Забивая стрелки

– Мы знаем, где его искать? – спросил ифрит.

– В нескольких часах езды от Котлова, – ответила Рип. Она смотрела в телефон. – Город Шествичи, улица Правды, дом двадцать девять. Частный сектор.

Белет уважительно свистнул:

– Респект, хакер.

– «Невероятный» хакинг. – Рип показала страничку Око в соцсети, открыв селфи напротив компьютера с подписью: «Пилю новый ролик!». Внизу белела геопозиция вплоть до дома. – Мы сами оставляем порядочно цифровых следов.

– Лишь бы по ним не прошли до нас… – многозначительно изрек Ахт.

Вернулась Лиза. Она поставила перед каждым гостем по креманке с мороженым и положила три брелока: Гудбоя Догги, Бэд Китти и полярной лисички Фокси-Фокс. Бариста еще раз поблагодарила за помощь, не ведая, что виновник ее кошмара вешал на рюкзак фигурку Бэд Китти, и с улыбкой сказала:

– Они так на вас похожи.

– Смотри, это ты. – Ван Винкль покачала брелоком с песиком перед хмурым лицом ифрита. – Возьми лисичку. Фокси-Фокс всегда на своей стороне, но иногда объединяется с Гудбоем, чтобы противостоять плохому котику. Она, наверное, – взор Рип остановился на мультяшном песце, – порой просто заебывается быть одна.

Ахт потянул брелок за колечко и посмотрел в черные точки-глазки. Охотница поднесла свой – пес стукнулся о лисицу.

– Ой, – Лиза наклонилась и подняла что-то с пола, – простите, смахнула со стола. Это ваше?

Рип отдали клочок бумаги. Ван Винкль узнала в нем бумажку с предсказанием – развернув, прочитала:

«Позвони».

С обратной стороны была изображена стрелка, которая указывала на смартфон.

– Я отойду. Не парься, Ахт, – обратилась охотница к ифриту, – толчок находится в пределах красной линии. Но если ты хочешь уединиться со мной кабинке…

– Идите уже, – не выдержал консьерж. Он встал и сунул Фокси-Фокс в карман пальто, что не осталось незамеченным Рип. – Я буду ждать в машине.

Ван Винкль пошла в сторону туалетов и свернула в служебный коридор. Она сняла чехол со смартфона и выудила оттуда черную визитку со стрелкой, взятую у Алексея. Рип постучала картонкой по пальцам, задумавшись.

Любопытство перевесило сомнения. Охотница набрала номер и поднесла телефон к уху. Ответ последовал после первого гудка:

– Ваша заявка зарегистрирована, – прозвучал женский голос. Автоответчик.

– Алло? Какая заявка? – но Рип уже разговаривала с короткими гудками.

Она набрала заново, но услышала на том конце:

– Извините, номера не существует.

Ван Винкль пробубнила:

– В какую-то дичь ввязалась, будто забот мало. – Она прошла мимо двери служебного помещения, на которой пестрела наклейка с изображением перечеркнутого сотового телефона.

➪➪➪

Дорогу стискивали бедные подсолнуховые поля – их вовремя не собрали. Цветы свесили плешивые бутоны над мерзлой землей. Солнечные лучи еще выскакивали из-за горизонта – Ахт опустил защитный козырек. Он держал руль расслабленными пальцами, в любой момент готовый подчинить ретивую «Тойоту», если та заупрямиться против ржавых знаков с ограничениями по скорости. Не вписывающаяся в узкие рамки городской среды, она вихляла «задом», готовая пуститься в дрифт.

– Почему ты не пускаешь меня за руль? – обиженно протянула Рип, перебиваемая рычанием двигателя. Охотница подперла щеку кулаком, уперевшись в подлокотник. – Я сегодня не пила.

Ахт хмыкнул. Он постучал по рулю и все-таки спросил:

– Что случилось двадцать один год назад?

