Больше не подруги

– Все хорошо, солнышко, просто пристегнись.

Я снова возвращаюсь в дом, осматриваю кухонные столешницы и стулья и нахожу рюкзак в ванной. Да, в ванной.

Я наконец-то в машине и поворачиваю ключ в замке зажигания. В динамиках орет Manic Monday[4]. Я подпрыгиваю и убавляю громкость. Да, денечек выдался маниакальный, но сегодня суббота.

– Почему мы так медленно едем? – спрашивает Майя.

Я барабаню пальцами по рулю, уставившись на мужчину на велосипеде, который занял мою часть полосы. Машины пролетают мимо меня в противоположном направлении.

– А-а. Мы не можем проехать из-за супермедленного велосипедиста. Мы опоздаем, – сказала Майя и надулась.

Ей семь лет, а она уже напоминает меня.

Не знаю, зачем люди ездят на велосипеде по самой занятой улице города. Это хитрый замысел, суть которого в том, чтобы бесить матерей. В сотне футов[5] отсюда есть прекрасные велосипедные дорожки. Уж я-то знаю, я за них налоги плачу.

– Это опасно. На нем даже шлема нет.

– Да, Майя, ты права. Это очень опасно.

Мы приезжаем в кофейню, и у нас есть еще пятнадцать минут в запасе. Я по-прежнему думаю, что успею отвезти Майю на футбол и заодно взять кофе для остальных мамочек. Меня четыре недели не было на матчах, потому что я арендовала коммерческую кухню и там готовила шоколад на заказ. Каждую неделю я пробую новый рецепт, а потом, если он мне по душе, я повторяю его на коммерческой кухне. Я придумала уже полдюжины новых шоколадных смесей. Мой бизнес развивается. Может, я и раздала больше трюфелей, чем продала, но я понимаю, что это нужно, чтобы заявить о себе.

Коммерческая кухня доступна мне только по утрам субботы, но сегодня я пропустила это время и поехала на футбольный матч. Вместо меня ездил Макс. Это не самое редкое явление: чаще всего на футболе появляются то мамы, то папы, то они вместе. Но я знаю, что Беатрис, Вивиан, Эленор и Лайла ездили каждую субботу без меня. Надеюсь, кофе – хороший способ показать, как я по ним скучала.

Я стою в очереди и притоптываю ногой. Женщина передо мной разговаривает с баристой.

– С ванилью. Нет, подождите, с лесным орехом. На кокосовом молоке. Нет, на миндальном. Дайте подумать…

Я смотрю на часы. Время, отведенное на дорогу, уменьшается. Я наконец подхожу к прилавку. Я знаю, какой кофе пьют мои подруги, и это не просто сливки да сахар. Вивиан добавляет сок ростков пшеницы. Беатрис разводит в американо пакетик коллагена. Лайла всегда просит кофе с двумя нажатиями сиропа с лесным орехом и на миндальном молоке. Эленор заказывает обезжиренный карамельный макиато. Я беру кофе с равными пропорциями взбитых сливок и молока и со стевией, благодарная тому, что эта кофейня удовлетворяет все эти необычные запросы.

Сделав заказ, я ловлю Майю на том, что она высунула язык.

– Майя, не слизывай конденсат со стеклянной дверцы холодильника.

Вот уж не думала, что когда-нибудь скажу такое.

Мы доезжаем с опозданием на пять минут. Прежде чем присоединиться к своим товарищам по команде, Майя поворачивается ко мне и говорит:

– Мам, я очень рада, что ты тут.

Слова меня растрогали, я смаргиваю слезы. Это все из-за кофе. Я наклоняюсь и целую дочку в щеку.

– И я. Удачи, солнышко.

Нельзя упускать такое драгоценное время. Я решаю, что поменяю часы работы на коммерческой кухне, даже если ради этого придется искать новое место, и всегда буду приезжать на игру.

