хороший знакомый. Вот он, как специалист, и расскажет мне об этих чудесах. И можно даже будет попробовать заглянуть в себя. Очень хорошо, Елена. Вы подсказали мне довольно точное направление поиска. Давайте выпьем за удачу, – он налил в бокалы вино.

– Давайте. – Елена взяла бокал за тонкую ножку и взглянула через него на Александра. – Желаю, чтобы эта удача не повлияла на ваше дальнейшее нормальное восприятие этого мира, ведь он прекрасен и так.

– Спасибо, а хотите маленький сюрприз, музыкальный? Я сейчас. – Александр встал и направился к диджею.

Когда он подходил обратно к столику, Ив Монтан уже исполнял песню «Небо Парижа».

– Разрешите пригласить вас на вальс? – Он галантно поклонился.

– С удовольствием, – улыбнулась Елена.

Она встала, и он, взяв ее за руку и талию, сразу от стола закружил ее в парижском вальсе. Посетители с восхищением уставились на них, и вот уже вторая пара закружилась с ними, третья. Приятный голос Монтана и французский аккордеон никого не оставили равнодушным, и все зааплодировали танцующим после последних аккордов.

Александр подвел раскрасневшуюся Елену к столику.

– А вы хорошо танцуете, даже удивительно, что кто-то еще танцует вальс. Большое спасибо вам, я так соскучилась по танцам.

– Спасибо, надеюсь, не откажете мне в любезности и согласитесь в следующий раз без повода пойти со мной в кафе.

– Согласна. Тем более что в следующий раз вы, может быть, поведаете мне о беседе со своим знакомым?

– Ну как же! Повод продолжается. Обязательно. А что вы делаете в субботу?

– В субботу моя смена в магазине. Люди в наш магазин чаще идут в выходные, с самого утра. И мне нравятся именно эти дни, когда больше посетителей. Больше вопросов, больше встреч и бесед. Время летит быстрее, не так устаешь.

– Я хотел пригласить вас в зоопарк. Сейчас осенью звери более активны, больше двигаются, и за ними интересно наблюдать. Тогда в воскресенье.

– В воскресенье можно. Я тоже люблю смотреть на животных, особенно на морских котиков. Так бы и плавала вместе с ними.

– Так, значит, в воскресенье где-нибудь после обеда я заскочу за вами.

– Хорошо.

– А в субботу зайду книжку посмотреть какую-нибудь в магазин.

– Заходите.

Глава 5

Император открыл глаза. Белая белизна потолка смутила его. На острове в его комнате нет таких потолков, снежно-белых. Белый потолок – как снег в России, бесконечный снег. Он внутренне сжался, он не мог забыть того холода до сих пор. Краем глаза он заметил женщину, сидящую у его кровати. Она что-то читала. Он всмотрелся в нее: «Новая служанка?» Довольно странная одежда. Она в штанах какого-то синего цвета, очень плотно облегающих ноги. Женщина сидела в профиль, и император вздрогнул: «Жозефина? Не может быть. Она же умерла три года назад, когда я отбывал ссылку на Эльбе. Очень похожа». Он хотел поднять руку, но рука была привязана к кровати. Вторая тоже.

Он резко дернул всем телом, женщина посмотрела на него:

– Ты очнулся, Жан? Ты в последнее время пугаешь меня своим поведением, и поэтому тебя привезли сюда, – она взглядом обвела палату. – Это хорошая клиника, прекрасные врачи, они обещают вылечить тебя, но только нужно время.

– Вы кто? – спросил император резким хриплым голосом.

– Жан, это я, Гортензия, твоя жена. Хотя твой врач предупредил, что ты можешь не узнать меня, своих детей. Нужно время.

– Где я? Маршан! Маршан! Выведи эту женщину. Да развяжите мне руки! Как вы посмели привязать меня? Вы превышаете свои полномочия, связывая императора Франции! – Император забился на кровати.