– Хочу послушать музыку, – сказала ван Винкль, щелкнув по сенсорной панели. Врубился «сатанинский» трек «KOTLOVERS». – Стеб какой-то, ха!

Охотница выключила радио и отвернулась к окну. В травянистых глазах, как на поле, отражалась гирлянда из выцветших желтых бутонов и высоковольтных проводов. Ифрит прекратил ждать ответ, но искренность собеседницы ворвалась непрошено:

– Мне сказали, что моя тачка снесла отбойник и улетела с обрыва в реку. Спасатели-водолазы вытащили меня из тонущего авто и вызвали «скорую». Только без кислорода мозгу наступил полный абзац.

Ахт слегка качнул руль в такт истории, влево-вправо по пустому участку дороги, пробуя на вкус, каково это – пролететь метров сто, а то и двести в свободном полете. И обрушиться в бурные воды, обрезав свой век.

Он не понимал, каково это – умирать.

– Но вы выжили.

– Да, капитан Очевидность, – съязвила Рип, округлив глаза. – Я, блядь, притворилась спящей двадцать лет!

– Никак Божий промысел, – гулко произнес консьерж, смешиваясь голосом с мычанием «Тойоты».

– Ну а ты, хороший мальчик? – переключилась ван Винкль. От запаха кожи кресел, цитрусового ароматизатора и откровенности ей захотелось сойти на обочину и проблеваться. – Как попал на службу к рогачу? Родился в семье скупщиков душ? Мама-скупщик, папа-скупщик, младший братик-скупщик…

Ахт ухмыльнулся.

– Не без удовольствия разочарую вас, госпожа, но я не помню своего детства. Казалось, я всю жизнь выполнял желания людей, которых за мою карьеру было немного.

Впереди, на пустом перекрестке, неожиданно загорелся красный.

– Ну вот же… Не свезло, – выдохнул ифрит.

– Вот уж точно, – двусмысленно ответила Рип и, разувшись, уместила ноги на приборной панели. – Не свезло.

Он мягко, почти лениво, нажал на тормоз. С жужжанием покрышек остановились. Гудел климат-контроль, пощелкивал мотор. Тишина нервировала Рип.

Светофор щелкнул зеленым – Ахт тронулся накатом. Он покосился на датчик уровня топлива: стрелка неминуемо приближалась к красной черте. Впереди, как по небесному замыслу, показалась заправка. «Супра» щелкнула поворотником и свернула под облезлый навес с выцветшим логотипом «СТАРДАСТ ОИЛ».

Ахт поставил машину к колонке и выключил зажигание. Рип отстегнулась и вышла из машины. Они почти синхронно захлопнули двери. Ифрит облокотился о крышу спорткара и наблюдал, как ван Винкль выуживает из узкой сумочки бумажник. Она показала большим пальцем в сторону магазинчика:

– Я сдохну без баночки диетической колы. Тебе взять что-нибудь? Чай, кофе, – вильнула бровями, – презервативы?

– Затычки для ушей.

Рип подошла к окошку оператора, постучала костяшками пальцев. За стеклом сидел пожилой мужик в ватнике. Он нехотя оторвал взгляд от кроссворда.

– Здоро́во, отец. Нам девяносто восьмой, – сказала она. – Полный бак.

Оператор кивнул и потянулся к кнопке включения колонки.

– Четвертая, – буркнул он. – Оплата в магазине.

Охотница поймала взгляд консьержа и показала ему четверку на пальцах. Ахт перестроился и подъехал к нужной колонке, открутил крышку бака и вставил пистолет. Пока авто заправлялось, Рип зашла в минимаркет. Полки как фигуры в тетрисе, пестрые упаковки, ценник в два-три раза выше, чем в обычном магазине. Классика.

В верхнем углу над прилавком работал телевизор. Ван Винкль набрала охапку снеков, шоколадных батончиков и пару баночек софт-дринков. Выгрузившись на кассе, охотница засмотрелась на экран. По телевизору транслировали гламурное мероприятие: ковровая дорожка, вспышки, телесуфлеры.

