Смерть стучится дважды

– Ну, ты заставила меня тащиться сюда в выходной, значит, придётся вернуться в эту колею немного раньше.

Эделин бодро встала и буквально содрала пуховое одеяло с моих плеч, обнажив перед абстракциями на стене моё уязвлённое тело в полосатой пижаме. Холод тут же защекотал голые пятки и пробрался к самому сердцу.

– Что ты делаешь? – запричитала я и потянулась за одеялом, но получила шлепок от сестры.

– Сейчас ты выберешься из этой кровати, примешь душ, оденешься во что-то более приличное и пойдёшь со мной обедать.

– Я сильно в этом сомневаюсь.

– Если откажешься, – пошла на шантаж Эдди. – Я позвоню маме, которая и так встревожена аварией и твоим состоянием, и скажу, что ты валяешься тут в депрессии, ничего не ешь и…

– Ладно! Ладно! Только не пугай меня мамой.

Эделин знала, куда давить, потому что мама в нашей семье была той хрупкой ёлочной игрушкой, с которой все обращались с особой осторожностью. Лишь бы не разбить и не сломать. Она всегда особенно тяжело переживала все наши взлёты и падения, а сейчас я пала слишком низко. У мамы уже случалось подозрение на инфаркт, а оправдывать эти подозрения мне не хотелось.

Особой терпеливостью Эдди не отличалась, но смиренно дождалась, пока я смою с себя двухдневный запашок, напитаю волосы маской, уложу их феном и подкрашусь. Ей ещё повезло, что моя стрижка-каре легко поддавалась укладке, а красилась я от силы пудрой и тушью, иначе ей пришлось бы пялиться в телефон на порядок дольше. Проделать подобное одной рукой – верх мастерства, на который я была не способна без помощи. По крайней мере, пока что.

Мы не вышли из дома без одобрительного кивка Эделин. В «Грэнни Хаус», затесавшемся через дорогу от моей квартиры прямо между фотоателье и фруктовой лавкой, стекались все белые воротнички из близлежащих офисных зданий, наполняя кафе разговорами о работе, перемыванием косточек начальству и сплетнями о супругах. Но в выходные контингент становился более разнообразным, и сюда заглядывали семьи за тёплой едой и такими же тёплыми беседами.

Мы с Эдди мало походили друг на друга, хоть и выросли в одном гнезде. Но в том, что касалось наших кулинарных пристрастий, мы с удивительной схожестью выбирали одно и то же. Заказав по тёплому сэндвичу с яйцом и беконом, мы стали ждать. Выбраться куда-то из четырёх стен всё же бывает полезно, но я пока что чувствовала себя не на месте. Словно у вселенной заготовлены другие планы на мой счёт. Словно я делаю что-то не так.

Эдди старалась не обращать внимания на мою хмурость и зажатость, рассказывала о своей работе, о какой-то коллеге, которая завела булли, о распродаже экологичных кроссовок в «Оллбёрдс», которые ей были ну просто необходимы для пилатеса и пробежек.

Через двадцать минут, когда перед нами поставили тарелки с сэндвичами и кофе, я взялась за еду, только сейчас осознав, как сильно проголодалась. За два дня затворничества я сидела на диете из желатинок-мишек, тостов с арахисовой пастой и «Кока-Кола Зеро». Хорошо, хоть для сэндвича не нужно уметь орудовать ножом и вилкой – когда у тебя дееспособна одна рука, приходится ограничиваться в желаниях. После нескольких укусов я наконец почувствовала себя человеком. Таким же, как все те, кто собрался здесь и гомонил на своей волне.

– Рада, что ты не умрёшь от голода, – в своей манере насмехалась надо мной сестра. – А теперь, когда ты хоть немного отошла, не расскажешь, что происходит?

– Небольшой сбой в системе.

– Не помню, чтобы твои системы когда-нибудь так выходили из строя.

