Песни Серебряных Струн. Песнь первая: «Мечта и воля». Часть первая

И его речь, и путь Даана прервал громкий звук распахнувшейся двери. На пороге показался молодой господин в щегольском дорожном кафтане – по тому, каким взглядом он обвел помещение – титулом ничуть не ниже графа.

– А! Любезный Жустав Сильбарр! Батюшка должен был отписать вам, что я приеду на днях. Надеюсь, комната готова?

– Ох… ох… – засуетился вдруг растерявший всю свою грубую уверенность хозяин постоялого двора. – Конечно! Конечно, господин дель Альфорд! И письмо от батюшки получил, и комнату лучшую приготовил. Вид из окна – прекрасный.

– Замечательно, – молодой модник изящно сложил ладони, и бросил высокомерный взгляд на стоящего в нескольких шагах от него Даана. – Мои вещи отнести из экипажа в комнату. Да смотри осторожнее! Если хоть что-то испортишь – с тебя шкуру спущу, а хозяин вовек не расплатится. Там моя бесценная лютня и парадный костюм, пошитый модисткой из самого Киннара!

Если, начиная слушать эту нелюбезную речь, принятый за слугу Даан уже набрал воздуха в грудь, готовясь дать колкий ответ, то, услышав о бесценной лютне и костюме из Киннара, осекся, насторожился, и отвесил медленный, нарочито-почтительный поклон. Совершенно игнорируя протестующие знаки, которые красноречиво пытался подать ему лицом и всем своим видом растерявшийся хозяин постоялого двора, Даан собрался выполнить поручение. Слишком уж интересно начали складываться звёзды!

– Завтра во дворце выступать, а я так с дороги устал, – продолжил молодой господин дель Альфорд. – Эй, да он у вас тугой что ли? – он указал на Даана, остолбеневшего при упоминании императорского дворца.

– Есть… немного… – сдавленно прохрипел Жустав Сильбарр, уже не зная, как ему быть, чтобы не испортить впечатления гостя окончательно. – Давайте я вас в комнату провожу!

Господин дель Альфорд коротко кивнул в ответ на неуклюжий поклон хозяина и последовал за ним вглубь помещений постоялого двора. А мнимый слуга пулей вылетел за дверь, чтобы доставить в комнаты второго этажа бесценный наряд и музыкальный инструмент.

Вещей молодой модник дель Альфорд привез с собой не так уж и мало. Совсем не чета Даану, путешествовавшему с лёгкой котомкой да футляром с мандолиной – даже без дорожного плаща. Даан где-то оставил его, и уже сам не мог вспомнить, когда именно это произошло, не слишком сильно сожалея об этой утрате и надеясь однажды прикупить себе новый плащ – удобнее и наряднее прежнего. Господин дель Альфорд же, должно быть, видел жизнь совсем иначе. Судя по тому, что к лёгкой карете, которую модник скорее всего нанял в столичном порту, был подсоединен крытый двухколёсный прицеп для багажа, путешествовать он предпочитал минимум с половиной своего гардероба, дюжиной пудрениц и сотней носовых платков. Внутри прицепа обнаружились два внушительных сундука, большой стянутый ремнями ларец, дорогой кожаный футляр с лютней, и плотный украшенный вензелями кофр для одежды. У Даана даже дыхание перехватило. Такие кофры ему когда-то приходилось видеть не так уж редко, и сомнений в том, что внутри этой богатой упаковки скрывается поистине великолепное одеяние, не оставалось. Даже если упомянутая Альфордом модистка, сшившая наряд, не была из числа детей Вдохновения, а лишь училась в Киннаре у Мастеров Прикладного Художества, привезенный модником костюм должен быть достоин восхищенных взглядов зрителей. А уж денег-то, наверное, он стоил немыслимых.

– Ты, давай, поторапливайся, – голос кучера вернул Даана, борющегося с искушением открыть кофр, и взглянуть на парадный наряд прямо сейчас, к реальности, – не всю же ночь мне здесь у ворот торчать. Этот щеголь, конечно, золотом платил, да я всё равно вечернего заработка потерять не хочу – вдруг еще один такой мот на пристань сойдет – досадно будет упустить.

