Крик шепотом

–Надо же, – удивился Иван, – пришли по снегу , а сейчас и дождь прибавился. Скользко завтра будет.

Гера шмыгнула носом и обняла мужа.

–Значит, он и не искал врача. Наверное, боялся и наших, и немцев. Жалко – сделал вывод Иван.

Гера уткнулась ему в плечо и заплакала, потом глубоко вздохнула и легла на спину. Казалось бы, все слезы уже выплакала по маме, но они, жгучие, все равно текли.

За окном шуршал шелестящий стук ледяных снежинок. В доме тишина, покой.

–Но ведь я же не такой! – заволновался Иван и навис над женой. – Я же тебя всегда спасу!

Гера улыбнулась сквозь слезы и погладила непокорные русые завитушки.

–С судьбой не поспоришь. Я не хочу, оставлять моих девочек сиротами. Ведь мои сестрички, все равно умерли. Одна за другой. Хоть и коровы были, и хлеб был. Мне четырнадцать, но что с ними делать… А хорошенькие такие девочки…

Гера опять замолчала, сглотнув подкативший ком, и уже спокойно сказала:

–Мы с братом остались без мамы, а отчим быстро нашел себе новую жену. Знаешь, не могу вспомнить мамин голос. Помню, что ласковый, звонкий… и лицо тоже расплывается…

Иван крепко прижал жену к себе и зажмурился, чтобы самому прогнать постоянные видения сиротливого детства. Оно закончилось, когда началась война и принесли отцу повестку из военкомата. Боль расставания и чувство одиночества застряло навсегда. Нет, нет, да и поднимется откуда-то из глубины. Лицо отца стерлось, только улыбку, мягкую, стеснительную, Иван чувствует до сих пор. Отца нет, а тепло его улыбки до сих пор согревает душу.

Мужчина задержал дыхание, наклонился взять с пола сигарету, помолчал и с жаром зашептал:

–Ну, как мне тебя убедить! Уже двадцать лет прошло, как закончилась война, все по-другому! Надо жить, а не оглядываться. Представляешь, как будет хорошо в доме, если еще и сын появиться, а?

Гера нежно положила свой пальчик ему на красиво очерченные губы, поцеловала и ласково прошептала:

–Давай спать, фантазер! Поздно уже.

–Но мальчонку, того, помнишь, кудрявого, с такими печальными глазами, надо бы взять, а? Прямо, как я! – уже засыпая, тихо бормотал Иван, – отец говорил, что чужих детей не бывает.

–Уймись, нам своих девочек надо до ума довести, а ты о чужих беспокоишься. Спи.

Гера погладила мужа и натянула спустившееся одеяло.

Глава 13 .

Лена медленно выздоравливала. Она уже скучала по школьному шуму, по дням, занятым до отказа учебой, общением, работой. Оказывается, и от отдыха можно устать! В один из таких солнечных мартовских дней в дверь ввалилась ватага ребят одноклассников. Веселые, счастливые, они жали ей руку, хлопали по плечу и возбужденно говорили наперебой:

–Ну, как ты, рассказывай?!

–Да ты хорошо выглядишь!

–Ничего почти не заметно!

–А мы скучаем!

–Знаешь, как плохо без тебя!

–Нас Василий Павлович все ругает, все сокрушается теперь, что без старосты мы отбились от рук.

–А дежурные что же? Я график на месяц расписала! – радостно улыбаясь, уже оправдывалась Лена,.

– Знаешь, как ему досталось на педсовете за тебя! Выговор дали с занесение в личное дело. Вот.– сообщил Витька, гордо расправив плечи, и добавил, – а я бы ему и не так еще за тебя. Ты только выздоравливай быстрее!