– А я не помню, чтобы любила врезаться в бетон, но всякое бывает.

Эдди улыбнулась, оставшись довольна моим сарказмом. Если мы переходили на колкости, значит всё было хорошо. По крайней мере, между нами.

– Обещай мне, что покажешь свою руку доктору и сходишь на перевязку.

– Клянусь, – скомкано прочавкала я, наслаждаясь вкусом сэндвича и жизни, которая будто вытекла из меня несколько дней назад, а теперь вливалась обратно.

– А этот твой доктор Рон очень даже ничего… Может, ты бы…

Но я перестала слушать романтические излияния сестры о Рональде Эймсе. Правое ухо уловило что-то важное в этом общем щебете. Голос диктора из дневного выпуска «Эн Би Си Ньюс». Будничным тоном он рассказывал что-то об умершей женщине, и я перестала жевать, слышать всё кругом и даже дышать.

– Сегодня утром тело сорокадвухлетней Элеоноры Финли выловили у берегов Хокинс Пойнт. Женщину выбросило приливом из залива Кёртис. По словам очевидцев, тело разбухло и покрылось синяками, отчего можно сделать вывод, что оно провело в воде не менее суток.

– Роуз, ты слушаешь? – вклинилась Эдди, недовольно хмуря носик.

– Погоди минуту…

Я встала из-за стола, подошла к барной стойке, над которой висел телевизор, и попросила одного из официантов сделать громче. Часть новостной сводки я пропустила и увидела лишь кадры того, как берег Хокинс Пойнта оцепила полиция, а за оградительными лентами собирались любители происшествий, а также стервятники с камерами и эмблемами новостных каналов. Это ведь совсем рядом с Кёртис Бэй, где уютно себе поживал домик моих родителей. Буквально противоположный берег. Труп. Боже.

Я подоспела как раз к моменту, когда на экране появились фотография погибшей крупным планом.

– Элеонора Финли – прекрасная жена и мать двоих детей…

Волосы цвета топлёного молока, очки в черепашьей оправе и тонкие губы, подведённые бежевым карандашом. Портрет словно срисован с женщины из сна. Я стояла и не могла оторвать взгляда от экрана, где стали мелькать семейные снимки Элеоноры, «любезно предоставленные семьёй погибшей».

– В обстоятельствах её смерти всё ещё остаются пробелы, – продолжала диктор. – Полиция просит всех, кто может пролить свет на малейшие детали случившегося, обратиться к детективу Грейсону из пятого участка или позвонить по единому номеру спасения. Мы все скорбим и…

– Что случилось? – Эдди возникла рядом, а новости потекли себе дальше. Минута эфирного времени – и об Элеоноре Финли забыли так же быстро, как забывают о вещах в химчистке. – Почему тебя так разволновал этот репортаж?

Язык не хотел поворачиваться во рту, словно его прибили гвоздями к нёбу. В последний раз моё сердце так колотилось в детстве, когда я боялась монстра под кроватью. Но монстры давно не беспокоили мой сон. Теперь его тревожили мертвецы.

– Кажется, я знаю эту женщину, – сказала я, кивнув на телевизор, хотя там уже рассказывали о загоревшемся складе в Фэрфилде.

– Знаешь эту утопленницу? – сестра ошарашенно уставилась на меня. – Но откуда?

Видела её падение во сне. Как было рассказать о таком? Наша с Эделин близость простиралась далеко за пределы сестринских отношений. Мы делились всем друг с другом – игрушки в восьмилетнем возрасте не в счёт, тогда Эдди готова была оторвать мне голову, если я брала её кукол. И она не просто слушала, а всегда принимала мою сторону. Как много вокруг тех, кто ставит на тебя даже при самом дрянном раскладе? Но поймёт ли Эделин? Примет ли мою сторону в этот раз?