– Хорошо-хорошо, уважаемый, – мирно согласился Даан и начал выгружать бесценную поклажу.

Собственные пожитки показались ему невесомыми по сравнению с тяжестью чужого багажа, и даже нисколько не мешали оттаскивать сундуки и чехлы от кареты до распахнутой двери дома. Когда прицеп был освобожден от вещей, кучер ловко взмахнул хлыстом, понукая послушную лошадь, и карета быстро укатила в ближайший проулок. Даан потёр лоб рукой, раздумывая о том, в какую именно комнату нужно теперь нести чужое добро.

– Господин… Тэрен… – робкий голос позвал его по имени, заставляя обернуться. Совсем рядом с ним стояла невысокая, хрупкая девушка. На вид юному созданию было не больше пятнадцати лет. Скромное платье с неброской вышивкой на груди и манжетах, было тщательно зашнуровано. Белоснежный фартук закрывал почти весь подол, а такой же белый и опрятный шаперон прикрывал заплетенные в аккуратную косичку волосы, мышиный цвет которых гармонировал с платьем. Она глядела на Даана большими серыми глазами, краснела, отчего на щеках явственно проступали веснушки, и, не зная, куда деть руки от смущения, неловко перехватывала ручку небольшой корзины, полной спелой вишни.

– А, маленькая Сантиль, – широко улыбнулся девушке Даан. – Здравствуй!

– Здравствуйте… – девушка еще гуще покраснела. – А что вы здесь…? Я и не надеялась… ну то есть… не думала, что вас увижу… у нас…. Опять…

– Неисповедимы пути Вдохновения, – подмигнул в ответ музыкант. – А ты что же в такой час одна гуляешь?

– Не гуляю… – немного растерялась Сантиль. – Мы вот… гостя сегодня принимаем… знатного… кажется… Они с отцом сейчас наверху, разговаривают. Матушка стряпает ужин – сама, в честь такого случая… я ей помогаю. Она меня за вишнями для пирога послала… у нас-то в саду нет, я ходила в лавку по соседству… у них там оранжерейка, они вишню продают всегда, круглый год. И… вот…

– Ты умница! – похвалил Даан, не упуская возможности запустить руку в корзинку, и угоститься парой спелых ягод. – Ох ты, вишенки-то совсем не кислые! Замечательный урожай. Пирог выйдет у вас славный, и гостю вашему понравится!

– Правда так думаете?.. – просияла Сантиль, прижимая к щеке ладонь.

– Я всегда что думаю – то и говорю, – подтвердил Даан. – И ты редко у кого еще встретишь такую искренность. Ну да ладно. Скажи-ка мне лучше, в какой комнате ваш гость остановился? Мне туда вот все эти сундуки поднять нужно.

– А что же вы…? – удивилась девушка. – Проще брата подождать, он у нас дома по части багаж постояльцев носить…

– Ничего-ничего, – махнул рукой Даан, – мне-то не сложно. Что время-то зря тратить? Да и вещи у дверей стоят… нехорошо. Вдруг уведет кто-нибудь?

– Ой, нет, такого у нас никогда не бывало! – Сантиль, казалось, даже немного возмутилась подобному предположению. – А комнаты я сейчас вам покажу! Только корзину на кухню отнесу – а то матушка будет сердиться – заждалась уже, наверное…

– И то верно. Ни к чему матушку огорчать, – согласился Даан.

– Я мигом! – Сантиль юркнула за дверь – только длинное платье зашуршало по полу.

Вернулась она и в правду быстро. Даан едва пристроил свою котомку и чехол с мандолиной на подушках одной из лавок в уголке, и даже не успел заскучать.

– Идёмте, господин Тэрен… – подошедшая Сантиль была готова указать путь, – я покажу вам нужную комнату…. И помогу! Только очень тяжелое не подниму… что здесь можно взять?