Лена, удивленная, счастливая, смотрела на мальчика Почему он так яростно защищает ее? А паренек весь светился от переполнявших его чувств. Такой красивый, даже полнота его не портила А в первом классе он, чистенький, наглаженный, пухленький, и не смотрел в ее сторону, предпочитая общество такой же аккуратной отличницы Светки. На переменах, когда жизнь кипела, и Лена, распахнув руки, неслась с горки к берегу Подкумка наперегонки с мальчишками, а потом, пыхтя и скользя по мокрой траве взбиралась на вершину, где находился школьный двор, Витек царственно стоял и наблюдал за гонками. Он снисходительно улыбался, окидывал взглядом ее растрепанные волосы, спустившиеся гармошкой чулки и болтающийся фартук с оторванной пуговицей и, не торопясь, шел в класс. Лена всегда опаздывала, поэтому урок начинала, стоя в углу, а он примерно сидел, сложив руки, как и подобает послушному ученику.

Что же изменилось теперь? Или они изменились? Приятно, что о тебе заботятся, но верить в то, что она нравится Вите, было страшно: столько лет равнодушия, и вдруг –явная симпатия. Нет, безопаснее не верить.

– Да он теперь даже ходит. Как нормальный человек, не задирая вверх головы, – перебила ее мысли Люба, девочка серьезная и принципиальная

– Ну, да, подумаешь, бывший руководитель студенческого ансамбля. Так ему что все позволено, что ли?! – продолжал возмущаться Витька.

– Вот, вот, – вставила тихоня Женя. – И не мужчина он вовсе, если хвастается своей любовной связью с Пьехой.

– Нет, ребята, вы напрасно так о нем говорите. Если бы он нас все время опекал и носился с нами, как Раиса со своим седьмым «а», мы бы не стали такими дружными, правда, Ира?

–Ленка, да что ты говоришь?! Ты же выполняла его работу , даже оценки выставляла в дневники, а он иногда интересовался, все ли ты сделала!

– А уроки! – тут же перебил одноклассницу Виктор. – Ты его защищаешь, а скажи, сколько у нас было уроков пения за эту четверть?

Он торжествующе обвел взглядом ребят:

– Раз, два – и обчелся. А ты защищаешь!

Действительно, Василий Павлович, великолепный музыкант известной в стране музыкальной группы, волею обстоятельств вернулся в родительский дом не один, а с женою и младенцем. В маленьком курортном городке работу в эстрадном ансамбле не найти, пришлось идти работать в школу. Вел он себя так, как и положено знаменитости: рассеянно смотрел по сторонам вокруг, как бы говоря: « И что я тут с вами делаю?»

– Ребята, – взволнованно сказала Лена, – а помните, с чего все началось?

Все заулыбались. Каждый видел эту картинку детства по-своему. Каждый хотел поделиться воспоминаниями, и поэтому говорили наперебой, не слушая товарища. Усмехнувшись, Виктор негромко, будто себе сказал:

А ведь тогда урока опять не было.

– Ну, да, а как мы бесились!

–А я орал, подпрыгивал и махал руками от радости., а Сережка бегал между рядами и всех пятнал1

– Ой, а я кричала, чтобы все замолчали.

–У меня громче всех получалось: я крышкой парты грохотал!

– А я мелом в доску пулял!

– Так это все-таки ты бросал мелом и тряпкой?! – воскликнула Лена, глядя на Колю Закидова, высокого нескладного подростка, хулигана и двоечника.

–Ну, да! Стена-то общая у нашего класса и у кабинета директора: я и бросал. А че? Пусть тоже попрыгает!

–А как мы передрейфили, когда взбешенный директор ворвался в класс!

– Ага! Я сначала от страха спряталась под парту.

–Лен, а почему ты вышла к доске и сказала, что ты мел бросала? – спросила Женя. -Ты же все время сидела заткнув уши и что-то читала?

– Не знаю, – рассмеялась девочка. – Как-то само получилось. Все стояли такие потерянные, виноватые. Все равно никто бы не сознался, а стоять весь урок не хотелось.

– Ну, потом я тоже вышел, и тоже сказал, что бросал, помнишь? Я же признался! – с запоздалым раскаянием выкрикнул Колька.