– Прости, Эдди, мне нужно отойти, – я молнией пронеслась мимо столиков, схватила телефон со стола и ринулась к выходу, чуть не опрокинув стул, и забыла про сэндвич. Как и про сумку. Как и про счёт.

Нужен был кислород. Пусть и отравленный городским смогом, выхлопами и сигаретным дымом прохожих. Как только я выскочила из «Грэнни Хаус», голоса посетителей кафе сменились звучанием Балтимора. Вкусные запахи оладий и рёбрышек испортились какофонией парфюмерного шлейфа и забегаловок на колёсах.

Я зашла в переулок и прислонилась к стене кафе, пытаясь отдышаться, словно бежала марафон и спеклась на полпути. Всё это неправда. Так не бывает. Не в реальности. Но женщина, падающая с обрыва… Элеонора Финла, улыбающаяся с фотографии на экране… Сомнений не было. Это один и тот же человек. Мёртвый человек. Чью смерть я видела и могла предугадать. Уже во второй раз.

Пятиминутный тайм-аут пошёл мне на пользу. Я задышала ровнее и уняла пульсацию в груди. Эдди наверняка закидает меня вопросами, на которые я боялась отвечать даже самой себе.

Я бросила Эдди в кафе, окутав свой побег ложью. А мне самой нужна была правда. Открыв поисковик на телефоне, я стала пролистывать новости. По запросу на имя Элеоноры Финли «Гугл» выдал мне множество результатов, но самые свежие из них пестрили заголовками о загадочной смерти миссис Финли в заливе Кёртис.

Я перечитала их все: от кратких заметок, не больше прогноза погоды на вторник, интервью с детективами, ведущими расследование, и мужем Элеоноры. Дрожь колотила моё тело, ладони так вспотели, что палец оставлял жирные следы на экране. Город придерживался своего дневного темпа, пока я застряла в событиях из сна.

«Пока неизвестны обстоятельства, но однозначно смерть миссис Финли произошла от утопления…»

«Синяки появились позже. Только представьте, она сутки находилась в воде. Течение отнесло её на несколько километров вдоль каменистого берега…»

«Не представляю, как это могло произойти. Она с детьми гуляла в парке и отошла совсем ненадолго. Поверить не могу…»

«Элеонора – прекрасная мама. Была прекрасной мамой. Мы водили детей в одну школу, а теперь…»

Найдя страницу Элеоноры в соцсетях, я пролистала несколько десятков постов, изучая жизнь неизвестной мне женщины под микроскопом. В основном она делилась фотографиями обычной рутины сорокалетней домохозяйки: поход с детьми в аквапарк, семейный вечер за пазлами, цветы из её сада, за которыми она бережно следила, как за ещё одними чадами.

Готовлю своё фирменное – жаркое по рецепту бабушки Пэм.

Наш книжный клуб. Все любители книг, присоединяйтесь к нам по пятницам в шесть!

Решила сменить имидж. Как вам?

Каждый пост так и искрился простыми радостями. Последний она выложила около недели назад: дочь – на вид лет двенадцать – получила приз на каком-то школьном художественном конкурсе. Я чуть не расплакалась, когда поняла, что больше постов не будет. Как не будет фирменного жаркого от бабушки Пэм. Как не будет одной из участниц книжного клуба по пятницам. Всё, что мы делаем, всё, к чему прикасаемся, исчезает вместе с нами, когда мы перестаём дышать.

Новости о смерти Элеоноры Финли поглотили меня без остатка, так что я даже не заметила, как простояла в переулке минут двадцать. Пока меня не нашла Эдди. Она выглянула из-за угла и выдохнула с облегчением, точно я пропала на целый год.

– Вот ты где. Что это чёрт возьми было?

Я быстро заблокировала экран и спрятала телефон в карман, чтобы Эделин не заметила, что заставило меня умчаться с обеда и стоять в подворотне. Пока я не разберусь во всём сама, я не могу посвящать других. Может, это просто два идиотских, кошмарных совпадения. К чему волновать кого-то ещё?

