Надеюсь, ты это прочтешь

– Лови!

Оборачиваюсь и вижу, как в меня летит что-то синее. Инстинктивно выставляю руки и хватаю баскетбольный мяч: еще секунда – и он расквасил бы мне нос.

– Можно было и предупредить, – ворчу я.

Ко мне подходит Макс.

– Я же сказал: лови. – Он берет мяч и начинает крутить его на пальце. Его жесткие черные волосы так блестят, что сначала мне кажется, будто они мокрые, однако, присмотревшись, вижу перебор геля для укладки.

– Ты разве не должен быть в колледже? – спрашиваю я. Макс никогда не проявлял особого интереса к пекарне, а с тех пор, как перебрался в общежитие, стал заходить совсем редко. А если приходит, объясняет это тем, что ему лень готовить. – Даже у спортсменов должны быть занятия.

Он пожимает плечами:

– Я прогулял. Лекции скучные.

– Нельзя просто взять и… нельзя прогуливать лекции!

«Особенно когда плата за колледж почти равна годовой прибыли пекарни», – добавляю мысленно, но вслух не говорю. Мой брат живет счастливой и простой жизнью, состоящей всего из четырех вещей: завтрака, обеда, ужина и баскетбола. Мне очень хочется, чтобы он и дальше мог жить такой жизнью, и я поклялась, что так и будет несмотря на то, что папа от нас ушел.

– Почему нельзя? Можно, – отвечает он и улыбается как ни в чем не бывало. – Все прогуливают, Сэйди. Хватит нам в семье одной отличницы.

Я еле сдерживаюсь, чтобы не поморщиться, желудок сводит. Здесь, в теплой пекарне, катастрофа с черновиками кажется далекой и нереальной. Сглатываю комок, но ощущение такое, будто пытаешься проглотить твердую таблетку без воды.

– А где мама? – спрашиваю я, меняя тему. Каким-то чудом голос не дрожит.

– На кухне.

Захожу на кухню, а Макс вприпрыжку идет за мной, напевая песенку из видеоигры. Мама стоит у мусорных баков, прислонившись к стене и опершись о метлу, будто ей сложно держаться на ногах. В ярком свете флуоресцентных ламп она кажется совсем бледной, под глазами залегли темные круги. Мое сердце сжимается. Она выглядит усталой, но это не новость: она всегда так выглядит.

– Давай я подмету, – говорю я и стараюсь, чтобы голос звучал как можно более жизнерадостно.

Она моргает. Качает головой.

– Нет, не надо. Я справлюсь. Ты делай уроки.

– Нам почти ничего не задали, – вру я и мысленно перебираю все, что надо сделать до завтра, все задания и работы, которые нужно написать.

Мама колеблется, крепче сжимая метлу тонкими руками.

– Давай, – решительно говорю я и отнимаю у нее метлу. – Я все сделаю.

Но Макс меня отталкивает.

– Погоди. Разве ты не обещала помочь мне потренировать передачи?

Он прав. Обещала.

– Могу убираться и одновременно помогать, – отвечаю я. – Только не разбей тут ничего.

– А у тебя точно получится? – хмурится мама. Ни у кого из нас даже мысли не возникает попросить Макса помочь с уборкой. В прошлый раз он вызвался помочь и в итоге опрокинул все мусорные баки, а потом несколько часов собирал с пола яичную скорлупу. – Ты разве не хочешь сначала отдохнуть и…

– Мам, да все в порядке, честно. – Я так непринужденно смеюсь, что почти сама себе верю, и тихонько подталкиваю ее к двери. У нее прощупываются позвонки. Одни кости и мышцы, никакой жировой прослойки – вот что бывает, если работать целыми днями.

Стоит ей выйти, как я на автопилоте начинаю подметать. Половина мозолей на моих ладонях и пальцах от ручки, другая половина – от метлы.

Рядом Макс постукивает мячом.

– Готова? – спрашивает он.

Беру метлу в правую руку.

– Да. Давай.

Мяч летит через кухню и падает мне в ладонь. Подкидываю его несколько раз и бросаю Максу; тот ловит его без всякого труда.

– Черт, неплохо, – говорит он. – Совсем неплохо! Тебе бы тоже записаться на баскетбол.

Я закатываю глаза.

– Не льсти мне.