–Потом мы все вышли к доске. Все признались!

– А помните, как директор сначала стоял злой-презлой, а потом заулыбался?

– А мне кажется, что тогда и родилась наша дружба. Один за всех и все за одного.

Конечно, все согласились. А Лена подумала: « Как хорошо, что в школе работают разные люди, разные учителя. Если бы Василий Павлович, поразившись мощью голоса высокой упитанной девочки, не назначил ее старостой, еще неизвестно, как бы сложилась школьная жизнь бывшей хулиганки». Она относилась к одноклассникам, как к младшим несмышленышам, которых нужно опекать и наставлять.

– Ребята, да ну его! И не так уж сильно он и виноват. Кто его знает, что это такое на меня напало! Что за болезнь такая. Ничего не болит, а лечиться надо. Я уже почти здорова. Давайте лучше чай пить, и дайте же мне, наконец, домашнее задание

Глава 14

Счастливый день закончился быстро, как и все хорошее. Когда ребята ушли, тоска по школьной жизни почувствовалась сильнее.

Видя, как дочь слоняется из угла в угол, Гера, уходя на работу, предложила:

– Знаешь, давно хотела тебя попросить разобрать вещи в шкафу. Может, возьмешься? Лена обрадовалась: хоть какое-то занятие до вечерних уколов.

Со стопками белья справилась быстро, а вот верхние полки комода явно перегружены бумагами. Все было выброшено в мусор, кроме пакета с документами. Их перебирать Лена не стала. Зачем?

Вечерело. В доме чисто, уютно. Станичники заняты делом, у всех жизнь кипит, а Лена стоит у окна и наблюдает ее. Солнце садится, лужи на дороге блестят, люди проходят мимо их забора. Кто прыгает с камня на камень, кто шлепает в резиновых сапогах по лужам. Дожди идут уже неделю. Если открыть форточку, то можно услышать голос самого Подкумка. Сейчас горная река, мощная и сердитая, собирает мутные ручьи с гор, растет, как на дрожжах, увеличиваясь во много раза. Ее грозный, бурный поток воды страшен. Он крутит и несет, как пушинки, огромные стволы деревьев, катит по течению валуны в рост человека. Около реки неуютно, холодно, страшно.

Летом этот бешеный поток успокаивается на следующий день, и мощная река бурлит, будто бабушка ворчит, хотя и достаточно грозно, но уже не страшно. Тогда наступает самое счастливое время для купания. Вода холодная, но ребята садятся на машинные шины, отталкиваются от берега и с сумасшедшей скоростью несутся с восторгом вниз по реке от одного края станицы до другого, качаясь на волнах до головокружения, цепляясь за поваленные деревья. Удивительное единение с бурлящим потоком, валунами, пеной и обжигающими брызгами.

Лена села на кровать. Решила все-таки перебрать и пакет с документами. Листочек о своем рождении она видела не раз, и ей очень не нравилось вычурное нерусское имя, записанное там. Стелла. В этом имени слышалась напористость, решительность, властность, уверенность в себе и какой-то налет аристократизма. Ну какая из нее леди?! И решительность в себе она только воспитывает. Нет, ей уютнее все-таки с именем Лена: проще, роднее. Маме тоже досталось! Генриетта. Королевское имя. Вот где сила, властность. Ей подходит, хотя тоже не для аула. Иногда мама как посмотрит, сразу чувствуешь себя виноватой и глупой, даже если ни в чем не провинилась.

Когда Лена возмущалась, Гера только улыбалась, а однажды сказала, что имя можно поменять при получении паспорта. И девочка успокоилась. Хорошо, когда есть выбор.