Я иду к трибунам с держателем для стаканчиков кофе в руках, радуясь, что ничего не пролила на себя. Ему еще служить извинением за то, что я столько пропадала. Кофе сближает людей.

– Майя будет на скамейке запасных. Игра уже началась. – Тренер Джек сверлит меня взглядом, когда я прохожу мимо скамейки тренеров.

– Извините, это моя вина. Задержалась в кофейне. – В доказательство я демонстрирую ему кофе. – Можно разочек пренебречь этим правилом?

– Правила есть правила. – Он отворачивается к полю. Майя сидит на скамейке и пинает землю. Если бы я знала, что он посадит ее на скамейку запасных, не заезжала бы за кофе.

Черт, нужно было и ему напиток захватить. Я предлагаю свой собственный в качестве извинения.

– Я и вам принесла.

– Спасибо, поставьте сюда. – Тренер Засранец показывает на пустое место рядом с собой. Я раздумываю, не швырнуть ли стаканчик ему в голову. Сердце тяжело бьется в груди. Вот тебе и логистика, и идеальное планирование.

Хотела бы я обнять Майю и извиниться, но я не хочу смущать ее перед ребятами в команде, особенно перед Сесилией, которая иногда подло себя ведет. Однажды она сказала Майе, что резинки для ее хвостиков разного цвета и это выглядит глупо.

Я окидываю взглядом первый ряд трибун, где обычно сидят мамы. Что-то не так. Я их не вижу. Вместо этого там сидят их мужья. Муж Вивиан, Эндрю, едва улыбается и отводит взгляд. Судя по тому, как остальные почти не смотрят в мою сторону, происходит что-то странное.

Муж Лайлы, Джим, замечает, что я стою с кофе.

– Это нам? – смеется он.

– Ну, они предназначались мамам, но их тут нет.

– Мы ждали Макса, – говорит Джим и отворачивается к футбольному полю.

– Он сегодня работает. Ну хоть вы возьмите кофе, не выбрасывать же.

Я отдаю каждому мужу кофе его жены. Мне достался стаканчик Эленор. Ее мужа нигде нет. Ничего страшного, кофе мне сейчас пригодится. Жаль, что у меня нет бутылки «Джемесон», чтобы влить виски в стаканчик.

Мужья благодарят меня и делают вид, что сосредоточены на футбольной игре. Эндрю кричит: «Вперед, Грейс!» – а у нее даже нет мяча.

Эндрю делает глоток.

– Что это в нем?

– А, твоя жена любит пророщенную пшеницу. Угощайся.

Никто из них не говорит, где их жены. Это подозрительно. Я повернулась к ним, чтобы спросить, но теперь они очень серьезно обсуждают бейсбол. Я прохожу к верхнему ряду трибун, достаю телефон и открываю профиль Беатрис в «Фейсбуке». Я, наверное, что-то пропустила.

– Пс-с!

Ко мне подкрадывается женщина в огромной кепке, которая опущена ей на глаза, и в солнечных очках, скрывающих почти все лицо. На ней черные угги.

– Фэллон, это я, – она прочищает горло, – Эленор.

Теперь понятно, зачем она маскируется.

– О, привет, – говорю я. Давненько я ее не видела – с тех пор, как Лайла, глава родительского комитета и главная сплетница Спрингшир, позвонила мне и рассказала, что дети из драматического кружка застали Эленор на сцене со спущенными брюками с директором начальной школы.

Не могу представить, каково ее дочери Пенелопе. Я страшусь дня, когда Майя вернется домой из школы и спросит, почему мама Пенелопы целовалась с мистером Локсом. Надеюсь, она не услышит про что-то посерьезнее поцелуев.

Странно, что муж Эленор, Джефф, еще не подал на развод: он все-таки адвокат по бракоразводным процессам. Может, он понимает, была там интрижка или нет, но если он разведется с Эленор, то это ему придется худо. Я слышала, что некоторые родители детей из драматического кружка судятся со школой и Эленор из-за нанесенного морального ущерба. Лайла рассказывала, что «у маленького бедного Мэйсона теперь травма, он неделю не ходил на занятия и ни за что не пойдет на сцену». Вот тебе и перетягивание одеяла на себя.

