Песни Серебряных Струн. Песнь первая: «Мечта и воля». Часть первая

– И что же отец? – Даан снова наполнил вином стакан собеседника.

– Отец, конечно, платил, – нахмурился Лин, – сначала даже с радостью – когда меня приняли. Ну а потом всё с большей неохотой. Перед выпускным концертом едва скандал не устроил мне. Маменька удержала. Недоволен отец до сих пор сильно, конечно. Он хоть и коммерсант, и сам красивые вещи любит, а тут вдруг стал больше экономить. Но на этот выезд не поскупился. Знаешь, почему?

– Почему же?

Потому что это будет мое триумфальное появление! – Лин просиял. – Да! Не всякому музыканту удается в начале карьеры сразу во дворец императора на праздник попасть! А ведь День Лебедей – это же королевский отбор талантов. Даже безвестные исполнители получают свои минуты славы в этот день – и чьё выступление придётся по душе знатным господам, удостаивается шанса стать придворным артистом. Достаточно просто заранее заявиться на августейший концерт да получить приглашение.

– Ты, значит, и не выступал на большой публике еще? – удивился Даан.

– Ну как сказать, – поджал губы дель Альфорд. – В Киннаре выступал, конечно. И комиссия преподавателей на отчетном концерте вполне мной довольна была… Так что это – гарантия успеха!

– Кто ж поспорит! – согласился Даан, пряча улыбку. – В Киннаре и учителя самые требовательные к студенту-исполнителю, да и зрители такие же. Знают толк в настоящем искусстве.

– Вот именно! – Лин хлопнул рукой по столу. – За пределами стен Киннара первый раз выступать буду. И сразу – во дворце! Так вот, это всё отец похлопотал, спасибо ему. И на концертмейстера королевского выходы нашел, и рекомендации добыл нужные от учителей, и приглашение мне выписал. Да и на выезд мой не поскупился. Я же из графства Тэльтуон, что выше по заливу Гратт-Эскапьён. Мой отец там – первый после графа человек!..

– Повезло! – протянул Даан, – За это и выпьем!

Выпили. Даан вытер губы салфеткой, Лин поморгал глазами.

– Правда, перед отъездом у меня с отцом серьезный разговор вышел. Он мне в последний раз помогает – всё лучшее покупает, что может. Костюм парадный там… вот, опять же… Гостиничка тут пусть простовата, далеко не самая шикарная в столице, но отец здешнего хозяина знает, и мнения об обслуге хорошего. Я, в общем-то, не в накладе. Комната годна, еда – тоже. Высплюсь, отдохну… вечером – во дворец. А… так вот, разговор. Ну, в общем, выезд этот отец мне организовал в лучшем виде. А я уж дальше должен сам подсуетиться. Произвести на кого надо впечатление во дворце, попасть в число придворных музыкантов… Или даже пост занять. А там и в люди сам выбьюсь, и деньги будут, и родителям отплачу за их вклад в мой талант.

– Похвально! – одобрил Даан. – В таланте не сомневаюсь даже. Если бы его не было – не доучиться бы тебе в Киннаре до выпуска.

– Всё верно понимаешь, – усмехнулся Лин. – Ладно. Давай по последней. И спать пойду. И так к полудню бы подняться… хорошо вино тут лёгкое – голова шуметь не будет. Так всё равно же – пока все эти ванны-прически-приготовления… И распеться надо… и на репетицию успеть во дворец…

– По последней – так по последней, – Даан ничего не имел против.

Выпили. Даан, несравнимо более трезвый, чем его недавний знакомый, помог ему подняться из-за стола, подняться по лестнице, и даже заботливо проводил в комнату.

Лин скинул кафтан и сапоги, пробурчал что-то неразборчивое, махнул рукой, и завалился на кровать. Даан вышел из комнаты, не дожидаясь, пока господин дель Альфорд лениво закутается в покрывало. Лишь стоя на пороге он повернулся, посмотрел на подвешенный на резной крючок для одежды кофр с парадным костюмом удачливого выпускника музыкальной академии Киннара, глубоко вздохнул, и шагнул в коридор.

