Личный демон для Мин Джихо

– Не, рога чуть витиеватые, – встрял я. – Ага, такие, а еще плечи… хз, будто оно горбится и в плаще. – Я повернулся к монстру, а он, на мое удивление, тоже с интересом смотрел на рисунок. – И волосатый.

Закончив, мы втроем любовались творением Хаюн. Выглядело правдоподобно.

– А теперь. – Она отвернулась от меня и принялась рыскать глазами в пустоте, очевидно, обращаясь к монстру. – Господин, возьмите, пожалуйста, этот листок и рассмотрите его.

Чудище ее поняло. Кивнуло и взяло рисунок в свои лапища, поднося поближе к глазам, точно хотело разглядеть каждую деталь. Для меня ничего не изменилось: я все еще видел и монстра, и несчастный листок, а вот Хаюн издала радостный возглас, и даже Дауль на мгновение отлипла от болтовни.

– Он пропал! – Она помахала рукой примерно в том месте, где был монстр. – Офигеть… а теперь возьмите чашку. – Хаюн протянула ему свой кофе. Немного подумав, он послушно взял чашку. – Очуметь… а теперь верните, пожалуйста.

Отхлебнув, она не могла устоять на одном месте.

– Ты пытался с ним говорить?

– Нет?.. – Я растерялся. – Думал, как бы не сдохнуть от страха, знаешь ли.

– Господин, скажите, вы – монстр?

Я повернулся к нему, но чудище отрицательно покачало головой. Что ж, да, это явно прогресс. Я рассказал о его действиях Хаюн.

– Вы умеете говорить?

Снова нет.

– Вы мужчина?

Положительный ответ.

– Вы злой?

Нет.

– Вы пришли с какой-то целью?

Да.

– Вы можете ее описать?

Нет.

– Эта цель связана с ним? – Она ткнула в меня пальцем.

На мгновение он задумался и пожал плечами.

– Не знает, – выдохнул я. – Странно.

– У вас есть имя?

Да.

– Вы можете его назвать, если мы придумаем способ?

В ответ равнодушное молчание.

Недовольно буркнув, я открыл на телефоне хангыль[7] и сунул ему под нос.

– Покажи, из чего состоит твое имя.

К моему удивлению, он действительно указал на буквы. Загвоздка заключалась в том, что вместо имени я получил «не сейчас», чем был несколько раздосадован. Хотя нет, не только раздосадован, но еще и зол. Что за фигня вообще?!

– Ты же не будешь против, если я назову тебя сам?

Он не выразил возражений, а потому я решил хотя бы немножко отыграться. Имел, в конце концов, право, так ведь?

– Отныне ты – Сом И.

– Он что, собака? – Хаюн громко рассмеялась. – Типа, блин, не могу, это забавно.

– Нечего было меня пугать до усрачки. – Я причмокнул, делая глоток полуостывшего кофе.

Спросили why, скажи because. Сказали drink, скажи of course

Наши смены с Хаюн практически всегда совпадали, а по выходным мы периодически собирались вместе, чтобы повеселиться (или поныть друг другу и подепрессовать, смотря какое настроение). Многих это ужасало, ведь мы слишком часто тусовались вдвоем. Они считали, что мы ото всех скрываем наш роман, и тот факт, что у Хаюн был официальный парень, – никого не смущал.

Жили мы недалеко друг от друга. Район не самый благополучный, но кого это вообще волнует? Мы привыкли.

Нашим любимым заведением был небольшой ресторанчик. Хотя ресторанчик, конечно, громко сказано, скорее крошечная забегаловка с тентом на улице, стремными пластмассовыми стульями, с дешевой едой и выпивкой.

Сегодня у меня настроение нажраться. Во всех смыслах.