– Роуз, ты меня пугаешь.

– Прости, Эдди. Мне нужно было сделать звонок по работе, но меня задержали, – соврала я слишком уж умело.

– Но ты ведь на больничном! Они не имеют права беспокоить тебя.

– Поверь, Андерсона не беспокоит, что он кого-то беспокоит.

Эдди великодушно улыбнулась и будто бы оттаяла.

– В общем, за обед я заплатила, – сказала Эдди, протягивая мне сумку. – Раз уж тебе лучше, ты выходишь из дома и работаешь на больничном, то я немного успокоилась. Мне нужно ещё в одно место, ты тут справишься без меня?

Обнявшись с сестрой, я отпустила её жить своей жизнью. А сама вернулась к смерти. Поднявшись к себе, я ещё какое-то время штудировала интернет и сидела, глядя в стену, думая о том, что делать дальше. Забыть всё, как страшный сон? Или всё же я должна пролить свет на смерть Элеоноры Финли? Оповестить мужа и родных, рассказать полиции, что в её гибели не было ни капли преступного умысла. Что подозрительный тип не столкнул её с берега. Что её утопление не было умышленным. Всего лишь случайность. Глупая, несуразная чёртова случайность.

Недолго думая, я позвонила по номеру, размещённому в одной из статей. Прямая линия детектива Грейсона из пятого участка – о нём же говорилось в новостном сюжете. Я вспомнила мужчину тридцати с небольшим с короткой армейской стрижкой и угловатыми скулами, которые несколько дней не видели лезвия бритвы.

Детектив поднял на втором гудке, спугнув меня излишне строгим голосом:

– Детектив Грейсон.

Я не сразу заговорила, разглядывая фотографию Элеоноры на экране ноутбука. Что я могла сказать представителю закона? Правду? Или соврать?

– Говорите! – настойчиво приказал голос в трубке.

– Эм, да, здравствуйте! У меня есть информация о смерти Элеоноры Финли.

То ли детектив не особенно рьяно относился к своей работе, то ли я была не первой, кто разрывал его телефон с охотой рассказать что-то об утопленнице. Мало ли сумасшедших. Но теперь я стала одной из них.

– И что вы хотели сообщить? – устало вздохнул мужчина, мыслями копаясь в чём-то другом.

Я прекрасно представляла, как прозвучит всё то, что я собиралась сказать. Да и сама пока что не особенно верила в происходящее. Но иного выбора не было. Или мне поверят, или я присоединюсь к тому списку звонивших, чьи слова не воспринимают всерьёз, кому не перезванивают и кого приписывают к психам.

– Я видела новости… – несмело начала я. – Там говорилось, что смерть миссис Финли могла быть насильственной.

– Вы звоните сообщить что-то или выведать информацию, мисс?

– Нет, я хотела просто сказать, что скорее всего… я думаю… в это сложно поверить, но Элеонора сама упала с обрыва.

– Вы думаете? Или видели своими глазами?

– Видела.

– Значит, вы были там? – тон детектива Грейсона сменился. В нём проснулся интерес, он даже зашелестел какими-то бумажками – вполне возможно, собирался записать всё, что я скажу.

– Была. Вернее, не совсем…

– Вы либо видели, либо нет.

– Мне это приснилось.

Молчание, длинной с бесконечность. Напряжение, силой в тысячи вольт. Детектив Грейсон явно обдумывал, сразу бросить трубку или отыграться на мне по полной. В конце концов, он выбрал второй вариант.

– Вы издеваетесь? Вы звоните сюда и морочите голову полиции, вы это понимаете? Знаете, сколько таких как вы? Тратят время попусту, мешают следствию! Я могу засадить вас за препятствие расследованию, вы понимаете это?