– Ой… господин Тэрен… – в полумраке коридора Даан столкнулся с Сантиль. Девушка едва не выронила подсвечник, который сжимала в руках, – Отец увидел, что вы наверх пошли… вот, послал меня убавить в комнате господина Альфорда свет… проверить, всё ли в порядке… И если что погромче звать на помощь…

– Всё в порядке, – усмехнулся Даан, – Ты не беспокойся. Лучше вот что мне скажи, милая Сантиль. Можешь ли ты завтра разбудить меня пораньше?

– Могу… – ответила девушка, – А насколько рано?

– А чем раньше – тем лучше. Сможешь с первыми петухами – хорошо.

– Ладно…

– Твой отец тоже так рано встает?

– Только когда какое-то дело у него или матушки, – задумчиво сказала Сантиль, – Или если ждем кого-то из постояльцев до рассвета. Но сейчас, кажется, никто не обещал приехать, случайный гость столицы разве… Так что до восхода солнца он точно не появится из спальни. Тем более, что они с матушкой… то- же немножко выпили.

– А что братец твой? Из ранних пташек?

– Ой, Ульберта я всегда бужу, – хихикнула девушка, – Он сам никогда не просыпается. Если не трогать его – наверное, весь день спал бы. А… что?

– Да вот хотел попросить тебя ванну мне с утра пораньше приготовить, – подмигнул музыкант.

– Ой… – Сантиль густо покраснела, и снова едва не уронила свечу. – Я…

– Ну отец твой может этому быть недоволен, – рассудил Даан. – Он и кормит-то меня с неохотой. Не смотря на то, что я ему честно заплатил и за кров, и за еду.

– Ох, это… – Сантиль расстроилась. – Он, когда мне приказал вам… каши простой принести… Я так опечалилась, господин Тэрен, так опечалилась! Так было жалко вас!.. На отца рассердилась очень, а перечить ему не могла… Вот и пришлось вам ту кашу принести. Я потом долго из кухни не выходила… плакала…

– Спасибо тебе за твое сочувствие, – мягко сказал Даан, а потом с озорством подмигнул. – Но видишь – не так все плохо и вышло в итоге. В общем – подготовь мне с утра ванну, чтобы никто не знал, да разбуди меня тихонько.

– Хорошо, господин Тэрен, – Сантиль отвела глаза, когда Даан обошел ее, направляясь в свою каморку. – Спокойной вам ночи!..

– И тебе, милая Сантиль, – ответил музыкант, и полез по узенькой лестнице наверх, под самую крышу.

***

Спал Даан не слишком спокойно. И дело даже было не в тонком матрасе и неудобной кровати. Он долго ворочался, уговаривая себя скорее заснуть, но сон не шел к нему. Слишком уж сильно завладело его душой волнительное чувство предвкушения, опьяняющее не хуже вина. А если уж к слову о вине… Даан и радовался, что выпил за ужином немного, и сознание его оставалось ясным, и в то же время сердился на себя – отпустить взбудораженное восторженным предчувствием сознание и отдохнуть ему бы сейчас не помешало.

Только уже ближе к утру Даану удалось на несколько часов забыться сном. И сон этот был таким крепким, что бедняжка Сантиль, поднявшаяся к его невзрачной комнатёнке, чтобы разбудить к назначенному часу, подумала, что он не здоров или потерял сознание.

