Крик шепотом

Паренек улыбнулся, опустил руки, посторонился.

–Проходите, пожалуйста!

Лена залилась краской, представив сразу, как нелегко было удержать такую дородную девушку, и, пробормотав слова извинения, хотела пройти мимо, но неожиданно ее схватила чья-то холодная костлявая рука, и прозвучало знакомое контральто:

–Лена? Ты когда приехала?

Бабушка Оля Ежова, сестра маминого отчима, показалась из-за широкой спины красавца-матроса. Девочка поздоровалась и поцеловала подставленную сухую морщинистую щеку.

– Вчера только приехала с Людой. А вы к бабе Кате? Она на кухне.

–Как выросла, а?! – одобрительно кивая, пробасила прокуренным голосом женщина, не слушая ответ . – Куда бежишь?

–К Генке иду.

–А племянник на футболе. В Ростов поехал. У них по этому поводу сократили рабочий день и наняли автобус. Профсоюз работает!

И не желая замечать расстроенного вида девочки, приказала:

–Не раскисать! Завтра увидишься. Закрывай калитку. Вот посмотри лучше, с кем я пришла!

Она гордо подняла голову и погладила рукав рубашки матроса, который стоял рядом и внимательно рассматривал девочку.

–Это мой сын. Вот! – и добавила, – и у меня теперь есть сын.

–Сын!?

Лена от удивления присела:

– Вот это да…

Матрос протянул Лене руку и весело сказал:

–Алексей.

–Лена, – представилась девочка и внимательно опять посмотрела на матроса.

Не похожи совершенно. Если только подбородки. Упрямые, квадратные. Светлая

добрая улыбка, широкое, открытое лицо и искрящиеся, веселые зелено-голубые глаза никак не походили на продолговатое лицо бабы Оли, на ее нос с хищной горбинкой, а цвет безжизненных волос, пережженных постоянной химической завивкой, и вовсе невозможно определить. И главное, разве может такое сухопарое, выжатое тело дать жизнь такому богатырю?! Но вслух сказала:

–Я очень рада. Поздравляю, баба Оля. Жалко. Очень хотелось Гену увидеть. Ну, пойдемте, вот бабушка обрадуется! А Вы служите или учитесь?

–Давай на «ты», так удобнее, а?

–Давай. Так служишь или учишься?

Но ответить моряк не успел, потому что Екатерина Дмитриевна, хромая, шла, им навстречу:

–Это ж шо це такэ? Кого Бог послал?

–Сын мой! Катя! Сын! Алексей. Представляешь!? Познакомься, – радостно суетилась около них Ольга Кондратьевна. – Вот, разыскал-таки, представляешь! Нашел все-таки мать, а! Столько лет прошло!

Матрос сиял от счастья в кругу женщин.

–Вот и гарно, вот и гарно, – повторяла баба Катя, хлопая парнишку по могучей груди.– Молодец! Мати должна быть у каждого. Молодец!

Она не смотрела на соседку Ольгу и не поздравляла ее, но искренне радовалась за мальчика-моряка.

Екатерина Дмитриевна всегда снисходительно относилась к ветреной моложавой соседке, которая еще до войны прибегала к ней, лежащей без движения, то за солью, то за сахаром, а заодно пококетничать с ее свекром-вдовцом, крепким красавцем казаком. Еще до войны, закончив семь классов, девушка зажила самостоятельной жизнью: днем работала, ночью – тратила. А перед войной и вовсе исчезла, уехала куда-то. Думали: пропала, ан- нет. Мать умерла – явилась за наследством. Потрепанная, худая, с постоянной папироской в зубах. Жила затворницей, но к Екатерине Дмитриевне ходила как и раньше.

–Проходьте, проходьте! Сидайте. Зараз обидать будемо. А сейчас, Лена, подь за компотиком у подвал.

Девочка быстрее молнии выполнила просьбу, чтобы не пропустить ни одного слова из рассказа новоявленного дяди, который сразу ей понравился. И потому, как он на нее посматривал, девочка поняла, что ее чувства взаимны.

