Шаровая молния

И тут пошло-поехало! Леха шел точно по пунктам своего плана, от простого к сложному.

– Я могу предложить вам деньги – сколько захотите, – совершенно не стесняясь, выдал Вершинин, – но в пределах разумного, конечно. Чтобы поставить простую тройку и закрыть глаза на все мои проступки – этого будет вполне достаточно.

Щедрова удивилась, но промолчала – Леха ждал ответа, надеясь сломать принципиальный настрой учителя в два счета.

– А ты знаешь, Леша, что это взятка, которая преследуется по закону?

– Отлично знаю, – наплевав на законы, твердил Алексей Вершинин. Испугать его не вышло, – и меня это абсолютно не колышет. Законы и правила созданы для того, чтобы их нарушать – я не такой законопослушный гражданин. Вся эта ботва не для меня. К тому же мы бы не достигли такого прогресса, если бы законы порой не нарушались, согласитесь?

Выслушав разгильдяйскую позицию Лехи, математичка добавила:

– Мне деньги не нужны. Зачем они мне?! У меня все есть. Я всем в своей жизни в принципе довольна.

– Тьфу! На вашу-то зарплату?! – возмутился фальши Вершинин. – Не смешите меня. Каждый чего-то хочет!

– То есть ты считаешь, что меня можно купить так нагло и просто? – повысила тон возмущенная Екатерина Викторовна. – Нет, Леша, не выйдет. Раньше надо было думать.

– Значит, раньше вы бы согласились?

– Не передергивай. Я другое имела в виду. При должном подходе и сознательности ты мог бы обойтись и без денег.

– Учиться типа?! Это не принесло бы никакой пользы, – скривился Вершинин. – Тупая трата времени!

– Знаешь, почему мне не нужны деньги, которые ты мне тут втюхиваешь? – спросила его Щедрова. – Потому что мне важнее положить знания в головы своих учеников. А не оценки всем рисовать… а в твоем случае еще и хитрожопость поощрять. Да еще и брать за это деньги, за что меня могут уволить.

– Тоже, между прочим, математика, – заметил Леха.

– Примитивная, – заявила математичка. – Странно, твой козырь оказался вовсе и не козырь. Я даже немного разочарована.

– Неужели вы действительно ни в чем не нуждаетесь? – не терял надежды Вершинин. – Может, задачки, уравнения какие-нибудь порешать, контрольные там, домашние задания?

– И ты готов опуститься до этого? Это же не твоих правилах? Да и не хочется Диму Тихомирова беспокоить.

– …Или купить вам что-нибудь, приятное сделать? Вон у вас комп стоит, – Леха показал на преподавательский компьютер в углу кабинета. – Им, наверно, еще Брежнев пользовался – давайте я вам новый подгоню?! – идеи шли из Вершинина как из вулкана во время извержения.

Математичка все еще стояла на своем:

– Алексей, ты, кажется, меня не понял. Меня не интересуют материальные траты. Мне больше симпатичны умственные старания, а у вас с этим как-то туговато… не очень получается, – Щедрова откинулась на спинку стула, скрестила руки на груди, вглядываясь в бойкого паренька.

– Чем же я плох, по вашему мнению? – спросил математичку Алекс.

– Вашим поведением, вашим отношением к учебе и к учителям. Ты думаешь, что все мы такие плохие и не из-за чего мучаем всех вас всякими интегралами и логарифмами за копейки? Думаешь, что мы нищенствуем и сразу же продадимся за деньги такому, как ты? Нет, у нас тоже есть принципы, поэтому на это я не соглашусь никогда, – отчитала мажора Екатерина Викторовна, а Вершинин делал вид, что слушает учителя. – Если у тебя все, то будь добр – уходи. Надо было ходить на уроки, делать домашние и контрольные, получать хоть какие-то оценки. Было бы старание – была бы и тройка.

