Крик шепотом

Не было чувства кровного родства, как с мамой, на которую она не обижалась: поругает и тут же пожалеет. С Иваном так не было никогда. Он не прикасался к ней, но его слова хлестали больнее ремня.

В детстве Гера могла на дочь и накричать, и полотенцем по спине перетянуть. Но после того, как Лена однажды в Марухе после маминых криков ушла из дома гулять и весь день бродила по берегу Терека, строила крепость из булыжников, играла в защитников, а с темнотой, опустившейся на аул, вспомнила, что надо идти домой, и как ни в чем не бывало появилась в дверях, мама, увидев ребенка, расплакалась. Сразу же сняла с нее резиновые сапожки, растерла вонючей жидкостью ледяные ноги и тельце, укутала в шерстяное одеяло, напоила чем-то сладеньким и больше никогда не ругала, а хвалила за каждый даже незначительно хороший поступок, или, если была недовольна дочерью, невзначай рассказывала, как где-то кто-то вот так хорошо сделал. Дочь сразу же задумывалась над своим поступком. Так вот, оказывается, как надо делать, как надо было сказать, и на недостойное поведение ею ставилось табу.

Иван же все вопросы разрешал матом, что вызывало отвращение.

–А вдруг я себе все это придумала? Ведь было же и нам вместе хорошо! – размышляла девочка, – когда отец приносил очередной исторический роман и запоем читал всю ночь, а утром шел на работу. А однажды ворвался в дом с криком:

–Гера! Я нашел, нашел!

Он возбужденно тряс книгой над головой. Это были не просто вечера, а праздники! Иван садился на стульчик возле печки, где сейчас часто сидит Лена, находил загнутую страницу и читал вслух, захлебываясь от смеха. Все хохотали до боли в животе. Как уютно и спокойно. За окном метель, а им тепло от печки и даже слабый свет от керосиновой лампы не помеха.

Колеса вагона ритмично стучали, и надо было бы уснуть, но тревожные мысли, сомнения не дают покоя. Надо проверить. Надо. Раз решила, делай.

Глава 2

Ранним утром поезд подошел к перрону вокзала. Вот он, город, в котором она родилась. Почему только сейчас она так пристально все рассматривает?! Мощное, серое здание внушает уважение. Лена знает здесь все выходы и входы, поэтому уверенно берет за руку сестру, переминающуюся с ноги на ногу, передергивает плечами от прохладного утреннего воздуха, окутавшего на перроне не выспавшихся пассажиров, и идет к выходу, подхватив свою сумку и авоську с продуктами. Тяжело. Она останавливается и смотрит на полусонную сестру:

–Просыпайся уже! Видишь, какие высокие переходы? Смотри, какое здание!

И чтобы разбудить сестру рассказывает:

–Знаешь, мы с мамой однажды засиделись у тети Лизы и опоздали на поезд. Бежали, задыхались, но успели лишь на верх перехода подняться, как объявили отправление поезда. Мы стояли наверху и с ужасом смотрели на убегающие вагоны.

–А билеты были? – прозвучал прагматичный вопрос сестры.

Лена кивнула.

–Пропали?!

–Мама сидела на чемодане с потерянным лицом. У нас денег чуть-чуть осталось, на новые билеты не хватило бы. Подошел дяденька и подсказал обратиться к начальнику вокзала.

–И что? – заинтересовалась Люда.

–Мама пошла. Начальник в красивой форме дал нам билеты на следующий поезд. Китель!!

Люда вопросительно посмотрела на сестру:

–Ты чего? Какой китель?