От горечи свело дёсны. Глупо было даже допустить мысль, что мне поверят. Да я и сама не могла до конца поверить в случившееся. Людям не снятся те, кого они никогда не видели. Тем более, не снятся их смерти. Может, я просто сильно устала и приняла череду совпадений за чистую монету? Может, Элеонора каким-то образом уже попадалась мне, несмотря на то что мы жили в разных местах, и между нами протянулись десятки километров? Обращалась в «Метрополь» за услугами? Мелькала в ленте в сети? Встречалась мне на улице, когда я приезжала к родителям в Кёртис Бей? Я могла и не запомнить, но память удивительна и ловка на такие вот манёвры.

– Что-то ещё? – вывел меня из ступора детектив Грейсон.

– Нет, извините. Я просто хотела помочь.

Он только хмыкнул в ответ перед тем, как на меня посыпались короткие гудки. Трубку бросили. Мои слова оставили без внимания. И, если на том берегу, кроме моего фантома, больше никого не было, полиция и родные Элеоноры всю жизнь будут мучиться вопросами. Сгорать от неизвестности, что же случилось с любимой женой и заботливой матерью? И кого винить: рок судьбы или чей-то умысел?

Глава 5

Загорелся красный свет –

Стой, малыш, дороги нет.

Жёлтый свет, смотри, горит:

Приготовься, говорит.

А зелёный впереди…

Звонок мобильника меня из кошмара раньше, чем зажёгся зелёный. Раньше, чем мальчик сделал смертельный шаг вперёд и исчез под колёсами чёрного джипа. Снова.

Потерянная после целого дня общения со смертью через экран ноутбука, я задремала прямо на диване в гостиной. Компьютер уснул со мной на коленях и чудом не шлёпнулся на пол, когда я резко дёрнулась и привыкла к тому, что перекрёсток сменился серыми стенами моей квартиры в самый удачный момент. Мальчик не успел сделать шаг к смерти. Но легче от этого не становилось, раз он виделся мне уже второй раз.

Отыскав телефон под подушкой, я нахмурилась при виде незнакомого номера. Люблю предсказуемость. Особенно, с некоторых пор.

– Алло? – сонно проговорила я в трубку, подходя к окну и выглядывая на улицу.

Вечер превратил Балтимор в серую дымку с миллионами светящихся точек. Даже в сумраке столько света. Столько жизни. Пока за кем-то не придёт смерть…

– Мисс Хардинг?

До боли знакомый голос, но пауза в несколько секунд не помогла мне определить, кто звонил.

– Это доктор Эймс из больницы Мерси.

– А, доктор Рон. Простите, я не сразу вас узнала.

– Это вы извините меня за довольно поздний звонок.

Я машинально глянула на часы. Восемь вечера – не так и поздно, но не когда тебе звонит бывший лечащий врач. Хотя, у докторов едва ли когда-нибудь бывают выходные или бывшие пациенты. Спасать других – у них в крови вместе с тромбоцитами.

Доктор Рон будто смутился, и я тут же вспомнила его медовые глаза, полные горечи в нашу последнюю встречу. Надеюсь, они повеселели с тех пор.

– Как вы себя чувствуете? Вас не было видно два дня на перевязке.

– Я думала, что сломанные руки и перевязки – забота медсестёр, – улыбнулась я.

– Я привык доводить начатое до конца, – на той стороне города доктор Рон тоже улыбался. – Так что, пока вы не снимете бинты – вы всё ещё моя пациентка. Помогает совести оставаться чистой.

Почему-то от приятного голоса Рональда Эймса, его непонятного звонка и чего-то скрытого в каждой фразе, по коже забегали мурашки. Давно мужчина не вызывал во мне такого эффекта. А ему удавалось даже на расстоянии нескольких километров.

– Так я жду вас завтра утром?

– Я приду. Раз уж на кону стоит ваша совесть. До завтра, доктор Рон.

– Доброй ночи, Роуз.