Сперва она просто приоткрыла дверь в коморку, и несколько раз шепотом позвала его по имени, но он даже ухом не повел. Постояла. Позвала еще – с тем же успехом. Еще постояла, долго решаясь переступить порог. Затем, зажмурившись, шагнула в комнату, все-таки найдя в себе силы побороть свое смущение и страх. Страх. Еще бы! Если бы отец увидел ее сейчас здесь, в комнате наедине с мужчиной – да не просто каким-то мужчиной, а Даанелем Тэреном! – он бы наверняка кричал так, что перебудил бы всех соседей в округе. Или еще хуже – выпорол бы ни в чем не повинную девочку, которая ведь даже и не помышляла о том грехе, в котором бы ее обязательно обвинил отец. Хотя если быть очень-очень честной – помышляла немного. В книгах, которыми она обменивалась с живущими в соседних домах девочками-ровесницами, часто рассказывалось о том, как прекрасная героиня остается наедине со своим рыцарем, и дарит ему поцелуй. Вообще, книги попадали в руки к Сантиль и ее подругам не так часто. В домах невысокого класса книг было не так много, и по большей части книги это были полезные. Кулинарные, книги по этикету, какие-то правила или очерки по уходу за приусадебным участком. Лирические сочинения или книги с романтическим содержанием рассматривались как бесполезные излишества, которые у юных девиц лишь вызовут ненужные представления о красивой жизни. А чем такие знания помогут состряпать хороший обед или выходить больную курочку-несушку? Да еще все эти книги про «любовь и про богатых», как однажды назвал их Жустав Сильбарр, стоили куда дороже «полезных» книг. Если бы родители узнали, что читают их дочери, они бы точно принялись голосить, причитать, и сожалеть о том, что выучили их грамоте. В общем – девочкам приходилось довольствоваться теми романами, что изредка удавалось купить вскладчину на подаренные на праздники или чудом сэкономленные при закупке продуктов деньги. Иногда еще кто-нибудь из рассеянных постояльцев забывал книги, и уезжал. Но это случалось редко. А однажды, в подарок на Первое Утро Года5, самой обеспеченной из подружек Сантиль живущая в богатом доме тётушка привезла в целый сборник любовной лирики. И там тоже было про поцелуи. Да еще и в стихах!

Да… Вот господин Даанель Тэрен уж точно знает толк в хороших стихах о любви, и, вообще, в романтической литературе. И, безо всяких сомнений, он знает толк в поцелуях!..

Сантиль так смутилась собственных мыслей, что покраснела, зажмурилась, едва удержалась на ногах, и чуть было не бросилась за дверь, прочь из каморки. Но вовремя одумалась, решив, что этим поднимет слишком много шума. Тем более, что она обещала господину Тэрену разбудить его пораньше.

– Господин Тэрен…, – пролепетала девушка. – Просыпайтесь, Господин Тэрен!..

Но тихий голосок никак не потревожил менестрельского сна. Тогда, краснея, бледнея и дрожа от ужаса и смущения, Сантиль протянула свою тонкую трясущуюся ручку, и легонько дотронулась до руки спящего музыканта. Но и это не увенчалось успехом. И лишь когда она, собрав всю свою волю, по- трясла его за плечо, Даан, наконец, проснулся. Открыл глаза, и несколько мгновений смотрел перед собой, словно пытаясь понять, спит он еще или уже нет, а если нет – то где находится.

– Господин Тэрен, просыпайтесь… пожалуйста… – повторила Сантиль, – Вы просили разбудить вас рано и… ванну приготовить.

– О… – сонный Даан уселся на кровати, жмурясь от неяркого, теплого света маленькой, низкой свечи, что Сантиль держала в руке на плоском подсвечнике с ручкой. – Спасибо…

– Я там все постелила… и вода уже нагрелась, наверное… Сейчас проверю…

Еще не совсем проснувшийся Даан слушал ее, молча кивая. Затем он встал, и потянулся к своей котомке, чтобы достать умывальный набор.

