Детство Безликой

– Вместе с моей юной госпожой Гвин Грау, они отрезали нападавших от оружия и предотвратили отравление аристократии. Ее руками был убит и отпет один из нападавших. Это великий подвиг для столь юной девушки. Ее храбростью, самоотверженностью и, к добру или худу, жестокостью, потери оказались столь ничтожны. По ее словам, Близнецы послали ей песнь света, очистив совесть и превознося душу мертвого в их обитель. Подумайте над словами нашего магистра… Кажется, сегодня, Они сделали свой выбор и показали истинно верный путь. Не упустите его, во имя ее жизни.

– Моя дочь убила взрослого юношу…

Прошептала Сессиль, глядя на меня. Ее взгляд казался мне разочарованным, почти что потерянным. Казалось, теперь она уже не знала что думать и говорить. На секунду, это испугало меня, я ослабила хватку, думая, что совершила ошибку, разочаровав семью, но отец обнял меня лишь сильнее. Впрочем, мне это не помогло, продолжая глядеть в бездонные глаза матери, я не могла поверить, что она действительно… Не гордилась мной. Не может быть, я ведь сделала все правильно, так, как сделал бы герой! В чем же опять… Я ошиблась?

– Благодаря тебя, Маккольм, это благие вести для нас. Годрик сейчас находится вместе с остальным караулом, помогают раненым, думаю, он был бы рад увидеть вас в живых и с столь добрыми известиями.

Тиер поднялся, глядя на Гвин. Во взгляде отца появился интерес, который я могла видеть в моменты, когда он вчитывался в особенно интересный депеш. Возможно, в Гвин он увидел нечто, что не смогла заметить я.

– Думаю, в этом есть и твоя заслуга, да? Приветствую, я Тиер, отец Лиз, добро пожаловать в наше имение, Гвин.

– Мне не пришлось уговаривать ее, господин Рихтер, она была готова защищать свой дом, свою семью и саму себя. Я слышала, что Ревнители собираются сегодня покидать поместье, могу я… проследовать с дядей Денвером к девушке, чтобы попрощаться?

Гвин поклонилась, ведя себя на удивление учтиво и высокопарно. Я не смогла сдержать улыбку, осознавая, что подобно мне, она тоже могла резко менять свое поведение, правда в абсолютно противоположное русло.

– Вы проведете ее?

Обратился мой отец к Ревнителям, те мгновенно кивнули, даже не потратив и секунды на размышление.

– Эти оборванцы ничего не смогут сделать, даже если их до сих пор не уничтожили, во что мне, увы, верится с трудом. – Произнес Денвер. – Мы сделаем все, чтобы доставить госпожу Гвин в целости и сохранности, не беспокойтесь.

– Тогда конечно, Гвин, ты можешь проследовать к дедушке. Надеюсь, ты не сильно злишься, что Годрик решил оставить тебя у нас. Это исключительно ради твоей безопасности.

Тиер не переставал поглаживать мою спину, пытаясь успокоить. Дрожь действительно проходила, несмотря на то, что в душе появились новые страхи и опасения.

– Нет, уже не злюсь, я рада, что останусь здесь. – Гвин улыбнулась, подходя к Маккольму, который убрал кинжал обратно в свои ножны. – Я скоро вернусь, Лиз… до встречи, господин и госпожа Тиер!

Я осталась одна наедине с родителями, впервые, за долгое время, надеясь лишь на то… Что хотя бы сейчас, смогу заслужить их признание.

Глава 10

Я осталась наедине с семьей, впервые за долгое, очень долгое время… казалось, что только подобное событие и могло заставить нас собраться воедино, но счастье по поводу моего спасения весьма быстро сменилось всепоглощающей тишиной, тихими вздохами матери и застывшим отцом, глядящим в никуда. Поднявшись с колен, он отошел от меня, облокотившись на стол и тяжело вздыхая. Его пальцы беспокойно ударяли об окропленные кровью брюки, одна из рук, как оказалось, была туго перебинтована, но продолжала кровоточить, окрашивая льняные бинты в алый цвет. Я аккуратно подошла ближе, пытаясь завести столь желанный разговор, но опасаясь его даже сильнее, чем недавнего боя. Мне было так сложно понять, о чем же именно думает отец, насколько именно он ошарашен тем, что произошло, и как теперь относится ко мне. Возможно, я правда совершила какую-то ошибку. В воздухе повисло странное напряжение, я бросала взгляды на мать, но та боялась встречаться со мной глазами, словно переживая о том, что увидит в них нечто новое, неведомое и ужасное, то, что видела вот мне Гвин. И это страшило ее, Сессиль даже не обняла меня, до сих пор стоя около стены, чуть дрожа и сжимая длинные пальцы с блестящими на них кольцами. Что теперь, ведь я точно знала, что опасения матери подтвердились, и что догадки оказались правдой. Так что теперь она будет думать? Как теперь отнесется к своей собственной дочери? И изменит ли вообще своего отношения… Боясь того, что я смогу понять мысли Сессиль и ужаснуться ими, я пыталась разглядеть облик отца, но лицо Тиера не выражало никаких лишних эмоций, оставаясь чуть бледным после недавнего боя, хмурым и усталым.