– Да ты не утруждайся, – махнул рукой Даан. – Мне два раза по лестнице спуститься не затруднительно.

– Ну что вы…. Что вы…. Как же… Я вот это понесу! – и она с готовностью подхватила стянутый ремнями ларец.

Даан пожал плечами, не желая спорить с женской прихотью – тем более, она была ему на пользу, и, поплевав на ладони, подхватил один из сундуков.

Поднимать вещи по лестнице было не самой простой задачей, но, к очередной удаче музыканта, комната оказалась совсем близко к лестничному пролету. И что это была за комната! Даан, прежде уже бывавший в «Золотом трилистнике», в эту комнату никогда не заходил. Здесь, верно, всегда принимали самых обеспеченных постояльцев. Опрятная и чистая, как, впрочем, всё в этом небольшом доме, с красивой мебелью, украшенными резными вставками стенами, расшитым кистями тяжелым пологом над кроватью, и изящными светильниками, внутри стеклянных колб которых сиял люминарис, а не простые свечи, как в большинстве комнат.

Молодой господин дель Альфорд и хозяин постоялого двора, Жустав Сильбарр, всё еще беседовали, стоя у не прикрытого ставнями окна. Жустав что-то говорил о празднике, скором ужине, покряхтывая и невпопад смеясь. Гость слушал его, отвечая односложно, чуть приподняв брови лишь когда в дверях комнаты показался Даан со своей ношей.

– А, наконец-то, мой багаж, – кивнул он, и заметил Даану, – Долго же ты.

– Не извольте гневаться, – беспечно пропел тот, собираясь спуститься за вторым сундуком.

– Я бы принял ванну, – уже обращаясь к хозяину заявил господин дель Альфорд. – Где она в вашем доме?

– На первом этаже, там… – снова немного растерялся Жустав Сильбарр. – Я… сейчас распоряжусь, чтобы подготовили, в лучшем виде, и провожу… Да.

И когда он повернулся, чтобы позвать Сантиль и дать ей указания, Даан заметил, что лицо хозяина, глядящего на него, побагровело от досады. Пройдоха-музыкант едва скрывая смех, поторопился вниз, на первый этаж постоялого двора.

Сантиль, которой было велено готовить для уважаемого гостя ванну, догнала Даана, когда он уже нес к лестнице второй сундук.

– Как же так, господин Тэрен? – изумлённо обратилась она, – Оказывается, вы приехали вместе с господином дель Альфордом?.. И вы… у него служите?.. Разве так может быть? Ведь вы – дитя Вдохновения из самого Киннара, а он… он там только учился… говорят…

– О, я просто следую по тому пути, которым меня ведет Судьба, милая Сантиль, – подмигнул Даан.

– Но вы… как же вы можете быть ему слугой? – похоже, девушку не на шутку возмущало происходящее. – Я уверена, что вы поете и играете гораздо лучше, чем он! Как же вы можете такое терпеть?!

– Сам не знаю, – хихикнул Даан. – Пока еще не придумал. Но спасибо тебе за такую искреннюю веру в мой талант.

– Господин Тэрен, я…

– Давай, поторопись, а то ведь все будут недовольны, что ты не выполняешь поручений, – напомнил музыкант, которому уже наскучило стоять без движения на лестнице, тем более, что сундук, который он держал в руках, всё-таки имел ощутимый вес.

– Вы правы… Простите!.. – и скромное создание поспешило удалиться по делам, как и всё более веселящийся от происходящего Даан.

***

Весь постоялый двор был наполнен ароматами свежей выпечки, жареного мяса и приправ. Похоже, ужин сегодня и в правду намечался чудесный. Сантиль скрылась на кухне, помогая матери готовить блюда, господин дель Альфорд вот уже больше получаса пропадал в ванной. Вернувшийся домой Ульберт Сильбарр, такой же коренастый, как и его отец, юноша старательно натирал пол в обеденном зале. Изредка Ульберт хмуро поглядывал на длинный стол, у которого Жустав Сильбарр на повышенных тонах беседовал с подвижным, худощавым молодым человеком, появление которого в этом доме всегда выводило Жустава из себя. Ульберт был готов по первому же знаку отца выставить этого нахала за двери. Но пока Жустав лишь взмахивал руками и иногда громко стучал по столу – но не более. А это еще нельзя было назвать знаком.