Мяч снова летит ко мне.

– Нет, серьезно, – отвечает он и замолкает. – Тебе надо подкачаться…

В этот раз целюсь мячом ему в лицо.

– Я сильнее тебя.

– Нет, я сильнее, это же очевидно, – возражает он. – Помнишь, даже папа говорил…

Тут мы оба замолкаем. Мяч падает на пол и катится к стеллажу, а мы старательно делаем вид, что ничего не случилось. Что никакого папы не существует. Но это невозможно: все равно что пытаться вытереть пол на месте преступления бумажными салфетками. Гораздо легче помнить, как все было раньше, вспоминать давно минувшие солнечные вечера, когда папа с Максом гонялись друг за другом в нашем маленьком дворике и играли в баскетбол перед ужином…

Нет. Хватит. Останавливаю себя, не даю ностальгии разыграться. Не стану по нему скучать. И хотеть, чтобы он вернулся, тоже не буду.

– Тебе нужно больше тренировок, – тихо отвечаю я.

Макс бежит за мячом, и мы снова начинаем его перебрасывать, но теперь мы начеку и стараемся не упоминать об отце. И все же эта тема не дает мне покоя. В который раз в голову лезет мысль: не винит ли Макс меня в случившемся? Не в этом ли причина слабого, но всегда заметного напряжения между нами? Не потому ли он приезжает домой не чаще, чем раз в пару недель, не потому ли половина наших разговоров сходит на неловкое молчание?

Мы заканчиваем, когда солнце уже село. Всю непроданную выпечку оставляю в контейнере для соседей. Их несколько: семейство Донов – оба работают в две смены, потому что у них пятеро детей; старая бабушка, она знает по-английски лишь пару фраз и живет одна с тех пор, как несколько лет назад умер ее муж; а еще разведенная женщина из Хэнани, она угощает нас лимонами с дерева в своем саду. Добавляю к пирожным несколько кусочков нарезанной клубники, и мы закрываем пекарню.

Мы втроем втискиваемся в вечерний автобус. У меня на коленях контейнер с выпечкой, под мышкой рюкзак, а Макс несет свой баскетбольный мяч. В автобусе пахнет пластиком и духами, а за мной сидит ребенок и пинает мое сиденье.

Бум.

Бум. Бум.

Внутри скапливается раздражение.

«Не обращай внимания, – приказываю я себе. – Не стоит поднимать шум из-за такой ерунды. Все равно скоро выходить». Смотрю на проносящийся за окном пейзаж. Вместо фонарей по обе стороны дороги вырастают старые дубы; серость сменяется зеленью, промежутки между домами становятся шире и шире, и наконец мы въезжаем в пригород…

Бум. Бум. Бум.

Делаю глубокий вдох. Сжимаю кулаки, а потом пытаюсь расслабить пальцы один за другим. Но кулаки не разжимаются, и, поскольку мне нечем больше заняться, в голову лезет все то, о чем я весь вечер пыталась не думать. Вот Джулиус приветствует тетушек с притворной обходительностью и фальшивой улыбочкой. Джорджина заявляет, что не готова к групповому проекту. Джулиус сидит за партой и смеется со своей соседкой. Рози подходит ко мне, прищурив глаза, с обвиняющим видом. Джулиус нависает надо мной в саду и резким, скрежещущим голосом произносит: «Мне кажется, ты на мне помешалась, Сэйди Вэнь». Он криво ухмыляется, а его холодный взгляд режет, как стекло.

Бум. Бум.

– Может, хватит? – не выдерживаю я и оборачиваюсь.

Ребенок замирает. Моя мама тоже; кажется, она потрясена.

Я и сама в шоке. Слова как будто не мои. Не верится, что я их произнесла. Как будто все фильтры, прежде стоявшие между моими мыслями и словами, вдруг исчезли, и теперь я говорю только то, что думаю на самом деле.

И тут, к моему ужасу, ребенок начинает громко плакать.

О боже.

О боже, из-за меня только что заплакал крошечный малыш! Да что со мной сегодня не так?

– П-простите, – бормочу я и чувствую, как краснеет шея.

Пассажиры таращатся в мою сторону – наверное, считают меня настоящим чудовищем. Когда автобус наконец притормаживает на нашей улице, чувствую огромное облегчение. Хватаю контейнер с выпечкой и на всех парах выбегаю. Автоматические двери закрываются. Ребенок все еще орет.