– Все же, я сделала что-то не так, да? П-простите…

Вновь спросила я, подумав, что при посторонних они попросту не хотели отчитывать меня и еще сильнее портить репутацию, которая после этого дня точно не станет лучше. К горлу подступил ком, на глазах выступили слезы, которые казалось вот-вот покинули меня, но оказывается, день еще мог стать для хуже. Начав всхлипывать, я опустила голову, пытаясь не дрожать. Ноги предательски начали подгибаться, вот-вот готовые уронить меня на пол. Отчаянно держа себя в руках, я отступила в сторону, не зная, в чем же совершила ошибку, и что теперь… что теперь мне вообще стоило делать.

– Годрик вновь оказался прав, дорогая, думаю, ты и сама это видишь. Нужно было послушать его еще давным-давно.

Отец опустился рядом со мной, позволяя прижаться к нему, тем самым оставшись на ногах. Обняв его, я пыталась сдержать слезы, попутно догадываясь, в чем же именно я ошиблась, что сделала не так и почему вновь оказалась виноватой. В чем? Если я… спасла многих, даже Ревнители сказали, что это моя заслуга. Неужели, даже после такого я лишь разочаровала своих родителей? Но тогда… что вообще нужно сделать, чтобы наконец получить их признание, а не отрешённость и боль.

– Ты молодец, просто… нам с твоей матерью тяжело признать то, что Они выбрали твою судьбу за тебя. Мы знаем, что такое война, что такое священное бдение… Поверь, мы просто хотели, чтобы ты жила счастлива.

– Но я же никогда не могла стать как вы… Я хочу быть как Годрик, как Гвин… Я люблю вас… но… но…

Отец тяжело вздохнул, поглаживая меня по спине и словно сам пытаясь сдержать слезы. Внезапно, я услышала как тихо плачет Сессиль, делая к нам нерешительные, робкие шаги, такие же, как я пыталась делать навстречу отцу. Опустившись рядом, ее пальцы обняли меня со спины, прижимая к себе и поглаживая слипшиеся от крови волосы. Горячее дыхание ударило в спину, приятно согревая после ледяных доспехов Маккольма и стылой крови на них.

– Все хорошо, Лиз, прости меня… Прости пожалуйста. Это моя вина, я надеялась, что Они ошиблись, я молилась, чтобы они оставили тебе в покое… дали счастливую, мирную жизнь, которой ты достойна. Я начала сомневаться в Близнецах, а поплатилась за это ты…

Сессиль стояла на коленях, прижимая меня к себе и ногтями расчесывая волосы, которые никак не хотели выпрямляться. Впервые за все эти годы, за ее маской спокойствия я оказалась достойна увидеть эмоции и ту слабость, которую ощущала в самой себе на протяжении долгих молчаливых лет. Такие искренние переживания… Мое сердце замерло, пытаясь понять то, через что прошла мать, ведь я никогда задумывался, какого это быть на ее месте. И сейчас она казалась даже еще более потерянной, чем я, нервно поглаживая спину, словно опасаясь, что делает это в последний раз. Никогда… она не вела себя со мной так искренне, так желанно и бережливо, впервые с рождения я ощутила ее тепло. Наконец-то я видела, что действительно была ее дочерью, которая могла рассчитывать на любовь, поддержку и тепло, которые всю жизнь скрывали от меня за такими же масками, которые стала носить и я сама. Наконец-то… мне было даровано право ощущать теплющуюся в душе матери любовь, которая шла только ко мне, не разделенная между братьями, ни забытая за ложными эмоциями и монотонными молитвами, не брошенная во имя… моих чувств. Открытая, острая, болезненно колющая своей искренностью и запоздалостью, но живая материнская любовь.

