скачать книгу бесплатно
– Да нет, – сказал Вася, – это был пионерский лагерь. Меня туда упекла мамаша. И меня пичкали какао, зараза, и всяким дерьмом застарелым советским. Там, речевками разными, песнями про костры-Ленина, игрой «Зарница», хотя я уже тогда никого не хотел убивать. Прлоклятье. А я еще и пионером не был! – воскликнул он с отчаянием. – Недорос. Но мамаша договорилась. Она у меня бегемот. Уже все на ладан дышало, весь этот монстр гнилой. …И снова – несет гнилью.
Валя слушала его, поглядывая с сомнением.
– Врешь ты, – заключила она. – Враки, враки все.
Вася уставился на нее с удивлением.
– Я-а? Врлу? Прло какао Ленина? «Зарлницу»?
От волнения и возмущения он начал сильно картавить.
– Ху-гу! Сидел, сидел! Они тебя подстерегли, схватили. Ночевал на чердаках, ходил по крышам. А они этого не любят. Не любят, не любят. – Валя помотала головой.
– А-а… Да нет, – отвечал Вася, успокаиваясь. – В тюрьме не сидел…
– Сидел! – упрямилась Валя. – Сидел!
Вася смотрел на нее.
– Сидел! – повторила она.
– Не в тюрьме, – тихо ответил Вася. – Слушай, я уморился, как гусь на перелете через Гималаи. Из Москвы ехал, потом на гору с церквушкой забирался, ждал Никкора… А он приперся с какой-то чувихой, приехал в ваш город свадьбу снимать, а сам втюрился в невесту, хых. Хых-хых, хых-хых!.. – Вася не мог остановиться и смеялся.
– Тот, с фотиком? – спросила Валя и тоже начала подхихикивать, глядя на Васю.
Вскоре они смеялись на два голоса. И вдруг Вася оборвал смех.
– Вот дерьмо… зараза…
А Валя еще продолжала смеяться, захлебываясь, тряся вьющимися локонами.
Вася озирался с опаской на окно, потом встал и вышел. Походив где-то, вернулся. Валя все еще смеялась.
– Да замолчи ты уже! – потребовал Вася.
Валя взглянула на него и зажала себе рот ладонью, продолжая хихикать.
– А телефон у этой невесты оказался невыключенным после последнего разговора, – проговаривал вслух свои тревожные мысли Вася. – Проклятье. И ее жених все слышал. Их шашни – да и ладно бы. Но и разговоры с нами, со мной. Это засада. За нами могут идти по следу. Он обязательно наведет, зараза. Да и если самого Никкора прижмут к стене, он сразу расколется, сдаст с потрохами. Надо отсюда выметаться. Вот что! – Он решительно посмотрел на девушку, разомлевшую от печного тепла, с раскрасневшимися щеками и блестящими глазами.
В тепле от нее, от ее одежды пахло затхло. Видно, она давно не мылась. Но, правда, Вася привык к этим тяжелым запахам. Да уже и отвык, пока добирался до этого города. Воля – как воздух, дышишь и не замечаешь. Но разве это воля? Еще нет, еще нет. Воля впереди.
– Нам надо уходить, – сказал Вася.
– Да, – тут же согласилась Валя. – Здесь тьма, тьма, тьма. Пойдем туда, где белые ночи.
Вася встал, взялся за рюкзак, позаимствованный на одной остановке, и сказал, что бумагу оставит, обменяет ее на одеяло. Он вытащил рулон проклеенной полиэтиленовой пленкой бумаги, который оказался в этом рюкзаке у какого-то дачника на остановке, и, стащив с железной койки ватное одеяло, сложил его и сунул в рюкзак.
– Больше ничего брать не будем, – сказал он.
– А лампу? – спросила Валя.
– Ладно, – согласился Вася.
– И ножик, – добавила Валя.
– Ок! – ответил Вася.
– Ты мне – я тебе, – сказала Валя. – Но что ты им оставишь?
– Как что, бумагу.
– Бумагу?.. Стены оклеивать?
– Что хотят, то и пускай делают, хоть поэму пишут.
– Иих, – вздохнула глубоко Валя и вдруг твердо сказала, что этого мало.
– В смысле?
– Мало-мало-мало. Мыло-мама-раму-рыло… Хи-хи. Я им оставлю шарф.
– Ты что, дура?
Валя пожала плечами.
– Наверное.
Вася смотрел на нее.
– Без спросу ничего не трогай, так говорила Мартыновна, – объяснила наконец свою позицию Валя.
– Хых-хых-хы-хы! – засмеялся безудержно Вася. – Хыхыхыхы.
– Кроме шуток, правда говорила.
– Так говорил Заратустра! – выпалил Вася.
– Да-а-а? – переспросила Валя. – Какой еще…
– Немецко-персидский придурок.
