Отмель

Рюкзак, ружье, велосипед, коляска – все на нем одном. Сначала он делает несколько шагов с коляской, потом бежит назад и толкает велосипед. И двигается дальше в таком темпе. Коляска. Возврат. Велосипед. Коляска.

И он еще может. Может делать то, что делает. Может идти. Может нести. Может держаться прямо и не падать.

«Какой же ты сильный Мальчик… мой мальчик…».

Мальчик и Девочка общаются, читая слова по губам.

– Как она? – спрашивает Девочка

– Жить будет, – отвечает ее брат.

И говорит это неуверенно. Как ученик, не зная верного ответа на вопрос учителя, выдает первое, что приходит на ум.

Он говорит, что она больше всего хотела бы услышать. Самое важное, что ее интересовало.

Мир Мамы качается, словно на волнах. Он стал совсем неустойчивым. Шатким. Ломким. Зыбким.

Швы воспалились. Старые раны нагноились. Инфекция, заразившая этот огромный организм, набрала былую силу.

Защиты падают вновь.

Смерть зашевелилась.

Летая в воздухе, она ищет новую жертву. Она всегда ищет пищу. Она всегда голодна. И ни одна жизнь не сможет утолить этот голод.

– Теперь я.

Мама, чувствуя, что набралась сил, взяла ручки инвалидного кресла в свои руки. Мальчик подвинулся.

Он смотрит на нее, будто спрашивая: «Точно?».

И ее немой ответ-укор: «Да. Я могу».

И она делает.

Мама ведет инвалидное кресло. Ее истерзанные руки уже забыли эту хватку, эти ребристые резиновые ручки. Оголенная плоть врезается в плотную холодную резину. Кровоподтеки в складках кожи на ладонях возвращаются. А вместе с ними возвращается боль.

Мальчик бежит за велосипедом. Хватает его за руль и тащит вперед. Все возвращается: Мальчик снова впереди, ведет их к спасению.

Мама проснулась от боли и страдания. Жизнь возвращается к ней. Появляется второе дыхание.

«Но надолго ли его хватит?».

– Я смогу, – говорит Мама себе, – я справлюсь. Я должна.

«Я не могу подвести их».

«Только не сейчас».

Сколько им еще идти?

День? Два?

Конца и края отмели не видно. Бесконечная пляжная полоса и бесконечное море.

Остается только цепляться за жизнь. Еще раз. В последний, самый важный раз.

«Чем дольше живу я. Тем дольше живут они».

Мама верила, что ее любовь поддерживает в них жизнь, в ее детях, заставляет их идти дальше, преодолевая все трудности.

Ее любовь…

«Может ли она спасти их… теперь?».

«Хватит ли ее на их троих?».

Не «нас четверых», а «их троих».

Эта формулировка преследует ее уже давно.

– Мама… – слабый голосок где-то эхом звучит в ее голове.

И повторяется вновь:

– Мама…

Она поднимает голову и останавливается. Мальчик в двух десятках метров от нее стоит, сбросив с себя рюкзак и прижимая ружье к груди. Он указывает рукой куда-то в сторону леса и кричит.

По губам она читает:

– Мама!

И добавляет:

– Там женщина!

«Женщина?».

Она бросает взгляд в направлении вытянутой руки Мальчика и видит… рыжие волосы.

Эти волосы она никогда не забудет.

И вот они вновь появились в ее жизни.

Она отлично знает, что это значит: смерть.

Жизнь возродилась в ней бурным пламенем. Мама закричала Мальчику и словами, и жестами:

– Уходи! Уходи!

Она повторяла это вновь и вновь, но Мальчик ее не слушался.

Мама обошла коляску стороной, прикрыв Девочку спиной. Та бросила на нее взгляд и быстро показала жест:

– Что происходит?

Мама не дала ответ.

Рыжая… та самая… из деревни… в тот самый день…

Знакомая незнакомка.

Она бежала к ним.

И в руках у нее… пистолет и нож.

Она кричит громко. Так громко, что ее голос доносится до Мамы тонким шепотом:

– Ты убила его! Тварь! Ты убила моего отца! Убийца! Ты убила его!

«Да, убила».

«Значит, это был ее отец. Он первый напал на меня. Я… защищалась…».

«Но убила. И вот она… месть… ничего не остается в прошлом навсегда просто так».

Приходит день, и прошлое начинает мстить.

Жестоко и беспощадно.

– Уезжай! – Мама кричит Мальчику. – Скорее! Уезжай!