Об Ольге Егоровне, Гера говорила шепотом, что после войны та служила охранником, потому пьет и курит, как мужик, что родила девочку и бросила в роддоме, Теперь, оказывается, еще и сын есть.

Лена разливала по кружкам компот и слушала Алексея.

–Служу на корабле уже два года, еще годик остался. Вот, – он остановился, взял кружку, отпил деликатно и продолжил, – Когда на корабль пришло письмо, что моя мама живет в Новочеркасске, мне отпуск дали. Всем составом провожали.

Лена восторженно смотрела на рассказчика. Такое и во сне не присниться! Как же он нашел маму? Но сдерживала вопрос, готовый сорваться с языка.

Рассказ перебил громкий детский рев и громкий лязг щеколды. Все оглянулись: в калитку входили гости – семейство Сиротиных: Татьяна, старшая дочь Екатерины Дмитриевны с ридикюлем, а за нею муж, Николай, нес на одной руке девочку, а другой держал за руку сына, свою копию. Вера, младшая в семье Колесовых, побежала навстречу сестре, а хозяйка поднялась, радостно улыбаясь и поправляя на затылке белоснежный праздничный платок.

–Вот и гарно! Уси добрались! – говорила она, обнимая подбежавшего к ней четырехлетнего внука и годовалую внучку, с любопытством рассматривающую людей вокруг.

Сразу стало шумно и даже тесно. Говорили все сразу. Татьяна плюхнулась на освободившееся место, обмахиваясь мятым носовым платком.

–Ух, жара! – простонала она и, обратившись к Лене, скомандовала:

–Принеси-ка попить чего-нибудь!

Глядя в след убегающей девочки, рассеянно спросила, думая о другом:

–Как живешь, тетя Оля?

Ольга Егоровна улыбнулась и скромно пробасила:

–Вот, сына привела познакомить с родней. Нашел меня. Два дня уже как живет!

–Сына? – переспросила Татьяна, кинув равнодушный взгляд на незнакомого моряка, – сын – это хорошо. Ну, здравствуй, поздравляю. Не каждый день матерей находят.

–Татьяна, а что это Светка ревела? – перебила дочку Екатерина Дмитриевна.

–Да кто ее знает, отмахнулась та, а Николай, посмотрев недовольно на жену, ответил:

–Есть просила, вот и ревела.

Семейство Сиротиных заранее готовилось к обеду у мамы. За несколько дней до этого события ничего не варилось, ничего не покупалось, доедали, что было. Холодильник пустел, и его отключали для дезинфекции. Если это происходило раньше времени, в семье устраивался разгрузочный день. Долгожданный выходной, наконец, наступал, и вся семья торжественно ехала на праздничный обед.

Конечно, Екатерина Дмитриевна догадывалась о сумасбродных нововведениях дочери, но в семью не вмешивалась. Зять, авторитетный человек, хорошо получал, деньги домой все нес, пусть и разбирается с женой. Но чтобы детей не кормить… Это уж слишком!

Баба Катя всплеснула руками и покачала недовольно головой.

–Ну, ничого! Зараз обидать будемо. Вовка, – обратилась она к сыну, – давай расставляй стол.

Глава 7

Четыре столбика и аккуратно сбитая из досок столешница – вот и весь стол. Такие же самодельные лавки. Разместились под абрикосой, расстелили холщовую вышитую скатерть и поставили угощения – свежеиспеченные пирожки, салат из помидоров и огурцов и мягкий, ноздреватый хлеб.

Накрывая на стол, Лена заметила, как сдержана бабуля и чем-то озабочена, как все время поглядывает на старшую дочку, Татьяну. Моряк, закрепляя последнюю доску под сидением, о чем-то увлеченно разговаривает с ее сестрой, Верой, а та кокетливо улыбается и что-то отвечает. Лене так хотелось сесть рядом с ним за обедом, хотелось узнать, как же он все-таки нашел бабу Олю и еще много чего. Когда все рассаживались, она как бы невзначай успела сесть рядом, а Вера оказалась напротив, рядом с братом Вовой и его женой. Ее кислое выражение лица и обиженно оттопыренная нижняя губа, Лену не волновали.