А Лена ясно увидела себя маленькой и маму рядом с незнакомым дяденькой в черном пальто с ослепительно белым шарфом и фуражке, как у капитана. Они бесконечно долго о чем-то говорят. Она замерзла, устала стоять и ходить вокруг мамы, не выпуская ее руку. Мама держит коробку конфет и красивую куклу, которую Лена сразу не взяла из рук незнакомца. Испугалась. А теперь все время смотрит на нее. Так, может, это и был ее отец?! Лицо! Не вспоминалось. Только красивая форма перед глазами. Значит, он все-таки здесь живет! Или жил. « Ладно. Скоро все узнаю», – подумала она и рассеянно ответила сестре:

– Да это я так. Пошли быстрее. Ждать первый троллейбус нет смысла, быстрее пешком дойдем до автовокзала

В Новочеркасск, раскинувшийся на Донском плато, приехали к полудню, и сразу попали в прошлый век. Столетние дома, каменные двухэтажные, гордо смотрели окнами со ставнями на редких прохожих. Бережливые казаки строили их себе, внукам и правнукам. Что ни здание, то раритет. Даже вековая будка для ремонта обуви, поставленная до революции на углу Никольской, подкрашена, подправлена и исправно служит жителям до сих пор.

На скалистом плато тонкий слой почвы и совершенно нет воды. Если в Старочеркасске казаков заливали воды Аксая и Тузловки, то, спасаясь от наводнений на Донском плато, они таскали эту воду наверх в бочках, пока генерал Платов с царем Александром 1 не решили построить казачью столицу. Первое, что они сделали – провели водопровод.

И пятьдесят лет спавший казачий городок ожил и расцвел. Жизнь закипела, а пышная земля с поймы помогла трудолюбивым казакам разбогатеть и превратить свою столицу в цветущий край. После Гражданской войны с трудом поднимался город с колен, в Отечественную войну немцы так вцепились в плато, что город несколько раз пришлось отдавать и вновь возвращать. Отстроился, ожил и задремал в ожидании другого Платова.

Никаких перемен за два года в казачьей столице! Ни транспорта, ни дорог. Все также прохладно утром, также душно и жарко днем и также нещадно жрут комары ночью

К кирпичному двухэтажному особняку, девочки подошли уставшие и голодные. Лена опустила тяжелую сумку на каменную плиту, служащую ступенькой перед массивной дубовой дверью, поставленной еще в прошлом веке хозяином, и позвонила.

– Лен, пойдем в кухню, – заныла Люда, – бабуля там.

– А вдруг она отдыхает? Жарко ведь уже на кухне.

–Ага, будет она тебе прыгать по ступенькам, – возразила рассудительная сестра, -дядя Вова с тетей Раей на работе, Васька в садике, а она приготовит кушать и там же в кухне отдыхает, я знаю.

– Раз ты все знаешь, иди во двор и посмотри! – рассердилась Лена и села на сумку.

Дом купца, возвышавшегося над поймой реки Тузловки, был открыт всем ветрам.

Калитка открылась бесшумно и легко в просторный заросший травой двор, застроенный сарайчиками и засаженный плодовыми деревьями по периметру. В глубине двора, под холмом, поросшим терновником, приютилось строение, сооруженное Колесовыми из подручного материала, похожее на пещеру, – летняя кухня. Увидев открытую дверь в летнюю резиденцию, Людка побежала с визгом: «Бабуля!», и Лена, услышав этот взрыв эмоций, со вздохом подняла сумки и тоже вошла во двор.

Из-за старенькой тюлевой занавески сначала показалась повязанная белой батистовой косынкой голова бабы Кати, а потом расплывшееся в радостной улыбке смуглое лицо. Подбежавшая внучка повисла у нее на шее, а женщина улыбалась и, обнимая любимую внучку, восклицала:

–Як жеж це так!? Приихали! Сами!? Без мати?! Ну и ну!

Это была ее кровь, ее продолжение. Худощавая, подвижная, невысокого роста, с черными, как смоль волосами, в свои шестьдесят с хвостиком, и ровненьким прямым носом, она выглядела моложаво А глаза, как у всех Колесовых, синие, бездонные, таврские, как она говорила, светились счастьем.