Но сегодня ее взгляд упал на штамп в правом верхнем углу. Раньше она не обращала на него внимания. Яркий, чернильный прямоугольник с надписью «повторно» заставил Лену задуматься. Почему повторно? И вздрогнула от страшной догадки…

Лихорадочно нашла свидетельство сестры, открыла. Чисто. Никаких штампов нет. Внутри все замерло. Только в голове что-то сопоставлялось, анализировалось, делались выводы. Значит, правда. Значит, Иван не ее отец, не настоящий! И не похожи они совсем.

Так вот почему они так часто оставляли ее одну, когда надо было идти в кино или в гости… Людку брали всегда с собой, а ей лучше, как мама говорила, дома посидеть, а то вдруг кто-нибудь придет! А как шумно и радостно собирались! Какими счастливыми шли, держа за руку маленькую сестренку! Лена в эту идиллическую картину никак не вписывалась. Так вот откуда это щемящее чувство отверженности! Боль и тоска одиночества! Интуиция ее не обманывала. Ну. не может родной отец так обращаться с дочерью! Как же теперь жить?

Надо найти своего, родного. Вместе с этой мыслью пришла уверенность, что не всю жизнь ей слушать ненавистный мат и терпеть пьяный треп! Есть выход. Она найдет настоящего отца, и жизнь изменится. Ее родной отец, конечно, не пьет, скорее всего, он даже не курит, потому что запах перегара и табака вызывал у девочки тошноту.

Машинально складывала трясущимися руками содержимое пакета. Кто бы мог подтвердить догадку? Кто поможет разыскать родного отца?

Глава 15

Солнце давно село. Опустились сумерки. Мирно гудел котел, засыпанный углем. Стукнула калитка, послышался топот. Пришел отец. Трезвый и злой. Ради нее не пьет уже третью неделю, ради нее такая жертва. А она-то никак не могла понять, почему от этого жертвоприношения на душе становилось еще тягостнее. А может, она ошибается? Выдумывает все и наговаривает на отца? Может, он и есть самый настоящий, просто вот такой достался? Надо проверить. Мама не раз ей говорила, что настоящие, любящие дочери так грубо не ведут себя, как она, что «ласковое дитя две матки сосет», поэтому отец тоже груб с ней.

–Проверим, – решила Лена, быстро встала, положила на место документы, задвинула ящик и вышла навстречу в кухню. Она подходила к Ивану, будто к горной реке, будто к Подкумку после сильных ливней, на ощупь, с опаской, чтобы не соскользнула нога в грязевые глинистые завалы, что тащит с гор.за собой, пенясь, бешеный поток и разбрасывает по равнине.

Уставший отец сидел на стуле, ждал, когда кто-нибудь выйдет и подаст ему еду. Чтобы никого не звать, он обычно входил, громко стуча ногами или задевая рукой пустое ведро, которое потом долго еще тарахтело на весь дом.

Лена подошла, поцеловала его в щеку, улыбнулась и спросила:

– Борща налить?

Иван удивленно посмотрел и кивнул. Лена налила и села напротив.

– Маму попросили остаться во вторую смену, – сказала она, а внутри все сжалось от непонятного страха. Оказывается, трезвого она боится еще больше. Насупленный, недовольный, он ел так же, как и пьяный, неприятно с шумом втягивая в себя еду. Но девочка решила не отступать. Если она будет ласкова, может, и отец будет приходить домой не только трезвый, но и радостный.

– Еще макарошки с мясом есть, будешь?– спросила Лена и опять улыбнулась.

–Угу! – буркнул Иван и хмуро, недоверчиво посмотрел на дочь, стоящую к нему спиной около печки. – Ну, как выздоровела, наконец? Вроде бы рот на месте.

Лена обернулась и, чувствуя расположение к себе отца, решилась еще на один отчаянный шаг. Заговорил, значит, все хорошо, значит, можно теперь спросить то, что мучило столько времени.

– Пап, а ты когда пьяный все понимаешь, что говоришь?

