Песни Серебряных Струн. Песнь первая: «Мечта и воля». Часть первая

– Почти успел, – хмыкнул старик. – Я думал продрыхнешь.

– И тебе доброго здоровья, – запыхавшись выпалил Даан. – Как же можно было так плохо обо мне подумать.

– А я про всех как хочу, так и думаю, – заверил Гертарий. – Да ладно уж, в пути разговоры поговорим. Полезай-ка в телегу. Чай всю ночь не спал, чтобы лошадку-то до города не упустить.

– Благодарю! – чуть удивленный, музыкант устроился в сене.

– Да что там. Я б по молодости так и сделал, – проворчал старик Гертарий себе под нос и влез на облучок. – Только учти – долго спать тебе не позволю. До полудня не проваляешься! Нннну! – и он несильно хлестнул кобылу поводьями. Та фыркнула, заржала, и не спеша зашагала по дороге, прочь от деревни у Четырех Дорог вперед, к столице славной империи эледов.

Даан совсем немного поглядел в светлеющее рассветное небо, поёжился, укладываясь поудобнее, и совсем скоро забылся крепким и спокойным сном уверенного в своем успехе человека.

Однако продлился этот сон не так уж долго, а прерван был вовсе не лёгкими перстами Гениев Озарения.

– Эй, ну-ка просыпайся там, – старик Гертарий пошевелил сено в телеге кнутовищем, ощутимо задев Даана по плечу. – Будет уже дрыхнуть. Обещал развлекать меня всю дорогу, а сам, вишь, развалился. Один храп вместо песен.

– Не держи зла, почтенный, – отозвался музыкант, усаживаясь в телеге и вытаскивая из своей буйной шевелюры застрявшие соломинки, – ты же сам догадался, что я ночь не сомкнул глаз.

– Ну, – усмехнулся старик, – ладно. Не будь-ка дармоедом – сбегай вон до колодца, да принеси воды флягу. Вон она, у крайнего кувшина стоит. Да осторожней слезай там! Не разбей ничего.

Даан взял в руки большую флягу из черненой кожи на длинном, узлом завязанном ремешке, и, спрыгнув с телеги на дорогу, огляделся. Колодец был чуть дальше впереди, слева от дороги. Кобылка старика Гертария шла медленно, неторопливо. Телега отъедет недалеко от колодца, и догнать ее можно будет даже скорым шагом. А уж если пробежаться… Но на это Даана бы сейчас точно не хватило. Он еще раз потянулся, разминая затекшие от малоподвижного лежания плечи, повертел головой, стряхивая остатки сна, и отправился за водой к колодцу.

В зеленеющей на утреннем солнышке траве стрекотали кузнечики. Светло-голубое небо было безмятежно и безоблачно. На фоне этой пасторали придорожный колодец выглядел монументально.

Арка из светлого камня закрывала гладкий, круглый, на добрые два локтя возвышающийся каменный же колодец ровной стрельчатой крышей. От самого центра крыши вниз, к колодцу, спускался тонкий желоб, в котором была заключена цепь с подвешенным к ней узким серебристым ведерком. Край колодца был плоским и гладким – хоть посудину ставь, хоть сам присаживайся. Только по четырем сторонам виднелись небольшие выступы, на которых были искусно вырезаны четыре основных природных элемента. От них же шли неширокие декоративные полосы, образуя в центре вместилище для пятого. Именно через него и проходил желобок с цепью. Даан внимательно оглядел колодец. Ни скола на ровных камнях, ни мха, ни паутинки как это нередко бывает на колодцах в деревнях и городах, например, на востоке Империи. Да что там колодцы! Некоторые дома выглядят хуже. А тут чувство оставалось такое, словно этот колодец соорудили совсем недавно. Но Даан проезжал по этой дороге год назад: колодец был здесь, этот же самый. Правда, в те разы музыканту посчастливилось ехать на куда более шустрых упряжках, и осматривать «полевые достопримечательности» не было ни времени, ни возможности. Такой колодец был очень похож на те, что он видел в самой столице эледов. Но зачем ставить такую роскошь вот так в поле, у дороги? К чему такие архитектурные изыски? Сразу же поразить путников, что едут в Астер де Торонисс богатством и великолепием? Впрочем, сейчас не лучшее время для риторических вопросов. Нужно набрать воды, не то уехавшую телегу будет не догнать и бегом.

