скачать книгу бесплатно
На мгновение все смолкает, даже шелест листьев. Луна заныривает в какую-то черную дыру, образовавшуюся на небе. Троица у костра, притихнув, наблюдает, как от кустов отделяется и, пошатываясь, бредет в обратном направлении фигура. Это фигура Маринки, с торчащим из живота колбасным ножом, отбрасывающим в сторону леса длинную пляшущую тень.
Колдобина: А-а-а!.. Марина!..
Гера: Ни фига себе!
Хрюк (вскакивает на ноги, возмущенный до глубины души): Ты чего, Витёк, падла, совсем совесть потерял?
Маринка доходит до освещенного костром места и падает на спину.
На губах у нее появляются кровавые пузыри. Рукоятка ножа смотрит перпендикулярно вверх, на выползшую из черной дыры луну.
Колдобина: Марина! Марина!
Гера: Вот это, что называется, неожиданный поворот событий. Кто бы мог подумать, а?
Хрюк: Мне нужно хрюкнуть.
Вскрывает бутылку зубами.
Колдобина (обливаясь слезами): Марина! Мариночка! Тебе больно? Может, ты притворяешься? Кто тебя пырнул? Это не Витя? Ты, наверное, сама споткнулась и на ножик напоролась.
Гера: Ага… Или ее зверюга мохнорогая своими мохнатыми копытами пырнула. Тоже бывает.
Хрюк: Закусывать кто будет? Нет? Ну, как хотите…
Маринка стонет, держась за живот. Над ней суетится бледная от ужаса Колдобина.
Гера: Ну все, дохрюкивай и поплыли.
Хрюк: Куда?
Гера: В больницу, куда же еще?
Хрюк: А Витёк?
Гера: А что Витёк? Он приплыл, бедолага. Пусть порезвиться на свободе оставшийся часок-другой. Вставай, будем перегружать тело в лодку.
Колдобина: Мальчики, у Маринки ножик из живота торчит!
Гера: Непорядок. Орудие преступления следует изъять для интересов дознания. Шучу, конечно. Не для интересов дознания, а для удобства транспортировки. Давай, Хрюк, действуй. Я стану Маринку за руки держать, а ты вынимай ножик из живота. А ты, Колдобина, когда Хрюк ножик вытащит, перебинтуешь рану.
Колдобина: Чем?
Гера: Чем-чем. Тряпкой какой-нибудь, а если тряпки нет, полиэтиленовым пакетом.
Хрюк (просительным тоном): А наоборот нельзя?
Гера: Что наоборот?
Хрюк: Чтобы я за руки держал, а ты ножик вынимал?
Гера: Наоборот нельзя – здесь бодрость нужна нечеловеческая. Я столько зараз не выпью, мне здоровье не позволяет. Приступай скорей, толстый, не заставляй одноклассницу мучиться.
Гера хватает слабо стонущую Маринку за руки, а Хрюк выдергивает из ее брюшины колбасный ножик. Вверх бьет струя густой крови. Маринка вскрикивает, зловеще синеет и затихает. Глаза у нее закатываются.
Колдобина: Марина! Марина!
Гера: Она вообще живая?
Колдобина: Не отвечает.
Хрюк: Может, сознание от боли потеряла?
Гера: Может, и потеряла. Кто знает, где у человека пульс находится?
Колдобина (не очень уверенно): На запястье.
Гера: Давай, Колдобина, действуй теперь. Твоя очередь.
Колдобина берет Маринку за начинающую костенеть руку и пробует найти пульс.
Колдобина: Бьется! Бьется!
Гера: Это хорошо.
Колдобина: Только это не у нее бьется, а у меня.
Гера: Сглазили, значит.
Хрюк: Гера, я что-то не понимаю, Маринка вообще живая?
Гера: Похоже, нет.
Колдобина: Ой, мальчики, что же теперь будет? Витя! Витя!
Из темной глубины острова доносится заунывное:
Витёк: Ре-е-зать! Ре-е-зать!
Гера: Здесь медицина, как говорится, бессильна. (Присаживаясь). Кажется, кто-то предлагал хрюкнуть?
Разливают и пьют.
Колдобина: Что же вы сидите, мальчики? Поплыли быстрей.
Гера: Куда?
Колдобина: Как куда? В больницу.
Гера: Зачем плыть в больницу, если пострадавшая благополучно скончалась? Не понимаю.
Хрюк: Посидим еще, то есть? У меня полторы бутылки в загашнике осталось.
Гера: Кто о чем… Поражаюсь я твоей жизнерадостности, Хрюк. Кажется, все плохо: приятель подался в мокрушники, неоприходованный труп одноклассницы на руках, а ему все нипочем. Полторы бутылки водки в загашнике позволяют смотреть в будущее с оптимизмом.
Хрюк: А ты против?