Слишком чувственно, слишком интимно прозвучало моё имя в устах Рональда Эймса. Он несколько дней наблюдал меня без косметики, в больничном халате не первой свежести и с растрёпанными волосами. Если уж даже в таких условиях он сумел разглядеть во мне что-то, то это что-то настоящее. А в моей жизни случалось не много настоящего с мужчинами.

Этот короткий разговор, не занявший и пяти минут, переключил мои мысли совсем на другую волну, как тумблер на радио. Я позволила себе расслабить плечи, очистить мысли и заполнить их предстоящей встречей с привлекательным, умным и внимательным мужчиной, пусть это и был рядовой приём в больнице. Ведь лечащие врачи просто так не звонят, чтобы справиться о здоровье.

В этом оказалась и моя ошибка. Я позволила себе ослабить позиции, оставить все эти видения позади и притвориться, что я смогу вернуться к нормальной жизни, где люди ходят на работу, встречаются с мужчинами и просто живут, а не умирают.

Ночью спокойная дрёма оборвалась – реальность вторглась в моё сознание. Первым в голову проник звук. Что-то шумное, словно рокот сопла или корабельный гудок. Захотелось вытянуть руку из-под одеяла и закрыть уши. Двуспальная кровать исчезла, стены цвета беж сменились на бетонные, пальцы перестали ощущать ткань одеяла.

Я оказалась на перроне. Словно перенеслась в пространстве и времени. Словно меня выдернула огромная рука вселенной и поставила на другое место в этом игрушечном мире.

Только не снова! Не в то мгновение, когда я только ощутила покой. В момент, полный жизни, так не хочется возвращаться к смерти. Но она сама приходит, не спрашивая разрешения и даже не звоня в дверь. Ей даже не нужно предлагать чувствовать себя как дома – ей и так чертовски здорово это удаётся.

Я уже здесь. Оставалось только смотреть, наблюдать, искать, но я пока что не знала где.

Наверняка у меня не так много времени. Несколько минут, чтобы втянуться и всё тщательно рассмотреть. И я стала оглядываться по сторонам, чтобы выяснить, где я нахожусь, сколько сейчас времени и кто следующая жертва коварной смерти…

Станция метро. Чарльз-центр, здесь в Балтиморе, в котором я знала каждый угол, как родинки на своём лице. Пол коричневого цвета в орнаменте из гексагена, столбы афиш в длинный рядок, куполообразный потолок с подобием окошек. Людей не так много, как бывает в час-пик, но достаточно для того, чтобы растеряться, почувствовать себя зажатым в тиски или учуять опасность.

Я прошла несколько шагов до центра станции и взглянула на стену над путями. «Чарльз-центр». Я была права. Бросила взгляд в самое начало тёмного туннеля, чтобы узнать время. 11:42. И скоро что-то должно случиться…

Мне хотелось проснуться или хотя бы закрыть глаза, чтобы не видеть больше ничьей смерти. Но если видения стали приходить ко мне, значит, кто-то хочет, чтобы я смотрела. Сама судьба жаждет, чтобы я вмешалась в её прописанный сценарий. А значит, я должна смотреть.

Нужно было занять удобную позицию, чтобы все кругом были как на ладони. Словно снайпер, который ищет, куда приткнуть дуло винтовки. Я двигалась мимо людей, попутно разглядывая их, как звёзды на ночном небе. Все сияли по-разному, все уникальны по-своему. Парень с телефоном в руках смотрел какой-то сериал. Две подруги листали «Космополитан» и обсуждали платья на вечеринку. Лощёный бизнесмен в костюме-тройке, с кейсом, чудом затесавшийся в метро, с кем-то спорил по телефону и возмущался, что завтра уже поздно для того, чтобы продавать акции «Бристол-Майерс» или что-то в этом духе. Плотный мужчина с аппетитом, даже прожорливостью поедал хот-дог и капал горчицей себе на рубашку. Часы на его запястье блеснули и ослепили меня, так что пришлось отвести глаза.