– Нет, нет и нет! – закипал хозяин постоялого двора, тряся кулаком перед лицом Даана. – Я не знаю, чего ты там себе выдумал, но в этом доме ты не останешься! Так и знай!

– Но как же так, уважаемый господин Сильбарр, – не унимался Даан, – разве это по-божески – в ночь выставлять на улицу честного путника?

– Помолчал бы о честности, путник! – рявкнул Сильбарр. – Зачем ты прикинулся слугой тут?

– Искренне хотел помочь! – Даан сказал это с таким чистым выражением лица, что если бы Жустав Сильбарр видел его в первый раз, он, возможно даже поверил бы. – Ведь вашего сына не было дома. А я вполне справился с задачей носильщика. И даже оплатить мой труд не требую. Просто прошу – разрешите мне остаться на вашем постоялом дворе. Всего-то на одну ночь. И всё. Завтра днём уйду – вы и не заметите. Правда!

– Да какая правда! – не унимался хозяин. – Единственная правда в том, что я не хотел беспокоить своего важного гостя объяснениями, что ты здесь никто, а Ульберт, который должен был позаботиться о его багаже, вышел по поручению. Зато сейчас я прикажу ему вышвырнуть тебя за ворота подальше!

– Ну зачем же вы так, господин Сильбарр? – Даан поджал губы. – Я готов снять у вас комнату в наём. Вы же знаете – деньги у меня есть…

– Снять, говоришь? – мужчина вдруг с хитрым прищуром посмотрел на музыканта. – Ну что ж. Изволь! Могу сдать тебе ту каморку, что у нас под самой крышей. Да-да, это рядом с той комнатушкой, в которой ты у нас тут прежде ютился.

– Что ж, пусть будет так! – с показной покорностью ответил Даан.

– Ага, – продолжал хозяин. – А заплатишь ты за своё тут проживание… десять… нет! Двадцать полных монет чистым серебром! И денежки вперед!

– Двадцать серебряных кресцентиев за одну ночь и полдня в коморке под крышей? – переспросил Даан, вселяя в господина Сильбарра надежду, что музыкант вот-вот разразится руганью за такой немилосердный грабеж, и поскорее сбежит из этого дома. Ведь на эти деньги можно было бы по меньшей мере полмесяца жить, вообще ни в чем себе не отказывая, и в куда более богатых гостиницах. Но менестрель, прикинув что-то в уме, вдруг широко улыбнулся, и ответил. – Идёт!

Жустав Сильбарр даже закашлялся, не ожидая подобного поворота событий. И хоть ему очень не хотелось позволять Даану оставаться в «Золотом трилистнике» и одной лишней минуты, взять своих слов назад он уже не мог. Да и деньги никогда лишними у бережливого хозяина не бывали.

Даан театрально широким жестом вновь достал из-за пазухи кошель, отсчитал двадцать серебряных, и со звоном рассыпал их на столе.

Господин Сильбарр уже во второй раз за этот вечер побагровел лицом. Даан же, учтиво кивнув хозяину, подхватил свою котомку и мандолину, и отправился наверх – обустраиваться в своей честно снятой комнате.

Конечно, эта комнатёнка под низким покатым потолком и близко в сравнение не шла с апартаментами, в которые поселили господина дель Альфорда, и в которые Даан сегодня зашел аж несколько раз, пока перетаскивал сундуки да кофры, принадлежащие моднику.