Гортензия вскочила с широко раскрытыми от ужаса глазами. В палату вбежали два дюжих санитара и врач.

Врач подошел к женщине:

– Выйдите, пожалуйста. Вам не надо на это смотреть. Это приступ, так бывает.

– Да, но он называет себя императором Франции. Это ужасно. – На глазах у Гортензии навернулись слезы.

– Обычное явление для такого случая. Каждый пятый мнит себя императором Наполеоном.

Женщина вышла, врач подошел к кровати пациента, тот что-то бессвязно бормотал и дергался всем телом. Подошедшая медсестра с помощью санитаров ввела успокоительное, и пациент через некоторое время затих.

– Очередной Наполеон. И почему именно Наполеон? – спросил врач медсестру. – Гораздо чаще, чем другие знаменитости.

Та пожала плечами:

– Не принял всевышний его душу к себе, вот и мечется она, не зная покоя.

Врач недоуменно посмотрел на нее:

– Вы это серьезно, Анет?

– А что? Мне мама рассказывала, а ей ее бабушка. У них в деревне пропал сосед. Ушел в лес на охоту и не вернулся. Целую неделю искали, не нашли. А через год дедушка наш заболел странной болезнью, никого не узнавал и все рвался куда-то, его даже привязывали к кровати. Думали, умрет скоро. А тут жена соседа этого к бабушке зачем-то пришла. Дедушка ее увидел, упал перед ней на колени и закричал, чтобы она его из ямы вытащила, холодно ему там. Соседка перепугалась. Святому отцу пожаловалась. А тот сказал, чтобы они дедушку в лес отвели. Собрались они вместе с мужчинами, дедушку взяли, он и показал ту старую забытую волчью яму, а там скелет нашли соседа нашего. Он провалился туда на охоте и умер там. А вот душа его вошла в нашего дедушку и показала эту яму холодную. Дедушка после этого поправился. Правда, в полицию его забирали, допытывались, что он убил. Но вскоре отпустили. Я думаю и здесь, – Анет пристально посмотрела на врача, – душа Наполеона мечется, хочет сказать что-то, а мы отмахиваемся, как от суеверия.

– Хватит, Анет. Это все предрассудки. Люди выдумывают всякую чепуху, а потом верят в свои же небылицы.

– Как знать. Хочется же во что-нибудь верить, мсье Дюран.

– В себя надо верить, в себя, – Мишель нахмурился. – А теперь оставьте нас.

Анет и санитары вышли из палаты. Дюран подошел к кровати пациента.

«Душа Наполеона. Что она нашла в этом тщедушном теле? Что она хочет нам сообщить? Чего еще не сделал император там, тогда? Кажется, русский психиатр Невзоров тоже склоняется к тому, что души давно умерших беспокоят живых, и чаще психически неустойчивых. Пока что это его версия».

Телефонный звонок сотового телефона прервал размышления:

– Але, Мишель, здравствуйте. Это Невзоров.

– О! Николай Васильевич! Как это у вас говорят, легки на помине.

– А вы что, вспоминали про меня?

– Да, только что.

– Ну так все очень просто. Я думал о вас и решил позвонить. Помните, Мишель, про наш разговор о переселении душ этой весной, когда я был у вас в Париже, на симпозиуме?

– Да, конечно, – удивленно ответил Дюран. – А почему вы спрашиваете?

– Дело в том, Мишель, что я намерен провести эксперимент, пока негласный. Сами понимаете, вопрос о душе довольно щепетильный. И в этом отношении мне нужна ваша помощь там, у вас, во Франции.

– И в чем она должна состоять?

– Дело в том, что наши с вами пациенты чаще других мнят себя Наполеонами. И вот у вас легче провести эксперимент, так сказать на родине у императора, в обстановке ему знакомой и родной. Мне кажется, ваши памятники времен Наполеона, картины, обстановка дворцов могут спровоцировать пациента на какие-нибудь воспоминания и тем самым поговорить с самим императором, – голос Невзорова в конце фразы прозвучал возбужденно. – Вы понимаете, Мишель, поговорить с самим Наполеоном.