– …и вот они! Группа «KOTLOVERS» – дебютанты этого года, которые беспощадно р-рвут чарты! – воодушевлено вещал комментатор. – Они из Котлова… где вообще это Котлов? Индустриальный островок на карте России. Котловцы могут гордиться своими современниками – вы только взгляните на них: какие красавцы…

Пятеро парней выстроились для фото. Диктор представил их: рэперы Блади Энджед и Фаст, а также солисты – Борья, Ники Ту и Ле Ня. «KOTLOVERS» сияли, комментатор не солгал. Одетые в латексные брюки и мундиры, имитирующие гардероб дворцовой знати, участники прикрывали лица венецианскими масками в стиле «Голливудской нежити»[4] .

Федора Аустус ненадолго показалась в кадре, чтобы напомнить фотографам, с какого ракурса снимать, а журналистам – какие вопросы задавать. Она была наряжена в нефтяное платье, расшитое «каплями крови», а глаз закрывала изящная повязка в тех же рубиновых стразах.

– Вот так картина, – пробубнила Рип. – Круэлла и далматинцы.

Парни улыбались, но натужно. На несогласованных с Аустус кадрах было заметно, как бледна кожа парней под слоями тоналки. Испарина. Темные круги под глазами. Шаткая походка.

«А вот это уже странно, – заподозрила ван Винкль. – Надо рассказать Ахту, что наши парни – натурально зомбяки».

– …именно благодаря Федоре Аустус и проекту «Маргарита» ребята получили вторую жизнь, – продолжал комментатор. – Прямо история Золушки – американская мечта!

– Девушка? – перебила кассир. – Платить, говорю, чем будете?

– Карточкой. – Рип стукнула пластиком о терминал.

С шорохом автоматических дверей вошла специфическая пара японок. У одной, похожей на сукебан[5], черные волосы были собраны в хвост. Под ровно срезанной челкой блестели очки в тонкой серебряной оправе – за ними глубокие темные глаза. Сукебан носила черную школьную форму: плиссированную юбку-макси, матроску, обнажавшую живот, и красный галстук. На талии у японки висел скрученный в улитку охотничий кнут.

Ее спутница – типичная гяру[6] – с автозагаром на лице и выдающимся мейкапом, говорила с кем-то по телефону-раскладушке с милым брелком. Вьющиеся розовые волосы, заколотые множеством заколок, были собраны в два хвоста, ноги обтянуты леопардовыми леггинсами, сверху – ярко-малиновая шуба.

Сукебан поглаживала рукоять кнута, пока гяру трепалась по мобильнику на миксе англо-японского, умудряясь параллельно хихикать над сувенирными глиняными котиками и тыкать ими в лицо невозмутимой подруги.

Они показались ван Винкль знакомыми. Только где она их видела, охотница не могла вспомнить.

– И часто в ваших краях туристы? – спросила Рип у кассира, забирая пакет.

Женщина пожала плечами:

– Азиаты бывают. Но они проездом. В большой город обычно едут, в нашем захолустье любоваться не на что.

Это нормально, ведь с Японией регион разделяло только море. Но от неформальной парочки у ван Винкль вверх по позвоночнику пробежал холодок, взорвавшись салютом мурашек в районе затылка. Она не смогла определить причину приступа паранойи.

Рип вышла к бензоколонкам, покосившись на мотоцикл «Кавасаки», оклеенный изображением японской виртуальной певицы, и черно-красную «Хонду». Ахт вставил пистолет в ложемент и закупорил бак.

– Вы долго.

– «Пудрила носик», Ахтик, – охотница похлопала ифрита по груди. – Нетерпеливый.

Выдохнув вместе с желанием что-то ответить, ифрит пошел к водительскому месту. Рип остановила его вопросом:

– Ничего подозрительного?

– Мы и наша спортивная тачка, госпожа, – самое подозрительное на участке Котлов – Шествичи. – Ахт открыл дверцу и задержал взгляд на Рип. – А почему вы спрашиваете?