Рыжая подняла руку с пистолетом и направила на Маму с воплем:

– Я убью тебя!

Выстрел.

Но не из пистолета…

Ружье.

Ружье, в руках Мальчика, выстрелило. И попало в цель…

Мама видела алые краски. Яркие струи потекли из плеча женщины, когда ее руку с пистолетом отбросило в песок точным выстрелом.

Белое полотно пляжа окропилось алыми брызгами и ленточками.

Раздался оглушительный крик.

Рыжая опустилась на колени, прижимая здоровой рукой рану. Она смотрела назад, на свою вторую руку, лежащую на песке и сжимающую пистолет.

Мама крикнула снова:

– Уходи!

Но Мальчик застыл…

Увидев то, что натворил, он не смог справиться с нахлынувшим на него шоком. Только что он выстрелил в человека из ружья и оторвал ему руку. Живому человеку. Он стоял и смотрел, как женщина с рыжими спутанными волосами по плечи стонала и извивалась от боли, истекая кровью.

И эта рана… не остановила ее.

Она пыхтела. Злилась. Ревела.

Мама поймала на себе ее зверский взгляд. И поняла с ужасом: «Эта женщина готова сегодня умереть. Но умереть вместе со мной».

Как долго она вынашивала эту месть?

Как долго ждала отмщения?

Как долго видела ее смерть в своих снах и лелеяла эту жестокую мечту?

Наглотавшись воздуха и чувства мщения, она встает, придерживая кровавую рану. Белое полотно пляжа окрашивалось багровыми пятнами, когда она бежала в сторону Мамы и Девочки.

Нож.

«У нее еще есть нож!».

Мальчик прицелился во врага еще раз. Но он не мог нажать на курок. Не мог выстрелить снова. Противник находился слишком близко к Маме и Девочке. Мальчик боялся случайно попасть в них, а потому не стрелял.

Размахивая ножом и истекая кровью, как безумная, она бежала к ней, Маме. Занеся единственную оставшуюся руку, рыжая взревела:

– Сдохни, тварь!

Они оказались совсем рядом. Совсем близко друг к другу.

Лезвие ножа неслось в ее сторону, когда она вцепилась железной хваткой в плечи противницы. Мама боролась. Она отчаянно пыталась сбить рыжую с ног.

Но стоило ей поднять голову… и увидеть глаза врага… полные слез… злости… жестокости… гнева…

Она тут же вспомнила тот взгляд, когда случилось убийство. Всего на одно мгновение Мама видела это лицо, быстро скрывшееся за забором незадолго до решающего выстрела.

Эта женщина лишилась отца. Скорее всего, своего последнего родителя.

И она, Мама, потеряла свою мать. Совсем недавно. Но совсем по другой причине. А эта женщина… потеряла отца из-за ее выбора, из-за ее выстрела, из-за нее…

И хватка Мамы ослабела… всего на миг.

И этого мгновение слабости хватило, чтобы враг взял над ней верх.

Рыжая оказалась сильнее. Она оттолкнула от себя Маму, и та повалилась на спину в песок.

– Черт!

Рыжая сплюнула в ноги.

Мама ощутила глухой удар затылком.

«Нет… надо вставать… проклятье!».

Рыжая устало улыбалась. Ее заплаканные глаза сверлили безумием.

Ее взгляд метнулся на Девочку, сидящую в инвалидном кресле прямо перед ней.

«Нет! Не трогай ее! Твои счеты со мной! Не с ними! Со мной! Бей меня! Черт!».

Не помогло…

Хаос наполнил этот мир и свел его с ума.

Рыжая развернулась к Девочке. Та схватилась за колеса руками, угрожающе смотрела на противницу и отчаянно начала отъезжать назад. Врага это не остановило – он шел вперед. Оскал гнева спал с лица Девочки, и на нем появился испуг.

Рыжая приблизилась к креслу. Она встала вплотную перед ребенком, и ее рука с ножом сделала свое движение.

Мама, с трудом поднимаясь с земли, не видела лица Девочки – фигура рыжей ее полностью заслоняла. Она слышала только крик своего ребенка, своей дочери.

Отчаянный, раздирающий, полный боли.

Мама поднялась на ноги, покачиваясь, направилась к врагу. Она увидела, как лезвие ножа пронизывало правое плечо Девочки, впиваясь в одежду, кожу, мышцы. На курточке проступало багровое пятно. Рыжая вращала лезвие в разные стороны, держа за рукоять: по часовой стрелке и обратно, причиняя девочке страдания снова и снова.