Лена сдержано поздоровалась, не вмешиваясь в бурную сцену, и поставила на траву сумку. С красного лба капал пот, и веснушчатый курносый нос, сгоравший каждое лето до ранок, опять сильно покраснел; выгоревшие на солнце волосы, завязанные на затылке резинкой, не добавляли красоты.

–Ну, девки! Ну, девки. – повторяла Екатерина Дмитриевна, пропуская внучек в кухню, – Сидайте, сидайте, будемо обидать. Борщ тильки что зробыла, абрикос в кучу сгорнула, потом поколупаемо…

Девочки вошли в маленькую комнатку, где стоял обеденный столик, газовая плитка с баллоном, тумбочка и самодельная кушетка, на которой женщина отдыхала в жаркий полдень. Чисто. Уютно. Вкусно пахнет едой.

Хромая, с негнущейся ногой (остаток жестокого ревматизма), она возбужденно суетилась, наливая из ведерной кастрюли густо заваренный борщ и нарезая по ломтю пышного хрустящего хлеба, спрятанного от жары на дно эмалированного ведра, потом села напротив.

Люда без устали трещала, успевая и заглатывать еду, и рассказывать, что она отличница и что ей дали похвальную грамоту в конце учебного года.

–Гарно, гарно, – кивает головой бабушка и гладит внучку. Спохватившись, оборачивается к старшей и спрашивает:

– А ты як годыну зробыла?

– Хорошо, – равнодушно отвечает Лена и продолжает есть.

–Ой, бабуль, она скромничает,– воскликнула Люда. – У нее всего-то одна четверка, а грамот… пять или шесть.

–Люд, – зыркнула Лена на сестру, – перестань хвастать.

–Да я же бабушке, ни кому-нибудь! – обиделась та и, обернувшись к бабуле, стала перечислять, – и за октябрят, и за общественную работу в школе, и за работу в классе, и за самодеятельность, и за…

Она наморщила аккуратный прямой, как у бабушки, носик и обратилась к занятой едой сестре:

–Ну, напомни, за что еще?

Лена махнула на нее рукой с хлебом. Отстань, мол, и потянулась за вишневым компотом, на который нацелилась и муха. Отогнав ее, Лена только сейчас услышала назойливое жужжание в кухне и за занавескою. Их было столько, что казалось они слетелись сюда со всего города! И сколько бы бабушка их ни гоняла, они все равно пролазили через дырочки в тюле, пробирались по половику через порог. Знают, где можно полакомиться.

–Ну, все! Геть в дом: тамочки прохладно, – скомандовала бабушка.

Она с трудом поднималась по крутой узкой лестнице. Еще в молодости, когда родились погодки сын Иван и дочь Татьяна, заболела ревматизмом и лежала полгода пластом. Свекор и ухаживал, и лечил любимую сноху ваннами из сенной трухи. Поставил-таки ее на ноги, стала ходить.

Негнущаяся нога все четырнадцать ступенек больше мешала и цеплялась, чем помогала, отдавала болью в спине.

Взлетев по лестнице, Люда по-хозяйски открыла дверь и первой вошла в затемненную комнату, которая показалась большой и пустой. Прохладно. Окна зашторены плотной занавесью, на полу под окном лежал застеленный простынею матрас с подушкою.

–Лягайте! И я чуточку полежу.

Бабушка пошла в смежную маленькую комнатку отдыхать. Там, кроме комода и кровати, стоял еще стул и громоздились полки для белья.

Лена неподвижно лежала, раскинувшись на одеяле, рядом со спящей сестрой. Ревность и обида мешали заснуть. « Людку все хвалят, любят, а меня будто и нет рядом! Приехали вместе, а к ней – с восторгом, а обо мне ни слова. Они все чистенькие смуглые, а я белая, с веснушками», – размышляла девочка. Она подняла руку и посмотрела на забрызганную мелкими, темными точками белую кожу. В этом году она сгорела в поле на прополке свеклы, и у нее появились неприятные конопушки на плечах и руках, а раньше были только на лице. Лена горестно вздохнула. «Людка им родная, вот ее и любят. Это нормально. А мне – что осталось».