– Простите, Николай Васильевич, – как можно мягче сказал Дюран, – но я пока не готов принять вашу догадку о переселении душ.

– Это не моя догадка, Мишель! – вскричал Невзоров. – Вся история человечества говорит об этом. Тем более что для проведения подобного эксперимента у нас здесь есть все основания, и, как мне кажется, довольно веские. В случае удачи я предоставлю вам видеоматериалы.

Глава 6

Император стоял у окна и смотрел во двор. Во дворе охранная рота английских солдат выполняла строевые упражнения. Уильям, командир роты, решил опять взбодрить своих залежавшихся подопечных. Здоровенного роста, он внушал к себе уважение.

В дверь постучали:

– Кто там, я никого не жду! – крикнул Наполеон.

– Простите, сир, это я, Мюрат.

Император резко обернулся:

– Мюрат?

Он пристально оглядел вошедшего с ног до головы.

– Вас не узнать.

– Два года тюрьмы изменят кого угодно, сир.

– Как вы оказались здесь?

– Меня выслали из Франции, разрешили по пути в Бразилию навестить вас.

– А где сестра моя, Каролина?

– Она в Австрии. После обустройства я собираюсь вызвать ее к себе, но она не хочет покидать Европу, поэтому я пока один.

– Вас тоже покинули, как вы меня тогда.

Мюрат, потупив голову, молча стоял.

– Вы боитесь смотреть мне в глаза, Иоахим. Если бы вы командовали тогда, при Ватерлоо, моей кавалерией, все было бы иначе. Маршал Ней взял не ту саблю, поэтому мы проиграли.

– Сир, я готов был сражаться вместе с вами, но вы прогнали меня.

– Да, прогнал, потому что вы предали меня, Мюрат. Вы бросили меня в самый тяжелый момент и уехали в Неаполь. А вот теперь, когда вас выгнали оттуда, вы приползли ко мне, потому что это я дал вам корону Неаполитанского королевства и вы хотели вернуть ее обратно с моей помощью. Вы были моим другом, и вот теперь, когда моя сестра отказалась от вас, вы посмели опять прийти ко мне, чтобы заручиться моей поддержкой. Вы все еще считаете, что я, находясь за три тысячи километров от Франции, могу на кого-то повлиять. Бросьте. Езжайте в свою Бразилию. И если вам посчастливится увидеть мою Каролину, передайте ей, что я люблю ее, как и прежде. А теперь оставьте меня, Мюрат. Мне тяжело и больно на вас смотреть. – Император отвернулся к окну.

Мюрат с расширенными от ужаса глазами бросился вон из комнаты. Закрыв за собой дверь, он упал в обморок. Английские солдаты, со сноровкой санитаров, ловко уложили его на носилки и вынесли на воздух через боковую дверь.

Мишель Дюран нервно покручивал перстень на пальце:

– Это еще ничего толком не значит. Это игра, он играет с нами. Во всяком случае, Жан-Поль мог знать Мюрата тоже очень хорошо. Ведь он изучал историю Наполеона.

– Да, но он должен был знать тогда и то, что Мюрата расстреляли в тысяча восемьсот пятнадцатом году, – заметил Гарси, приятель Мишеля, режиссер. – А здесь он ничем не выдал своего удивления, камеры это четко зафиксировали. Настоящий Наполеон не мог знать о расстреле Мюрата. Теперь есть все основания продолжать эксперимент, мне этот сюжет определенно начинает нравиться. Но на сегодня хватит, надо еще повнимательней просмотреть запись.

Глава 7

Палин лежал на кровати и смотрел в потолок. Вошедшая в палату медсестра подошла к нему и внимательно вгляделась в его лицо. Оно было безжизненно пустым. Она осторожно тронула его за плечо:

– К вам пришли.