Мы с Сом И уже пришли, заняв столик около цветочных клумб, которые немного заросли. Хозяину некогда за ними ухаживать после того, как его жена скончалась. Бизнес полностью свалился на его плечи, и копаться в грядках попросту не осталось времени. Но всем было на это глубоко плевать. Сюда приходили не за эстетикой и приятным видом: рядом тесная дорога, стены ближайших домов давным-давно пропитались мочой прохожих, а если вглядеться в ночную темень, то можно заметить очертания мусорки и кучу сваленных друг на друга пакетов с отходами.

Уютное местечко, ничего не скажешь.

В глазах противно щипало, но не из-за слез, а от сухости. Я принялся их неистово растирать, выдергивая ресницы и натягивая кожу лица. Усталость давила на плечи, молчаливый Сом И – на разум и мысли. Я понимал, что моя жизнь катится в чертову яму, а как из нее выбраться, я не знал.

Рутина сводила с ума. Алкоголь и сигареты не спасали.

– Заждались? – Хаюн плюхнулась напротив меня. – Приветики.

Отцовская кожаная куртка казалась слишком большой для ее хрупких плеч. Она кинула телефон и ключи от квартиры на стол, потянулась, будто совсем недавно спала, и хрустнула шеей.

– Не поверишь, кого я встретила! – Хаюн заговорщически наклонилась поближе к столу. Передние пряди ее волос упали на ключи, закрывая акриловый брелок с аниме-персонажем. – Рыжую бестию!

Так мы называли девочку, которая работала с нами когда-то и входила в близкий круг наших друзей. Пак Юна, или же теперь – рыжая бестия. Во время пандемии (да и не только из-за нее) ее уволили. Она клянчила у всех деньги в долг на закрытие кредитов, а потом решила ничего и никому не возвращать. Так закончилась наша дружба, а мои сто тысяч вон исчезли, не оставив ни следа. Ну или она купила на них себе батл пасс[8] в игре, в которую сейчас все поголовно играли – я в том числе.

Вот и помогай после такого.

– И что она? – Я закусил ноготь большого пальца.

– Она же сейчас работает в музыкальном магазине, а Гисоку надо там было какую-то фигню купить. – Хаюн облизала губы, и на ее лице появилась ухмылка. – Короче, она как меня увидела, то сразу ушла из-за кассы, куда-то исчезла, а все продавцы смотрели на нас так, будто я коллектор или серийный убийца. Вот дура, что она им там наговорила, интересно?

– Очевидно, что ты злой коллектор, а Гисок – неуправляемый карлик, который выбьет из нее всю дурь. – Я пожал плечами, хотя ситуация и впрямь смешная. Мы не общались уже три года, и она старше нас на несколько лет. – Боже, ей же почти тридцатка, а ведет себя, как будто ей тринадцать. – Я покачал головой. – Сты-ы-ыд.

В животе заурчало. Будь у меня мои потерянные воны, я бы страдал чуть меньше, но и без этого в кошельке было чем расплатиться за еду. Уточнив, что хочет Хаюн, я направился к хозяину и заказал нам по порции ттокпокки[9], кимчи[10] и сразу взял несколько бутылочек соджу[11] и пива.

Хотел бы я, чтобы Сом И помог донести все до стола, да только вряд ли кому-то понравится, что блюда и выпивка исчезают прямо в воздухе, а затем появляются из ниоткуда. Пришлось тащить все самому.

Соджу и пиво смешали в пластмассовых стаканчиках, и перед тем, как начать есть, мы чокнулись, а потом осушили все это месиво одним глотком. Я поморщился, Хаюн – тоже, а затем с довольным видом оба схватились за палочки и принялись заталкивать еду в рот.

Приметил, что Хаюн обновила маникюр. Теперь ее ногти напоминали клубнику с этим красно-розовым полупрозрачным оттенком, поверх которого были налеплены выпуклые вишенки и сердечки.

– Клевые. – Я кивнул на ее пальцы. – Мне нравится.