– Вы там как… помоетесь, рубашку свою оставьте… Я постираю потом… – продолжала смущаться на каждом слове Сантиль. – Я рубашку брата вам приготовила… Ему сшили той весной, а он её так и не носил. Теперь мала вот… в сундуке пролежала. Она чистая! Вы помоетесь, наденьте свежее… А я вам пока завтрак принесу. Сюда… Вы пирог с мясом будете? Вкусный… вчерашний… Сегодня еще тесто не ставили, скоро будем, но… И горячий цветочный чай принесу. Только простой, без пряных трав… и альтунарский кофе6 не смогу вам сварить. Он ароматный очень, все в доме проснутся…

Даан выслушал ее с широкой улыбкой.

– Ты – моя светлая звёздочка, милая, заботливая Сантиль!

Золотое у тебя сердечко. Точно. Спасибо тебе!

Он, наконец, вытащил чехол с умывальным набором, и стал торопливо убирать свой скромный багаж обратно в сумку. Сантиль украдкой следила за движениями его рук, и от Даана не скрылось то, с каким интересом посмотрела она на исписанные чернилами свитки пергамента, на которых он записывал свои стихи и пьесы, и особенного внимания девушки удостоилась небольшая книжица, которую он уже второй год носил с собой.

Эта книга досталась ему совершенно случайно. Он тогда впервые попал в столицу – только в тот раз путешествие началось с Западного Астер де Торонисса, а не Восточного, как сейчас. Одна довольно милая поэтесса под покровительством богатого мецената издала сборник своих стихов. Тираж был маленький, но прием с распродажей устроили на славу. Сами по себе стихи были довольно милы. Ничего гениального или жгущего разум и сердце, как стихи поэтов Киннара, в них не было, но для легкомысленной дамочки и таких же читательниц вполне подходило. Даан тогда ненароком попал на это событие. Что-то спел. Что-то сыграл. Сделал несколько многозначительных комплиментов выдающимся талантам поэтессы и изящности её рифм, и поспешил ретироваться как раз тогда, когда благодетель стихотворицы решил, что заезжий менестрель нарушает правила приличия. Но, сказать по правде, Даан потом еще виделся с этой дамочкой раз или два при других, куда более душевных, обстоятельствах. Тогда-то он и получил от нее в подарок вот эту книжицу.

Сантиль, конечно, историю появления этой книги в котомке менестреля не знала, но её куда больше интересовало название

«Пламень каменного сердца», выведенное потрескавшимся сусальным золотом на потертой обложке. Даан отметил себе этот интерес девушки – на всякий случай – поскорее завязал котомку, подхватил чехол с умывальными принадлежностями, и негромко скомандовал:

– Веди же меня в царство душистого мыла, горячей воды и чистоты, моя звёздочка!

Сантиль смутилась, зарделась, и поспешила из комнаты, ступая тихонько и освещая в полумраке огарком свечи дорогу себе и Даану.

В ванной, представляющей из себя небольшое помещение с облицованными камнем полом и стенами, тоже царил полумрак. Колбы светильников с люминарисом были прикрыты небольшими резными вставками, специально сделанными во всех подобных лампадах для регулирования яркости освещения. В ванной их было всего два – оба на стене, рядом с довольно большим зеркалом в простой деревянной раме. Под зеркалом стояла небольшая, грубоватая тумба, сооруженная из такого же камня, как пол и станы. В тумбу была встроена небольшая раковина, похожая на неглубокий жестяной таз. Рядом с раковиной стоял жестяной же кувшин для умывания, и оставалось еще достаточно места для того, чтобы купальщик или купальщица могли расположить принадлежности для мытья. На стене дальше висело несколько ковшей с длинными рукоятками. Рядом с дверями – лавка для одежды. На ней Даан обнаружил обещанную ему чистую смену белья. Сама дверь, как обратил внимание музыкант, запиралась на небольшие, но прочные засовы с обеих сторон. Ванна – большой деревянный ушат – стояла у противоположной от входа стены, под маленьким плотно занавешенным оконцем. Края и дно ванной были по старому обычаю застелены простынями. Ванна была налита водой больше, чем наполовину. От воды шел пар, едва уловимо пахнущий ромашкой.