Спросила и сжалась. Вот он, момент, когда она точно будет знать, кто перед ней: отец или отчим, любит он ее или ненавидит. Когда обзывал ее, материл, и она в слезах убегала, мама приходила к ней гладили по голове и шептала:

– Не обижайся на него, он же пьяный, не понимает того, что говорит.

И Лена успокаивалась, прощала. Действительно, что с пьяного возьмешь. Но однажды после очередных оскорблений, она подумала, что говорит он гадости как-то уж очень осознанно, и уже тогда решила при удобном случае спросить его сама об этом. И вот этот момент. Настал. Зря или не зря она прощала несправедливые, обидные слова? И услышала:

–Угу! – промычал Иван, не поднимая головы. – Мне же надо сказать вам, что я о вас думаю.

Лена оторопела. Она смотрела на кучерявую русую голову, склоненную над тарелкой, на широкую смуглую ладонь с толстыми короткими пальцами и не могла вымолвить ни слова. Справившись с волнением, она уточнила:

– И как ругался, как обзывал, тоже помнишь?

– Что ты хочешь? – закричал он. – Я все помню. Дура! Понятно!

Девочка пулей вылетела из кухни, уже не слыша слов, летящих вдогонку. Это были уже лишние, бесполезные слова Она знала главное. Этот человек не может быть ее отцом. Рухнул прежний мир. Она не плакала. Глаза были сухи, а в голове все стало ясно и спокойно. Он чужой. Зачем тогда переживать из-за каждой грубой обидной фразы или мата!? Надо искать родного отца.

Глава 16

Весна пролетела так же быстро, как и весь учебный год. Лена бегала к своим октябрятам, проводила с ними праздники, викторины, уверенно наводила порядок в классе, где ей никто и не думал перечить, а перед сном мечтала о том, как она найдет отца, какой он будет добрый, интеллигентный, начитанный и, обязательно, умный. План поиска был очень прост. Вся родня родителей жила в Новочеркасске. А она родилась в Ростове, совсем рядом, и даже жила там несколько месяцев, по словам мамы. Значит, отец, живет в Ростове. А найти его в этом большом городе поможет брат мамы, Гена. Он никогда ни в чем ей не отказывал.

Гена – это ее друг, ее старший брат, единственный человек на свете, кому можно рассказать все. Маме – нельзя, а Гене – можно. Любые идеи, рожденные в ее голове, воспринимались им, как руководство к действию. Когда он приезжал к ним в станицу, мир вокруг менялся. Они ездили в парк, бродили по улицам и говорили, говорили… И отец не страшен: Гена защитит, будет сидеть и смирно слушать пьяный бред вместо нее, пока буяна не сморит сон. Он поможет и сейчас.

А Гена в это время прятался от встречи с Юркой. Та малая часть денег, вырученная за товар, давно была потрачена, а клиентов, как назло, не было. И Серый скрылся. Генка тянул время, как мог.

С Юркой они сошлись в армии, где двухметровый атлет взял под защиту хилого солдатика и научил его, как благодаря дури жить не в казарменном пекле, а в райском уголке рядом с кухней. И начальство довольно, и солдатики счастливы. А Гену и совесть не мучила, потому что зэки, они и есть зэки, не люди. Если они хотят так развлекаться, он не против им помочь. Другое дело на гражданке…

У Юрки просто талант – находить клиентов. Зачастил, значит, сейчас ему нужны курьеры и деньги. Надоел. Как избавиться?!

Несколько раз Геннадию удавалось не встречаться с приятелем, но бывший ефрейтор на расстоянии чувствовал поток злости, который излучал Геннадий при виде громилы. И когда Юрка внезапно навис над ним на остановке трамвая, закрывая и прямую улицу, и темнеющее небо, животный страх пронзил, застигнутого врасплох Геннадия. Он инстинктивно вжал голову в узкие плечи и детский чубчик, зачесанный налево, встал торчком.