Девочка еще раз вздохнула, перевернулась на бок и уткнулась глазами в блестящий пол, крашенный светло- коричневой краской. Все дорожки по-хозяйски выстираны, высушены и сложены под кровать, там же устроился и единственный ковер с изображением мишек в лесу. На печке груда зимней одежды, высушенной и зашитой в мешки, и, конечно, с мылом от моли. Бабушка строго за этим следит.

Она практичная, даже жадная, по мнению девочки. Лена ни за что бы не стала возиться с мерзлой картошкой, а бабуля еще и заработала на этом.

Глава 3

В ту осень они с Герой собрали хороший урожай. Крупные картофелины спустили в подвал, а мелочь ссыпали в мешки и хотели отдать соседям для поросят. Не успели. Стукнули первые заморозки. В банках с помидорами, стоявших на тумбочке за дверью, рассол покрылся ледком, и картошку тоже прихватил мороз, не спасла и мешковина. Баба Катя, приехавшая как раз в гости, смотреть на такое безобразие не могла.

Рано утром она подвязала фуфайку фартуком, вытащила выварку во двор, натаскала в нее из колодца ледяной воды, закатала рукава, высыпала мелочь и опустила внутрь руки.

Первое ведро легко внесла в дом. Прикрутила к столу мясорубку и приказала внучке молоть. Лена делала уроки, и, конечно, была недовольна, но, поворчав, все же пришла в кухню. Первое ведро смолоть – забава, а вот шестое, седьмое… Хотелось заныть и бросить все. Руки занемели, плечи болели. Лена так бы и сделала, но случайно увидела бабушкины руки. Хромая, она с трудом тащила полное ведро мытой картошки, а поставив его, не могла разогнуть закоченевших пальцев. Подтащив волоком тару, она высыпала в мясорубку горсть мелочи:

– Мели. Не гоже добру пропадати.

После просушки практичная Екатерина Дмитриевна сгребла в предварительно сшитый полотняный мешок весь сухой крахмал и отвезла к себе домой кисели варить. Разве это не жадность?!

Это сейчас она понимает, что баба Катя, пережившая три войны и коллективизацию, не могла поступить иначе. Если она ни одной крошки хлеба не выбросила, то мимо целых двух мешков картошки уж точно не могла пройти.

Глава 4

Тонкие полоски света, пробивавшиеся между шторами, обжигали, но купеческий дом, построенный на века, хранил прохладу и надежно защищал от жары.

Воспоминания убаюкивали, бессонная ночь давала о себе знать. Цикады монотонно и гулко звенели, глаза постепенно смыкались.

Еще во сне Лена поняла, что проспала. Вскакивать и бежать на ночь глядя к Ежовым поздно. Она потянулась, открыла глаза и негромко сказала сестре:

–Вставай, скоро вечер. Наверное, дядя Вова с Раей уже пришли с работы.

–А Вася?

–И Вася. Пойдем вниз, в кухню.

Спускаясь на ощупь по темной лестнице, Лена размышляла о том, что первый день прошел зря и не приблизил к разгадке, что надо набраться терпения, а спешка может насторожить бабушку. Она все примечает. Молчит, молчит, а потом и подставить может.

В открытую дверь на девочек пахнуло жаром. День засыпал. На горизонте солнце сливалось с выжженной степью. Ни звука. Спокойно. Вдруг в тишину пустынной улицы неожиданно ворвался громкий монотонный стук вагонных колес и, постепенно удаляясь, затих. Это на другом конце города промчался мимо редкий состав пассажирского поезда. Прошел одинокий прохожий. Жизнь в каждом доме спрятана за расписными ставнями и крашеными заборами. Ощущение жуткого одиночества окутало девочку. Оно росло, становилось страшным, вселенским. Нет людей. Их не видно. Спрятались. Ты один, как в пустыне.