– О, ты заметил! – Она сразу же воодушевилась и сунула руки мне чуть ли не в лицо. – Угробила три часа после смены, но зато результат – пушка. А Йонг вообще будто не заметил их, обидно ужасно.

– Он мудак. – Я разлил нам еще по порции сомэка[12]. – Я всегда это говорил и буду говорить.

– Зато у него есть деньги, – оправдалась Хаюн.

На что она только ни шла, чтобы получить лишнюю вону. Порой ее целеустремленность граничила с полнейшей глупостью, но винить Хаюн я не мог. Отношения с Йонгом – та еще мутная идея, но он и впрямь был из вполне обеспеченной семьи, задаривал периодически дорогими подарками и всем таким. Я лишь надеялся, что она от него не залетит, потому что иначе – смерть. По крайней мере, надежным мужем он не выглядел, а в случае чего ребенка приберет к себе. Денег-то у него явно больше.

– За лучшую жизнь!

– За лучшую жизнь!

Мы снова чокнулись и залпом осушили содержимое стаканов.

Начался дождь. Он размеренно барабанил по навесу над головой, вводя в транс. Я лениво глянул на Сом И, но тот угрюмо смотрел куда-то через столик и просто ждал, когда мы уже закончим нашу трапезу и вернемся домой.

– Друг, может, тебе тоже налить? – Я обратился к нему, чувствуя к этому существу своеобразную жалость. – На всех хватит.

Сом И повернулся ко мне и не выразил ни отказа, ни одобрения. Я еще ни разу не видел, чтобы он пил или ел что-нибудь. Непорядок.

– Реально. – Хаюн, не спрашивая, встала из-за стола и пошла к хозяину, чтобы попросить у него еще один стакан. Довольно быстро она вернулась и позволила мне налить Сом И наше пойло. – Давай-давай, ты же в нашей компании, хоть я тебя и не вижу. Все должны пить.

Я пододвинул стакан поближе к Сом И. Он поглядел на него, но брать не торопился. Мы с Хаюн застыли в немом ожидании, и под нашим давлением монстр сдался – взял стакан и все выхлебал, издав при этом непонятный гортанный звук, от которого я прыснул в ладонь.

– Ну вот. – Хаюн кивнула. – Другое дело.

Достав из кармана под, я закурил, выпуская изо рта дым. Здесь никто не следил за тем, кто где курит, так что можно было не прятаться. Мы заговорили о чем-то простом и в какой-то степени примитивном, чтобы расслабиться. Выяснили, что Сом И при желании хотел бы жить с Хаюн, а не со мной, а еще что у Гисока появился новый нелюдимый одноклассник, над которым все подшучивают. Сам Гисок, чем Хаюн ужасно гордится, не принял сторону одноклассников и относится к новенькому с пониманием.

– Вот оно – мое воспитание! – заявила она после пятой порции сомэка. – Если кто скажет, что я фиговая сестра, то пусть поцелуют меня в…

– Добрый день. – Ей не дал договорить какой-то парень, который подошел к нашему столику. – Не против, если я к вам присоединюсь? Выпивка за мой счет.

Мы с Хаюн критично его осмотрели.

Высокий, с прилизанными ухоженными волосами и руками. Он не выглядел как местный в своем длинном начищенном пальто. Похож скорее на айдола или актера, а не на жителя нашего района. Такие тут обычно не ходят. Их место где-нибудь в районе Каннамгу или типа того.

– Как зовут? – Она склонила голову к плечу, глядя на незнакомца с опаской.

– Ли Ёнхён. – Парень в ответ улыбнулся. На его щеках выступили ямочки.

К моему удивлению, Сом И как-то оживился при его виде. Он начал принюхиваться, как если бы Ёнхён был порцией рамёна.

Любопытство взыграло во мне с новой силой:

– Никто не против, чтобы он нам все оплатил и даже больше?