Ольга Кондратьевна по такому случаю поставила на стол принесенную бутыль своего самогона, и первый ее тост был за встречу, потому что нельзя человеку жить без корней, без родни. В этом суровом мире опору и поддержку можно найти только среди родни.

Екатерина Дмитриевна была приятно удивлена столь глубокой мысли приятельницы, одобрительно кивала ей, но рюмочку лишь пригубила. Рая нетерпеливо ерзала на лавке и с досадой ждала, когда мужчины закусят. Ей так хотелось услышать ответ на мучивший ее вопрос, услышать здесь и сейчас же. Она, боясь, что кто-нибудь опять перебьет рассказ моряка, выпалила свой вопрос сразу же, как только баба Оля снова протянула руку к бутылке:

– Ну, так как же ты нашел тетю Олю, расскажи?

Алексей улыбнулся ее детскому нетерпению и сказал:

–Письма-запросы посылал во все города Советского Союза. Три года посылал. Одна неделя – одно письмо. Пока не нашел.

–Ититна сила! – воскликнул дядя Вова, -ну, ты брат и силен!

–Да, вот это настойчивость! – поддержал деверя Николай.

Все с одобрением и симпатией смотрели на парня, тратившего последние копейки на конверты. А моряк наклонился к тарелке, чтобы никто не прочел в его глазах боль и тоску. Ел не торопясь, но видно было, как нравится ему борщ, как приятно ему сидеть среди этих почти незнакомых людей, которые стали ему уже родней, как радостно участвовать в семейном совете этой дружной большой семьи.

–Я, брат, тоже на флоте служил, только Балтийском. Море, оно… это. – он поднял руку с ложкой, показывая значимость стихии и, не найдя достойного определения, опустил и зачерпнул ею борщ. – Теперь, вот окончил техникум, как Вовка, устроился на ТЭЦ, выбрали парторгом цеха… квартиру получил. Захочешь, примем с радостью. Нам настырные нужны! Да…Но море тянет… Снится! А борщ хорош!

Николай расплылся в улыбке и подал тарелку Рае для добавки. Вова добродушно улыбнулся и с готовностью поддержал:

–Конечно, ититна сила. Оно же море!

Пока все с удовольствием жевали, Лена, по просьбе Алеши, шепотом знакомила его с родней.

–Дядя Коля добрый, работящий. По ночам учился. А на свадьбе им постоянно кричали «горько» и хохотали: он обхватывал огромными руками ее тонюсенькую талию, поднимал, как пушинку, целовал и, не дыша, опускал. Тетка Таня злилась, а он смотрел на нее влюбленными глазами и улыбался.

–А кто она?

–Медсестра. С отличием окончила медучилище.

Потянувшись за очередным пирожком, Николай продолжал:

–Ты, брат, подумай! Перебирайся к нам. Выучишься, на земле будешь работать. И мать же рядом. Поможем! Вон нас сколько!

Ольга Кондратьевна ела, молча, опустив глаза. Предложение Николая ей не понравилось. Она привыкла к одиночеству. Зачем ей дети? Она налила себе рюмку и, молча, выпила. Екатерина Дмитриевна укоризненно посмотрела на соседку, а все видящий Вова отвел глаза.

Когда он увидел тетю Олю в первый раз, то подумал, что Баба Яга должна быть именно такой. Его раздражал и скрипучий, прокуренный голос, и манера смотреть исподлобья, подозрительно, сидя у входа на скамейке, но раз мама кормит эту женщину, значит, так надо, просто он чего-то не знает. Вова искренне радовался их встречи, но ясно видел, как тяготит ее роль матери, поэтому громко перебил деверя, воскликнув:

–Ну надо же, ититна сила! Три года искать и добиться своего! А где же ты жил до службы на флоте?