Опустив ведерко в колодец, и перелив кристальную живительную влагу во фляжку, Даан не упустил возможности зачерпнуть воды чтобы умыться и прополоскать рот. Вода была обжигающе холодной. Совершенно проснувшийся от этой ледяной свежести, Даан заторопился вслед за удаляющейся телегой.

– Наконец-то, – встретил его привычным ворчанием старик Гертарий. – Я уж было подумал, что ты или в колодец свалился, или уснул там в теньке. Где моя фляга? Не утонула?

– Нет, почтеннейший, – Даан протянул старику фляжку, шагая рядом. – А долго я потому что любовался на архитектуру колодца.

– Ишь, – прищурился старик, – а говорил, что уже ездил этой дорогой.

– Так ездить-то ездил, – ответил Даан, – а близко к колодцу не подходил.

– Ух, хороша. Студёная! – Гертарий сделал несколько глотков воды, утер усы рукавом, и закупорил флягу. – Ты там чего пешком идешь-то? Полезай-ка сюда. В ногах правды нет – хоть и выше её не найти.

Даан повиновался. Легко впрыгнул на облучок, и уселся рядом с возницей.

– Выспался там в сене-то? – поинтересовался старик, бросив на музыканта хитрый взгляд.

– Благодарствую, – ответил Даан. – Пожаловаться не на что.

– А то б еще, – согласился Гертарий. – Ну я-то тоже вздремнул час-другой, пока солнце-то не стало греть. А что? Франгулка-то моя лошадка смирная. Не первый год этой дорогой ходит, путь знает. Сама не заблудится.

– И не страшно ей в предрассветных сумерках по дороге идти?

– А что ж страшного? Ты вот, правда, будто всё врёшь, и не ездил здесь, – заворчал старик. – Тут же фонари светят. Ну. Как в самой столице. Светло, не собьешься.

– Да что ж ты мне, почтенный, не веришь-то? – даже обиделся Даан. – Говорю же – ездил, ездил тут. Но упряжки были другие. Лошади быстро шли – то галопом, то иноходью. Всегда добирался засветло. А в дороге спутникам то пел, то наигрывал – не мог ни колодцев рассмотреть, ни света фонарей оценить!

– Ты ну-ка это прыть-то поостуди, – буркнул Гертарий. – Ишь ты, лошадь моя ему идет медленно. Сейчас вот как ссажу тебя – да пешком пойдешь. И фонарями горящими в ночи полюбуешься, и поймешь ценность доброй кобылы. А что песни те твои – так я и сам не лыком шит. Историй да сказов знаю – тебе и не снилось! Тебя и на свете-то не было, а я уже столько повидал, что и за год не перескажешь!

– Сдаюсь, сдаюсь, любезный Гертарий! – Даан развел руками, словно действительно сдавался. – Прости, если был непочтителен. Молод я и глуп.

– Вот то-то же, – смягчился старик. – Хорошо, что сам признаешься. А на-ко вот, слушай, тебе вожжи. У тебя, поди, с бабёнками-то хорошо всё ладится. Вот и давай, правь-ка кобылой, покажи удаль. Да ласково с ней, ласково! А я вот пока отдохну.

Даан принял поводья из рук старика, чуть причмокнул губами, и слегка хлестнул. Лошадь недовольно фыркнула, но послушно пошла быстрее. Старик Гертарий усмехнулся, и достал трубку. Закурил.

– Фонари, значит, у этой дороги такие же, как в столице, – рассудил Даан, – как и колодцы.