– Да так… – охотница смотрела через стекла магазина, как туристки выбирают что-то из холодильника с напитками. Она мотнула головой, села в машину и поставила в ноги пакет. – Трогай.

Перед поворотом на шоссе охотники увидели билборд:

ПОВЕРНИТЕ

НАЗАД ↷

Всего в 600 м

лучшие морепродукты во всем крае

Повернуть назад из-за того, что так сказал рекламный щит? Они бы не решились на такое и не вернулись бы к Белету с пустыми руками.

[1]«Оппа» (오빠) – это корейское обращение, использующееся девушками и женщинами по отношению к старшим братьям или близким друзьям-мужчинам.

[2]Белет сказал фразу «Ein Scheissdreck werde ich tun!», что с немецкого переводится как «Хуй тебе!»

[3]Теория, основанная на рассказе «Яйцо» Энди Вейера, по которой все люди на Земле – это один и тот же человек, просто живущий разные жизни. Цель этого цикла – личностный рост, пока герой не станет Богом. Вся Вселенная – это «яйцо», где он развивается, прежде чем «родиться» как высшее существо.

[4]Hollywood Undead (с англ. «Голливудская нежить») – американская рок-группа из Лос-Анджелеса, основанная в 2005 году. На всех концертах участники группы носят маски монстров, надевая их также во время фотосессий и некоторых интервью. Участники сами разрабатывают стиль своих масок.

[5] Сукэбан, или сукебан, (яп.スケバン/助番) – криминальная субкультура 1960—70-х годов в Японии, представлявшая собой уличные банды из девушек-подростков. Протест выражался не только в использовании оружия (скрытые бритвенные лезвия, цепи), но и в ношении «ненавистной» школьной формы.

[6] Гяру (яп. ギャル, японская транскрипция gal с искаженного английского слова girl – «девушка») – популярная японская субкультура и соответствующий образ жизни. Возникла в 1970-х годах как реакция на строгие социальные стандарты японского общества. Девиз гяру – «Биба дзибун!» («Да здравствую я!») – стал манифестом против японских традиционных ценностей.

@road66_6

К сумеркам «Тойота» подкатила к двухэтажному дому на улице Правды. Редкий металлический забор ограждал ухоженную лужайку от грунтовой дороги. Свернув на обочину, Ахт заглушил мотор и разбудил Рип, у которой от сладкой дремоты по подбородку покатилась дорожка слюны. Она вскочила и размахалась кулаками:

– Сгинь, демон!

– Просыпайтесь, госпожа. Мы приехали. – Ифрит выключил навигатор и повернул ключ в замке зажигания.

Приборная панель погасла. Ахт щелкнул ремнем безопасности, охотница нехотя повторила за ним, и оба вышли на улицу. Моросил мелкий дождик – тот самый, когда зонт раскрывать не резон, а без него влажно. Рип ван Винкль поежилась, потирая руки, и постучала в калитку рядом с почтовым ящиком.

– Эй, есть кто дома?

Ахт прокрался вдоль забора, заглядывая в щели. В одном из окон мерцал «холодный» свет, похожий на экранный. На стук ван Винкль не отвечали. Она толкнула калитку – открыто. Ифрит осмотрелся: улица пустая, никто не видел их. Участок Око Зорко окружали развалюхи с иссохшими грядками – ни камер, ни бдительного молодняка. Кругом жили алкоголики или пенсионеры. Идеальные условия для проникновения к одинокому блогеру.

– Ну… окей… – Рип недоверчиво шагнула на чужой участок.

Ахт замыкал. Охотница включила фонарик на телефоне – осенняя серость густела от пасмурной погоды и позднего часа. Пахло влажными березовыми дровами, мангальным дымом, хвоей и мокрой псиной. Ван Винкль с чавканием наступила в зловонную кучку и зарычала от ярости:

– О, я еле отмыла их от ошметков глаза! – охотница ухватилась за рукав консьержа и обтерла сникерс о траву. – Собачье дерьмо!