Баба Оля зыркнула на любопытного соседа, но промолчала.

–В детском доме, – ответил тихо паренек, не глядя на мать.

Но все услышали, онемели и в полной тишине сочувственно закивали. Не самое лучшее место для ребенка при живой матери.

–Да, досталось тебе, дитятко, – грустно сказала Екатерина Дмитриевна.

– Все было, – сразу став серьезным, сказал моряк, – Но зато там я дал себе клятву найти мамку. И нашел!

Ольга, услышав слово мамка, прильнула к плечу парня, пьяно улыбаясь, а Алексей с любовью посмотрел на нее и обнял свободной рукой.

Рая сидела напротив и думала: « Какой симпатичный! Наверное, весь в отца, вежливый, выглядит так интеллигентно, и не скажешь, что из детского дома.

–Ну, а отец? Отца ты тоже нашел? – спросила она неожиданно для самой себя?

Эта рыжая женщина с густыми белесыми ресницами, зеленоватыми глазами и тяжелой косой вокруг головы с нескрываемым интересом, пристально его разглядывала, будто сомневалась, что он сын Ольги. Алеша это чувствовал, но отвечал вежливо:

–Нашел. И даже быстрее, чем маму.

–Почему?

–Мы жили, оказывается, рядом, в одном городе. Он в порту работал. Сразу же взял меня из детского дома, и мы вместе потом искали маму. А можно я скажу тост?

Все закивали в знак согласия. Алеша встал, держа рюмку, и произнес:

–За матерей!

Мужчины выпили стоя, Ольга Кондратьевна пьяно улыбалась, а Лена, взглянув на моряка, хрустевшего огурчиком с бабушкиного огородика, спросила:

–А сколько тебе было лет, когда ты попал в детдом?

–Три года, – также тихо ответил Володя.

У Лены сжалось что-то внутри. Значит, баба Оля бросила трехлетнего ребенка и забыла о нем навсегда?! Даже не искала!? Разве можно ее сейчас после этого назвать мамой? А ее родной отец? Он тоже бросил ее когда-то и забыл. Почему? Разве так поступают ответственные взрослые люди?! Это же не вещь, это – дети! И, наклонившись к Володе, тихо спросила:

–Ты считаешь, что ты прав?

–О чем ты?

–О твоем тосте. Пьешь за всех матерей?! Они ведь разные, как и отцы.

Володя с интересом посмотрел на подростка и под общий гомон сказал:

–Я нашел свою мать, она жива и здорова. Это все, что мне нужно. Остальное не имеет значения. Сейчас.

Лена разочарованно пожала плечами и, чтобы не сидеть без дела, взяла пирожок. Вкусный. Может, он и прав. Выполнил клятву, узнал правду о родителях, об их ошибках, успехах и закрыл главу в своей жизни, перевернул страницу без пробелов, и будет спокойно жить дальше. Может, и ей не искать новой жизни? Есть мама, папа, сестра… родня… Это главное… Живи и радуйся жизни! А какая она зависит и от нее тоже. Думай! Может, дышать перегарным смрадом и бледнеть от матерной брани – не самое страшное в этой жизни?

Лена подняла голову и по привычке поискала глазами сестру. Дети увлеченно пускали наперегонки кораблики в корыте и дули на них что есть силы. Вера кокетничала с Алексеем, Дядя Вова ласково посматривал на светящуюся от счастья жену. Баба Катя как всегда ела мало и зорко следила, чтобы всем за столом хватило еды, чтобы все наелись. Уютно, спокойно…

Мысли будто только этой передышки и ждала: опять налетели. Что делать дальше? Искать? Нет? Надо знать правду? Или жить дальше не вороша прошлого?

Их прервал грудной голос бабы Кати:

–Танька, ты зачем оставляешь малую с Сережкой? Он же несмышленый еще! За дитем догляд нужон!