Менестрелю вспомнился броский футляр, в котором хранилась, несомненно, баснословно дорогая лютня чванливого франта. И Даан вдруг подумал, что всё-таки, как бы ни был хорош скрытый под плотным украшенный металлической вязью филиграни слоем кожи и бархата чужой музыкальный инструмент, он ни за что не променял бы на него свою родную мандолину. Если говорить по правде, принадлежащая Даану Тэрену мандолина и сама была прекрасна. Музыкант содержал её в большой аккуратности, и относился к ней с огромным уважением. На деле, этот инструмент на мандолину был похож лишь внешне: голос её, яркий, сочный и полнозвучный, способен был переиграть звучание иной лютни от какого-нибудь именитого мастера. Даан всегда гордился не только теми чарующими звуками, которые у него получалось извлекать из её серебряных струн, не только золотыми узорами и перламутровой инкрустацией на деке, но и тем, что эта самая "мандолина" когда-то принадлежала его отцу. В Киннаре было почти традицией оставлять своему ещё даже не рождённому чаду такие подарки. И, хоть отца Даанель никогда не видел, говорили, что тот держал эту мандолину в руках. Верить в это, как в любые красивые романтические легенды, было приятно.

Недолго провозившись, пристраивая по углам своё скромное имущество, Даан неожиданно для себя осознал, как он хочет есть. Еще бы! Обед прошел уже давно, и состоял для него из нескольких глотков воды да двух сырных лепешек, которыми щедро поделился с ним ворчливый старик Гертарий. А ужинать Даану так и не случилось. И сейчас, от божественных запахов еды, доносившихся из обеденного зала на первом этаже, у музыканта даже в животе заурчало.

Повинуясь своей человеческой потребности в хлебе насущном, Даан бегом спустился по лестнице, в зал, и уселся на лавку за ближайшим столом. Жустав Сильбарр нарочито долго не обращал внимания на второго постояльца. Вместе со своей женой Иветтой, как всегда чопорной, и худой, словно щепка, Жустав хлопотал вокруг «дорогого гостя», господина дель Альфорда, интересуясь, всё ли ему нравится и не нужно ли еще что-нибудь принести.

Наконец, соизволив подойти и к голодному Даану, хозяин постоялого двора коротко бросил:

– Ну?

– Я пришел на ужин, – пояснил Даан. – Мне ведь полагается и постель, и стол, так?

– Так, так, – рассмеялся господин Сильбарр, и, крикнув Сантиль, что-то тихонько ей приказал. Девушка как-то жалко втянула голову в плечи, поклонилась отцу, и, едва не плача, убежала на кухню. Довольно скоро перед Дааном появилась миска простой, сероватой по цвету каши и ломоть сухого хлеба. Очень похоже, что такой хлеб, да и каша, шли на угощение домашней скотине на заднем дворе. Даан потрогал край миски – он был едва тёплым. Никакого столового прибора к поданному блюду тоже, видимо, не полагалось. Музыкант усмехнулся. Ни ложки, ни вилки. Совсем как в стародавние времена, да прошедшие века и столетия! Да что столетия? И тридцати лет не прошло, как тот самый Сантьяг Златорукий, так рассердивший старика Гертария, пел чудные песни о мире с норхтарами2. Тысячи людей внимали его пению на вершине Священного холма! Он пел так, что, наверное, сам Создатель и все Божества прислушивались, что уж о простых смертных говорить. Ну и что ж с того, что ради отказа от оружия Сантьяг запретил всем поклонникам, что жили у подножия холма, пользоваться столовыми приборами? Раз уж даже такой светоч, как Сантьяг Златорукий, заповедовал есть руками, почему бы ему, Даанелю Тэрену, не продолжить мотивы известного певца? Господин Сильбарр бросил на Даана презрительный взгляд победителя и отправился к своему длинному столу. Там его поджидала жена, наряженная в горчичного цвета платье, похожее на то, что носила Сантиль, но куда более дорогое и удобное. Она наливала какой-то горячий напиток в высокие керамические кружки, одну из которых пододвинула ближе к подошедшему мужу.