–Лен, ты чего стоишь? Пошли, – ныла Люда и тянула сестру за руку.

Увидев появившегося из-за угла мужчину с ребенком, она бросила руку и побежала им навстречу.

И опять Лена стояла, как посторонняя, и наблюдала бурную радостную встречу родственников и сама не могла понять своей сдержанности, понять, почему не может вот так же, как Людка, повиснуть на шее добрейшего дяди Вовы. Ведь носил же он ее на руках, когда она была маленькой!? « Вот, вот, ты уже выросла, взрослая стала, а хочешь вести себя, как ребенок, – упрекнул Лену внутренний голос.

–Но мне хочется! Я тоже хочу, чтоб меня обняли, поцеловали и вообще были рады моему приезду!

–Он и рад. Ты ведь видишь, как искренне, как радостно светятся его синие глаза, а помнишь, как прохожий, видя вас гуляющими по парку, восхищенно восклицал: «Какой молодой папа! Какой молодой! И как похожи!», а дядя смущенно улыбался и крепко прижимал тебя к себе.

–Это потому что у нас овал лица удлиненный. Дядя похож на погибшего отца Василия, и такой же ласковый и добрый, только и всего, – оборвала Лена внутреннюю перепалку.

Мужчина, поравнявшись со стоящей племянницей, стушевался под ее пристальным взглядом и не решился обнять девочку, лишь похлопал по плечу, обошел вокруг восхищенно произнес:

–Ититна сила! Как выросла! -

Он произнес это выдуманное им несуразное выражение, в которое вкладывал самый разный смысл, от восторга до сильнейшего раздражения.

С любовью рассматривая племянницу, он весело улыбался:

–Ну, и выросла, меня догнала, ититна сила! В какой же ты класс перешла?

Лена смущенно молчала.

–В восьмой, – гордо крикнула за сестру Люда. – Ну, пойдем, пойдем домой. Бабуля уже, наверное, ждет нас!

–И Рая тоже! – задорно поддержал ее дядя.

Шумная ватага ввалилась во двор.

Ужинали в сумерках по очереди: сначала дядя с женой и сыном, за ними девочки с бабушкой. потом все сидели на бревне, ожидая, когда Рая помоет посуду. Густая черная ночь разводила людей по своим углам.

Все было, как всегда. Раздвигались теневые шторы, и сквозь марлевые форточки проникала в квартиру ночная прохлада. Рая садилась на край постели, расплетала длинные густые волосы, отливающие рыжиной. Они струились к полу желтой рекой, не желая лежать на коленях, и женщина расчесывала их медленно и торжественно, а муж ложился на диван, что стоял напротив и, делая вид, что читает газету, восхищенно следил за каждым движением жены. Все как всегда… Невозможное, тихое счастье…

Глава 5

Лену положили здесь же, в этой комнате, на матрасе, расстеленном на полу, и она еще долго не могла заснуть.

На следующий день ее разбудила соловьиная трель. Но перевернуться на другой бок и заснуть не успела: соловей опять запел. Перед глазами стояла рыжая жена дяди Вовы. Стояла с детской свистулькой во рту, закалывала шпильками свою шикарную косу и свистела…

–Проснулась? Вставай, а то все на свете проспишь, – засмеялась она, обращаясь к девочке, и опять, дурачась, как ребенок, дунула в игрушку.

Сразу стало весело, хорошо и, хотя для приличия Лена заворчала что-то про каникулы, женщина не обратила на фразу никакого внимания, стукнула шваброй об пол, накинула на нее тряпку и озорно подмигнула:

–Быстрее шевелись! Скатывай матрас!

Тоненькая, маленькая, она командовала дородной племянницей, как Суворов солдатами.

–Сегодня я покажу тебе, как надо мыть полы, – определила Рая задачу дня, и Лена поняла: у тетки выходной.