В наступившей тишине Макс тихо присвистывает.

– Я уж решил, что ты вмажешь этому пацану. Честно говоря, ты меня напугала.

Мама внимательно на меня смотрит:

– Сэйди, все хорошо?

Я проглатываю комок в горле. Бодро отвечаю:

– Да, конечно. Простите. Этот ребенок… он меня просто достал. И я не собиралась ему вмазывать. – Я бросаю на Макса многозначительный взгляд.

Мама продолжает пристально меня изучать, затем хмыкает. Жду, что она будет ругаться.

– Знаю, нельзя в таком признаваться, я же взрослая, но мне тоже хотелось как следует прикрикнуть на того мальчишку. Пойдем. – Она берет контейнер у меня из рук и поворачивается к дому. Нефритово-зеленую крышу и гирлянду с огоньками на крыльце видно даже в темноте. – Прими душ и ложись спать пораньше. Завтра в школу.

Завтра в школу.

Мысль об этом как удар молотком в живот. Не знаю, как я это вынесу.

Глава шестая

В главном зале никогда не происходит ничего хорошего.

Там проходят выпускные экзамены; там же нас заставляют сидеть и слушать невыносимые лекции о «наших меняющихся телах». Еще Рэй однажды бросил за кафедру банановую кожуру, и ее нашли крысы.

Поэтому, когда после обеда нас вызывают в зал, у меня тут же возникает дурное предчувствие.

– В чем дело? – спрашиваю я Эбигейл.

Мы садимся на задний ряд. Интерьер зала словно специально создан, чтобы вгонять в депрессию: серые стены без окон, неудобные пластиковые стулья. После случая с крысами прошел уже год, а в зале все еще пахнет гнилыми бананами. Не запах, а злодей из фильмов про супергероев: сложно найти и почти невозможно убить.

– Я надеялась, ты знаешь, – говорит Эбигейл и хрустит тостом с кокосовой пастой. Сегодня записочка на ее ланч-боксе гласит: «Сияй!» – Разве школьным старостам не сообщают о таких собраниях заранее?

– Не в этот раз, – бормочу я и оглядываю зал в поисках подсказок. Рядом с проектором стоит ноутбук, а на деревянном полу – термос. Значит, нас ждет какая-то презентация. Мой взгляд скользит по рядам и автоматически останавливается на Джулиусе. Он сидит во втором ряду и в тот самый момент, когда я смотрю на него, поднимает голову и гневно смотрит на меня.

Меня словно током ударяет, таким ядом пропитан его взгляд. Я-то надеялась, что он успокоился после вчерашнего, но, кажется, стало только хуже.

И сердится не только он. Весть о разосланных черновиках дошла до всех в нашем классе. Я сажусь, а девчонка рядом хмурится и отодвигает стул, будто это от меня пахнет гнилыми бананами.

У меня крутит живот.

Стук каблуков отвлекает меня от этих терзаний. В зал заходит серьезного вида дама примерно одного возраста с моей мамой. Светлые волосы стянуты в такой тугой пучок, что мне жаль ее бедную голову. На лацкане твидового пиджака – бейджик посетителя. Под нечеткой фотографией значится имя – Саманта Говард. Она молчит, но смотрит на нас так, будто мы всей толпой напали на ее питомца. Нажимает кнопку. Проектор включается, и на гигантском белом экране за ее спиной появляется презентация.

Мне достаточно лишь взглянуть на его название – «Школьники в цифровую эпоху: онлайн-этикет и кибербезопасность», – как сердце ухает и ужас снова захлестывает меня с головой.

– Администрация вашей школы вызвала меня ввиду… недавних событий, – начинает Саманта Говард, подтверждая мои худшие опасения. – Меня попросили напомнить вам, как правильно себя вести, когда вы общаетесь онлайн.

Тридцать пар глаз устремляются на меня.

«Я это сделала, – думаю я. – Открыла портал в ад, вот он, прямо здесь».