Она бы продолжила перечислять список всех дел, которые Вершинин не соизволил выполнить в школе и в том числе на ее предмете (математика, кстати, единственный предмет, где у Вершинина не стояло оценки), но он перебил ее:

– Значит, говорите, – решил зайти с другой стороны Леша, – у вас принципы? – хитро поинтересовался он, готовясь предъявить свой следующий козырь.

– Да, – твердо ответила ему преподавательница. – И ради такого бездельника и двоечника, я не буду их нарушать, не буду рисковать своим местом, – уперлась Щедрова.

Вершинин будто продолжил ее фразу, коварно улыбнувшись:

– Тем более, оно на волоске висит.

– Ты о чем?

«Ага! Попалась, невинная моя», – мысленно торжествовал Алексей. Пункт с деньгами не прошел, и тогда ставка поднялась, напряжение нарастало, Леха задействовал следующий вариант – шантаж! Подобная игра заводила Алексея.

Екатерина Викторовна все отлично поняла, буквально обомлев от фразы одиннадцатиклассника. Она заключила, что наглый, хитрый и предусмотрительный Вершинин действует весьма серьезно – он не настроен уходить без положительной оценки по математике и намерен во что бы то ни стало ее добиться. Однако совесть, принципы и неподкупность останавливали Екатерину Викторовну пойти у него на поводу. Она и тут хотела раз и навсегда научить его уважению и прилежанию, но Леша все знал и без нее – он был не промах. Так что же возьмет верх: честность и неподкупность или излишняя самоуверенность, коррупция и наглость?

Леша терял терпение – все чаще проскакивало нахальство:

– Не умеете вы врать, Екатерина Викторовна! Все вы прекрасно понимаете! – раскусил ее мажор. – Вот мой козырь номер два! Я мог бы с превеликим удовольствием раскопать на вас какой-нибудь компромат вдобавок к вашему выговору за унижение и оскорбление учеников. Ох, я, кажется, задел вас за живое, – Вершинин ходил вокруг нее и всматривался в ее стыдливо опущенные за очками глаза. – А, может, они все врут?! Вы же такой хороший преподаватель: принципиальный, правильный, без изъянов. Ай-ай-ай, как же они могли так сделать, так подумать о вас? Ой-ой-ой, – качал головой Леха. Он продолжил паясничать, но его тон стал серьезнее. – А я ведь найду кучу людей, недовольных вами и вашими методами преподавания, и предъявлю их показания в качестве неоспоримого доказательства того, что вы ведете себя с учениками недостойно, – Вершинин уселся на подоконник и плюнул в открытое окно. – А ведь вы отлично осведомлены, как этого не любит, просто на дух не переносит Емельян Николаевич… и некоторые родители тоже. А там и до увольнения недалеко. К тому же, выговор уже есть. Вам волчьего билета захотелось?

Щедрова старалась держать себя в руках. Леша же развязывался все больше, чувствуя свое преимущество.

– Не смейте! Прекратите это, Вершинин! У вас ничего не выйдет, – жестко, но с ноткой волнения в голосе говорила математичка.

– Вы так считаете? Я же думаю иначе. Скажите и вы, – разжигал конфликт Вершинин, – почему бы не сознаться во всех своих грешках, пока не поздно? Дети, детишки… Они же такие милые, но иногда они превращаются в тупых чудовищ, которые не могут, не способны, не хотят решать уравнения, учить теоремы и всю эту никому не нужную муру! Тогда так и хочется, так и тянет накричать на них, выгнать, дать по башке, обозвать, задеть, унизить!

Екатерина Викторовна поспешила перебить его:

– Я поговорила, – спокойно говорила она, – с родителями, написавшими на меня жалобу. Мы все выяснили, – было заметно, что она нервничает, прерывается, проглатывает слюну после каждого слова. – Это было недоразумение.

– А я и тогда не остановлюсь, – вспылил Вершинин, стукнув по столу. – Поговорю с людьми, найдется много желающих, и жалоба будет не одна. Две, три, девять, десять… Да сколько хотите!

– Твое бы усердие да в нужное русло…

– Вы почти испортили мне жизнь – я уж точно испорчу ее вам.