Эленор указывает на мой телефон:

– Смотрю, тебя тоже не пригласили.

Я следую за направлением ее пальца. Сердце ухает в желудок. На странице Беатрис фото трех мамочек в спа: на них белые халаты, зеленые маски для лица и ломтики огурца на глазах. Они чокаются бокалами шампанского. Я заставляю себя проглотить ком в горле. Теперь я поняла, почему мужья так странно себя ведут. Они осознали, что меня не пригласили в спа, и не знали, что сказать. Я моргаю, сдерживая слезы. Мой палец зависает над кнопкой «нравится». Дать своим «подругам» знать, что я знаю? Не успеваю я разобраться с цепочкой мыслей, как болельщики начинают громко аплодировать, и я поднимаю голову. Сесилия ковыляет прочь с поля. Бедняжка. Я хлопаю ей, пока помощник тренера прикладывает к ее лодыжке лед. Надеюсь, с ней все в порядке.

Тренер пускает Майю в игру, и я прыгаю, словно сумасшедшая.

– Вперед, Майя!

Вдоволь покричав ей в поддержку, я сажусь обратно.

– Я не с остальными, потому что… сама понимаешь, – говорит Эленор и пристыженно опускает голову.

Я киваю и отдаю ей карамельный макиато. Ей он нужен больше, чем мне. Вот уж не знаю, почему я не с остальными, но то, что ее тоже не позвали, приносит мне капельку облегчения.

– Спасибо, – говорит она и делает глоток.

Я улыбнулась ей и уставилась на поле.

– Ты помнишь, какой я пью кофе. – Ее голос дрожит.

Майя забивает гол, я вскакиваю со своего места и кричу в ее поддержку. Так тебе, тренер! Я с триумфом опускаюсь обратно на скамью, после чего вспоминаю фотографию из спа, и пропасть в желудке возвращается.

– Давай встретимся и я расскажу тебе про ситуацию с директором? – шепчет Эленор.

– Конечно, – говорю я, надеясь, что это поможет ей снять груз с плеч. Может, она прольет свет на то, почему Беатрис избегает меня. – Может, в понедельник, после того как мы отвезем детей в школу? Я напишу тебе, придумаем место встречи.

– Спасибо, – говорит она.

Я открываю сообщения и нажимаю на имя «Беатрис». Я пишу ей, чтобы напомнить, что я жива и по-прежнему ее подруга, о чем она, похоже, забыла.

Я: Надо в скором времени встретиться.

Потом я пишу Лайле.

Я: Почему ты не на футболе?

Лайла никогда не пропускает футбольные матчи. Надо подтвердить свои опасения: Беатрис была организатором, а Лайла просто присоединилась. Свеженькие сплетни и новости она тоже никогда не пропускает. Она охотно узнаёт, что происходит в мире. Я убираю телефон в карман и все оставшееся время наблюдаю за игрой.

* * *

Через пару часов приходит ответ.

Лайла: Ты решила пойти на футбол, а не присоединиться к нам в спа?

Так я и думала. Лайла просто следует за Беатрис, не подозревая, что она даже не звала меня. Я печатаю ответ, а потом осознаю, что не знаю, что сказать. Она пишет первой.

Лайла: Я вижу три точки, значит, ты печатаешь, но ответа нет.

Я: ⚽

Надо понять, как спасти нашу дружбу. В голову приходит мысль: «Это я должна что-нибудь организовать. Зачем ждать, пока меня пригласит Беатрис? Я и сама могу разочек побыть организатором». От одной мысли о том, что придется что-то планировать, мне становится плохо, но если я справлюсь и вернусь в нашу компанию, оно будет того стоить.