– Ну, – подтвердил Гертарий, выпуская облако седого дыма и приглаживая усы. – Власти не скупятся. Хоть я-то вот не понимаю этого. Столицу украсили да улучшили – что твой пряник. Дорогу тоже… Кто, ты думаешь, фонари эти зажигает по ночам? А никто! Сами горят. Как темно станет – так и горят. В них, понимаешь, субстракт этакий. Люминарис или как его… Племянник мой такими фонарями занимается, ну. Закупают субстракт у горных эльфов, да по склянкам суют. А потом в фонари. Что смеешься? Дело-то не простое. Доходное. Племянник-то с детства в столице на светильщика учился. Долго. Сейчас взрослый уж, постарше тебя будет, ну. Все с этими фонарями. Прямо не дыши на них, совсем умом тронулся. Но денежки имеет, мастеров таких мало. Денег-то привёз как-то нам со старухой на новый сруб. Да что там нам с тех денег? Ну закупим дерева, а дом-то сам себя не построит. А я не полезу уж, стар. Да прекрати ты лыбиться, не то вон, кнутом огрею.

– Прости-прости, почтенный Гертарий, – хихикнул Даан. – Мне просто почудилось, будто ты во всем видишь только тёмное да плохое. А есть ведь и хорошее. Вон, и дорога освещена для путешественников, и вода в колодцах чистая… и торговля со Скаурейэр налажена…

– Эх, эльфы эти! – крякнул старик, выколачивая трубку. – Ничего я от них хорошего не жду. И тебе не советую. Пусть кто им в пояс кланяется да почитает, как Высших3 – от меня не дождутся такого! Ладно горные еще да лесные. Грешны, конечно, охальники. Но с них-то хоть какая польза есть. А увидишь этих…. Атоллэр4… никаких с ними дел не води. Ух, черти-собаки. Хорошо, что их давно никто не видел. В наших-то местах лет с дюжину поди их не видно, с самой войны с пустынниками этими, ксайтридами5. Да никто и не печалится. Я тебе так скажу – эльфа увидишь – быть беде. Как чёрный петух в полнолунье. Ну!

Даан снова рассмеялся. Ему не так мало доводилось общаться с эльфами во время жизни во Вдохновенном Киннаре, и сказать о них он мог только одно – они, Высшие, отличались от простых смертных и поведением, и манерами, и речами. Хотя из тех, что помоложе, были и заносчивые, и кроткие, и гневливые, и веселые. Как среди людей. Или Дхунар. Или Нулсуру6. Эти, правда, далеко не каждый день встречались. Хотя, он был хорошо знаком с одной из Нулсуру – танцовщицей. Она поражала своей гибкостью и лёгкостью движений. Но это не удивляло. Любой, кто учился или жил в Киннаре, мог поражать своими способностями.

Киннар… Сколько уж лет назад пришлось покинуть прекрасные стены города Искусств, и получить строгий запрет возвращаться в его творческое великолепие? Даану стало немного грустно. Захотелось достать из дорожного чехла мандолину, оживить её серебряные струны лёгким касанием, и прогнать печаль звоном веселой песни. Или же наоборот – отдаться грусти, играя мелодию, что пробирала бы до самых слёз… Но руки были заняты поводьями. Музыкант глубоко вздохнул.

И он, и его престарелый спутник молчали, погруженные в собственные думы и воспоминания. Мимо проезжали всадники легко обгоняя их телегу, катили другие повозки, запряженные куда более резвыми лошадьми, чем неторопливая Франгулка. Все сегодня спешили в столицу империи. Гертарий то и дело хмыкал и усмехался, иногда приветственно приподнимая свою соломенную шляпу перед другими возницами.