– Хорошая кличка, – одобрила Валя. – Не то что наш Мюсляй. Уж он-то чужого не упустит. У него не руки – магниты даже на бумажные деньги: все липнет. Он подчистую обобрал Генерала. И нас обдирал как липок. Страшенный зверь. Спаси-оборони, Матушка-заступница.
– Ага… жди, оборонит…
– Типун тебе на язык, как говорит Мартыновна.
– Если б только типун – да и ок, я согласен. Но они сразу руки заламывать, наручники, в кутузку… в обиде за бога на нас с Бакуниным.
– Твой дружок?
– Хых-хыхы!.. Да, так, знакомый один. Ну хорош, пошли… Да не разматывай свой шарф.
– Я без того не пойду.
– Хыхыхы!..
– Проси – и воздастся, а без спросу…
– Слышал, слышал. Так говорил ваш Антизаратустра. Ну, я не знаю… Хочешь – оставайся.
– Нет, я с тобой, – поспешно сказала Валя, снимая длинный шарф и кладя его на стол.
– Так шарф забери! На улице не май.
– Нет.
– Вот же черт!.. Ладно… Тут у меня есть сколько-то… одолженного у Никкора.
И Вася полез в карман, достал бумажные деньги. Мельче сотенных бумажек не было. И Вася решил, что за старое драное одеяло и тупой ножик – это слишком дорого. Тогда они взяли и лампу. Вася смотрел на рулон бумаги и бормотал:
– Надо забрать…
– Зачем?
– От дождя укрываться. Ты знаешь, в Японии вообще дома из бумаги.
Валя засмеялась.
– Не веришь?
– Откуда такое взял?
– Да я про Японию все знаю. У меня и кличка – Фуджи.
– А! Вот! – воскликнула Валя и сделала такое движение руками, как будто ловит что-то в воздухе.
Ловила – и поймала.
– И еще неизвестно, куда лучше ехать, – сказал Вася. – На юг в Украину или на восток к японцам.
– В белые ночи, – ответила Валя.
– Чего?.. На север? Там холодина собачья. Да и все та же Рашка грязная и зачумленная рабством.
В это время послышались шаги. В вагончик заглянул давешний мужик.
– Ну че? Все у вас тут на мази? О, печка тянет. Молодцом. Чаек можно вскипятить в чайнике. Вот, я принес. И заварки прихватил с хлебом и сахаром. – С этими словами мужик поставил на печку чайник с водой, положил на стол кулек с сахаром и батон. – Кружки вон. Так… А что это? – спросил он, указав на рулон бумаги.
Вася замялся. Валя ответила:
– Для поэмы!
Мужик внимательно посмотрел на нее, щурясь, сдвинул камуфляжную кепку на затылок, обнажая лоб, переходящий плавно в лысину, и тихонько присвистнул.
– Так вы батраки или поэты?
И тут Вася ответил:
– Вольные стрланники.
Мужик не смог удержаться и засмеялся.
– И хто? – спросил он сквозь смех.
Вася собрался с духом, чтобы не картавить, но вовремя нашел синоним:
– Путешественники.
– Вольные? – уточнил мужик.
Вася хотел ответить утвердительно, но вдруг задумался, задумался и ничего не сказал. Зато сказала Валя:
– Калики мы перехожие, дяденька.
Мужик снова засмеялся.
– Оно и видно! Завали меня буина.
– Кто такой? – тут же навострилась Валя.
– Буина-то? – спросил мужик. – А еще узнаете. Ох, ну, бляха-маха, цирк. Лады. Ужинайте и смотрите тут не очень раскочегаривайте печурку-то, а то и петух ночной закукарекает.
И он ушел. Чайник стоял на печи да шипел, и они решили все-таки почаевничать, а потом уже и отправляться в путь-дорогу.
– Что ты там про калек объясняла? – вспомнил Вася.
Валя запела:
– Сорок калик их со каликою-у-у… Оне думали думушку-у-у… А едину думушку крепкую-у-у…
Вася с любопытством наблюдал за нею. Валя преображалась, ее лицо обретало какую-то ясную целостность.
– А итить нам, братцы, дорога не ближнея-а-а… Итти будет ко городу Иерусалиму… Святой святыни помолитися… – Тут она как будто проглотила слово. – …гробу приложитися… Во Ердань-реке искупатися-а-а… Нетленною ризой утеретися-а-а… Итти селами и деревнями-и-и… Городами теми с пригородками-и-и… А в том-та веть заповедь положена-а-а… Кто украдет, или кто солжет… Едина оставить во чистом поле-э-э… И окопать по плеча во сыру землю-у-у…
В это время запел и задребезжал чайник, Вася протянул руку, взялся за дужку и сразу отдернул руку, замахал ею и с проклятьями выскочил на улицу, сунул руку в снег. А Валя тем временем обернула дужку тряпкой, сняла чайник, сбила ножиком крышку и сыпанула в бурлящую воду заварки.
Вася вернулся в вагончик, с неудовольствием глядя на Валю.