Глава 3

Эленор крутит салфетку в руках. Она нервный сгусток энергии, что сидит по другую сторону стола и уже явно перепил кофе.

Я оглядываю интерьер новой кофейни, отмечая, какая она прелестная со своими маленькими бирюзовыми столиками из дерева и причудливыми рисунками. По-моему, дети владельцев ходят в начальную школу Спрингшира вместе с Майей.

– Спасибо, что согласилась встретиться, Фэллон, – говорит Эленор и тянет себя за мочку уха; я часто замечаю за ней эту нервную привычку.

– Конечно, без проблем. – Я вижу благодарность в ее глазах и осознаю, что она, наверное, уже давно не говорила ни с кем из подруг.

Я сдуваю пар с обжигающе горячего кофе и сдерживаюсь от вопроса, как у нее дела. Это не потому, что мне нет до нее дела. Есть. Просто мне кажется, я знаю, что она чувствует. Подавленность, стыд, огорчение – выбирайте что нравится.

Поэтому это она спрашивает, как у меня дела, и я отвечаю непременным «хорошо».

Я не могу излить ей душу и скулить, словно побитый щенок, о том, что подруги задели мои чувства, не позвав меня в спа. Нужно оставаться невозмутимой и собирать информацию.

– Я тут подумала… – говорит Эленор. – Тебе когда-нибудь кажется, что жизнь идет не так, как ты рассчитывала?

Я выпрямилась. Она попала в яблочко. Жизнь идет не так, как я рассчитывала. Я никогда не думала, что меня кинут собственные друзья. И тут я понимаю, что она говорит о собственной жизни, о том, как все перевернулось с ног на голову.

– Я здесь и готова тебя поддержать, – говорю я, встречаясь с взглядом ее ореховых глаз. Сегодня они скорее светло-карие, чем зеленые.

– Спасибо. – Стол дрожит, потому что она стучит по нему ногой. Она продолжает: – Ну, не буду тянуть резину…

Учитывая ее ситуацию, не лучший подбор слов. Я смотрю на витрину с выпечкой или, точнее, с нехваткой таковой: там грустно лежат овсяное печенье с изюмом и затвердевшие кексы, которые никто не ест.

– Как ты можешь догадаться, справляться со слухами все эти несколько недель было очень тяжело, – говорит Эленор и наклоняется вперед.

Я киваю. Догадаться могу, но не представить в точности.

– Я не хотела, чтобы так получилось. – Эленор заправляет прядку каштановых волос за ухо.

«Так»? Наверное, она имеет в виду, что не хотела спать с директором, но, может, она говорит про то, что не хотела попадаться остальным на сцене. Я не прошу ее уточнить.

– Я не чувствовала себя желанной. Сначала я думала, что это из-за того, что я старею. У меня морщины… Может, меня уже не хотят. Никогда не думала, что пройду через подобное.

В ее глазах блестят слезы. Я смотрю на морщины у ее век. У себя я их тоже замечаю, а еще увеличившийся живот, складки на шее и серые волоски на подбородке. Я по-прежнему не поощряю ее поведение, но теперь хотя бы понимаю, откуда это все идет.

Она продолжает:

– Но правда в том, что я узнала, что Джефф скачал себе приложение для знакомств. Вместо того, чтобы разобраться с ним, я упала в объятия Марка. – Она втягивает воздух сквозь зубы.

Я не сразу поняла, что она говорит о директоре, которого мы всегда зовем по фамилии: «мистер Локс». То, что Джефф зарегистрировался в приложении для знакомств, поразило меня. Я бы никогда не подумала, что он из изменщиков, он всегда казался очень сдержанным.

По ее щеке катится слеза, и я протягиваю ей салфетку, потому что свою она разодрала.

Мне хочется врезать Джеффу за то, что он не осознает своего счастья. Эленор – прекрасная женщина, которая в свое время сделала модельную карьеру. Да, конечно, она стареет, но я все равно вижу ее красоту – и внутреннюю, и внешнюю. Что ж, его мнение я изменить не могу.