Больше ответа Хаюн меня интересовал Сом И. Тот сразу понял, что мой вопрос касался и его, поэтому поспешно покачал головой: мол, не против. Перспектива поесть за чужой счет Хаюн пришлась по душе, поэтому мы приняли эту звезду в свои ряды – пусть сияет и оплачивает наш ужин. Кто мы такие, чтобы запрещать ему кидаться деньгами налево и направо?

Так нас уже стало четверо.

– Расскажи о себе, Ли Ёнхён. – После очередного тоста потребовала Хаюн в своей «милой» манере. Звучало это не как приказ, а как просьба невинной девушки, но все же в этом «расскажи» были такие повелительные нотки, что проигнорировать нельзя. Я бы сказал, что это скорее напоминало завуалированную угрозу. – Чем занимаешься? Сколько лет? Где работаешь? Хочу знать все!

Я поерзал на месте, потому что задница уже затекла. Подцепил палочками кимчи и захрустел, разрушая тишину, прерываемую только отзвуками дождя.

– Да ничем особенным, – отмахнулся он, играя со стаканом в руке.

– Блогер, что ли? – напирала она. – Похож.

– Нет. – Он рассмеялся. Смех у него был красивый и даже чуточку заразительный. – Для этого я слишком стар.

Мы недоуменно переглянулись, но ничего не сказали в ответ.

– А мог бы крутить мордашкой и собирать миллионы лайков. – Хаюн пожала плечами. – Монетизация, деньги, фанатки – и вот уже айдол.

– Не, не интересно. – Ёнхён провел ладонью по волосам. Только сейчас заметил, что пальто у него сухое, хотя зонтика при нем не было. – У меня очень специфическая работа.

– И какая? – Тут в разговор встрял я. – Едва ли ты нас удивишь.

– Вот представьте, что есть отдельный слой населения. – Он поставил локти на стол и неосознанно шевелил ладонями, сопровождая рассказ небольшими жестами. – Как дети из неблагополучных семей, например. – Краем глазом заметил, как Хаюн напряглась и перестала жевать. – Только я работаю не с ними. Помогаю адаптироваться, решаю какие-то проблемы и выступаю скорее в роли волонтера, нежели полноценного работника.

С мгновение мы все молчали. Что-то меня напрягало в его словах и образе, но, стараясь не подавать виду, я сказал:

– Благородно.

Решили это дело обмыть.

– Кстати, красть у нас, если что, нечего. – Хаюн забрала мою дудку и выпустила дым практически в лицо Ёнхёну. – Мы тоже не блогеры, миллионы не зашибаем и едва сводим концы с концами. Просто говорю заранее.

– Я и не собирался. – Он вновь мягко улыбнулся. – Хотя лица у вас красивые. – Он перевел взгляд на меня. – Могли бы и кривляться, зарабатывая на монетизации.

– Не, слишком нестабильно. – Хаюн кашлянула. – Да и не факт, что получится выйти в рекомендации.

– А я даже не знаю, о чем снимать, – посетовал я, потому что свободного времени у меня было больше. – Без идеи даже лицо не спасет.

– Ну, не скажи. – Она решила со мной поспорить. Язык у нее начал слегка заплетаться. – Парням априори легче раскрутиться. Возьми те же айдол-группы, к парням меньше требований, чем к девушкам. Везде этот сраный сексизм.

– У-у-у, – протянул я. – Началось…

– Нет, ну а что. – Хаюн уже было не удержать. – Сколько сраных требований к девушкам-айдолам вплоть до того, что если она поправилась на один килограмм, то все, ее пора отменять?! А то, как взрослые мужики с удовольствием готовы дрочить на несовершеннолетних подростков, которые только-только дебютировали? Разве это нормально?

– Нет, – одновременно с Ёнхёном сказали мы, даже Сом И покачал головой.