– Только бы не заснуть… – пробормотал Даан, опускаясь в горячие объятья ванной. Вода поднялась ему почти до самых подмышек, и запах ромашки стал чувствоваться еще сильнее. Хорошая ванна. То, чего так сильно не хватало во время долгих путешествий. Все эти ручьи, реки и всякие куцые тазики и ковшики для умывания ни в какое сравнение не могли идти с настоящей ванной – с мылом, вехоткой6 и хлебным отваром для мытья волос.

Даан тщательно вымылся, не упустив возможности подурачиться, и несколько раз уйти под воду с головой. Однако он быстро прекратил эти забавы – слишком уж много получалось шумного плеска. Вылез из ванны, наскоро обтерся, надел смену чистого белья и, прибавив света в лампадах, начал тщательно бриться и чистить зубы. В чуть запотевшем зеркале отразился как будто бы совсем другой человек – по-настоящему отдохнувший и посвежевший. Даан остался очень доволен, и подмигнул своему улыбающемуся отражению. Так-то лучше будет. Правда, мокрые волосы сразу же начали виться куда более буйно, чем обычно, но это не беда. Зато чистые!

Собрав свои вещи и снова приглушив свет, Даан осторожно приоткрыл дверь, и выглянул из ванной комнаты. У самой двери никого не обнаружилось, а вот в двух шагах дальше, рядом с лестницей стояла скромница-Сантиль. Как всегда густо покраснев при виде Даана, она шагнула к нему навстречу.

– С лёгким… паром… – прошептала она, отводя глаза. – Вы поднимайтесь там… завтрак… а я пойду пока… уберу всё… И потом за посудой к вам поднимусь…

– Благодарю тебя, о моя маленькая благодетельница! – сверкнул улыбкой Даан, и галантно поцеловав влажную от волнения ручку девушки, стал тихонько подниматься по лестнице. Сантиль же так и осталась стоять, не шелохнувшись, прижимая к груди руку, которой только что легко коснулись губы музыканта, и глядя в одну точку расширившимися от смущения, страха и счастья глазами. Наконец, дыхание вернулось к ней, и медленно, будто во сне, она отправилась наводить порядок в ванной комнате.

Даан прокрался в свою каморку, и на всякий случай поплотнее запер за собой ветхую дверцу. На аккуратно застеленной кровати он обнаружил деревянный поднос с тарелкой фруктов, парой ломтей сыра, куском пирога и еще довольно теплым варёным яйцом в чуть треснувшей скорлупе. На грубом ящике, служившим в этой комнатушке столом, была оставлена большая кружка с крышкой. В ней оказался почти не успевший остыть чай.

– Ай да Сантиль! – похвалил Даан заботливую девушку. – Устроила мне завтрак, достойный как минимум настоящего баронета!

Усевшись на кровать, рядом с подносом, музыкант принялся за угощение. Впрочем, скоро его начало одолевать некоторое беспокойство. Он так тщательно подготавливает себя к сегодняшнему дню… вернее – к сегодняшнему вечеру. И ванну принял, и подкрепился. И Даже поймал себя на мысли о том, что неплохо бы распеться и перечитать написанные специально к Празднику Лебедей стихи, чтобы освежить их в памяти, и попробовать, так ли хорошо они ложатся на музыку. Но… зачем именно он это делает? Да, сначала Даан просто хотел попасть на праздник, выступить в каком-нибудь богатом доме, получить за свою работу щедрую оплату. А, может, тронуть какое-нибудь девичье сердце – или даже ни одно! – чтобы, в чудесном романтичном подъеме прогуливаясь по длинной столичной набережной, открыть свою душу для Вдохновения и новых рифм? А там и снова выступить и… И потом он понял, что должен… обещал… хочет! – оказаться в императорском дворце. Петь, играть, слышать похвалы, овации, получать и источать комплименты. И на меньшее он теперь просто был не согласен!