Эленор шмыгает носом.

– Ты вряд ли меня поймешь. У тебя-то брак идеальный.

Я чуть не выплевываю кофе. «Идеальный» – это громко сказано. Если бы она знала про наш период в три года, когда мы постоянно ссорились, она бы так не говорила. Но это осталось позади. Не люблю ворошить прошлое.

– У всех бывают проблемы, – говорю я.

– Хуже всего – это последствия. Друзья меня избегают, счетов от юристов все больше и больше. Я не жалею, что изменила. Я жалею, что попалась.

Она опускает взгляд и ковыряет облупившуюся краску на столе. Я еложу на сиденье, пытаясь подобрать подходящие слова, чтобы утешить ее.

– Да, попадаться – это, конечно, обидно, – говорю я после короткого молчания. Если бы Майя зашла к нам, когда мы с Максом занимаемся сексом, меня бы мучали кошмары. Ситуация очень уж неудобная и травмирующая.

– Ты не знаешь всей правды. Дети меня не застали. Не знаю, кто пустил этот слух. Мы были за занавесом, и нас увидел основатель драматического кружка. На сцену еще никто не поднялся. К тому времени, как пришли дети, мы уже привели себя в порядок.

Я округляю глаза. С ней судятся, весь район ее ненавидит, потому что они думают, что их застали дети. Это же все меняет. Вот тебе и драматический кружок.

– Надеюсь, ты наняла хорошего адвоката.

Эленор кивает и еле слышно шепчет:

– Я его люблю.

Она вытирает глаза тыльной стороной ладони.

А вот и оно. Признание. Сначала я подумала, что она говорит о Джеффе, но она имеет в виду мистера Локса… Марка. Какая-то часть меня рада за нее, но другая часть хочет, чтобы сначала она разобралась с Джеффом. Не так все должно закончиться, но измены… Не знаю, смогла ли бы я простить такое.

Я снова осматриваю кофейню, надеясь, что никто не подслушивает. Нельзя, чтобы такой разговор кто-то слышал. И тут я вижу ее: Лору Гибсон, мать Мэйсона. Предположительно, у мальчика теперь травма, потому что он видел целующихся Эленор и мистера Локса в объятиях друг друга. Мне крупно не везет, но, по-моему, она нас не видит. Я пытаюсь поскорее спрятаться и случайно сбиваю свою кружку. Она падает на пол и разбивается на миллион осколков, кофе выплескивается на мои замшевые ботинки. Все в кофейне поворачиваются и впиваются в нас взглядами, Эленор вскакивает и спешит за салфетками. Тут подбегает Лора и встает прямо перед ней.

– Да как ты смеешь сюда приходить? Ты вообще знаешь, кто владеет этим местом?

Проснулась мама-медведица Лора, иначе объяснить этот гнев я не могу. Нельзя связываться с чужим ребенком.

Эленор отпрянула, раскрыв рот. Теперь я вспомнила, чья это кофейня. Еще одной мамы, которая судится с Эленор.

– А ты, Фэллон? – Она указывает на меня. – Я-то думала, тебе хватит достоинства не видеться с ней.

Я хватаю наши сумки, беру Эленор за руку и иду к двери. Я хочу высказать Лоре, что думаю, но прикусываю язык, чтобы не ухудшать и без того паршивую ситуацию.

На парковке Эленор надевает солнцезащитные очки и обнимает меня:

– Я не хотела ставить тебя в неловкое положение.

Это положение все равно лучше того, в которое ее поставил директор, но я не говорю этого вслух.

– Все нормально. Я тебе позвоню, – говорю я и сажусь в машину.

Я выезжаю, а в голове крутится наш разговор. Сердцу больно оттого, что Эленор исключили из компании из-за ее романа. Нас выгнали из кофейни, словно какой-то скот, и я так и не успела спросить, почему мамочки исключили и меня. Я задаюсь вопросом, знает ли она вообще что-нибудь об этом.