–Да ну, мама, с чего ты взяла? – невозмутимо ответила дочка, отправляя в рот очередной кусок пирога с луком и яйцами. – Я же на чуть-чуть. Кто-то же должен

полы помыть в церкви, иконы протереть, да и батюшку хочется послушать.

–Дочкой бы лучше занималась, – поддержал Вова мать. – Сережка рассказывал, что она у тебя орет по полдня. Он ведь не может ее накормить, да и сам голодный ходит.

–Так ведь пост же был недельный! – защищалась Татьяна и, посмотрев на брата, огрызнулась, – не переживай! Вон, сидит, уплетает борщ, вторую тарелку. Наверстывает.

Богатырь Светочка действительно, ела и ложкой, и рукой. Рая не сдержалась и поддержала мужа:

–Ей же не только пища нужна. Она же ребенок! С ней и поиграть надо, и переодеть, а они с Сережкой целый день одни ползают по квартире.

Татьяна зло посмотрела на золовку, но промолчала и опустила голову.

« Наверное, она ничего с собой не может поделать, – решила Лена. – Ведь когда-то тетка была совсем другой.

Глава 8

И Лена вспомнила, как ходила с теткой Таней и ее подружкой, такой же худенькой хохотушкой, на затон купаться и поплавать на лодке, благо выжженная степь покрыта каналами. Укрыться от солнца негде. Они сидят с лопухами на голове в лодке. Ее края покачиваются, мутная волна шлепает днище, а Лена лежит лицом вниз, опустив обе руки в теплую воду, и слушает степь под монотонную песню кузнечиков: то жук пролетит, то камыш зашуршит, то лягушка нечаянно квакнет. Подружки шепчутся:

–Ты не говори так прямо.

–Да она еще мала, не понимает, – успокаивает подругу тетка и увлеченно продолжает рассказ, на который девочка до этих слов внимания не обращала.

Девушки заговорили еще тише, а она, затаив дыхание, слышит голос тетки:

–Знаешь, с ним так хорошо было!!

–А рожать как будешь? – озадачила подруга.

–А кесарево на что?! – не сразу нашлась Татьяна. Помолчала и наиграно бодро добавила, – зато богатырь будет!

– Может быть, – вздохнула подруга..

Ответ Лена плохо расслышала, подняла голову, – и голоса сразу смолкли, а через минуту голос тетки приказал:

–Ну, вставай, надо домой идти, кушать готовить, да и Вовка за тобой вот- вот приедет.

Они шли по пыльной дороге. Солнце тонуло, погружаясь в степь. Изредка робко трещали первые, проснувшиеся цикады, и покусывали спросонья комары. Через час они будут налетать тучами. Все в степи осмелеет и с жадностью бросится жить, набираться сил, впитывать бесконечную энергию оживающего простора.

Махая лопухом, Лена поглядывала на тетю Таню и раздумывала, спросить или нет о том, за кого лучше выходить замуж, кого ты любишь или кто тебя любит? Наверное, она точно знает ответ. Но, видя, что та не обращает на нее никакого внимания, решила не спрашивать: сама потом разберется.

Глава 9

А вот теперь тетка, забросив детей и мужа, ударилась в другую крайность- самозабвенно замаливать грехи. Так вот почему бабуля была так озабочена! – Удивительно, как они все похожи друг на друга и на бабу Катю! – думала Лена, – даже жуют одинаково: не торопясь, с открытым ртом. Одно слово – таврские. Но как уютно и спокойно рядом с дядей Вовой. Вроде и не отличается силой и роста среднего, а вот исходит от него какое-то тепло. И самое главное, он пьет и не пьянеет, а еще лучше становится, ближе. Роднее. Вот тебе и родной брат!

А Вова чутко уловил напряжение за столом. Он не одобрял ни сестру, ни деверя. Мужик он или нет в семье?! Приструнил бы Таньку- и все! Так нет же! Все сам: и на работу, и в магазин, и в ясли, и за плитой, а жена, знай себе, молится, ититна сила. Но это не тема за обедом, и он, чтобы разрядить обстановку, решил рассказать, как вчера ходил встречать со второй смены, в полночь, Раю на комсомольскую проходную дополнительную.