Но как теперь исполнить эту поистине грандиозную задумку? В голове витали лишь смутные образы и идеи, большинство из которых были просто мечтами об Императорской сцене, и очень сбивали.

– Ладно. Будь что будет, – решил Даан. – Какая-нибудь мысль придет сама собой.

И мысль действительно пришла. Она была довольно дерзкой и казалась трудновыполнимой. Вариантов развития событий его смелого плана было много, а вот шанс на успех – как это всегда бывает – всего один. Даан переставил поднос с опустевшими тарелками с кровати на столик, к чашке, и расположившись на вытертом покрывале, продолжил размышления. Некоторые из них превращали его идеи в настоящий приключенческий роман. Увлекшись ими, музыкант даже сам не заметил, как задремал.

Его вновь разбудила Сантиль. Девушка, как и обещала, пришла забрать посуду.

– Вы… простите, что я так поздно, господин Тэрен, – лепетала она. – Я только успела в ванной прибрать – родители почти сразу проснулись. Пока снова готовила ванну для них… потом с матушкой на кухне… и отцу нужно было помочь… Не могла никак отлучиться. И… посуда вопросы лишние вызовет. А сейчас отец на конюшне, не увидит, что я из комнат с подносом…

– Не извиняйся, – махнул рукой Даан. – Который теперь час?

– Одиннадцать, – Сантиль поставила чашку на поднос, и двинулась обратно к двери. – К полудню господин дель Альфорд приказал его разбудить… Опять придется ванну готовить…

– А скажи, Сантиль, – встрепенулся вдруг Даан, – ты любишь книги?

– Книги?.. – переспросила девушка, и, как всегда, залилась румянцем. – Очень… очень люблю. Но отец не разрешает дома держать много книг. Тем более, если не считает их полезными. Ну… то есть… если это сказки или о любви, то это не полезная книга. Он так думает…

– А ты, конечно, думаешь иначе? – прищурился Даан.

– Конечно, господин Тэрен! – оживилась Сантиль. – Мы с подружками очень любим читать. Вот иногда по вечерами, или если родители отпускают в гости… Ой. Простите, я, наверное, болтаю слишком много…

– Что может быть милее девичей болтовни? – улыбнулся музыкант. – Она – слово щебет пташек в весеннем саду!

Сантиль смутилась и замолчала. А Даан продолжал.

– Я могу подарить тебе книгу. Если ты хочешь. Но взамен мне нужна будет от тебя некоторая помощь… Обещаешь помочь?

– Конечно! Обещаю!.. А чем?.. – Сантиль захлопала глазами.

– А вот этого я пока не могу сказать, – неопределенно ответил музыкант, – потому что пока еще и сам точно этого не знаю. Но если мне будет нужна помощь, и это будет в твоих силах…

– Я сделаю, что смогу, господин Тэрен! – с готовностью ответила Сантиль

– Всё будет пристойно, – обещал Даан. – А теперь иди, пока твой батюшка не вернулся в дом, и не обнаружил, что ты здесь стоишь.

Сантиль кивнула, и поспешила вниз по лестнице. Новая книга, да еще и та, что побывала в руках у господина Тэрена, в любом случае стоила того, чтобы постараться выполнить его просьбу. Какой бы она ни оказалась. Но мысль о том, что «всё будет пристойно» почему-то даже немного огорчала девушку.

Господин Лин дель Альфорд, как и было предвещено, проснулся к полудню, и был в скверном настроении. К нему вновь вернулись привычная заносчивость и высокомерная манера общения, и от вчерашнего веселого юноши не осталось и следа. С хозяевами он был холодно-надменным, даже когда они старались заискивать перед ним. На Сантиль и её брата не обращал вообще никакого внимания. Даана снова назвал батраком. Уселся за стол внизу, в обеденном зале, потребовал себе лёгкий завтрак, альтунарский кофе погорячее, стакан воды и абсолютной тишины, и теперь сидел, просматривая какие-то записи, изредка прерываясь на то, чтобы отхлебнуть кофе.