Я снова проверяю телефон. От Беатрис по-прежнему нет ответа.

Глава 4

Я помешиваю шоколад, стараясь не капнуть на свою горячо любимую книгу «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей». Я перечитываю ее в третий раз – судя по всему, мне не помешает освежить материал в памяти.

«Слушайте. Спрашивайте об их интересах. Делайте так, чтобы человек почувствовал себя значимым».

Я все размышляю, какое мероприятие организовать для подружек-мамочек. Нужно что-то уникальное и запоминающееся. Что-то, что мы не делали раньше. Мне вдруг приходит идея: элегантное чаепитие вроде тех, что устраивала моя бабушка. Прекрасный повод достать сервиз из тонкого фарфора. Я переборю свой страх и смогу что-нибудь организовать. Наверное.

Я заканчиваю с шоколадом и иду в подвал за сервизом. Включаю свет, в нос попадает облачко пыли, и я чихаю. Подвал – это сырая комната со всякими мерзкими ползающими существами, которых я стараюсь избегать. Надо быстро управиться.

Непомеченные пластиковые контейнеры неровными рядами выстроились у стен. Понятия не имею, в каком из них лежит сервиз, но надеюсь, смогу разобраться. Телефон вибрирует, я достаю его из кармана: это Эйвери звонит мне по «Фейстайму». Я отвечаю на входящий, и на весь экран высвечивается ее широкая улыбка. Со времен колледжа Эйвери совсем не изменилась: все такая же потрясающая, с выразительными карими глазами, как у олененка. Иногда мне кажется, что я смотрю прямо в ее душу, словно она – отражение моей. Мы очень похожи, в том числе и своей дерзостью. Правда, в Спрингшире мой острый язык затупился.

Эйвери хмурится.

– Ты где? Подружка, ты только не пугайся, но сзади тебя висит огромная паутина, – говорит она.

Я бросаюсь вперед и верещу, а Эйвери смеется.

– Смотрю на тебя и уже сама чешусь.

– Уф, ну спасибо, – говорю я.

– Я хотела обсудить мой предстоящий визит, но, похоже, ты там чем-то жутким занимаешься.

– Я у себя в подвале, ищу бабушкин фарфоровый сервиз.

– Особый случай?

– Решила устроить чаепитие.

Эйвери корчит рожицу.

– Что?

– «Чаепитие» звучит скучно и не похоже на тебя.

Соглашусь, на меня в колледже это не похоже. Когда мы занимались учебой поздними вечерами, к книжкам прилагался попкорн, Milk Duds[6], Mountain Dew[7] и перерывы, в которые мы орали I’m Every Woman Уитни Хьюстон. Эйвери знает меня лучше остальных и частенько выступает в качестве моей памяти. Я не все помню с колледжа, все-таки с первого года обучения прошло больше двадцати лет.

– Устраиваешь вечеринку, чтобы продвинуть бизнес?

– Не совсем. – Я не рассказываю ей, что хочу спасти дружбу с мамочками. Не уверена, что она поймет. – Хотела попробовать организовать что-нибудь веселое.

– Веселое? – Она вскидывает бровь. – Твоя жизнь так изменилась. Видимо, это из-за семьи и жизни в пригороде.

– Вроде того, – говорю я. Не могу представить, чтобы Эйвери устроила чаепитие для своих друзей-одиночек.

– У тебя на лице написаны все твои переживания. Не забывай: если что-то пойдет не по плану, ничего страшного в этом нет.

Она права. У меня есть причины не устраивать вечеринки, но я хватаюсь за любую соломинку, пытаясь спасти нашу дружбу.

Я осматриваю Эйвери и говорю:

– Ты как-то по-новому уложила волосы? Мне нравится.

– Подруга, я только что проснулась.

Я смотрю на часы.

– Так уже полдень по твоему времени.