– Это вы выразились или констатировали? – поинтересовался Ахт. – Потому что если второе… – он высвободился от захвата Рип, которая, пошатнувшись, окатила его яростным взором, и опустился на корточки перед пустой собачьей будкой. Ифрит приподнял носовым платком ошейник на цепи и показал госпоже: – Кто-то освободил сторожевого пса.

– Пошел гулять с хозяином? – предположила ван Винкль.

– Или собаку отпустили, а хозяина пришили. – Ахт перечеркнул большим пальцем шею.

– Ты чересчур нуарный для моей вырвизглазной жизни, – пожаловалась Рип, поднимаясь по крыльцу. – Давай-ка убедимся, что все с нашим парнем в порядке.

Входная дверь, как и калитка, была приоткрыта. Они вошли в душный предбанник, насквозь пропахший смесью подгорелого мяса и дешевыми сладкими духами. Темнота. В дальней комнате горел прямоугольник монитора видеокамеры, установленной на штативе. Слегка освещался угол стены, оклеенной хромакеем.

– Да чем воняет-то? – ван Винкль зажала нос, давясь от зловония подгоревшего шашлыка вместе с шампуром: мяса и металла.

Запах усиливался, как только двое пересекли порог самопальной студии. Ахт выщел и с щелчком озарил комнату светом.

– Пиздец! – Рип отвернулась, зажав рот ладонью. Она с бульканьем надула щеки. – Щас стошнит. Кто сделал с ним… это?!

На стене напротив камеры расположился арт-объект – фрагментальный человек. Око Зорко разобрали на части, как кусочки церковной мозаики, и каждый «осколок» тела скрупулезно приклеили к зеленому фону: кисти и ступни – по углам, конечности – как подпорки с культями, направленными в разные стороны, а грудную клетку «художнику» показалось забавным разместить по соседству с животом и нижней частью тела, из которой щупальцами свисали кишки. Лицо было распилено пополам: обе половины смотрели в разные стороны. Аккуратные стыки не кровоточили – их прижгли, оттуда и несло копченым.

В отличие от Рип, рыгавшей в стороне, Ахт спокойно приблизился к «композици». Он натянул перчатку и прикоснулся к останкам.

– Клей?.. – медленно произнес Ахт. – Его прижгли магическим огнем, но серой не пахнет. Это был не демон.

Камера моргала красной точкой записи. Ван Винкль потянулась к устройству, чтобы забрать его, но ифрит перехватил ее руку.

– Подождите на улице. Вы и так достаточно наследили, – ответил он на изумленный взгляд.

– Думаешь, меня будут подозревать в расчлененке?

– Из нас двоих у вас у одной есть узор на пальцах, который легко срисуют опера. Моих же нет ни в одной базе. Я сделаю все сам и поищу улики, а вы осмотритесь снаружи. – Ахт подал охотнице платок, которым трогал ошейник собаки. – Протрите поверхности, которых касались. – Ифрит остановил ее на полпути: – Прошу вас воздержаться от рвоты – это тоже улика.

– Можно подумать, монстр, который это вытворил, не наследил…

Рип отстегивала камеру от штатива, касаясь замочков платком с вышитой на уголке восьмеркой. Удерживать ужин из снеков в себе требовало больших усилий – она дышала ртом и старалась не пялиться на мясную мозаику, чтобы ее не вывернуло посреди студии.

– Монстр, который это вытворил, не человек. – Ахт подошел к компьютеру: рабочий стол был разблокирован, вычищен от документов и программ, на черном фоне белела иконка видеофайла. Он навел курсор на файл, подписанный как Fukouna_Shounen.wav. – Выйдите, госпожа.