– Даже не смей этого делать, Вершинин. Тебе никто не поверит.

– Зря вы так думаете. За вами уже есть грешок. Его достаточно.

– Хорошо, – отрезала Щедрова. – Кому поверят больше: дипломированному преподавателю или двоечнику, который успел насолить каждому в этой школе?! Да и мотив у тебя есть.

И второй вариант у Лехи провалился. Но осталось последнее решение – самое экстравагантное и радикальное.

Щедрова тем временем решила загаситься и для виду куда-то засобиралась, утомившись воевать с двоечником и разубеждать его. Тут проснулся и Вершинин, продолжая бороться за то, что ему в обычной жизни никогда бы не сгодилось:

– Стойте! – выкрикнул он. – Мы с вами еще не закончили.

Его оглушили, но не убили – он рвался продолжать бой!

Стараясь отделаться от приставшего мажора-прогульщика и двоечника, Щедрова схватила все свои бумажки и, сделав вид, что кое-что вспомнила, направилась к дверям:

– Как ты смеешь со мной так разговаривать, Вершинин?! Освободи кабинет. Мне… мне нужно на педсовет! – сказала Щедрова, понадеявшись, что он наконец отстанет, но не тут-то было.

– Не получается у вас обманывать – никуда вам не надо! – перегородил ей дорогу Лешка. – Я вам сделку предлагаю! – воскликнул он, чтобы его наконец услышали, но учитель математики попыталась отстраниться от него.

– Поздно что-то менять, Вершинин! Я уже все тебе сказала! Ты заработал свою заслуженную двойку, которая не допускает тебя до экзамена и ставит под вопрос получение аттестата.

Леша понимал, что этот вопрос можно решить с другими, более понимающими, сговорчивыми и коррумпированными людьми. Однако в этом кабинете его самолюбие задели, и он не собирался убираться отсюда без своей безоговорочной победы и полного низвержения соперника.

И сейчас произошел тот самый поворотный момент! Все будто перевернулось с ног на голову – это было неописуемо, неслыханно! Алексей Вершинин решился на крайние меры:

– Я предлагаю и гарантирую вам… удовольствие!

Екатерина Викторовна ничего не поняла. Она подумала, что он говорит о том, что остается на второй год и осенью они увидятся снова. Но нет. Все было не так просто и безмятежно.

От прямоты и серьезности Вершинина в тот момент волосы вставали дыбом:

– Я вам себя предлагаю, – объяснил он. – Давайте я… вас трахну, а вы мне взамен трояк влепите.

Математичка просто охренела от услышанного. «Я лучше влеплю тебе пощечину, развратник!» – даже эти мысли не сразу сложились в ее голове. А Алексей ничего постыдного и необычного в своем предложении не увидел, продолжая пленять и соблазнять Щедрову:

– Это того стоит, поверьте, – говорил Вершинин, словно любовник, тихим и нежным голоском. – Неужели такого в вашей практике прежде не было? Это же вполне нормальное явление. Бросьте же валять из себя дурочку. Хватит изображать невинность – я давно раскусил вас. Вы симпатичная, статная, замечательная, сногсшибательная преподавательница. Я не ошибусь, если скажу, что вам этого хочется, и я даже знаю множество причин. А сделать это с непослушным учеником – м-м-м, верх всех фантазий! Знали бы вы, как сейчас вам завидуют все девчонки этого города.

Другого выхода из сложившейся ситуации мажор не видел. Молодая девушка: от денег отказалась, на шантаж не поддалась, только это ему и оставалось предложить. «Ничего такого! – думал Леха, настраиваясь и утешая себя. – Ей 27, а не 87!»

Алексей приблизился к Щедровой и принялся говорить еще более нежным и завораживающим голосочком:

– Я вижу, что вам этого хочется. Поверьте, я лучшая кандидатура. Мне как прилежному ученику просто грех вас не осчастливить. Я просто обязан подарить вам себя… утешить вас. Вы расслабитесь, забудете обо всем: о размолвке в семье, о неурядицах на работе. Ваш молодой человек явно не одобряет того, что вы стали излишне откровенно одеваться, общаться и поглядывать на школьных пацанов.