– Оставь мою дочь, мразь!

Рука Мамы, схватившая в тот момент противницу за плечо, наполнилась немыслимой силой. Она сделала одно резко движение, отбросив тело врага назад, в песок. Лезвие ножа вышло из тела Девочки, удерживаемое рукой упавшей мучительницы.

Мама развернулась к сопернице, подошла к ней так быстро, как это было возможно и пнула ногой в живот.

Та взревела.

Мама подняла голову и увидела Мальчика. Она дала ему немую команду взглядом: «Стой там». И он ее послушался.

Мама вернула все свое внимание рыжей противнице. Она ползла куда-то назад, подбрасывая песок ногами. Но Маму такими простыми приемами уже не остановить.

Перед ней лежал человек, который был готов убить не только ее, но и ее детей.

Последнее обстоятельство резко сменило все.

«Никакой жалости».

Мама продолжала пинать ногой врага, а тот полз к воде. Мальчик в какой-то момент, схватив ружье, сорвался с места. Но его путь лежал не к месту дуэли Мамы и рыжей незнакомки. Он бежал к раненой сестре, чтобы быть с ней рядом в этот момент.

Рыжая коснулась рукой и спиной ледяной морской воды. Мама зашла ногами в воду.

«Черт! Как холодно!».

Волны били рыжую по голове и по культе. От контакта соленой воды с кровавой раной она взревела так неистово, что потеряла над собой всякий контроль.

Мама ударила ногой еще раз, вгоняя соперницу в воду.

– Мы могли договориться… но ты выбрала свой путь. Сраная гнида!

Мама наклонилась и схватилась за рыжие волосы. Она потянула голову врага вверх, а потом… опустила лицом вниз, прямо в воду, в песок.

– Я уже убила твоего гадкого папашу… он сам попросил меня об этом. Убью и тебя, но только за то, что ты сделала с моими детьми.

Мама принялась топить соперницу в морской воде. Та отчаянно колотила ногами, дергала единственной рукой и извивалась всем телом, принимая тщетные попытки вырваться из стальной хватки.

Мама, чувствуя, что может потерять преимущество, перешагнула через тело, для начала слегка ударив ногой по пояснице. А потом опустилась сверху на колени, прижимая руками голову ко дну.

«Мои дети сзади… они видят меня… видят, как я убиваю ее…».

Но эти мысли ее не остановили.

Эта женщина – опасность для ее детей, для нее, для Малыша.

Они должны продолжать путь. Она должна их спасти. Она дала обещание. Она не может их подвести.

«И такие, как ты, меня не остановят. После всего, что случилось. Что мы пережили. Какая-то рыжая паскуда заявляется на отмель и режет моих детей сраным ножом».

Эти мысли ударили в голову, и руки стали сильнее. Мама с силой надавила на затылок рыжей, дожидаясь пока весь воздух и не выйдет из ее легких, и его место не займет ледяная морская вода.

«Не стоило тебе приходить и трогать нас. Ох, не стоило…».

«Пошла против меня… моих детей… и получишь за это сполна…».

И потом… тело под ногами перестало сопротивляться. Голова наконец опустилась на подводный песок. Рыжая размякла, словно сдувшаяся кукла.

«Вот и все».

Мама отпустила руку и провела пятерней по волосам.

– Все кончено.

Она повернулась к детям: Мальчик и Девочка не сводили с нее глаз. Девочка придерживала рукой кровавую рану на плече. Мальчик словно говорил глазами: «Возвращайся к нам. Скорее».

Она нужна им, как никогда сейчас.

Мама поднялась с колен, оставив мертвое тело прибою. Рыжие волосы раскачивались на скучных волнах.

Мама пошла к детям.

И шла она к ним, зная, какая боль ее ждет впереди.

Глава 17

На губах Девочки проступили синие пятна. Темно-фиолетовый цвет плавно растекался между ними и обволакивал. Кожа вокруг губ с каждой минутой бледнела, словно превращалась в снежное полотно.

На краях раны в плече проступили белые выделения с желтоватым оттенком. Они струились по контуру почерневшей запекшейся крови прокисшим молоком.

Под глазами появились темные кольца, наслаивающиеся друг на друга. Веки посинели, и от этого белок глаз казался невыносимо бледным, потусторонним. Словно на Маму смотрела уже не ее живая дочь, а далекий призрак, возродившийся из мертвых.