– Конечно… Мы тоже тебя любим, чтобы не случилось, где бы ты не оказалась и кем бы не стала, ты всегда останешься нашей дочерью. Надеюсь, ты сможешь поверить в это… после всего, на что я обрекла тебя, в надежде спасти от Них.

– Правда?

Я повернулась к ней, глядя, как в некогда бездушных глазах сейчас билась боль, смешанная с горькими слезами раскаяния, которые молили о моем прощении. Я впервые видела, чтобы ее лицо находилось в такой болезненной слабости и жгучей печали как сейчас, даже когда я рассказала ей о кошмарах, даже в самые тяжелые дни моего раннего детства… она всегда пыталась сохранить лицо, казаться спокойной, властной и сильной. Только сейчас, я начала понимать почему, видя как плохо ей может быть… как больно и сложно, я впервые почувствовала благодарность, что я не видела этого кошмара в детстве, не винила себя в ее слезах и бьющей по телу дрожи. Она вела себя холодно, но лишь для того чтобы не заставлять меня чувствовать себя еще хуже… Для детского разума то было открытием, и пусть можно было найти это объяснение куда раньше, я была рада, что наконец-то, спутанный узел непонимания и злости что душил мне сердце, стал сгорать.

– Конечно правда, Лиз… уже сегодня, ты доказала нам, что способна за себя постоять.

Тиер аккуратно поднялся, улыбаясь мне. Сессиль продолжала обнимать меня, а я в ответ, впервые за всю жизнь, получила искренние, материнские чувства, что приятным теплом разбегались по телу, наконец лишая тела того порочного, почти что вечного холода, что плотно закрепился в моей душе и казалось, никогда не уйдет, продолжив захватывать мысли мрачными, тяжелыми отголосками детского страдания. Я чувствовала биение сердца Сессиль, каждый ее вздох… и ощущала, как они отзываются во мне, призывая сильнее прижаться к матери. День клонился к концу… Но казалось, что он только начинался в своем истинном, нагом обличии. Произошло столь многое, и одновременно с тем так мало, что я уже даже не знала, чего ждать дальше, и будет ли дальше хоть что-то.

– Я постараюсь найти вам лучшего тренера, а пока, вызову столичных теоретиков, они начнут ваше обучение азам военного дела, познакомят с множеством вещей. Но имей ввиду, Лиз, твои особенности слишком специфичны, и потому… тебе придется выкладываться на полную, если хочешь достойного результата.

– Я буду стараться, обещаю. Правда… сделаю все, чтобы не разочаровать вас… И Близнецов.

Сессиль отпустила меня, поднимаясь и утирая слезы рукавом своего платья, глядя на меня с грустью и одновременно с счастьем. Наконец-то, я получила ответ, она действительно любила меня, берегла, и считала своей дочерью, достойной тепла и заботы.

– Они сами наставили тебя на этот сложный путь… и думаю, помогут преодолеть его самые тяжелые моменты. Я в тебя верю, ты сильная… Сильнее, чем многие из нашего рода.

Нежно проворковала Сессиль, ее голос звучал так мелодично по сравнению с тем сухим тоном, что я слышала на протяжении целых годов… Мне оставалось только надеяться, что теперь я буду слышать его чаще, чем после подобных, прискорбных и горестных обстоятельствах, что сегодня потрясли наш вековой оплот.

– Пойдем, Лиз… нужно объясниться перед гостями. К сожалению, наш банкет сорвался, но думаю… если не вся еда отравлена, некоторые захотят остаться несмотря на столь ужасные события. Здесь множество знатных лиц, я хочу показать им, кто герой сегодняшнего вечера. Надеюсь, ты не против?

Тиер начал вытирать с лица и рук кровь, используя для этого лежащие на столе бинты. Сессиль тоже поднялась, делая глубокие вдохи и пытаясь перестать плакать, попутно расчесывая собственные, помятые волосы. Я осталась в наиболее восторженных чувствах, что вообще могла иметь, после всего, что произошло. Впервые, я ощущала тепло, исходящее от семьи, то тепло, что братья чувствовали просто так… Но кажется, никто из них даже не мог представитель тот уровень близости, искренности и честности, что только что мы испытали. Наконец-то…У меня появилось что-то, чему они могут завидовать. Но во мне не было и капли хвастовства, лишь счастье и тепло.