Он не успел закончить свою пламенную реплику, как Екатерина Викторовна смачно влепила ему пощечину. От наглого обольстителя Щедровой было не по себе. Тем не менее она не скрылась из кабинета якобы на педсовет, а только молчала и слушала, что несет Вершинин. Причем он догадался про нелегкую судьбу и душевные тяжбы математички – попал в точку по всем пунктам.

Учительнице захотелось заткнуть его и прогнать. После пощечины Вершинин, потерев щеку, с еще большим желанием и настроем возжелал ее. Не Щедрова заткнула его, а наоборот – Леха заткнул ее, впившись поцелуем прямо в ее губы.

Они не отрывались друга от друга очень долго: наверное, не верили реальности всего происходящего или боялись последующей реакции друг друга. Первой прекратила безмолвие 27-летняя математичка, шлепнув Лешу на этот раз не по лицу, а по руке, которая потянулась к ней под юбку:

– Ты что же творишь?! – вскричала она. – Я сейчас охранника позову!

Вершинину уже было все равно. Его было не остановить.

Екатерина Викторовна отстранилась от него и стала отходить в конец класса, не понимая, что нашло на ее непутевого ученика – она восприняла его предложения покувыркаться как пошлую и неуместную шутку, но, к сожалению, ни о какой шутке не было и речи. Вершинин продолжал налегать на нее. Своей идеей поиметь математичку за оценку Леша просто загорелся, поэтому шел к ее реализации, словно танк. Екатерина Викторовна не знала, что делать и как этому воспрепятствовать – путей отхода практически не оставалось.

– Нет, Екатерина Викторовна, никого вы не позовете, потому что сами этого хотите, сами этого ждали. Всем своим видом это показываете, а я только рад оказать вам услугу. Все это взаимовыгодно, поэтому прекратите сопротивляться. Не бойтесь, я не кусаюсь.

Щедрова уперлась в стенку, а Вершинин прижался к ней. Сопротивляться было бессмысленно. Он, приоткрыв рот, словно вампир, жаждущий крови, тяжело дышал от вожделения. Щедрова ощущала его горячее дыхание. Леха внимательно оглядел манящую (в таком-то наряде) математичку и схватил ее за горло:

– Деваться некуда, Екатерина Викторовна!

– Леша, мальчик мой, – взмолилась Щедрова, надеясь, что все обойдется, – что с тобой, что ты делаешь?! Остановись!

– Я выполняю нашу договоренность. Делаю то, что люблю, чему природа научила. Все взаимно: вы хотите, и я хочу!

– Да как же ты смеешь?! Отпусти, – дергалась она – в его крепких объятиях сопротивляться было трудно.

Леша же спокойно говорил, не обращая внимания на то, что его нежные взоры и настойчивые прикосновения не совсем комфортны его партнерше:

– В этом деле можно все, поэтому хорош сопротивляться, иначе хуже будет. Я получу желаемое… при любом исходе! Больно не будет: я постараюсь быть с вами нежным… чутким. Не бойтесь меня. Вам нечего терять, а мне нечего стесняться, – шептал ей Вершинин, целуя ее, сдирая с нее колготки, как зверь, готовый совокупляться при любых условиях.

«Вот это сделка! Вот это я понимаю! И ведь убью двух зайцев: и трояк – неужели я так дешево стою – и дивная мечта семиклассника поиметь практиканточку», – думалось Вершинину.

– Никто ничего не узнает. А если кого-нибудь все-таки угораздит войти, то пусть присоединяется… либо завидует.

– А если я закричу? То всем твоим подлым планам конец, – всеми способами математичка пыталась сбить Леху с толку, но он привык не замечать желаний и прихотей остальных, думая только о себе.