Телега приблизилась к развилке. Здесь дорога разделялась натрое. Первая из них, самая прямая, продолжала идти четко вперед, устремляясь в лес. Вернее, если присмотреться к ровно высаженным деревьям, это было больше похоже на парк или охотничьи угодья. Две других дороги шли чуть наискось, одинаково в левую и правую стороны. Путевой указатель с изящными резными табличками-стрелками гласил, что первая дорога приведет к цитадели Цере де Сор, а дороги-близнецы – в восточную и западную части столицы.

– Правь на восток, – скомандовал Гертарий. – Если тебе по твоему делу долговому на запад Астер де Торонисса надо – это ты уж сам думай, как через Мост Тысячи Звёзд переправляться будешь. А мне вот в восточную.

– По счастливой случайности дело поджидает меня именно в восточной части города, – мягко сказал Даан, направляя лошадь по правой дороге. – Но вообще, я в этот раз думаю и в западном Астер де Торониссе побывать, и в восточном. А то и на самый императорский дворец посмотреть. Хорошо бы, конечно, оценить его внутреннее убранство. Я, хоть в городе бывал, но до дворца не добирался и близко. А вот мои учителя из Киннара нередко бывали здесь при дворе. Рассказывали, что дворец Императора прекрасен, и даже в чем-то подобен Киннарскому храму искусства!

– Ну, – усмехнулся старик, – я-то тут ничего тебе сказать не могу. Ни в Киннаре этом вашем не случался, ни во дворец меня не приглашали. Да и не пригласят, куда ж там! Кто я такой? Да ты не улыбайся-ка! Ты-то сам чем лучше? А? Вот кто ты такой, чтобы тебя во дворец императорский позвали? Хоть за первые Ворота Орла пустили бы, а?

– Я-то? – Даан повернулся на собеседника, гордо приосанился, и отчеканил. – Я – Даанель Тэрен! Артист, поэт, певец и музыкант. Дитя Вдохновения из прекрасного города Искусств, озаренного высшей благодатью Создателя и верных его божеств!

– Ты вожжи держи крепче, дитя Впечатления! – осадил его Гертарий. – Как вспыхнул-то. Того и гляди искры с тебя посыплются, да сено вспыхнет.

– Дитя Вдохновения, – поправил Даан, впрочем, вовсе не обидевшись. – А огонь в моём сердце горит всегда. Иначе не сложить песен.

– Не петушись, ишь. Песни складывать он будет. Ты вон, посмотрел бы на себя лучше. Прежде чем в столицу идти, да в богатый дом проситься – не то, что во дворец императорский! – тебе об одёже подумать надо. Кто на порог такого дешевого пестряка пустит, ну?

– Ты как всегда прав, мудрый Гертарий, – кивнул Даан. – Никто не пустит. Но я найду выход. А там, где выход, нередко и есть вход. Да! Так и знай, почтенный Гертарий. Я не я, если в этот раз, будучи в столице, не спою при дворе самого Императора!

– Ох-ох, какой прыткий! – старик расхохотался так, что даже закашлялся. – Уморишь ты меня и без своих прибауток. Давай-ка так. Споёшь при дворе да привезешь мне из дворца какую диковину – я признаю твой талант, да принесу извинения. А уж я сроду прощения ни у кого не просил, ну. Даже в остроге как-то за это сидеть пришлось по молодости.

– А если не спою во дворце?

– А не споешь – так придешь ко мне, и нам со старухой моей будешь дом новый строить помогать! – выпалил Гертарий.

– Годится! – расхохотался Даан. – Жди меня с подарком из дворца!

– Или дом мне справишь! – добавил старик, – Ну? По рукам?

– По рукам! – воскликнул музыкант, пожимая узловатую ладонь Гертария.

– Дай-ко вожжи-то, – смилостивился тот после рукопожатия, – да сыграй мне что-нибудь, как на королевских балах играют. Раз говоришь, что бывал, значит знаешь такое.

– Бывал и знаю, – согласился Даан, и потянулся назад, чтобы взять лежащий в телеге музыкальный инструмент.