Гера: Насколько долговечен твой оптимизм, вот в чем вопрос. Читал я у классика – не вспомнить уже, у какого, – что счастье человеческое коротко. Наше продлится ровно до того момента, как мы, оприходовав последние полторы бутылки водки, с трупом на руках сдадимся властям.
Хрюк: Так это же не мы Маринку ножиком порезали – Витёк порезал?
Гера: Думаешь, Витёк наутро прочухается и со слезами благодарности на глазах признается, кто Маринку ножом пырнул? Ты припомни, припомни, что в то утро было – после того, как он витрины на стадионе поразбивал? Соображал Витёк что-нибудь или не соображал?
Хрюк: Ни фига не соображал.
Гера: Он наутро маму родную не признает, не то что факт убийства одноклассницы. И на кого, по-твоему, всезнающая прокуратура повесит хладный труп?
Хрюк (простодушно): На кого?
Гера: На тебя, толстый.
Хрюк (уязвленный до глубины души): А я здесь при чем? Я, когда напиваюсь, лежу смирно, никого не трогаю.
Гера: Эту версию ты будешь неубедительно излагать, сидя на жестком стульчаке под слепящими лучами прожектора, который направит тебе в глазное яблоко недоверчивый следователь. Маринка-то не подтвердит, что ее Витёк зарезал, а не ты. Дошло?
Колдобина отбегает к кустам, откуда проникновенно кричит вглубь острова, затаившегося и притихшего от ужаса:
Колдобина: Витя! Витенька! Вернись, пожалуйста, я тебя очень прошу!
Гера (оставшемуся у костра Хрюку): На Колдобину как на непредвзятую свидетельницу надежды мало… потому как большая любовь непредсказуема. Если с Витьком споется, показать может на кого угодно, хоть бы на тебя. Итого, два голоса против двух – крайне запутанная с точки зрения прокуратуры ситуация. А учитывая твою внешность завзятого громилы, неопределенность социального положения и кровавые отпечатки на орудии преступления…
К костру возвращается зареванная Колдобина.
Хрюк (смотрит на нее с подозрением. Затем его взгляд автоматически перемещается на бутылку водки): Мне нужно…
Гера: Хрюкнем, толстый, обязательно хрюкнем за упокой души. Это святое. Но прежде избавимся от трупа.
Колдобина: Как это – не поняла, – от трупа избавимся?
Гера: Ах, это ты, Колдобина?
Иронично всплескивает руками.
Извини, не заметил.
Колдобина (широко раскрывая глаза): Ты чего, Гера?
Гера: Я ничего. А ты, Колдобина, чего? Ты, кстати, на сколько собираешься своего Витька посадить? Если лет на пять только, так это убийство по неосторожности, а если на всю катушку – это уже преднамеренное.
Колдобина: Я? Посадить?
Становится жалкой и растерянной.
Гера: Извини, Колдобина, извини за проявленную душевную нечуткость. Ничего с твоим дорогим Витенькой не случится – я позабочусь. (Хрюку). Поднимай задницу, толстый, пошли могилу копать.
Хрюк: А потом?
Гера: Потом суп с котом. Не видели мы Маринку и не знаем, куда она делась. Не встречали на улице, и за нами она не увязывалась.
Хрюк: А копать чем?
Гера: В смысле?
Хрюк: Ну, яму чем копать? Лопаты у нас нету.
Гера: Да, признаюсь, тут я угодил впросак. Ладно, уговорил: если лопату захватить не догадались, будем топить. Топить даже надежней.
Колдобина, зажав руками рот, убегает в сторону берега.
Вот, женских истерик нам в решающую минуту не хватало.
Колдобина прибегает, сгибаясь под тяжестью двух кирпичей, обмотанных обрывками веревки. По всей видимости, раньше кирпичи использовались в качестве лодочного якоря.
Колдобина: Они на берегу валялись. Я, еще когда купалась, заметила.
Гера: А я было усомнился в широте женской привязанности. Нет, правду говорят: любовь творит чудеса. Молодец, Колдобина, хвалю – на том свете тебе зачтется.
Привязывает к ногам Маринки по кирпичу.
(Хрюку). Поволокли уже.
С трудом волокут труп в лодку.
Хрюк: Кирпичи надо было потом привязывать, в лодке.
Гера: Смотри-ка, Хрюк, дельные мысли, оказывается, и твою волосатую башку посещают. Ты, не помню, куда в свое время поступал?
Не в Инженерно-строительный?
С трудом залезают в лодку. Отталкиваются от берега, и Хрюк садится на весла. Луна заныривает в черную дыру, поэтому Колдобиной, стоящей на берегу, слышны только голоса: звуки на открытой воде хорошо разносятся.
Голос Геры (деловито, как надлежит капитану): Туда, туда держи.
Голос Хрюка: Куда?
Голос Геры: На стремнину.
Голос Хрюка (с детской обидой): Падла, падла Витёк. Проспится, прибью к чертовой матери. Лодку теперь от крови отмывать придется.