Юркая, она летала по комнате. Швабра плясала в ее руках, босые широкие ступни скользили по мокрому полу, как по льду. Было столько озорства, любви и удовольствия в этих движениях, они были так заразительны, что оставаться в стороне невозможно.

–А знаешь, в чем преимущество людей низкого роста? – опять затронула она больную для себя тему.

–Нет, – коротко ответила девочка, вытирая пыль. Она об этом не задумывалась, как не страдала и от того, что весит лишние, на чей-то взгляд, килограммы. Когда два года назад на уроке физкультуры она стояла первой, а ее друг Валерка замыкал строй, Лена просто знала: мальчики растут медленнее. Догонит. Главное, с ним было интересно, а еще она думала, как научиться разговаривать с ровесниками так, чтобы им хотелось с ней общаться. В книгах, которые были в библиотеке, об этом не говорилось, у родителей не спросишь, они решают свои проблемы. Но однажды она заметила: если вести разговор о том, что интересует человека, не перебивая его своим восклицаниям, расставание проходило более теплым, и Лена чувствовала к себе интерес и симпатию. Это приятно. А вот кто лучше: высокий или низкий, ей было неинтересно.

А Рая, складывая на полке глаженное детское белье, не дожидаясь ответа, с улыбкой рассуждала:

–Ну, ты даешь! Это же просто! Высокий видит в толпе поверх голов, а маленький может прошмыгнуть внизу между людьми. Вывод какой? Все увидеть и услышать может только человек низкого роста.! Поняла?

–Ну, вот и хорошо, – рассмеялась Лена. – Люди разные важны, люди разные нужны.

А про себя подумала, может спросить ее об отце? Вдруг знает что-нибудь.

–Это тебе хорошо, буркнула недовольно тетка. – А тут сейчас соберется цыганский табор, ногу поставить негде будет.

–Тетя Таня придет, да? – сочувственно спросила Лена.

–Ну, да. Слышишь, пирогами на всю улицу пахнет. Мама ждет в гости семейство дочери.

Лена потянула носом. Запах свежей выпечки никогда не оставлял ее равнодушной.

–Вот здорово! А с чем пирожки?

–Разные, – без энтузиазма ответила Рая и, стряхнув уныние, улыбнулась и неожиданно произнесла:

–А я зато анекдоты знаю! Хочешь расскажу? Да не красней ты заранее, он приличный! Пригласил парень девушку в ресторан. Дама пышная, полногрудая, ну, кровь с молоком, как ты.

Лена недовольно посмотрела на Раю, но та как ни в чем не бывало, продолжала:

–Ну, подошел, значит, к ним официант, принять заказ, а она ему : «Мне борща, пожалуйста!»

Лена невозмутимо вытирала посуду в серванте.

–Представляешь, в ресторан пришла борщ есть! – фыркнула Рая. Девочка улыбнулась. Довольная реакцией Рая продолжала:

–Принесли борщ, горячий, ароматный пар обволакивает парочку и от избытка чувств, дама наклоняется к кавалеру и жарко так шепчет: « Как же ж хорошо с вами! Очень я Вас люблю. Так люблю, что аж в грудях все печет, печет…

–Люся, – зло шепчет кавалер, – выньте титьку из тарелки.

Она заливисто хохочет, вытирая насухо мокрый пол, скользит, как ласточка, подняв одну ногу кверху.

–Ну, как тебе анекдот? – оглядывается она. – Почему не смеешься? Ведь смешно же?! Такие огромные, что вывались в борщ!

Лена сдержано улыбнулась.

–Ну, ты, прямо, как наш комсорг, – разозлилась Рая, – ему тоже только чинные подавай, исторические!

Хлопнув шваброй, она подоткнула выбившуюся полу платья еще выше и сказала:

–А титьки они и есть титьки!

Лена не обратила внимания на недовольство тетки, потому что постоянно возвращалась к мысли об отце. Нет, у Раи она ни о чем не будет спрашивать. Даже если та и знает что-нибудь, то в секрете вопрос племянницы держать не станет.