Дорога вильнула влево. Справа зашумела река.

– Клофф-Эскапьен… – протянул старик, прищурившись на блистающую в солнечных лучах воду. – Там вон дальше пристань. Больше, чем полпути к столице проделали. А по левую руку – смотри – сейчас башню будет видно. Раз прежде все мимо без внимания ехал – тебе и то в новинку.

– А вот и нет, почтенный, – возразил Даан. – И пристань помню, и башню видел. Как ее не заметить? Это же сама башня магов цитадели Цере де Сор! Тут у любого голова закружится.

Старик засмеялся. Слева, вдалеке, стала различима башня, гордо возвышающаяся над кронами деревьев, словно стрела, нацеленная в небо. Оттуда, судя по всему, вся империя видна, как на ладони. А по ночам, наверное, можно наблюдать звёзды и планеты…

– Вот бы побывать там, – Даан мечтательно вздохнул. – Говорят, в Цере де Сор никому не доводилось попасть без приглашения…

– Верно говорят, – подтвердил Гертарий. – Ты бы, правда, поумерил пыл-то. И во дворец императора попасть хочешь, и в цитадель колдовскую, ишь! Вас в том Киннаре, похоже, только и учат, что мечты плести, да хвастаться. А песни-то? Песни-то хвалёные где?

– Будут тебе песни! – заверил Даан, и ударил по струнам.

________________________________________________________________________________

Глоссарий

Опора сволока1 – столб в деревянном деревенском доме, поддерживающий главную балку потолка

День Лебедей2 – или Праздник Лебедей – один из главных столичныз праздников у эледов, в основе которого лежит легенда об объединении всей Империи.

Высшие3 – в мире Эйланда есть разделение на Высшие (магические) расы, и расы смертных.

Атоллэр4 – премена эльфов (самоназвание Эуленэр) разделились на три ветви: Атоллэр (островные), Холтэлэр (лесные) и Скаурейэр (горные), тем самым ослабив свою магическую суть.

Ксайтриды5 -крайне воинственная и агрессивная раса людей, живущая в южных землях, в пустыне Иль-Нами.

Дхунар и Нулсуру6 – так называемые "утратившие" – две расы, когда-то входившие в одну Высшую Расу Огня – Нулнар, а, разделившись, утртили Магию и стали смертными.

Глава 2

Солнце опустилось совсем низко над водной гладью залива Гратт-Эскапьен, когда телега Гертария миновала высокие ворота большого города. Восточная половина столицы встретила путешественников оживленно. Несмотря на закатный час, жизнь здесь продолжала кипеть. В мягком свете едва разгорающихся фонарей горожане спешили по своим делам – кто по рабочим, кто по праздным. Разговоры, окрики, смех, негромкая музыка, ржание лошадей и скрип колес… город жил своей жизнью. А Даанель Тэрен, уже не способный усидеть на одном месте, всё вертелся, оглядывался и улыбался, словно впитывая в себя эту самую жизнь столицы.

– Нннну, стоять! – старик Гертарий натянул вожжи, и телега остановилась на мостовой, у массивных перил набережной. – Всё. Приехали. Слезай! Я теперь к племяннику поеду. Он там дальше живет, у пристани. Ну а ты давай, по делам там своим топай.

– Спасибо тебе, почтенный Гертарий! – Даан спрыгнул с облучка. – Век не забуду твою доброту!

– Ты лучше не забудь-ка то, что похвалялся во дворце императорском представленьице свое дать, ишь. И привезти мне оттуда залог, что взаправду там побывал.

– Да как же этого не помнить? – Даан закинул на плечо котомку и поправил ремешок чехла с мандолиной. – Я же слово дал!

– Ну, – рассмеялся старик, – что там цена слову-то. А избу мне к холодам поправить бы недурно было.

– Будь как будет, – улыбнулся музыкант, и поклонился старику.