– Именно! А среди обычных людей? – не унималась она. – Девушки, которые выбрали карьеру, – ужасные, но при этом обязательно нужна идиотская вышка, чтобы что? Чтобы я потом безвылазно варила рис, стирала его грязные трусы и нянчилась с ребенком, но зато он мог бы хвастаться своим коллегам-друзьям, какая я клевая?! Ну уж простите, пошел он! И никакой ведь карьерной лестницы для девушек! Где деньги зарабатывать? В к-поп индустрии? Это же сплошное рабство, будто ты не человек, и срать тебе нельзя: посмотрела на парня из другой группы – шлюха, сделала пластику – лицемерная, не сделала – уродина, продвигаешь феминизм – умри. Вот вам и самоубийства среди них!

Я забрал у Хаюн под и сам задымил. Мне ответить было нечего. Сказала как отрезала, и все тут.

– А еще эти убогие неудачники, которые начинают ныть, что женщины не служат в армии, как они! – Она иронично хохотнула. – Видите ли, это портит их никчемную карьеру. Зато они забывают о том, что нам не доплачивают и даже на работу принимают с недовольством: ты же женщина, родишь, перерабатывать будет сложно, ведь тебе к ребенку надо! Нам вообще в этой стране хоть что-то можно делать, чтобы не лилось повсеместное осуждение? – Она налила нам всем еще по порции, но, не дожидаясь, выпила свою раньше. – Да, спасибо за то, что всякие извращенцы теперь не могут фоткать мой зад, но что вообще в мозгах у этих сталкеров, которые ставят камеры в унитазах? Есть ли хоть что-то, что мужчины бы не портили?

Мы промолчали.

– Короче, ненавижу это все! За тату меня тоже многие осуждают, знаете ли, а еще у меня не V-образное лицо, поэтому многих это бесит. Бесит что?! Что я родилась с другой формой челюсти? Идиоты…

– Лукизм цветет и пахнет, – выдохнул я.

– «Ой, у тебя нет двойного века», «ой, я слишком толстая, поэтому буду есть бананы и кофе, чтобы понравиться ему», а потом у них проблемы со здоровьем, РПП и куча всего еще. Только ведь это никого не волнует. Ты должна быть идеальной, и все тут! Милой, робкой, послушной, умной, обязательно красивой, делать мужу массаж пяток каждый вечер и рожать, потому что в стране демографический кризис.

Обиженная на мирскую несправедливость, Хаюн скрестила руки на груди и откинулась на спинку стула. Дышала она тоже тяжело, все-таки выговорилась на славу. Щеки у нее раскраснелись не только от выпитого, но и от злости, до сих пор бурлящей в ее хрупком теле.

– Я тоже не плейбой в этом прогнившем мире, а вот ты, Ёнхён, мог бы им быть. – Я поднял стакан и выпил. – За дискриминацию!

– Уж не знаю, комплимент ли это, но допустим. – Ёнхён выглядел удивленным тирадой Хаюн. Он повернулся к ней и произнес: – Не воспринимай это за сексуализацию, но вообще ты красивая, а еще, что, на мой взгляд, важнее, – харизматичная и сильная. Крутая.

– Я знаю, – фыркнула она. Посмотрела на часы помутневшим взглядом и, нахмурившись, начала собираться. – Ладно, мне пора.

– Ага, мне тоже, – солгал я, потому что дел никаких у меня не было. Просто с Ёнхёном оставаться наедине не хотелось. – Приятно было познакомиться. – Из вежливости я протянул ему руку. Он посмотрел на меня как-то хитро и пожал ее в ответ. – Хорошего всем вечера. Тебя, может, проводить? – Тут я уже обратился к подруге.

– Не. – Хаюн махнула рукой на прощанье. – Йонг уже подъехал, тут недалеко.

– Хорошо, но все равно отпишись, как сядешь в машину.

– Понято плюс принято. – Она натянула капюшон толстовки, торчащей из-под куртки, на голову и двинулась в сторону той самой мусорки, которая частично проглядывалась в темноте.