–Ну, вот, блин, а ты боялся, что мы не встретимся, – мягким баритоном обласкал его Юрка. – А я жду, жду, блин, жду! Ну! Кореш! Ты же знаешь: если я прилип, то это навеки. – и добавил, разведя руками, – ну, и чего, блин, пырхаешься? Не понимаю! Он по-хозяйски сел рядом, широко расставив ноги, и деловито заговорил:

–Значит, так. Товар у тебя дома, что делать и как, ты знаешь. Приду через неделю. Усек?

Он спокойно смотрел на тщедушного приятеля, вжавшегося в скамью, и, довольный эффектом, добродушно сказал, привалившись к спинке сиденья:

–Ген, ну, не обижайся ты, блин. Ведь мне нужно семью кормить. Дочь, вон, родилась… толстая такая, все ест и ест. День и ночь ест. Тебе хорошо: у тебя никогда не будет спиногрызов. Я, на твоем месте, спасибо бы мачехе за это говорил: обеспечила, блин, беззаботную жизнь.

Он посмотрел на испуганно сжавшегося помощника и засмеялся:

–Ну, и видок у тебя, блин! Продашь товар – брось в урну это старье, купи новую рубаху!

Атлет легонько хлопнул приятеля по плечу и зашагал по тротуару.

Глава 17

За месяц до поездки Лена решила прозондировать почву. Она заказала на почте переговоры с Геной, выяснила, что он никуда не собирается летом уезжать и удивилась неприятному сдавленному смешку в трубке. Раньше Гена так не смеялся. Вообще разговор был каким-то странным, холодным и коротким. Потом начала переговоры с Герой.

Прибежав из школы, Лена разогрела обед, сама наелась, и Мурке с Шариком досталось, потом накормила кур, вынула из гнезда яйца, убрала разбросанные утром вещи, вымыла полы, наломала сирени в вазу и, довольная, села делать уроки.

– Ох, как хорошо, – сказала пришедшая с работы Гера, устало улыбнулась и села на стул, оставив полные сумки на полу. – Смена была тяжелая. Жарко. Разбери, Лена, продукты. Пойду, полежу.

Когда Лена открыла дверь в комнату мамы, та читала. Девочка села на край кровати и спросила:

– Мам, можно я поеду в Новочеркасск?

Гера опустила книгу и с любопытством посмотрела на дочь.

– Когда?

– В середине или в конце июня, как получится.

– А что должно получиться? – насторожилась Гера.

В последнее время дочка стала задумчивой и скрытной, что не укрылось от взгляда матери, но Гера молчала, ждала и наблюдала. Каждый раз отпуская Лену к родственникам, она не находила себе места, пока дочь живой и невредимой не возвращалась к ней домой.

Чем взрослее становилась девочка, тем тревожнее было на душе у Геры, тем неохотнее отпускала она дочь, будто боялась, что та уедет однажды и не захочет возвращаться. Кто-нибудь из родни сделает «доброе» дело. На это лето решила ее не отпускать одну или вовсе дома оставить. Гера внимательно смотрела на дочь: уж очень собрана и повторила вопрос:

–Так что должно получиться?

– Ну, с практикой и ученической бригадой. Надо же денег заработать, – замялась Лена.

–Вот и работай! Лучше купим тебе что-нибудь из одежды.

Гера отложила книгу, села, и, обняв дочь, ласково продолжила. – Я видела такую шикарную ткань на платье! Давай сошьем в ателье, чтоб не испортить самим, а?

– Мам, ученическая бригада работает лишь до конца июня, а впереди все лето, – возмутилась Лена. – Соберем черешню, и сад опустеет, а на сливы переходить я не хочу.

– Почему?

– Они низкие, разлапистые.

– А черешня? – засмеялась Гера.

– Высокая, сильная. Залезешь на дерево и качаешься на ветру. Ящики быстро наполняются.

– А я думала окна с тобой покрасить в конце июня.

– Давай раньше покрасим, – с готовностью предложила Лена.