Рип ушла, поджав губы. В предбаннике сжала корпус камеры, обернувшись. Она подозревала, что убийца – не человек, но и для демона извращение такого толка посчиталось бы «грязной работой». Выбросив из ума навязчивые мысли, охотница поспешила побыстрее избавиться от отпечатков и смыться на улицу.

Ифрит дождался, когда дверь хлопнет, и запустил видео под названием «Fukouna_Shounen.wav». Он нажал на пробел.

Появилась надпись милым волшебным шрифтом в духе названий девчачьих аниме:

「不運な少年」[1]

После появилось распластанное тело Око Зорко – оно распадалось на стоп-моушене, поэтому крик, которым искажалось лицо и рот, можно было лишь нафантазировать. С наложенным звуком удара хлыстом отсеклись ладони и ступни. Следом – грудь, ноги, руки, голова. Когда останки «разбежались» по холсту, заиграла мелодия на мотив детской песенки «Кагомэ-Кагомэ» с измененными куплетами:

Око, око,

Око Зорко в клетке,

Когда же, когда же оно покинет глазницу?

Может быть во тьме ночной

Сгинут пес с лисицей.

Кто же за твоей спиной?

Фрагменты тела закружились, «приплясывая» под мелодию: ладони махали зрителю, ступни притопывали, щупальцами извивались кишки, а половинки лица двигались вверх-вниз, вяло улыбаясь. Мерзко-нелепое видео иррационально приковывало взгляд.

В самом конце видео близком планом возникло раздвоенное лицо, застывшее в безэмоциональной гримасе. У него был обведен глаз, как будто бедолага уснул на вечеринке и его размалевали маркером. Вокруг летали оскорбления на японском, которые сложились в русский субтитр: «Пожалуйста, не лезьте к Аустус-сама!»

На этой просьбе видео закончилось.

Ахту что-то не давало покоя. Нахмурив брови, он отмотал на начало. В углу кадра мелькнуло яркое пятно, с которым не справился хромакей. Ифрит вонзил пальцы в волосы, разворошив их, и выругался по-немецки.

Рип развела носком кроссовка траву на обочине и вздрогнула, когда за Ахтом закрылась калитка. Вид у него был мрачнее обычного – ифрит поравнялся с охотницей и сказал без предисловий:

– Я знаю, кто убийцы.

– Жуткие японки на байках?

– Как вы догадались? – Ахт опустил взор на землю, которую расчищала ван Винкль. Дождь увлажнял и размывал борозды от мотоциклетных шин.

– Встретила их на заправке. – Рип передернула плечами, опять почувствовав затылком холодок. – Кто они?

– Року и Нана. Шестой и Седьмой консьержи. Мы ранжируемся по силе и, можно сказать, возрасту. – Ахт достал ключи и направился к автомобилю. – Я Восьмой из десятки.

– И почему мне достался лузер? – проворчала Рип, следуя за ифритом.

– Подобное к подобному, госпожа, – отразил Ахт и саркастически ухмыльнулся в ответ на ее улыбку. Но усмешка тут же покинула лицо, стоило ему вспомнить мерзкий мотив «Кагомэ-Кагомэ». – Так или иначе, мы обязаны избегать стычек с ними – мне не выстоять. Среди консьержей их прозвали Неразлучниками – они работают только вдвоем и закрывают грязные дела.

Они сели в машину, и Ахт включил зажигание. «Тойота» затряслась, послышалось бряцанье ремней безопасности и шорох шин. Ифрит вырулил с обочины и повел машину подальше от места преступления.

– Какие, например, «грязные дела»? – полюбопытствовала ван Винкль.

– Криминал. Чаще всего их нанимают работать киллерами или ради слежки за кем-то. – В зеркале заднего вида отражался сосредоточенный взгляд фиолетовых глаз. – Банды знают о существовании рынка ифритов. Схема такова: главари вынуждают молодых членов группировки продавать души взамен на решение преступных задач. Так они с завидной регулярностью нанимают Неразлучников и иже с ними.