–Ночь. Темно. . Стою, жду, – начал он рассказ, – А территория завода огорожена высоким забором, и вход и выход один, далеко. Вот рабочие и придумали сделать лаз в противоположной стороне ограды, на соседней улице: и близко, и никто не проверяет карманы. В общем, комсомольский лаз. Вдруг . слышу – шаги. Ну, думаю, жена идет. Отодвигаю дощечку и сталкиваюсь с какой-то лысой головой. Вскрикнули оба от неожиданности и испуга. У него из рук, бац, – и выпала банка под ноги, пока ее ловил, махал руками, рубаха расстегнулась – и полетели булочки. Я стою, растерялся от неожиданности, а он пыхтит, шарит в темноте, ругается… Умора! Ититна сила! Пришлось помочь бедняге

Он засмеялся, приглашая последовать его примеру, и все заулыбались и каждый подумал, что работать на хлебном заводе, оказывается, очень даже выгодно: не надо покупать продукты, из которых выпекаются хлебно-булочные изделия.

Лене эта история не показалась смешной, но она с любопытством спросила:

–Чем помочь?

Дядя Вова усмехнулся, запил пирог компотом, крякнул от удовольствия и ответил:

–Чем, чем. Фонариком, конечно. Сам сделал. Сильно светит, ярко и не бьется. Я тебе потом покажу, – опередил он вопрос, готовый сорваться с губ племянницы.

–Пока Раю ждал, всю траву накормил сгущенкой, вытирая об нее ноги. Все равно липли, пока домой не пришел и не вымыл водой. Да не смотри ты на меня так страдальчески! А… понимаю, – рассмеялся он, глядя на Лену, – тебе не меня жаль и не траву, да? Сгущенку пожалела!

Все засмеялись, а девочка тут же залилась краской и стыдливо опустила голову. Далась им эта сгущенка!

–Да, на одну зарплату не проживешь…, – сказала, вздыхая, Татьяна.

А Вова с жаром продолжал:

–Этот лаз в заводском заборе знают все, и забивали не раз. Бесполезно! Лаз неистребим! Комсомольский!

Таня перестала дуться, смеялась со всеми, усердно налегала на пирожки и посматривала на брата.

–Вов, а ты мне нож хороший сделаешь? – попросила она, – купила, а он не режет. Хоть плачь.

–Угу! – промычал брат с набитым ртом.

–А Вова все может, его на заводе очень ценят, – объяснила Рая моряку. И неожиданно с гордостью выдала, – ему даже квартиру вне очереди дают…

Екатерина Дмитриевна повернулась к сыну, наклонилась над столом и, сузив глаза, сказала:

–Опять! Опять сбираешься тикать!? А я? Менэ як жити!? Разве я не пособляю тоби? Роблю чо могу: и курочки на менэ, и порося, и стряпня. Осенью опять же ж у поля пидэмо, сбираем семечек. На всю зиму забота: жарить да продавать. Копейка ж будэ. Мало, да?

Вова недовольно посмотрел на молодую жену и смущенно ответил:

–Мам, да мы же не отказываемся помогать. Каждый из четверых в месяц даст с получки – вот и пенсия. Тебе же лучше будет, и от нас отдохнешь, а?

–Мы же хотим самостоятельно жить, – защищала мужа Рая, – у нас на хлебозаводе все девчонки без родителей живут.