Даан глубоко вздохнул – как могут вздыхать, наверное, только великомученики – и, сохраняя скорбно-постное выражение лица, обмакнул кусок хлеба в кашу и принялся есть. Каша и правда оказалась остывшей и не имела почти никакого вкуса – пресная, словно пергамент без чернил. Даан немного подумал, затем решительно встал, и прошествовал к длинному столу, за которым шептались хозяин с хозяйкой.

– Добрый господин Сильбарр! – начал Даан. – А не будешь ли ты так любезен добавить в мою кашу немного свиных рёбрышек или хотя бы цыплячью ножку? Каша, конечно, сама по себе прекрасна. И сухой хлеб тоже. Но с мясом она стала бы во сто крат вкуснее!

– Не нравится – не ешь, – отрезал хозяин постоялого двора. – Нечего тут привередничать!

– Вообще-то, любезный, я за кров и стол двадцать серебряных заплатил, – напомнил Даан, – как уговаривались. За такие деньги, между прочим, и получше можно было бы кормить!

– Про еду у нас уговора никакого не было, – отрезал Жустав Сильбарр. – Повторяю: не нравится – проваливай на все четыре стороны. А на моем постоялом дворе ты за эти двадцать монет будешь спать, где постелют, и есть, что дают! И нечего тут жаловаться. Сам нигде иначе как в «Золотом трилистнике» остаться захотел. Никто тебя за кошель не тянул!

Смех, раздавшийся за спиной у Даана, заставил его обернуться.

Смеялся, разумеется, молодой господин дель Альфорд, вольготно расположившийся на скамье среди подушек. Стол перед ним был заставлен блюдами и тарелками прекрасных кушаний, при виде которых у Даана слюнки потекли. Чего тут только не было! И мясо, и рыба, и свежий хлеб, и фрукты, и тот самый вишневый пирог – не чета тарелке пустой пресной каши! А еще вино и сладкие пряные горячие отвары. Настоящий пир горой. Даан насупился.

– А ну-ка садись, – махнул рукой дель Альфорд, указывая Даану на место рядом с собой, – да кашу свою прихватить не забудь. Раз она так прекрасна.

– Изволь, – ответил Даан просто. Сходил за миской, и, не обращая внимания на испепеляющие взгляды хозяина постоялого двора, уселся за богатый стол.

Сидящий там модник, похоже, уже был немного пьян и поэтому стал очень весел и прост, а продолжать возлияния в одиночестве ему не хотелось. И вовремя появившийся Даан показался вполне подходящей компанией, а его панибратское обращение даже позабавило.

– Так что там твоя каша? – дель Альфорд изящно подцепил вилкой кусок ветчины.

– Каша… – задумчиво начал Даан, окидывая взглядом полный яств стол, – каша, сударь, есть символ умеренности среди изобилия кулинарных изысков, от которых позже излишне прожорливого едока могут постигнуть хвори печени, желудка и – не приведи Создатель – проблемы со… смычком.

Услышав о смычке, молодой модник чуть поперхнулся, а затем снова разразился смехом.

– Да ты, я смотрю, прямо философ слова. Почти настоящий. Почти – если не доводилось тебе бывать в великолепном Киннаре.

– Доводилось, – честно признался Даан.

– Вот как? – дель Альфорд даже выпрямился. – И не врешь?

– К чему же мне врать? – пожал плечами Даан.

– Вот уж не знаю, – усмехнулся его собеседник, наливая вина себе и – чуть подумав – Даану тоже. – Ведь соврал же ты, выдав себя за здешнего прислужника.

– Попрошу заметить, любезнейший господин дель Альфорд, – начал Даан, – что я лично себя за местного прислужника не выдавал. Ты так назвал – а я никуда не торопился. Почему бы хорошему человеку не помочь?

– Хорошему человеку, – дель Альфорд расплылся в улыбке. – Щедрому, думаешь небось? Знаешь, деньгами я тебе платить не стану. Зато со стола моего можешь есть сколько хочешь. Очень уж ты меня повеселил. Да и сундуки отнес, как батрак взаправдашний.

– Благодарствую, – ответил Даан, опустив всё, что услышал после разрешения угощаться, и пододвинул к себе тарелку сочных куриных крылышек.