Ван Винкль испытала и отвращение, и уважение к злодейскому гению. Охотница проворачивала образ Око Зорко через мысленную мясорубку. Рот наполнился слюной, и она опустила стекло. В лицо ударил ветряной поток.

«Твой джинн из лампы – ебанутый монстр. «АйФрит» содержит десяток таких, как он».

Рип прикрыла глаза и не заметила, как дремота сморила ее.

➪➪➪

– Незачет, гайс. – Белет откинулся на спинку дивана, поражаясь истории про «невезучего парня» и японских ифриток. – Вы проссали улику. Что-то на компе было?

В дверном проеме кухни, на которой громко шкварчало и тянуло выпечкой, появился Ахт с деревянной лопаткой. Рип, расположившаяся в пыльном кресле, вытянула шею, как лебедь, и накрыла заурчавший живот. Ей не терпелось поужинать. Ее радовало только то, что таблетки от аллергии делали свое дело, и в присутствии короля ей уже не хотелось выкашлять легкие.

– Не было ничего, кроме стремного хентайного снаффа с убийством Око Зорко, – проворчал ифрит. – И не смейте говорить, что мы его «проссали». Просто вы, как херовый бригадир, отправили нас на съедение двум акулам из Японского моря.

– Поплачь, – покрутил кулаками у глаз Белет. Он с хлопком потер ладони. – Соберитесь! Мы ж переходим дорогу влиятельным хренам, прогибающим индустрию за индустрией! Нужно быть готовыми к тому, что вас расчленят и заставят жрать дерьмо.

Ван Винкль поменяла местами указательные пальцы по душе:

– Сначала заставят жрать дерьмо, а потом расчленят, ты хотел сказать?

– Неразлучники и первый вариант с легкостью устроят, – отозвались из кухни. Там зазвенели тарелки – Ахт накладывал порции.

– Хорош нализывать этим маньячкам! – Белет сложил ноги на журнальном столике. – Их натравили на челика, который во все горло орал про связь федориной конторы с проектом по контролю разума. Чтобы не попасться сучкам Аустус, вы должны быть аккуратными и последовательными – внедритесь в ее агентство.

– Это как? – спросила Рип, глотая слюну от манящего запаха съестного.

Белет победно осклабился, будто подгадывал момент триумфа. Он достал из нагрудного кармана три билета на концерт «КОТLOVERS» и раскрыл веером на журнальном столике:

– Та-дам! Мы идем слушать музло! Проникните к ребятам в гримерку и провернете какую-нибудь темку. Вы хороши в этом.

– О-о! Глазам не верю – практическая польза от моей тупой работы. – Рип прочитала завтрашнюю дату на билетах и вечернее время. – Как раз пришмотилась, как по случаю.

Ахт вошел в гостиную с двумя тарелками. Он ошпарил демона взглядом, и тот убрал ноги со столика. Поставив еду, отошел, чтобы понаблюдать реакцию на свое блюдо.

Белет с Рип взялись за еду. Ван Винкль подышала мясным ароматом и расплылась от предвкушения аппетитного ужина.

– Это карри с рисом? – спросила охотница.

– Да.

– Карри райсу, – исказил на японский манер демон и зачерпнул блюдо ложкой. Он отправил ее себе в рот и пожевал.

Несмотря на позднее предостережение Ахта о том, что еда горячая, ван Винкль напихала рис с мясом за обе щеки. Белет сдался первым: он выплюнул комок на тарелку и стер рисинки с губ.

– Я лучше кошачьего корма наверну, – сказал он и, обратившись обычным черно-белым котом, спрыгнул с дивана.

Ифрит уселся на его место и переключил все внимание на Рип. Она уже минуту вела кровопролитную внутреннюю борьбу. То, что приготовил Ахт, было отвратительным на вкус: как горячий пепел в моче пациента, зараженного всеми неизлечимыми болезнями мира. В прикуску с недоваренным рисом, который впивался в десны и хрустел на зубах, как галька. В общем, Белет остался еще тактичен в комментарии.