Палин не пошевелился.

– Сокольников! К вам пришел ваш брат, Николай, – громко и отчетливо произнесла медсестра.

Лицо лежащего мгновенно преобразилось:

– Что вы сказали?

– Петр Афанасьевич! К вам пришел ваш брат, Николай.

– Где он? – Палин быстро вскочил с кровати.

– Тише, тише, Петр Афанасьевич. Я сейчас его приглашу.

Она подошла к двери, открыла ее и громко произнесла:

– Прошу вас, Николай Афанасьевич. У вас пять минут.

Николай Афанасьевич вошел в палату с довольно напряженным лицом.

– Николаша! Дорогой мой! Как я рад тебя видеть, – Палин бросился навстречу, обнял его. Потом отстранился, вглядываясь в лицо. – Ты просто не представляешь, как я рад тебя видеть. Обо мне словно позабыли. Мариша не приходит, Оленька. Куда все подевались? – Он опять прижался к Николаю Афанасьевичу.

Николай Афанасьевич развел руки, не зная, что ему делать. Он сделал огромное усилие над собой, чтобы осторожно обнять чужого человека.

Палин опять отстранился от него, крепко вцепившись в его руки:

– Как давно мы с тобой не виделись. Последний раз на день рождении твоей Настены. Ну как? Нравятся ей сережки, которые я подарил? Я все магазины объездил, никак не мог выбрать. Ох, и в кого она такая щепетильная? Мне с каждым разом все труднее и труднее подобрать ей подарок.

– Ты же сам учишь этому свою крестницу, – оправился от замешательства Николай, – тебе самому нравится получать в подарок изысканные, красивые вещи. Последний карабин, который я тебе подарил, ты до последнего винтика ощупал, под лупой все вензеля просмотрел. Про гостей забыл, так увлекся новой игрушкой.

– Да, да. «Сайга» прекрасна. Что поделать: оружие – моя страсть. Ты ведь помнишь нашу с тобой первую духовку, которую отец нам подарил. С нее все и началось.

– Еще бы не помнить. Ты мне ее почти не давал, спать с ней ложился. А сколько воробьев ты из нее перестрелял. А я их хоронил, и мы дрались из-за них с тобой.

– Поэтому я и стал настоящим охотником, а ты так никого не подстрелил за свою жизнь, сколько я тебя брал с собой на охоту. Может быть, Варенька и вышла за тебя, а не за меня. Ты нравился ей, такой степенный, рассудительный, добрый. А я вечно забияка, драчун, не привыкший к спокойствию. Мне всегда хочется быть впереди, на острие событий.

– Ну да, ну да. Поэтому ты… – Николай Афанасьевич чуть запнулся, – ты мэр, а я всего лишь доктор наук.

– Аха-ха-ха, – Палин рассмеялся. – А скажи-ка, доктор, почему меня здесь держат? Разговаривают как с больным, никого не пускают. Доктор тут один ко мне ходит из психбольницы, я там помогаю с ремонтом им. Так вот он, – Палин понизил голос, – уж больно часто и подолгу со мной разговаривает. А взгляд у него такой цепкий, как будто в душу ко мне заглядывает. Что-то нехорошо мне от таких бесед. Он мне и раньше предлагал лечь к нему в больницу, на обследование. Боюсь, что он что-то заподозрил в моем здоровье. Но я ведь не могу к нему сюда на лечение идти. Если надо, то лучше в Германию, подальше от любопытных глаз. Что ты скажешь, Николаша? – Палин пытливо посмотрел Николаю в глаза.

Николай Афанасьевич напрягся, по его лицу пробежала какая-то тень.