– Волнуется, – рассудил Даан, отправляясь к себе наверх, в каморку. – Готовится к вечернему выступлению. Ну что ж, можно понять…

Даан здраво рассудил, что напроситься с дель Альфордом во дворец никак не выйдет. Крошечный шанс на это, появившийся после веселого ужина, улетучился мигом, стоило музыканту увидеть, как высоко модник снова задрал нос. А уж тот напыщенный тон, с которым Лин сегодня обращался к окружающим, и вовсе подначивали проучить этого щеголя и сбить с него спесь.

И Даанель Тэрен сделался оружием справедливого возмездия гораздо скорее, чем сам мог бы предположить.

– Эй, любезный Жустав! – раздался голос Лина, громкий и капризный, хорошо слышный во всем доме. – Распорядитесь-ка ванну мне приготовить. Да поживее, поживее! Иначе не успею к приходу цирюльника распеться.

– Всё будет, господин дель Альфорд, не беспокойтесь! – вторил ему Жустав – не таким хорошо поставленным голосом, разумеется. – Эй, Сантиль! Где тебя носит? Быстрее приготовь ванну. Да шевелись там!

Когда Даан услышал этот содержательный разговор, он вдруг понял, как нужно действовать. Давно уже зреющий в голове план сложился сам собой в такую четкую картину, что получающаяся авантюра казалась вполне выполнимой.

Топот торопливых шагов на лестнице подтвердил, что Сантиль поднимается на чердак, к комнате полной сундуков и комодов, в которых хранилось чистое белье.

Даан распахнул дверь своей коморки, и пробрался следом за девушкой, чтобы их разговор никто не услышал.

– Сантиль!.. Ой, прости, не хотел напугать, – затараторил Даан шепотом, радуясь, что обомлевшая девушка не завопила от неожиданности, и не испортила всего дела. – Послушай. Ты обещала мне помочь, а я обещал тебе книгу. Вот она. Итак… Когда господин Альфорд отправится в ванну, и мы будем уверены, что он ничего не забыл и залез в воду, ты сможешь отвлечь своих домочадцев, чтобы они – лучше всего – хоть на пару минут покинули дом?

– Я… я не знаю… – зашелестела Сантиль, переводя взгляд с обложки книги на Даана и обратно. – Я… постараюсь что-нибудь придумать…

– Вот и славно. Я на тебя надеюсь! – сказал Даан, заглядывая ей в глаза. – Книгу я принес – всё честно.

– Спасибо…

– Подожди. Ты ведь сможешь не запирать дверь в комнату Альфорда, когда тот пойдет мыться?

– Да, но… это не по правилам… – засомневалась Сантиль.

– А ты просто забудь закрыть дверь, – предложил музыкант. – В конце концов, господин Альфорд – симпатичный юноша. Ты могла засмотреться на его гордый подбородок, и забыть обо всем на свете…

– Господин Тэрен! – девушка, казалось, была возмущена таким предположением до глубины души. – Я вовсе не такая, и потом… не он… а… вы мне….

– Тогда вспомним о том, какой он напыщенный и крикливый. Сегодня даже больше, чем вчера, – напомнил Даан. – Ты испугалась, заволновалась, и забыла запереть дверь.

– Это… может быть…

– А вот твоя книга, – Даан снова покачал рукой, словно гипнотизируя девушку обложкой с золотистыми буквами.

Сантиль завороженно смотрела на книгу. Это маленькое, но почти бесценное в её глазах печатное издание стоило нескольких проступков и шалостей.

– Значит, договорились, – подытожил Даан, и вдруг вспомнил ещё кое о чем. – Кстати… А не дашь ли ты мне какую-нибудь простыню?