– Нет… Нет. Пойдем…

Куда увереннее добавила я, ощущая, как в душе наконец зреет гордость за то, что я сделала. Не страх наказания, ни ужас от совершенного, ни раскаяние по пролитой крови, а гордость, гордость что нашими с Гвин усилиями, многие выжили… Я не могла после этого чувствовать что-то другое, кроме довольства от совершенного мною подвига, надеюсь, теперь, мое имя среди знати перестанет использоваться лишь для того, чтобы поиздеваться над братьями и родителями, лишний раз напомнив им, что Я существую. Теперь, я докажу им, что Лизастрия Рихтер способна на большее, чем они. Чем многие, очень многие из них.

Поместье восстанавливалось куда быстрее, чем как мне казалось, должно было. Слуги тут и там уже активно убирали тот беспорядок, что устроили налетчики, порой даже бодро перекидываясь словами или нервно шутя. В основном они вычищали кровь, пытались привести в порядок сбитые набекрень или вовсе поваленные картины, восстановить опрокинутые стенды с доспехами, поднять опрокинутые лавки. Больнее всего было видеть разбитые вазы, доставшиеся нам еще очень давно, как подарок от одной из императриц, что после смерти мужа, останавливалась у нас вместе с юным наследником. Это было полвека назад… и к сожалению, наследником вырос единственный император, чье прозвище, записанное золотом в веках, не пестрило величием, славой и гордостью, как то было обычно. Горестный оказался тем самым императором, что последним правил на троне единой Империи, и который не смог предотвратить ее развала, умерев во время бунта. Оставшись под конец жизни безумцем, он ушел в небытие убиенный собственными слугами и некогда верными трону воинами. После чего, началась Великая смута… во время которой, род Вир неоднократно пытался узурпировать власть, но неизменно отступал, вынужденный бороться с нашествиями на севере, где располагались их имения… пока в итоге, не признал власть нового имперского рода, что и по сей день восседает на престоле. Разбитые ныне вазы, оставались одними из последних реликвий, что не оказались уничтожены во время бунтарского времени, но которые хранили память о тех временах, когда Империя была сильна и едина. Но что было удивительно, в глазах родителей, я не видела грусти по поводу их уничтожения, они абсолютно не проявляли эмоций, несмотря на то, что это именно их дом оказался подвергнут нападению. Я не смогла сдержать своего любопытства, в особенности, когда родители были ко мне так благосклонны сегодня.

– Вам разве не жалко, что столько всего оказалось разбито?

Не отставая от их шага, я почти бежала, надеясь, что они чуть замедляться. Под конец столь насыщенного дня я хотела немного отдохнуть и поспать… даже несмотря на то, что сегодняшняя ночь точно будет кошмарной, после того, что я видела и что еще увижу. Северное крыло имения… только спускаясь по лестнице, я уже стала ощущать неприятный запах и отзвуки жалобных стонов, что раздавались эхом в притихших коридорах. Раненые… я видела, как врачеватели лечили людей, это приводило меня в немой ужас и оцепенение, я не могла выносить то, как они копались во внутренностях, будто бы… перед ними лежал вовсе не живой человек.

– Все самые ценные наши сокровища уже давно в хранилище, доченька, знала бы ты, сколько копий ваз сломали твои братья в детстве. Если бы это были первейшим наши достояния… от них давным-давно не осталось бы и следа. Столько невинных людей… Надеюсь, им хватило совести и благочестия не трогать детей.

Объяснилась Сессиль, с грустью смотря на трупы слуг, убиенных резвым и точными ударами ножей. Кровь впиталась в ковры и просочилась сквозь неровности в полу. Вздохнув, Сессиль утерла глаза. Ситуация отличалась от тех потерь, что я слышала из разговора Ревнителей, возможно, слуг они не считали вовсе…

– Будем молиться на это, дорогая. От Зимних Соколов можно ждать многого… К сожалению, на их честь уповать слишком глупо.

Переступая через два лежащих друг на друга трупа прачек, ответил отец, оглядываясь по сторонам, словно опасаясь нападения. Но стражи уже убрали в ножны свои клинки, вальяжно разгуливая по поместью и отчитываясь, что кажется, все лазутчики оказались мертвы. Я смотрела вокруг с интересом, рассматривая тела и пытаясь понять, зачем нужно было убивать слуг… Просто из ярости?