– Что ты, Николаша? Ты за меня испугался? Да я здоров. Просто надо отдохнуть от всех этих дел. В последние три года я так устал. Как только пошла эта приватизация, люди словно с ума посходили, как в девяностые. Всем все стало надо. Все хотят урвать побольше, ни перед чем не останавливаются. Даже городские садики под офисы выводят, мелкие предприятия, фабрики банкротят. Лишь бы на их площадях магазин или склад сделать. В комитет по приватизации понатолкали бог знает кого. Купили всех с потрохами. А я один за всем не могу уследить, со всеми уже переругался. Ладно мой зам. Викентий Палыч пока еще помогает мне. И что меня еще больше беспокоит, Николаша? Это то, что за нашими местными предпринимателями стоят другие, более солидные люди. Москвичи скупают все. А за ними кто стоит? Сунешься на какой-нибудь заводик, а там уже не только не наши люди, но уже и не наша территория, до смешного доходит. На территории нашего самого крупного комбината находится котельная, которая, кроме самого комбината, снабжает теплом и горячей водой целый район города. Так мало того, что директор комбината москвич, так котельная принадлежит другому москвичу. Они меж собой бодаются: кто кому платить должен. А мы даже не вправе указывать, что они должны делать. Город мой, а вода в районе города не моя уже – московская. И с садиками тоже бомба замедленного действия. Каким-то образом садики закрывают, якобы для ремонта. А потом они исчезают. И в этом здании уже налоговая инспекция сидит, которую выперли с другого более престижного места. Население начинает претворять в жизнь установку партии на увеличение рождаемости, и тут же начинают расти очереди в садики, которых уже нет. Средства от приватизации профукали и опять на поклон к государству. Да еще местный криминал хочет урвать свою долю. Мало нам своих, так еще московские к нам приглядываются, наших оттесняют от кормушки. Нашего авторитета убрали, и совсем беспредел пошел – дележка по новой. Сил моих нет – со всеми бороться.

– Но ты ведь знал, на что идешь, – натужно резюмировал Николай Афанасьевич.

Он пристально вглядывался в лицо Палина, надеясь увидеть в нем черты своего родного брата, который говорил пафосом брата, но чужим голосом.

– Сейчас страсти кипят вокруг участка земли в нашем городе. Я хочу здесь построить аквапарк. Говорил с губернатором на эту тему, но он отнесся несколько скептически к моей затее. Его больше заботит обустройство площади на набережной нашего пруда. Я был прошлым летом в аквапарке в Казани. Вот это комплекс! Круглогодичное купание и загар. У кого не хватает денег на море, могут спокойно пару недель провести в аквапарке даже зимой. К ним едут из соседних городов, из соседних республик. Вся ближняя инфраструктура под этот аквапарк заточена. Отели, магазины, автостоянки. Ты представляешь, Николаша, какой оборот городу с этого можно иметь. И вот тут-то какая-то глухая стена непонимания. Земельный участок пока принадлежит городу – это уже огромный плюс. Деньги есть, чтобы начать строительство, даже проект можно взять казанский. Необходимо губернатора склонить на свою сторону. По его же памятнику-набережной туристы приезжие гулять будут – любоваться. Дополнительные деньги у центра только он выпросить сможет. Но вот уперся – и ни в какую. Слышал, что вокруг него москвичи-танцоры хороводы водят, чтобы на этом месте еще один торговый комплекс воздвигнуть. А кто там покупать будет? И так уже восемь штук стоят полупустые. Продавцы меж собой в компьютерные стрелялки играют: отдел на отдел. Ты прости меня, Николаша, что на тебя все это вываливаю, выговориться хочется, – Палин взял его за руки. – Мне один год остался, на второй срок вряд ли оставят. Поэтому времени мало, а хорошей поддержки нет. Аквапарк стал бы жемчужиной нашего города и хорошим дополнением к городскому бюджету. А там можно и дороги в порядок привести, новые садики понастроить, школы, больницы. Ой! Что-то мне нехорошо стало. В последнее время сердце стал ощущать. Раньше не беспокоило, а тут как-то разом.