–Самостоятельности захотели? – бросила ложку на стол Екатерина Дмитриевна, – а кто тебе ее не дает!? Будь самостоятельной и живи в семье. А вы хотите обрести ее, бросив мать и развалив семью?! А ты, Вовка, помнишь, как Иван в одиннадцать лет спас всех вас от голодной смерти? Война, Голод. Верочки три месяца, лежит и только тихо попискивает, и не надеялась, что жива останется! А ты с Танькой ходил, все лебеду жевал. Забыли, как мороженая картошка была слаще теперешнего меда? А ведь Ивана тогда дед в Сальск к себе звал, на хлеба. Не поехал старшенький, не бросил. Поехал менять вещи на зерно. Два месяца не было сыночка, уже и отчаялась увидеть, а он явился с шестью мешками. Грязный, в лохмотьях, вши по лицу, по рукам бегают. Целый день отмывала, из кудряшек их горстями вытаскивала…

Мог уехать и жить для себя. Остался. Спас нас. Вот самостоятельность!

Она обвела сидящих за столом и опять обратилась к сыну:

–А помнишь, уже после войны, как Иван просился пойти учиться, профессию очень хотел получить, а я ему: « Нет, иди коров паси, работай!» Вам же с Танькой надо было семь классов закончить! И шел мой первенец со слезами на глазах коровам хвосты крутить. Вот она самостоятельность! Ответственность! Ну-ка, скажи, когда Иван пошел в школу десятников?

Вова нехотя ответил:

–Когда я поступил в техникум, а Танька заканчивала медицинский и подрабатывала в больнице.

Екатерина Дмитриевна в волнении перекладывала ложку:

–Всех в лиху годину сберегла, всех четверых вырастила… А теперь каждый в своей норе будете жить, да? – она встала и всем стало как-то неловко сидеть. – Таврские мы! Объясни, сын, своей жене-северянке: у нас чужих детей не бывает. Если у Таньки вечный пост, а у Николая – рабочий цех, то их дети должны знать, что есть на земле дом, в котором их всегда накормят. Иван уехал, теперь ты, Вовка, отвечаешь за сестер.

Все сидели притихшие, озадаченные. Женщина печально посмотрела на семью, взращенную такими титаническими усилиями. Растила одна, без мужа, которого забрали в первый день войны и даже похоронки не прислали. Был человек – и нет. Пропал без вести.

–Да мама, вопрос еще не решен! Это же только предложение и все! – успокаивал он мать. – Никто не собирается тебя бросать. Вот мы с Раей думали ремонт печки делать: обложим ее кафелем, тебе не придется зимой каждую неделю ее белить! Правда?

Рая с готовностью кивнула. Ее зеленоватые глаза виновато ласкали, успокаивали расстроенного мужа и избегали встречи с непримиримым взглядом васильковых глаз свекрови. Она злилась на свою несдержанность и на упрямую свекровь, из-за которой она пока не может жить так, как хочется ей, но это пока… А сейчас… она лихорадочно искала выход, желая исправить свою оплошность. Секрет! Веркин секрет! Он должен помочь.

– А у Веры ухажер появился, – выдала новость Раиса, – хорошенький такой, ладный.

Вера покраснела, улыбнулась так же, как мать, и подумала: значит, зря она старалась скрыть свои чувства и понравившегося парнишку, когда назначала свидание в глубине сквера. Все равно увидели и передали. Станица! А ведь около памятника Ермаку никого не было!

–Правда? – устало спросила Екатерина Дмитриевна и повернулась к дочери.

Вера смутилась еще больше и кивнула в знак согласия.

–Вот и слава Богу! – довольно сказала мать. – Все идет своим чередом. Васенька был бы доволен.

Лене было жаль и бабушку, и дядю. Ведь сейчас время другое, а помогать можно, наверное, и на расстоянии. Или бабуля говорила о другой помощи?! Одно дело дать деньги или десяток яиц, и другое – вовремя поддержать, посоветовать, удержать от ошибки, что невозможно на расстоянии. А может, без них, без детей, она потеряет смысл жизни? Лена вздрогнула. Это страшно.

Глава 10

– Баба Оля, а что это с вашим Геннадием? Заболел, что ли? – спросил Николай, ставя пустую чашку.

–С чего это? – недовольно буркнула женщина.

–Худой, как скелет. Смотрю, идет по рынку, шатается. Думал: пьяный, так ведь не пьет он, а поначалу и не узнал меня. .