– Ну, хорошо, а сестру куда денешь? Ее нельзя одну оставлять: если вторая смена, меня до двенадцати ночи не будет, а на отца надежда сама знаешь какая. Да и кормить тебя там некому.

– А Гена!?

– Что Гена! Его самого кто бы накормил, – бросила она недовольно. – Знаешь, лучше всего дома. Ты здесь и отдохнешь и начитаешься. Не дуй губы, мне помощь нужна, закатка пойдет. Кто банки мыть будет? Да и денег лишних пока нет. Нет, – добавила она решительно, – дома лучше.

И не обращая внимания на поникшую, расстроенную дочь пошла в кухню.

Лена пошла следом, села за стол, уткнула обиженный взгляд мимо матери в Эльбрус, залитый солнцем, потом раскрыла книгу. Не читалось. Назойливый комар зудел, то над одним ухом, то над другим. Темнело, и постепенно из комнаты исчезало тепло уюта и покоя, запах сирени становился острее и резче.

– Ничего, – подумала Лена и по привычке подняла вверх веснушчатый нос.– Что-нибудь придумаю.

Через неделю, улучив подходящий момент, когда Иван был в хорошем подвыпившем настроении, Лена сказала ему о своем желании поехать погостить к бабушке Кате. Ивану сегодня действительно целый день везло: и бригада плотников работала отлично, и заказчик благодарный попался. Лишняя копеечка нечаянно появилась.

– Поезжай, поезжай, проветришься, ума наберешься, – не раздумывая, разрешил он.– А деньги есть?

– Нет.

Иван вынул из кармана несколько десяток, пересчитал и целых три отдал дочери.

– На, хватит?

Глаза девочки вспыхнули радостным блеском:

– Конечно, хватит! Спасибо. Только… вот мама…

– Что, не отпускает?– ухмыльнулся он. – Все никак от юбки деточку не может оторвать?! Не волнуйся. К бабушке, так к бабушке.

Утром, разливая какао, Гера спросила:

– Зачем ты хочешь ехать в Новочеркасск?

– Мам, просто хочу погостить. Погуляю, похожу по улицам, да и ты от меня отдохнешь, – добавила она лукаво.

– А жить у кого хочешь?

– Как всегда, – ответила Лена беспечно, – ты же знаешь. Немного у твоих родственников, Ежовых, немного у папиных, Колесовых. Ну, хорошо, хорошо, зайду поздороваться и к бабушке Оле Ежовой, чтоб не обижалась. Плохо, что она отдельно живет, идти не хочется.

– Зайди. Не обижай одинокую женщину. Люду тоже возьмешь.

– Ну, мам, – заныла Лена, – она же лезет во все дырки! За ней только и смотри.

– Так уж и смотри! – улыбнулась Гера. – А за тобой, не надо? Как я ее одну буду на целый день оставлять, ты подумала? Да и слез будет – море.

–Ладно уж… Только ты прикажи ей слушаться!

–Хорошо, хорошо, поезжайте. Гену надо предупредить, чтобы дома был в это время. Напиши ему.

–Угу!– стараясь сдержать радость, подскочила девочка.

Но Ежовым было не до гостей.

Часть 2. Колесовы и Ежовы. Тайна раскрыта.

Глава 1

Ничего не подозревавшая Лена, собранная и целеустремленная, ехала к дяде. Путешествовать в поезде – одно удовольствие. Лежишь, а тебя еще и укачивают. А если верхняя полка… Это же миниатюрный личный уголок в плацкартном вагоне! Днем в окно смотри, сколько хочешь или лежи до бесконечности: никто не сядет тебе на ноги, как внизу, и не будет жевать под ухом вонючую колбасу, или котлеты с чесноком.

Уже в вагоне приглушен свет, уже слышится первый храп пассажира и сестренка на нижней полке посапывает, а Лене не спится. Внутри все замирает от страха и неизвестности. Даже самой себе девочка не могла бы объяснить, откуда взялась такая уверенность, что Иван не родной отец. Просто не может и все!