На лбу проступила испарина. Кончики маленьких пальчиков начинали темнеть. Ногти исчертили трещины. Стали ломкими, сухими. Венный рисунок на шее обратился в темно-серое дерево, ветвящееся под кожей, пульсирующее, перетекающее в черные нити. Словно черви заползали под нижнюю челюсть и ползли к вискам, по голове к самому мозгу.

Мама прижимала Девочку к себе. Они лежали рядом, постелив на землю куртки. Мама знала, что обнимает ее в последний раз.

– Ей надо поесть, – показала она жест Мальчику.

И зачем она это сказала?

Чтобы он ушел?

Мальчик кивнул и оставил их. Он отправился собирать снег, чтобы растопить его. Получив воду, он смешает ее с гречневой крупой и растопчет ее. Получится неприятная мерзкая каша, которую нужно подержать во рту, согреть, а потом проглотить.

Так они питались уже не один день.

Мама проводила сына взглядом, пока тот направлялся в сторону моря, где снег казался чище, чем у края леса.

– Девочка моя…

Она прижала ее к себе крепче, посмотрела на кровавую рану, с которой она уже не в силах справиться. У нее нет ничего: никаких антисептиков, ни обезболивающих, ни перекиси, ни йода. Ничего. Она лишь промыла рану морской водой, но стало только хуже.

Губы Девочки задрожали и произнесли два слова:

– Мне… холодно…

Мама взяла ее ледяные пальцы в свои руки и крепко сжала.

Холодные.

И самое худшее – их уже не отогреть.

Мама засунула ладони Девочки себе под одежду, приложила к горячей коже на животе.

Девочку трясло от мороза внутри. Ее челюсть энергично дергалась. Плечи тряслись. На мокрых ресницах зарождались ледяные капли.

– Будь со мной, прошу, – произнесла Мама.

Девочка опустила голову ей на плечо. Мама поцеловала дочь в макушку и еще раз посмотрела на жуткую рану, полученную Девочкой в бою.

«Сука… какая же… сука…».

Она бросила взгляд в сторону моря и заметила у берега человеческий силуэт с рыжими волосами, качающийся на волнах.

«Она вечно будет гнить в воде».

«Она это заслужила».

– Не уходи… не оставляй меня… прошу, милая… не поступай так… со мной…

Мама смотрит в сторону Девочки и замечает рядом с ней бумажный кораблик, случайно выпавший из кармана дочери, когда та наклонилась к ней.

Такой же неказистый. Слегка помятый. Совсем как тот, что плавал в кровавой воде…

Она снова целует дочь в лоб, откидывает голову назад, слегка ударяясь затылком о кору дерева.

И ее разум растворяется в реальности.

– Путешествие.

Мама открывает глаза понимает, что она уже не лежит, а стоит. Одна. На берегу молочного моря. Оглядываясь по сторонам, она никого не находит: дети исчезли.

– Что со мной?

Мир покрылся красками сепии.

Небо стало желто-рыжим. И теперь его уже не отличить от земли.

И только море… белое, молочное море…

– Где это я?

– Путешествие. Вот-вот начнется. Ты почти готова к нему.

– Почти… готова?

Мир наполнился былыми звуками. Она слышала плеск молочных волн и легкие, но резкие порывы холодного ветра в свою сторону.

– Осталось совсем чуть-чуть… уже скоро… совсем скоро… ты отправишься в путешествие…

– О чем ты говоришь?

Мама сделала несколько шагов вперед, и оказалась в молочном море.

– Что еще за путешествие?

– Путешествие, которое изменит… реальность.

Мама повторила про себя: «Изменит… реальность…».

– Как это возможно? О чем ты говоришь? И кто ты?

Но она не получила ни один вразумительный ответ на свои вопросы.

Лишь голос… женский приятный голос казался ей таким знакомым… таким добрым и ласковым… но она никак не могла понять, кому он принадлежит…

Она начала его слышать после катастрофы в торговом центре.

После того дня, когда все случилось, она слышит этот самый голос.

Чей же он?

И чего хочет?

О каком путешествии постоянно идет речь?

Что ей еще осталось сделать, чтобы отправиться в него?

Разве она уже не в пути?

Или ей говорят о другом путешествии?

Совсем… другом…

Мама смотрит вдаль, на границу молочного моря и неба-сепии. И видит фигуру женщины. Той самой матери из семьи плотников, от которой ушел сын.

И дом сгорел…

Как и ее собственный дом.

– Кто ты?

Она побежала вперед, рассекая ногами плотные молочные волны.

– Я же знаю! Мы как-то связаны! Ты и я!