– Вам, наверное, кажется, что, поскольку вы юное поколение и выросли среди планшетов, ноутбуков, айпадов и прочих гаджетов, мои советы вам ни к чему. Вы и без меня все знаете. Но ЭТО НЕ ТАК, – добавляет она так громко, что кое-кто даже подпрыгивает. – Прежде чем перейти к делу, проведем опрос: поднимите руки те, у кого есть аккаунт в соцсетях?

После секундного колебания все поднимают руки.

– Какая жалость, – тяжко вздыхает Саманта Говард. – Я не удивлена, но очень разочарована. А теперь скажите – многие ли регулярно постят в соцсетях? Публикуют видео, фотографии и так далее.

Кое-кто опускает руки, но большинство так и остаются поднятыми.

– И это ваша первая ошибка, – говорит Саманта. – Все, что вы публикуете, останется в интернете навсегда! Все ваши комментарии, реакции, все эти селфи. – Последнее слово она произносит таким тоном, будто это имя человека, который однажды подсыпал яд в ее утренний чай. – После сегодняшней лекции очень надеюсь, что все вы вернетесь домой и скроете свои аккаунты. А в идеале – удалите их. Пусть весь ваш контент остается при вас… – Она не договаривает и смотрит на Эбигейл. – Да? Хочешь что-то сказать?

Эбигейл встает. Выражение ее лица почти такое же мрачное и серьезное, как у Саманты, платиновые волосы рассыпались по плечам.

– Да, один вопрос, – отвечает она и откашливается. – А что, если очень хочется поделиться чем-то с окружающими?

В зале слышатся смешки.

Саманта хмурится:

– Это не шутки. Речь о безопасности…

– Вы, кажется, не понимаете, – спокойно отвечает Эбигейл. – Бывают такие моменты, когда просто нельзя не поделиться. Вот вы, например, неужели с вами не бывало, что вы нарисовали себе настолько красивые стрелки, что вам просто необходимо поделиться этим с миром и сохранить эти стрелки навек, чтобы их запомнили навсегда? Вам не кажется, что это преступление – не показать всему миру новое черное платье, которое так стройнит? – Она садится на место, смотрит на меня и улыбается.

Я знаю, что должна с неодобрением отнестись к ее словам, но мне приходится закусить губу, чтобы не рассмеяться. Я понимаю, зачем она так делает. Эбигейл никогда не боялась нарушать порядок, но делает это особенно охотно, когда чувствует, что я не в духе. Таким образом ей одновременно удается и встревожить меня, и поднять настроение.

– Уверяю вас, юная леди, вы не хотите, чтобы вас запомнили за стрелки, – отвечает Саманта, ноздри ее раздуваются. – Именно это я и пытаюсь вам втолковать! Я понимаю, ваша префронтальная кора еще не полностью сформирована, но нужно учиться противостоять импульсам. Ваш цифровой след может повлиять на школьную характеристику, поступление в колледж, на будущую работу! Рассмотрим примеры того, чего нужно избегать.

Она переходит к следующему слайду – образцу электронного письма.

Дорогой Брэйди!

Ты отстойный человек, физиономия у тебя тоже отстойная, и вообще отстойно, что ты существуешь. Ты мне совсем не нравишься. Надеюсь, тебя переедет поезд.

Все поворачиваются ко мне.

Опускаю голову, краснея от унижения. Хотя письмо писала не я, очевидно, кто стал примером. Также очевидно, что это сделано нарочно.

– Кто-нибудь скажет, что не так с этим письмом? – спрашивает Саманта. Все молчат, и я, наивная дурочка, уже начинаю думать, что мне повезло и Саманта сейчас продолжит свою замечательную лекцию о том, как публикация селфи приводит к убийствам. Но она оглядывает зал и спрашивает: – Важно ваше участие. Если стесняетесь, я вызову кого-нибудь сама. Как насчет…

«Только не Джулиус, только не Джулиус, – мысленно умоляю я и впиваюсь ногтями в юбку. – Кто угодно, только не Джулиус…»

– Вот ты, – говорит Саманта и указывает на Джулиуса.

Теперь мне хочется, чтобы поезд переехал меня.

– Я? – повторяет Джулиус, а все вокруг начинают яростно шептаться.

Он встает с места: спина прямая, руки в карманах. Вижу его профиль, а не хотелось бы. Впервые он не выглядит самодовольным, отвечая на вопрос.

– Да. Что не так с этим примером? – повторяет Саманта. – Должны ли люди рассылать такие письма, как бы они себя ни чувствовали?