Выпили.

– Ладно, – продолжил дель Альфорд, – не держи на меня зла за то, что батраком тебя назвал. Очень уж ты, не сочти за грубость, убогонький в этом плебейском жиппонишке3.

Даан в ответ усмехнулся, не отрываясь от жареного мяса. С тех самых пор, как Альфорд произнес волшебные слова о своем предстоящем выступлении во дворце императора, музыкант вообще не держал на модника никакого зла. Напротив, старался быть с ним мягким, учтивым и любезным, словно в кармане именно этого человека лежал его, Даана, счастливый билет во дворец. Только как достать этот билет Даан пока еще не решил.

– Ну хорошо, – дель Альфорд снова наполнил их стаканы вином, – а зовут-то тебя как?

– Да как хочется – так и зови, – разрешил Даан, пожав плечами. – Я ко всякому привычный.

Модник рассмеялся, и снова с прищуром оглядел собеседника.

– Раз так, буду звать тебя Бомолох4, – сообщил он. – Знаю тебя всего вечер, а веселишь ты меня как заправский шут.

– Так тому и быть, – согласился Даан.

– Ну а я – Лин дель Альфорд, – представился модник. – Благородный менестрель, пять лет учившийся вдохновенному искусству сочинительства и исполнительства в самом городе Киннаре!

– Выпьем же за знакомство! – предложил Даан. Лин согласился. Вино снова полилось в стаканы. Однако, Даан лишь чуть отхлебнул напитка, в то время как Лин осушил свой стакан.

– Что ж, приятель Бомолох, – обратился модный менестрель к Даану, – говоришь, тоже доводилось тебе в Киннаре бывать?

– Доводилось, – подтвердил Даан, подлив в стакан Лина еще вина, а сам не забывая откусить сочного куриного мяса.

– А кем ты там, позволь спросить, был? – поинтересовался Лин. – Слугой или подмастерьем?

– Да кем-то вроде того, – усмехнувшись соврал Даан. Ему даже не хотелось мешать собеседнику придумывать о себе легенду, и было интересно, какой именно Лин дель Альфорд нарисует его биографию.

– Понимаю, – сочувственно кивнул Лин, – денег на обучение не хватило, и остался чистить сапоги у кого-то из великих Мастеров?

– У господина Орфериуса Элегиста, – назвал Даан имя своего учителя изящной словесности.

– У самого Орфериуса? –дель Альфорд даже глазами заморгал. – Вот это да. Вот это повезло тебе, Бомолох!

– Согласен, – подтвердил Даан, – Выпьем за здоровье Мастера Орфериуса?

Выпили. Тут даже Даан не стал ловчить, и по-честному опустошил свой стакан. Впрочем, в отличие от до краёв наполненного вином стакана Альфорда, стакан Даана был наполнен только наполовину. Помолчали. Даан ждал, что дальше скажет его собеседник, закусывающий вино ломтиком сыра с лимоном.

– А мой отец вот нашел деньги на обучение в Киннаре, – наконец гордо сообщил Лин. – Да. И я даже тебе, Бомолох, немного завидую. Ты же вот мог сапоги господские начистить, по поручениям сбегать, и чего там?.. Свободен, считай. Так ведь?

– Почти, – неопределенно согласился Даан.

– А мне нужно было перед отцом отчет держать за каждую медную четвертушку. Ты понимаешь? И учеба дорого стоит, и инструменты… Ну это я лютню выбрал. А если бы несколько? И арфу бы, и флейту? Это же очень… А инструменты сам ведь понимаешь – должны быть дорогие, богатые. Чтобы сразу каждый зритель понимал – перед ним большой артист! И одежда. Одежда – она же почти как лицо артиста! Два раза в одном и том же наряде на публике не покажешься. И потом все эти цирюльники… И на экипажи тратиться… Да и вообще. Красивые вещи окружать настоящего виртуоза должны. Вопрос престижа! – Лин многозначительно поднял палец.