Тот громко усмехнулся, звучно причмокнул губами своей лошадке, и, повернув телегу, покатил дальше, вправо по мостовой. Даан поглядел ему вслед совсем немного, затем приблизился к перилам набережной, положил ладони на прохладный полированный камень, закрыл глаза, и глубоко вздохнул.

Как же давно он не был в действительно больших, по-настоящему благоустроенных городах! Уж Астер де Торонисс – не важно, Западный или Восточный – был лучшим образчиком такого города. Чем-то он даже напоминал Даану родной Киннар, который пришлось покинуть несколько лет назад. По своей воле Даан бы никогда этого не сделал, но… Он не мог сказать, что его сердце было полно из-за этого одних лишь сожалений. О, нет. Он повидал мир, его сложность и простоту, обыденность и диковинки. Повидал людей – добрых, злых, любящих, ненавидящих… Он набирался ума и вдохновения, набивал шишки личным опытом и учился у тех, кто казался мудрее. Разве всему этому можно было бы научиться лишь сидя в классах – пусть даже самых изыскано обставленных и хорошо организованных? Не выходя за ворота – пусть даже самые волшебные? Нет. Все уроки, что преподносит жизнь, имеют свою ценность. И всё увиденное, услышанное, прочувствованное можно было переложить на стихи, басни, музыку… спеть или сыграть. И при должной удаче получить за это неплохой гонорар. А уж миска каши это будет или медная, а то и золотая монетка – пусть решает публика. И воздаст скромному исполнителю по своим возможностям.

Даан улыбнулся и своим мыслям, и своим ощущениям. Он в столице Империи Эледов! Этот свежий ветерок с залива, легко играющий непослушными кудрями музыканта, этот лёгкий гул столичной жизни, это величие камня, из которого выстроены городские стены… Астер де Торонисс действительно имел с Киннаром много общего. Хотя бы даже потому, что архитектор, в свое время принимавший участие в постройке новых зданий величественного города, сам был родом из Киннара. Даан даже видел его – и не раз. Уважаемый зодчий нередко гулял в городских садах и парках, а иногда появлялся и в Школе Искусств, передавая свои обширнейшие знания пытливым умам.

Но довольно придаваться воспоминаниям юности и стоять на одном месте. Желая того или нет, Даан вступил в веселую и увлекательную игру – даже не со стариком Гертарием, а с самим собой – сможет ли он дать представление в императорском дворце? Вот так задача из задач! Настоящий вызов Судьбе.

Но прежде, чем сделать хоть крошечный шаг на пути к непростому достижению такой честолюбивой цели, нужно было завершить еще одно дело. Вовсе не такое увлекательное, и далеко не самое приятное. Расстаться с кровно заработанными денежками, и вернуть старый долг.

Музыкант еще раз вздохнул – на этот раз уже тяжело – и открыл глаза. Городской пейзаж изменился не слишком сильно. Наступили сумерки, ярче загорелись фонари, придавая улицам чуть больше парадной загадочности мягким серебристым светом и ажурными тенями. По набережной стали неторопливо прогуливаться пары. Всё это легко возвратило Даану радушное настроение, и он зашагал по мостовой прочь от набережной, углубляясь в оживленные городские улочки.

Но чем ближе он подходил к намеченному для себя месту, тем более медленными и неохотными становились его шаги. Еще бы! Кому приятны сложные разговоры? Ну, вот и нужный дом. Двухэтажный, ладный, из серого отшлифованного камня – как и все остальные дома в этой части города. Ровные ставни, красивые решетки на невысоком заборе у небольшого – всего на трёх лошадей – стойла. И от него – Даан хорошо это помнил – утоптанная дорожка на задний двор. А там – колодец, огородик, маленький сад в две яблони, грушевое дерево и четыре розовых куста… пристройка для кое-какой домашней скотины – на его памяти малочисленной, но всегда ухоженной.