Ее лицо.

У той женщины… ее лицо.

И она знала это! Точно знала!

«Но почему?!».

– Подожди! Мы должны поговорить! Ты должна мне все рассказать! Я ничего не понимаю! Что меня ждет? Кто ты? Почему мы с тобой…

Мама догоняет незнакомку, облаченную в черное платье с капюшоном. Та стоит в нескольких метрах от нее спиной, по колено в молочной воде.

– Ответь… хотя бы ты… ответь…

И прозвучал голос.

Голос той самой женщины, которым она разговаривала со своим сыном:

– Сначала был Звук. Тот, из которого все родилось.

Мама ничего не понимала. Она приняла решение остаться на месте и просто слушать.

– Весь мир. Вселенная. И другие… миры.

«Другие… миры?».

– Все порождено единым Звуком. И все сотворено благодаря ему. Первое, что сделал Бог, сказал свое Слово. Он сказал: «Да будет свет». И стал свет. И Слово это было Звуком, породившим жизнь. Все берет свое начало от него.

«Как Большой Взрыв… который наверняка сопровождался каким-то Звуком, который, подобно Слову Бога, мог породить жизнь, создать Вселенную» – думала Мама.

– Со Звука все началось. И Звуком все закончится. Когда наступит Тишина – мир умрет. Но стоит Звуку чистому, недурному, не убивающему, жить, то и мир будет жить и продолжать свое существование. И плохой Звук прозвучал.

«Тон. Это он и есть – тот самый плохой Звук».

– И наступила Тишина.

Тишина, в которой они живут последние полгода.

– И Тишину сразит другой Звук. Для него… не требуется инструмент. Для него не требуется человеческое слово.

– И что же это за Звук?

– Тот Звук, что живет в душе.

– Звук… души?

Ответом стала тишина.

Женщина развернулась к Маме, и Мама увидела в лице незнакомки свое собственное лицо. И еще… она опустила взгляд и увидела… руку, лежащую на большом животе, скрытого темной тканью.

Ее близнец улыбался ей. Такой доброй и светлой улыбкой. Мама представить не могла, что сама может улыбаться точно так же.

– Кто же ты?

Женщина не отвечала.

– Ты и сама знаешь ответ.

«Мать. Она – Мать. Как и я».

«Мама. Это первое осмысленное сочетание звуков, произносимое ребенком».

«Звук души».

– Как мне его создать? Звук души? Что я должна сделать?

Женщина-близнец ответила не сразу.

Мать сделала паузу, а потом сказала:

– Просто любить.

– Но этого недостаточно! Моя любовь… не спасает… она слаба… слаба перед смертью…

– И все же… это единственное, что ты можешь сделать.

– Почему? Почему на большее я не способна? Я делаю то, что не помогает!

Мать выгнула бровь.

– Не помогает? Ты уверена?

Мама растерялась. Она не знала, что сказать.

Из-за ее любви они прожили достаточно долго, но теперь… этой любви не хватает, чтобы их спасти.

Этого мало… всегда было мало…

Смерть никого не щадит. Не будет отсрочки смерти тем, кого она любит. Никому не будет.

– Пожалуйста…

Мама почувствовала, как по ее щекам потекли слезы. Она смахнула их рукой и увидела на ладони… капли молока.

– Помоги нам…

– Я не могу. Прости. Только ты можешь все исправить.

– Как исправить?

Стоило ей моргнуть, как Мать исчезла.

Она снова стояла в центре пустого молочного моря. И вокруг больше не было ничего. Ни берега. Ни неба.

Только море.

Одно-единственное бесконечное молочное море.

Мама прокричала:

– Как мне все исправить?!

Ее голос эхом разнесся по великой пустоте.

И ответом стал голос незнакомки:

– Путешествие.

– Путешествие? Оно все исправит?

– Да.

– И как мне отправиться в него? Что я должна сделать?

Ей не ответили.

– Ответь!

Она злилась.

Она кричала.

– Не молчи! Прошу!

Она больше не могла сопротивляться плачу.

Гнев. Ярость. Отчаяние.

– Отвечай же! Не молчи! Скажи!

Она набрала воздуха в легкие и выпалила:

– Скажи!

А потом… она увидела, как с кончика ее пальцев в море падает алая капля. Попав в молоко, она растворяется и растекается розовыми ленточками.

– Что со мной?..

С пальцев капают новые алые капли.

Снова и снова.

Кап-кап.

Кап-кап.

– Что это значит?!

Кровь.

Она растекается по молоку вокруг Мамы.