С Ёнхёном еще раз прощаться не стал. Просто молча пошел в сторону дома, периодически поглядывая назад, чтобы удостовериться, что он не идет следом. Вернувшись в родные стены и еще даже не разувшись, я повернулся к Сом И и серьезным тоном спросил:

– Он же не человек, да?

Сом И кивнул.

Очередной день в цирке

Прищурив один глаз, я зачарованно катал меж пальцев рисинку, о чем-то думая. На самом деле в моей голове царила тотальная тишина, и я просто отлынивал от работы всеми известными способами – обычно бездумно пялился на витрину, но сегодня настроения смотреть на еду не было.

– Бли-и-ин, и вот че делать-то теперь, – причитал мой сменщик, ковыряясь в телефоне. – Нет, ты только подумай, какая будет катастрофа, если сайт не восстановят…

– Ну… – Я сочувственно пожал плечами, но так медленно, будто просто пытался лениво размяться. – Придется на улицу выходить.

– Да это же совсем шляпа будет, и так все боятся друг друга, а тут легавые быстро всех вязать начнут.

С Чжиыну я работал пятый месяц. Когда-то этот низкорослый тощий парень был моим личным сонбэ, который обучал всем местным премудростям и вырастил из глуповатого стажера вполне себе нормального работника. Точнее, такого, на которого сваливали едва ли не всю работу.

«Хубэ[13], иди на кассу», или «Джихо, ты что, не видишь, что им на линии нужна помощь?», или «Хубэ-э-э, с тебя витрина, и не делай мозг, у тебя отлично получается, так что ноги в руки – и вперед».

Проблема состояла в том, что обычно мне приходилось делать все одновременно, и, пока я пытался справиться с наплывом обязанностей, меня не забывали пожурить за отсутствие улыбки на лице.

– Блин, будет забавно, если и сам начну на улицу выходить, ха-ха…

– Ты по тюрьме соскучился? – Я удивленно вскинул брови и таки перевел взгляд на него. – Ты хоть годик побудь на свободе.

Главной проблемой Чжиыну было то, что он заядлый фанат запрещенки. Не из тех, кто не сможет вспомнить в конце дня свое имя, но нюхать он любил и вполне мог отдать последние деньги на что-нибудь увеселительное.

На самом деле, он был старше всех в кафе. Ему стукнуло чуть за тридцать, но он вел себя скорее как мой ровесник – сказывались годы, проведенные за решеткой, потому что Чжиыну был зависимым со стажем, и однажды легавые действительно его повязали и упрятали в тюрьму лет на восемь. На ошибках он особо не учился, хотя сам факт того, что Чжиыну все еще был на свободе, говорил об обратном.

– Блин, но так ваще по всей стране, понимаешь? – Чжиыну поднес руку ко рту и слегка прикусил выпирающие костяшки пальцев. – Помнишь, я рассказывал про ту богатую одноклассницу? Она ж прям по-черному употребляет, и даже у них сайт слег, прикинь…

– Сочувствую ей. – Я выкинул рисинку в мусорку, которая стояла в шаге от нас, и, скрестив руки на груди, скривился. – Ломать ее должно не по-детски, я думаю.

– Ага-а…

– Вам что, заняться нечем? – из ниоткуда раздался голос сонбэ, которая собиралась выйти покурить с менеджером Ким. – Там кондитерка вся разбитая, Джихо, иди поправь.

– Да почему снова я? – Капризно запрокинул голову и ткнул в сторону Чжиыну. – Его черед, ничего не знаю.

– Не-не-не, – запротестовал тот. – Я убого ее делаю, и вообще, у тебя рука легкая.

Этот хитрый лис скользнул на несколько шагов назад – к кассе и, помахав рукой, скрылся в посудомойке, оставляя меня один на один с самой нелюбимой витриной. Тяжело вздохнув, я удрученно взглянул на ровные треугольники тортиков, украшенные ягодами и марципановыми фигурками. Перед внутренним взором всплыло лицо того типа, с которым мы пили прошлым вечером. Черт, и до чего же у него классные волосы! Наверняка отгрохал за них в парикмахерской кучу денег. Завидно до жути.