На двери дома висел очень скромный венок из зеленых веточек и белых перьев, перевитый серебристой лентой. В простых домах столицы День Лебедя не отмечали так, как это делалось в домах побогаче, но кто может запретить скромным людям подарить себе частичку праздника? Особенно если в доме живет хоть одна романтичная особа.

Даан в последний раз проследил взглядом завитки на решетке ограды, и рассудил, что стоять дальше у ворот чужого дома может быть подозрительно. Даже если над дверями этого дома красуется большая вывеска: «Золотой трилистник. Постоялый двор»

Музыкант нахмурился, собирая волю в кулак, и, решительно миновав ворота, толкнул дверь под вывеской.

В доме было светло и уютно. Несколько дубовых столов, скамьи с подушками, чтобы удобнее было сидеть. Вдоль одной из стен – полки с разноцветными бутылками и склянками, в которых хранились напитки и смеси разных трав для горячих отваров. Под этими полками – во всю их длину – был поставлен узкий стол, за которым стоял еще совсем не старый коренастый мужчина в немарком кафтане, и что-то записывал тонким пером на пергаменте. Рядом с ним высилась стопка таких же пергаментных листов, перевязанных бечевкой.

Услышав, что кто-то вошел, мужчина поднял взгляд от своей работы, и, присмотревшись к стоящему на пороге визитёру, нехорошо поменялся в лице.

– Неужели ты? – процедил он, бросая перо на столешницу. – Посмел снова явиться сюда?!

– Пожалуйста, не сердитесь сразу, господин Сильбарр! – Даан примирительно поднял руки, словно стремясь показать свою безоружность и чистоту помыслов. – Не прогоняйте меня, не выслушав!

– Да что тебя слушать? Проваливай, пока цел! – Сильбарр явно начал терять терпение, и его левая рука потянулась к правой, закатывая рукав. Не иначе он собирался выставить музыканта за дверь. – Проходимец!

– Ну что же вы, уважаемый, оскорбляете, не разобравшись? – Даан не собирался отступать. – Я, между прочим, честный человек. И – как обещал – принес вам деньги в уплату моего долга.

– Год спустя?! – возмутился уважаемый Сильбарр. Он всё еще не был готов сменить гнев на милость.

– Я артист, – напомнил Даан, – и много путешествую. Вот, сейчас моя дорога снова привела меня в славный Астер де Торонисс. И я пришел на поклон к вам. Не с пустыми руками.

– Покажи деньги, – хмуро потребовал его собеседник. Даан подошел к высокому столу, за которым все еще стоял Сильбарр, вытащил из-за пазухи кошель, и высыпал на лежащий на столе пергамент горсть блестящих монет.

Мужчина недоверчиво посмотрел на музыканта. Потом на деньги. Затем принялся их считать, рассматривать, сортировать и пробовать на зуб.

– Так, хорошо, – сказал он, наконец, – пятнадцать серебряных кресцентиев1 и один золотой.

Он сгреб монеты, и убрал их куда-то вниз, под столешницу. Развязал бечевку, которой была перевязана стопка пергаментов, некоторое время перекладывал их, читая записи. Потом нашел нужный лист, обмакнул перо в чернила, и отметив что-то в ровно начерченной графе напротив имени «Даанель Тэрен» зачеркнул написанное рядом с именем слово «долг». Присыпал чернила просеянным песком – чтобы быстрее высохли, снова сложил пергаменты в стопку, перевязал и сурово посмотрел на стоящего напротив стола Даана.

– Ну всё? Расплатился? Теперь проваливай на все четыре стороны. Ульберт вышел до почты, но я и без сыновьей помощи смогу намять твои тощие бока!

– Не нужно угроз, уважаемый, – миролюбиво отозвался Даан. – Теперь, когда я расплатился, и совесть моя чиста, как вода в ваших колодцах, я с лёгким сердцем покину твой гостеприимный порог! Прощай, и не поминай лихом!

– Давай-давай! – ответил Сильбарр. – И чтобы духу твоего здесь…