Эйвери, как обычно, выглядит сногсшибательно, даже только что встав с кровати. Высокие скулы, кожа сияет. Эйвери живет в Атланте, и мы, к сожалению, видимся в лучшем случае раз в год.

– Я позвонила на работу и взяла выходной «для себя».

Логично. У Эйвери ответственная работа в информационной безопасности – она держит хакеров на расстоянии.

– У тебя все хорошо?

– Да, ничего такого, что не исправит сон. Кстати, о волосах: первыми к тебе направляются мои средства для волос.

– Хорошо, буду знать.

Эйвери всегда по-особенному ухаживала за волосами. Даже в колледже она тратила все свои заработанные в пекарне деньги на салонные средства и говорила, что они сохраняют ее естественные кудряшки. Мне всегда они нравились: мои безжизненные колтуны грязного блонда, которые я обычно собирала в пучок, и рядом не стояли.

– Я так жду нашей встречи! – говорит Эйвери. – Привезу мамин рецепт джамбалайи прямиком из Нового Орлеана. Встряхнем твой мир.

Она этого не знает, но он уже вертится волчком.

– Звучит здорово.

– Кстати, как там Майя Джамбалайя?

Майя обожает тетушку Эйвери по многим причинам, и одна из них – ее приятный характер, не говоря уж о том, что та без ума от Майи.

– У нее все отлично. Ждет не дождется тебя! – с энтузиазмом говорю я.

– Принесу огромную упаковку мармеладных мишек для нее одной. Ладно, возвращайся к своим делам, я пойду отмокать в ванне с пеной. Осторожней, у тебя там паук.

Я сбрасываю звонок, беру сверху средних размеров контейнер и заглядываю внутрь. Там лежит выпускной альбом. Не хочу смотреть на свои старые фотографии. В голове всплывают брекеты и сальные волосы. То были не лучшие четыре года как по воспоминаниям, так и по моему внешнему виду. Я старательно подавляю почти все мысли о старших классах, особенно о девчонках-задирах. Я достаю спортивный бомбер и старые учебники, складываю их в стопку. Их уже давно пора выкинуть.

Становится ясно, что сервиз не в этом контейнере, но я все равно просматриваю содержимое. Мне интересно, что еще я найду. Любовные письма из прошлого? Это вряд ли. Был у меня однажды парень-ботан в десятом классе, но мы едва ли держались за руки, не говоря уж о пылких письмах друг другу.

Я провожу рукой по изорванной, потрепанной тетради. Наверное, это в ней я скрупулезно вела заметки по химии, на которую еле-еле наскребла достаточно баллов. Я открываю тетрадь. Нет, не по химии. Это дневник, и, судя по дате у первой записи, даже не со времен старшей школы. Как он сюда попал? Я читаю первую страницу.

15 мая, 2002

Когда я стану миссис, у меня будет четыре воспитанных, красивых ребенка (две девочки и два мальчика), которые во всем будут слушаться меня. Они будут добрыми, умными, с IQ как у гениев, и будут всем помогать. Мой дом всегда будет убран и чист. С пола можно будет есть. Все игрушки будут лежать на местах. Дом у нас будет очаровательный. Макс будет обожать меня и приносить цветы раз в неделю. Я буду в своей лучшей форме, потому что у меня будет время и энергия заниматься спортом и готовить полезную пищу.

Я буду планировать наше питание и походы за продуктами. Я буду брать выходные на работе, чтобы помогать в школе своих детей, но еще у меня будет время, чтобы два раза в неделю видеться с друзьями за кофе и бранчем.

Когда дети будут возвращаться из школы, я буду готовить им перекус. Потом они займутся чем-нибудь на свой выбор. Макс вернется с работы и будет играть с детьми, пока я готовлю ужин. Каждый вечер мы, как семья, будем вместе есть полезный ужин и делиться, за что мы благодарны этому дню. Все помогут мне убраться. К восьми вечера домашнее задание будет сделано, а свет – погашен. По выходным у нас будут долгие поездки и волшебные приключения.