Она стоит в алой луже посреди белого моря.

– Путешествие.

Дно уходит у нее из-под ног.

Мама проваливается вниз… и исчезает.

Она открывает глаза и видит перед собой Мальчика. Он держит в руках чашку. Мальчик ставит чашку на землю и жестом спрашивает:

– Все хорошо?

Мама неуверенно кивает.

Она поворачивает голову в сторону и смотрит на Девочку. Та еле дышит, но еще… жива.

«Жива…».

Мама протягивает руку, прося у Мальчика передать ей чашку с едой. Мальчик слушается. Он вручает Маме чашку, а сам садится с другой стороны Девочки, обнимая сестру, пытаясь ее согреть.

В чашке в воде плавает гречневая крупа. Мальчик измельчил ее и превратил в водянистую кашицу.

– Давай, милая. Тебе нужно поесть. Открывай ротик.

Мама зачерпывает двумя пальцами кашу и подносит их ко рту Девочки.

Дочь с трудом шевелит губами.

Ее глаза… умирают…

Мама укладывает пальцами кашу в рот Девочки.

– Глотай, милая. Ешь. Прошу.

Девочка делает глотательное движение, но не сразу.

Из ее рта выходит облачко пара.

– Милая… не надо… нет… давай еще? Да?

Мама снова берет кожу двумя пальцами и укладывает ее Девочке на язык.

– Глотай, милая. Глотай. Прошу…

Девочка глотает снова.

А потом ее голова поворачивается в ее сторону.

На Маму смотрят тяжелые глаза.

– Давай еще, да? Надо поесть. Тебе станет лучше…

Мама снова зачерпывает кашу рукой. Подносит пальцы ко рту, сует кашу между губ, оставляя ее на языке.

– Глотай, милая. Прошу. Ты сможешь. Сможешь!

Но Девочка не глотает.

Она смотрит на нее. Прямо в глаза.

И молчит.

Не глотает.

Не дышит.

– Нет!

По всему телу бежит безумная дрожь.

Она поднимается от самых пяток и захватывает затылок и лоб.

Из глаз Мамы брызгают слезы.

– Нет!

Она срывает свой голос в крике.

– Нет! Нет! Нет! Нет!

Мама издает протяжный истошный вопль:

– Нет!

Она обхватывает голову Девочки ладонями. Смотрит в ее мертвые белые глаза.

– Почему… нет! Не надо! Не делай так! Нет! Я не готова! Не готова! Зачем? Нет!

Она прижимает головку Девочки к груди, гладит ее по жестким замерзшим волосам.

– Нет! Девочка моя… нет!

Она плачет.

Мама смотрит на Мальчика, сидящего за спиной мертвой сестры. По его щекам катятся крупные слезы.

Они остались… втроем.

– Нет!.. Боже… за что… за что… почему… для чего… нет… моя Девочка… моя доченька… нет…

Мама держит мертвое тельце на руках, запрокидывает голову к небу и кричит.

Кричит, кричит, кричит…

Мальчик встает. Подходит к Маме со спины и обнимает ее, прижимая к себе.

Она ничего не говорит.

Мама с тяжестью смотрит на бледное лицо Девочки, отпускает ее и укладывает на землю. Она кладет ладонь ей на глаза и закрывает веки.

Мама хватается за голову. Закрывает лицо руками. Она больше не может смотреть на этот предательский мир.

Мир, в котором любовь не спасает от смерти.

И в порыве горя. В порыве отчаяния и слез. Мама чувствует, как низ ее намокает.

Новая жизнь стремится вырваться наружу.

Мальчик еще ничего не знает. Он крепко обнимает Маму, уткнувшись лицом ей в спину. Он, как и она, не может смотреть на тело мертвой сестры.

Но Мальчик не знает, что вот-вот… появится еще один… которого они так долго ждали.

Глава 18

– Возьми нож.

Конечно, Мальчик не услышал ее слов.

Мама зашевелилась. Она отпрянула от мертвого тела девочки и легла рядом, прижавшись лопатками к стволу ели.

– Возьми нож, – повторила она жестом, указав Мальчику на походный рюкзак.

Он потупился.

И переспросил:

– Нож?

Мама уверенно кивнула.

Мальчик нерешительно открыл молнию на рюкзаке, сунул руку вглубь и нащупал острое лезвие походного Маминого ножа. С его помощью она взламывала замки в заборах чужих домов во время вылазок. И обрубала посторонние ветки на своем пути, когда пробиралась через лес.