Джулиус косится на меня. Взгляд быстрый, как молния, и холодный, как лед.

– Во-первых, зачем вообще писать такие письма? Это же детский сад. Это письмо свидетельствует о проблемах с гневом и низкой самооценке автора.

– А если все, что написано в письме – правда? И получатель заслужил, чтобы ему об этом сказали?

Я сама не заметила, как встала и заговорила. Все оборачиваются и смотрят на меня; всеобщее внимание давит, и я снова ощущаю удар под дых. Но мой взгляд прикован к одному человеку. К Джулиусу. Тот стоит, стиснув челюсть и сверкая черными глазами.

– То есть, хочешь сказать, во всем виноват получатель? – с усмешкой произносит он. – Вот это да. Ну конечно.

«Так, хватит болтать, – приказывает мне рациональная часть. – Немедленно заткнись и сядь!»

Но, кажется, у меня нарушилась связь между мозгом и ртом.

– Я хочу сказать, что если бы получатель письма не выбесил отправителя до такой степени и не пытал бы его годами…

– Может, кто-то просто слишком чувствительный?

– Это нормальная человеческая реакция. Испытывать эмоции. Понимаю, ты мог о них и не знать…

– Простите, – напряженно вмешивается Саманта с кафедры, – смысл упражнения не в этом.

Тут мы оба делаем то, что никогда бы не осмелились прежде, – игнорируем ее. Прежде мы не поступали так даже с учителем рисования.

– Ты, кажется, не слишком заботилась о реакции окружающих, когда писала эти письма, – повышая голос, произносит Джулиус.

– Так я и не собиралась их отправлять! – огрызаюсь я. В зале гробовая тишина, все смотрят на нас и внимательно слушают. Кто-то, кажется, даже снимает на телефон. Но для меня не существует ничего, кроме гнева, от которого закипает кровь, и жажды уничтожить этого придурка, который стоит напротив. – Я просто выпускала пар…

– А ты не слышала о такой штуке, как дневник, Сэйди? Рекомендую приобрести.

– Ой, только не начинай. Не хватало еще в дневнике о тебе писать…

Он склоняет набок голову. Улыбки на губах нет, но глаза смеются.

– Так и знал, ты думаешь обо мне постоянно.

– О том, чтобы тебя прикончить, – да, – поправляю я и скрежещу зубами. Я бы прямо сейчас это сделала.

– Вот видите? – Джулиус показывает на меня пальцем, будто это он читает лекцию. – Вот что я имею в виду, когда говорю о проблемах с гневом.

– Что источник проблем – ты? В таком случае ты прав…

– А ну тихо! – вопит Саманта.

Закрываю рот и отворачиваюсь от Джулиуса.

Возможно, все дело в ярких лампах в зале, которые никого не украшают, но лицо Саманты приобрело отвратительный оттенок серого. Вены на ее лбу набухли так сильно, что их можно использовать как наглядное пособие для первого курса мединститута.

– Никогда, – шипит она, – за все годы, что я выступаю в школах, я не встречала настолько грубых и недисциплинированных учеников! Ваше поведение абсолютно неприемлемо! – Она тычет пальцем на наши значки. – И вы еще называетесь старостами? Такой пример вы подаете другим ребятам?

До этого мне казалось, что я ужасно унижена и хуже быть не может, теперь я понимаю, что это были цветочки. Щеки и шея горят и начинают чесаться.

– Мне говорили, что Вудвейл – одна из лучших школ штата! Что туда берут только избранных. Что это престижная школа. – Она выдергивает шнур из ноутбука. – Но это… я невероятно разочарована! – Она поднимает термос. – Боюсь, так продолжаться не может. – Как актриса в трагической пьесе, она прижимает к груди ладонь. – Лекция окончена.

С этими словами она выходит, и несколько мгновений в зале не раздается ни звука.

А потом Джорджина с надеждой спрашивает:

– То есть можно идти на перемену?

Не успеваем мы порадоваться, как дверь снова распахивается и Саманта возвращается. Ее лицо уже не серое, а пунцовое.