Терраску и ступеньки лестницы Лена выскоблила сама. Когда протирала коврик у входной двери, вздохнула с облегчением: наконец-то, можно уйти, не вызывая подозрения. Она поднялась переодеться.

–Ну, вот, теперь более или менее чисто, – с улыбкой подытожила тетка.

–Да по этим комнатам даже босиком можно ходить, если ноги вымыть и обязательно с мылом! – растеряно проговорила удивленная девочка.

Рая посмотрела на нее снизу вверх и довольная усмехнулась:

–А то! Нечего лишний раз лазить…

Лена покраснела. Она поняла теткин намек и предупреждение не лазить в холодильник и обиженно отвернулась. Теперь у нее есть деньги на сладенькое, она и без ее ворованной сгущенки обойдется. Это прошлый раз Лена позволила себе глоток, другой и не заметила, как осталось на донышке в пол-литровой банке, но она же сразу поставила ее на место и задвинула другими. как и было. На следующее утро испарилась и банка, и настроение.

Видя, что намек понят, Рая подхватила ведро, швабру, веник и пошла во двор, весело напевая: « Я одной тобой любуюсь…» Ее душа пела: у них с Вовой скоро будет своя отдельная квартира! Они не будут больше кормить всех детей и внуков огромного семейства! Вот заживут!.. Да и Вове, как начальнику цеха военного завода, должны повысить зарплату. От этой мысли на душе стало еще радостнее, и она уже подсчитывала, когда они купят машину, если исключить содержание многочисленных внуков Екатерины Дмитриевны и еженедельные обеды большой семьи Колесовых. Будет жить, как королева.

А Лена и злилась на тетку, и восхищалась ею. Быть такой заразительно веселой у нее не получалось, а рядом с Раей она и вовсе становилась какой-то другой, неизвестной себе, чопорно- холодной и высокомерной. Может это оттого, что тетка постоянно подшучивает над ней, иногда зло и обидно, а Лена никак не может сразу сообразить, что ответить? А может это она такая обидчивая?

Лена вздохнула. Прошлый раз она и недели не выдержала: собрала два платья и укатила домой, а сегодня…

Она надела любимое платье, повертелась перед зеркалом, взяла кошелек и вышла. Затаенное желание узнать правду, как сжатая пружина, заставляло действовать, давило. Все чувства замерли, ярко светилось лишь одно – быстрее уйти. Не получилось. Когда чего-то очень хочется, всегда возникает то, что мешает.

Глава 6

В кухне царствовала баба Катя. Она раскатывала тесто для пирога. Приготовленная начинка в большой миске стояла рядом.

–Как вкусно! – вместо приветствия воскликнула Лена, отправляя ложку с мясом и капустой в рот. – Бабуль, я к Генке пойду, ладно.?

–Куды в таку рань? Сидай, покуштуй, и тикай.

–Нет, не хочу! Я у Гены поем. Может, с ночевкой останусь. Ты не волнуйся.

–Ну, ну, – только и сказала Екатерина Дмитриевна, внимательно посмотрев на внучку.

Лене сегодня определенно везет. Осталось только от Людки смыться, чтоб не увязалась, и все. Дальше, как у Буратино, останется только найти волшебную дверь, повернуть золотым ключиком – и тайна открыта.

Люда с Васей увлеченно возводили грандиозное средневековое строение с башнями, воротами, рвами и мостами через них под абрикосой в песочнице, сооруженной заботливым дядей Вовой. Рядом стояло ведерко с водой, и лежали различные формочки.

Осторожно, прячась в тени и за постройками, Лена пересекла двор, подкралась к калитке и, оглядываясь, все ли в порядке, с силой толкнула ее и чуть не упала в провалившееся пространство, потому что одновременно ее открывали со стороны улицы. Ее подхватил матрос, высокий, загорелый, в белой рубашке с полосатым воротником, и поставил на землю. Она оторопела: откуда на безводном плоскогорье матрос?!