Я прислонилась спиной к столбу и стала разглядывать толпу. Медленно и внимательно, стараясь не упустить ни одной детали. Порой они становятся главными крючками, за которые можно зацепиться.

Земля затряслась вместе с моим сердцем. Уже несколько раз я пересекала черту с реальностью и вымыслом, но пока не привыкла к тому, что могла там увидеть. Стук поезда всё приближался и приближался, но вокруг ничего не происходило. Люди лишь сильнее кучковались у края платформы, беспечно зарываясь в телефоны, отбивая ботинками ритм музыки в наушниках или пытаясь перекричать шум, разговаривая друг с другом. Я вся напряглась. Состав подъехал к перрону, выпустил людей из душного нутра, освобождая местечко для новых попутчиков. Дверцы захлопнулись. Поезд покатил себе дальше, опустошив половину станции.

Значит, надо искать из тех, кто остался. Я взглянула на время. 11:43.

Кто станет следующей марионеткой смерти? Парень в футболке «Нирвана», который прямо на платформе покачивался на скейте взад-вперёд? Женщина с усталым видом, сражающаяся с тремя детьми? Шатающийся мужчина, который умудрился в полдень где-то отведать лишнего? Или девушка-подросток в огромных наушниках «Маршалл», которая ничего не слышала кругом и шла по самой кромке перрона?

Снова всё загремело. Земля затряслась так, словно по ней мчалось стадо буйволов. Я напряглась всем телом, заставила себя не зажмуриваться и смотреть во все глаза. Кто-то из этих четверых точно может оказаться в опасности. Смерть крутанула барабан и приставила дуло к виску одного из них, готовая нажать на курок.

Поезд приближался, оповещая всех протяжным гудком. Жёлтый свет растёкся из туннеля сперва тонкой струйкой, а затем и целой рекой. Я почувствовала то же, что чувствовала уже несколько раз перед смертью. Всплеск адреналина, полёт сердца и апогей всех чувств. Они обострялись до предела, возвышали меня над пространством и временем, сводили с ума.

Сейчас это случится…

Поезд стремительно выехал из тоннеля. В ту же миллисекунду парень на скейтборде оступился. Один из детей уставшей женщины вырвался из её рук, отчего она отшатнулась и стала искать точку опоры. Пьяный мужчина развернулся спиной к путям и опасно накренился, словно вот-вот полетит вниз. Девушка в наушниках шла так близко к пропасти с наэлектризованными рельсами и не слышала, как машинист играет на нервах пассажиров пронзительным гудком.

Кто-то из них на волоске от смерти…

Но вдруг моё обострённое боковое зрение уловило резкое движение у самого начала перрона. Молодая женщина в коричневом юбочном костюме уронила стопку папок, и те разлетелись новогодним конфетти в разные стороны, теряясь между ногами людей. Женщина кинулась ловить их, но её каблук сломался. Всего мгновение, и она потеряла равновесие, стремглав полетела носом вперёд и исчезла внизу. Её вопль, подхваченный испуганными криками очевидцев, потонул в скрежете тормозов и смертельной песне тифона.

Никогда не знаешь, для кого вырядилась и за кем пришла смерть. Я сумела вытерпеть и не закрывать глаза. Досматривать до конца.

Поезд затормозил слишком поздно, но весь перрон пришёл в движение. Каждый ринулся к краю, чтобы взглянуть: одни для того, чтобы помочь, другие – чтобы было что рассказать знакомым. Я тоже последовала за толпой, но меня мало волновали последствия смертельной случайности. Мне нужны были ответы. Дважды я уже пропустила послания вселенной и не помогла рыжей девушке и женщине на берегу. Может теперь я должна буду что-то сделать… И я стала искать хоть что-то: газету, ежедневник, загоревшийся экран телефона с числом. Я знала время и место. Оставалось узнать имя и дату.