– Дети находились снаружи… Стража, отправьтесь и осмотрите окрестности! Там могут быть дети… если найдете тела, принесите к лесоповалу, завтра, вместе с кацием Отто, мы отпоем павших.

Сессиль вздохнула, кладя руку на грудь и сжимая кулон в виде сложенных ангельских крыльев. Мне тоже стало не по себе, а ведь буквально за несколько часов до нападения, я смотрела на них, даже не подозревая, что возможно, это был последний раз.

– Будет выполнено, госпожа Рихтер, рады служить вашему славному роду! – Проскандировала тройка стражей, стоящей к нам ближе всего. Отдав честь, они поклонились до пола, после чего, вытащив клинки и взяв с пола щиты, двинулись строевым маршем на выход. Переговариваясь с другом другом о привлечении к поискам неизвестных мне мужчин и нескольких девушек.

– Будем надеяться на лучшее… сейчас особенно жестоки волки, охотники сообщали о стае неподалеку, надеюсь, Соколы не додумались привлечь их внимание к нашим дорогам, иначе пострадают очень многие стражи, что уж говорить о детях. А мы останемся без обещанных для Лиз накидок…

Хмуро отозвался отец, глядя на марширующих солдат, после чего тихо помолился, сворачивая вбок, к главной бальной, где сейчас находился импровизированный лазарет.

Внутри бальной в особенности выделялась одна девушка, с темными от крови волосами, стоящая около растерзанных тел, как аристократов, так и слуг с северянами,лишенных сердец и глаз. Ее сторонились стражники и аристократы, а рядом возвышались два неизвестных мне Ревнителя, которые преграждали к ней путь, сомкнув возле лица двое копий. Девушке было не больше тридцати лет, волосы, что не оказались в крови, имели выцветший коричневый оттенок, закрытые глаза дрожали под тяжелыми веками, что имели на себе шрамы и выцарапанные символы, складывающиеся в слова: “Первейшая Лерия”. Но учитывая, что глядя на остальной зал, я так и не смогла увидеть больше ни одной девушки Ревнителя, то поняла, что под моим взглядом прямо сейчас находится именно Агат, о которой говорили Денвер, Аттила и Маккольм. Ее лицо, истощенное даже сильнее, чем лик самого Годрика, имело на себе множество татуировок, которые были похожи на те, что когда-то давно, я видела на доспехах у Чтеца Смерти. Значит, он вправду был магом… мне было приятно, что я сохранила о нем воспоминания, но сейчас, куда интереснее было рассматривать живую магичку. Я не могла отвести от девушки своего пристального взгляда, даже отстав из-за этого от родителей. Агат сидела перед длинным мечом, по лезвию которого шли разнообразные рисунки, похожие на тянущиеся к острию клинка руки, изрезанные татуировками, с которых комьями текла черная кровь, которая начинала шипеть, касаясь нарисованных черным пеплом краев пентаграммы. Девушка не была облачена в такой же тяжелый доспех, как и братья Ревнители, но и не была беззащитна. Агат имела кольчугу, укрепленную около плечей, коленей, торса и локтей стальными пластинами, украшенными изображениями богов и владык. Казалось, что она сочетала в себе несовместимое… Небеса и Преисподнюю. Величественные облака и Бездну. Это восхищало меня, интриговало и ровно в той же мере пугало. Руки Агат, освобожденные от тяжелых, латных перчаток, что лежали рядом, водили изрезанными до мяса пальцами по лезвию клинка, порой вздрагивая, проливая на него капли своей крови. Тела вокруг служили для нее некими святилищами, потому вместо вырванных сердец, в сердцевинах горели яркие свечи, отбрасывающие ровно пять наложенных друг на друга теней, что в данный момент, словно клеткой, опоясали Агат. Кровь с их пустых глазниц и ран на теле медленно собиралась около клинка, пытаясь в себе поглотить тьму, текущую из его узоров. В какой-то момент, Агат резко выпрямилась, своим движением гася свечи, ее пальцы схватились за лезвие, проводя по узорам и запечатывая их, используя как собственную кровь, так и ту, что почерпнула из мертвых тел. Это не заняло у нее много времени, и когда все было готово, лезвие ее клинка засияло ослепительным светом, что смог ослепить меня на мгновение, но несколько секунд погодя… все закончилось, оставив в руках у Агат тускло сверкающий клинок. Имеющий на себе новые узоры, теперь руки тянулись к ярко горящему рисунку солнца, около кончика лезвия.