– Так, я забыла, что, если не останусь до конца, мне не заплатят. – Она шмыгает носом, снова включает ноутбук и открывает следующий слайд, будто ничего не случилось. – Итак, на чем мы остановились? Ах да, цифровой след…

Глава седьмая

Два года назад итоговым зачетом по английскому были дебаты в классе.

Джулиус был в команде «за», а я в команде «против». Мы с самого начала оказались по разные стороны баррикад. Несколько недель я готовилась, читала научные статьи и изучала все материалы по нашей теме – легализация клонирования людей. В день дебатов я рвалась в бой. Я была готова. Мне казалось, что бо́льшую часть времени я только притворялась умной, как актер, играющий нейрохирурга. Главным было убедить окружающих, что я действительно что-то понимаю.

Но когда я встала и начала излагать аргументы, я сама в это поверила. Мозг включился и затарахтел быстро и складно, как смазанный механизм. Руки, державшие карточки с тезисами, совсем не дрожали. Карточки и не были нужны. Я так хорошо знала логику Джулиуса, что могла предсказать все его аргументы и контраргументы, подмечала пробелы в его доводах и указывала на все несоответствия в доказательствах. Помню, как все затихли, когда я говорила четко и спокойно, неотрывно глядя на Джулиуса. Ничто не могло сбить меня с толку. Когда я закончила, на миг повисла потрясенная тишина, а потом кто-то с искренним восхищением шепнул «вау». Раздались аплодисменты; они яростно нарастали, к ним добавились восторженные возгласы. Никогда в жизни я не ощущала такого удовлетворения.

В итоге я не только выиграла дебаты, но и получила звание лучшего оратора. Когда огласили результаты, Джулиус злобно зыркнул на меня, стиснув челюсти. Его глаза пылали такой ненавистью, что я опешила. Я всегда была уверена, что ненавижу его сильнее, чем он меня, но в тот момент, честное слово, усомнилась.

Когда сегодня утром я натыкаюсь на него у кабинета математики, на его лице то же выражение.

Вот точно такое же.

Собираюсь зайти, а он выходит. Я врезаюсь лицом ему в плечо.

Отскочив и потирая нос, жду, что он пошутит о моей неуклюжести, потребует извинений или снова начнет высмеивать меня из-за писем, но он лишь смотрит на меня этим ужасным пронизывающим взглядом и говорит:

– Нас вызывают к директору.

Мое сердце перестает биться.

– Что? – выпаливаю я и сначала надеюсь, что это злая шутка, что он издевается и мстит мне таким извращенным образом. Наверняка он знает, что больше всего на свете я боюсь вызова к директору.

Но он проходит мимо и шагает по коридору в сторону директорского кабинета. Сердце снова начинает биться и колотится теперь вдвое быстрее.

– Погоди! – кричу я и бегу за ним. Он немного замедляет шаг, но не оборачивается. – Ты серьезно? Прямо сейчас вызывают?

– Нет, Сэйди, через двадцать три года, – его голос полон такого едкого сарказма, что обжигает, как кислота. – Я говорю тебе об этом сейчас, чтобы ты успела подготовиться.

Из-за паники не могу придумать ничего остроумного в ответ.

– Но… он не сказал, зачем нас вызывает?

– Смотрю, ты сегодня схватываешь на лету. Сама как думаешь? Что такого случилось за последние сорок восемь часов, что сам директор хочет лично встретиться с нами?

Тут до меня доходит. Письма. Разумеется, дело в них. Истерично хихикаю. Меня уже вызывали к директору, и тоже вместе с Джулиусом, но совсем по другой причине: мы побили рекорд и получили самый высокий средний балл за всю историю школы. «Поразительное достижение», – сказал тогда директор. Я бы даже порадовалась, вот только наши показатели были одинаковыми вплоть до сотой, поэтому радоваться было нечему. Я тогда вышла из кабинета и пообещала себе, что сделаю все, чтобы мой средний балл стал выше, чем у Джулиуса.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Notes

1

Фуэрдай (кит.) – «богатое второе поколение». Так называют детей нуворишей в Китае. Здесь и далее прим. пер.

2

Санье – популярный китайский курорт на тропическом острове Хайнань.

3

Эпоха военачальников – период в истории Китая с 1916 по 1928 год, когда власть в стране была поделена между военными правителями.

4

Сохраняй спокойствие и Шекспирь (англ.).

5

Моти – пирожные из рисовой муки.