С неохотой взяв деревянную доску и отрезав пергамент, я аккуратно начал выкладывать на нее кусочки тортов, сверяясь с ротацией. День тянулся до безобразия медленно, и все, чего мне хотелось, – побыстрее уйти домой.

С обеда вернулась Пак Мина. Она вышла на линию, завязывая фартук, и кротко улыбнулась мне.

Устроилась она не так давно. В целом она была довольно приятной, но имела один очень существенный минус – была невероятно глупой. Настолько, что, когда подходила к кассе, мне начинали капать на мозг, ведь «Пак Мина не кассир! Встань вместо нее». А еще она не знала, как зовут лидера Северной Кореи, – то вообще была отдельная история, после которой многие начали над ней стебаться.

В какой-то момент менеджер Ким заставила всех и каждого сдавать меню: что входит в порции, какие соусы использовались в блюде, где есть орехи, лук или чеснок. В общем, информация, с одной стороны, полезная, но с другой – нет, потому что порой гости не знали всяких вычурных словечек по типу «шантильи»[14], и приходилось дополнительно объяснять, что это (да и после сдачи меню у всех в головах была зияющая пустота).

Пак Мина, как типичная студентка, попросила поспрашивать ее. Тогда я ткнул на одно из блюд с кимчи. Вспомнить его Пак Мина, разумеется, не могла: жалась, нервно прикусывала губу и ныла, что ничего не сдаст. Тогда я решил над ней сжалиться и дать подсказку:

– Не кипишуй, давай так, как зовут лидера Северной Кореи?

Девушка похлопала своими нарощенными ресницами и странно улыбнулась, будто я спросил, а не разговаривает ли она сама с собой. Для красочности Пак Мина могла бы только повертеть пальцем у виска и обозвать меня тупым.

– Ты че, прикалываешься?

– Н-нет?.. – Я растерялся и на мгновение задумался. – Это же типа… ну… все знают…

– Вот это тут шарады.

Со спины появилась другая девушка, с которой я работал обычно всего раз в неделю, – Хан Мина. С моей хубэ они были тезками, но это единственное, что их хоть как-то связывало (не считая места работы). Она посмотрела сначала на меня, потом на нее, а затем принялась переделывать витрину, перекладывая все из одной посудины в другую.

– Шарады?.. – тихонько прошептала себе под нос Пак Мина. – Ага, так, хорошо.

До меня не сразу дошло, что она на полном серьезе подумала, что существует ингредиент «шарады». Я впал в некоторый ступор, пытаясь не рассмеяться, и тут за ее спиной выросла менеджер Ким. Она окинула нас насмешливым взглядом и, положив руку на плечо Пак Мины, спокойно произнесла:

– У нас не бывает в блюдах «шарад».

– А, ой… – пробормотала та, но, кажется, так и не поняла, в чем конкретно был подвох.

В общем, она была в целом человеком приятным (хоть иногда и раздражала меня), но совершенно не сообразительным. К своему счастью, когда ей в лицо говорили: «Ты тупая», – она только хихикала и думала, что с ней так заигрывают, – ладно, все-таки я даже немного завидовал ей. Если бы я меньше думал, то, вероятно, жизнь казалась бы чуть более терпимой.

После массового выноса мозга, подшучиваний над Пак Миной или выслушивания очередных похождений Чжиыну наступало время тишины. Особенно если в кафе было пусто. В такие моменты я ощущал себя загнанным в угол призраком, которому много чего нельзя, но и делать нечего. Если сменщик был нормальный, то мы часами могли смеяться до колик в животе, а если нет… то неловкая пауза нарушалась какими-то рабочими вопросами, и большую часть времени я проводил у кулера, где вливал в себя стакан за стаканом воды.