– Ты сегодня дольше, чем обычно, Агат, все в порядке? Мы не можем потерять тебя. Ты так и не оправилась после навигации, стоило ли тратить столько силы на их исцеление?

Раздался тихий голос одного из двух Ревнителей, что стоял возле нее. Протянув руку девушке, он же и помог ей подняться.

– Жизни всегда стоят того, чтобы ради них рисковать… Я восстановилась, но не до конца, одна потерянная душа пронзает меня взглядом своих теплых, янтарных глаз.

По моей спине пробежали мурашки, пристыженно отведя взгляд, я хотела пройти дальше, за родителями, но Агат не закончила. Ее голос раздался ближе, вместе с шагом военных ботинок. Я даже не успела среагировать, как девушка оказалась рядом, словно появившись из тени за моей спиной.

– ты ли героиня сегодняшнего вечера, юная Лизастрия Рихтер?

Еще секунда, и вот, облик лерии оказался прямо за моей спиной, не дав даже шанса на то, чтобы скрыться. Бархатный голос, уставший и измотанный был в то же время очень сухим и ломким, возможно из-за ужасной раны на горле, что уже давно должна была зажить, но до сих пор болезненно пульсировала. На плечах Агат виднелись глубокие рубцы, как от удара хлыстами, над губой шрам от удара ножом. Я видела такие раньше, у плененных северян и тех легионеров, что из плена вырывался. Это была традиция еще со времен Единой Империи – оставлять рабам шрам над верхней губой.

– Приветствую вас, юная госпожа, я Кристиан Агат. Но предпочитаю зваться по фамилии… если разумеется, вас это не затруднит. Вы хотели меня о чем-то спросить, или впервые видите магию? Как бы то ни было… Я бы с радостью пообщалась с героиней сегодняшнего вечера… И новым другом юной госпожи Гвин, но разумеется, если вы не против.

Глава 11

От нее пахло теплыми щепками и недавним пожаром. Смерть витала вокруг ее бледного лица, в глазах я видела как между собой воюют звери, сцепившись в смертельной схватке и проливают свою кровь в насыщенные, алые зрачки, что смотрели на меня пронзительным, острым взглядом, не имеющим в своей основе ничего враждебного, лишь интерес, словно я была для нее диковинкой. Ее пальцы, вновь спрятанные под тяжелыми перчатками, даже сквозь сталь обдавали мою кожу жаром, но в воздухе не раздался ни единый стук ее сердца, казалось, будто организм давно умер, оставив лишь пылающую глубоко внутри оболочку, имеющую в себе силы, дарованные Близнецами. Я склонила голову, опасаясь встречаться с ней взглядом, но страха никакого не испытывала, несмотря на то, что это была незнакомая мне маг, только что закончившая ритуал, что казался почти что порочным.

– П-простите… я просто никогда в своей жизни не видела магов. Извините, если отвлекла от ритуала, я слышала, что сказал один из Ревнителей…

Я не думала, что Агат действительно подойдет, мне было интересно смотреть за ней, но что говорить и спрашивать не знала… хотя в сознании было множество вопросов, связанных с тем миром который Гвин назвала тропами. Казалось, что вот он, ответ на все интересующее, но как и всегда, получив возможность мы забываем все, о чем хотели узнать и что хотели получить.

– Ничего, разумеется ты не могла отвлечь меня от того, что жизненно необходимо, просто Сэмиль слишком тревожится, и мне нужна была причина, дабы пускаться в мучительные объяснения того, что ему попросту не надо.

Агат словно кошка склонила голову на бок, вглядываясь в меня своими глазами. Я осмелилась взглянуть в ответ, уже не видя тех образов, но зато начиная теряться в глубине алого цвета, в какой-то момент пошатнувшись, чуть не падая. Агат смогла помочь мне встать ровно, в тот же момент отводя свой взгляд. Ее пальцы не смотря на ту болезненность, которую я наблюдала оказались на редкость нежными и аккуратными даже несмотря на обмундирование.

– Ты говоришь, что не встречала магов… но я вижу на тебе следы знакомые мне. Эссель перо ворона, один из Чтецов смерти, его молитвой ты была спасена на несколько лет от видений, но сейчас они вернулись, да? Я знала его, он мертв, скорее всего, поэтому заклятье закончилось. Мне жаль, он являлся одной из лучших лерией, которого я знала.

– Значит, мои кошмары можно контролировать?