– Кричите, – равнодушно говорил Вершинин, расстегивая свой ремень, сбрасывая рубашку и джинсы. – Мне так даже привычнее будет. Это обычная женская реакция… только кричать вы будете от наслаждения, которое я вам доставлю. Ну же, кричите – это меня заводит! Тем более такого (он сделал акцент на это слово) у вас точно никогда и ни с кем не было… и не будет, поэтому наслаждайтесь моментом. Согласитесь, это запретный плод – так и тянет его попробовать! – облизывался Вершинин, принявшись сдирать с Щедровой одежду.

– Какой же ты наглый, самовлюбленный подлец, Вершинин! Кто-нибудь… помогите, – неуверенно вырвалось у нее.

– Это мое достоинство! Я помогаю и вам, и себе. Вряд ли кто-то из-за оценок вообще захочет с вами спать! Так что замолчите и расслабьтесь. Не люблю, когда говорят под руку. Получайте удовольствие, – сказал он и перешел на шепот. – Мы ведь не хотим проблем?

– Боже! Что же это на меня нашло? – молвила Щедрова, устав сопротивляться. – Нет! Никогда и ни за что я этого не сделаю! Лучше ты, похотливый гад, вылетишь отсюда с треском! Только одного тебе и надо! – она вновь попыталась вырваться, но Алеша не готов был прерываться и не стал упускать добычу.

Когда училка соскочила, он больно схватил ее за руку, зажав между стенкой и своим телом:

– А вот и нет, дорогуша! Не смей! Так от меня еще никто не отказывался и впредь такой хуйни не будет, – ощетинился он. – Что же вы делаете? Я же весь к вашим услугам. Я всегда вас хотел, еще с вашего первого появления у нас… в седьмом классе, помните? Как же вы не прониклись ко мне? Как же так – вы не хотите самого клеевого парня в школе? Идите же ко мне, – шептал он. – Расслабьтесь!

Екатерина Викторовна повторила попытку отбиться, но Вершинин был раз в пять сильнее, поэтому не выпустил ее, приготовившись, как и было задумано, трахать математичку. Силы оставили Щедрову. Леша взял ее на руки, оперев об стену, и принялся покрывать поцелуями ее грудь и шею, постепенно опускаясь все ниже… Математичке оставалось только отворачиваться, зажмуривать глаза и терпеть все издевательства своего насильника. А Вершинин измывался над ней со всей присущей ему фантазией.

В первые минуты приставаний Екатерина Викторовна всеми силами старалась найти что-нибудь, чем можно было ударить Вершинина по башке и выбежать из кабинета, но вскоре она позабыла и об этом. Ее разум был затуманен: ее истязали и физически, и морально. После этого она уже не могла нормально жить, зная, кто и как над ней издевался… и где все это происходило. Не жить ей теперь спокойно и полноценно после того, что с ней сделали…

Алекс был непреклонен и делал свое дело мастерски, без скованности и стеснения, без капельки приличия и сожаления, как и подобает истинному ловеласу – он делал все, как привык. Вершинин без всякой опаски и задней мысли изнасиловал свою учительницу, после чего, удовлетворившись, быстро дал задний ход, будучи уверенным в том, что добился своего.

Заплаканная Екатерина Викторовна тоскливо сидела за партой и молчала, взявшись за голову. После произошедшего такой стойкий и жизнерадостный человек, как Щедрова, вдруг превратился в унылую и плаксивую девчонку. Одно событие поломало ее безмятежную жизнь всего за несколько не совсем приятных мгновений. И виновником этого события стал Леха, который в очередной раз использовал человека, прожевал и выплюнул, собираясь через пару минут величаво исчезнуть из сломанной женской жизни, оставив в ней огромную рану, которая будет кровоточить и напоминать о себе постоянно.

Самопровозглашенный вершитель судеб копошился позади класса, одеваясь и приводя себя в порядок. Сделав дело, он с довольным видом собирался откланяться. Леша первым прекратил молчание, стараясь подбодрить себя и развеселить угнетенную учительницу – его так и тянуло напоследок поиздеваться над ней, отомстить за то, что она так долго мурыжила его здесь.

– Запомните меня, Екатерина Викторовна, таким! После выпускного мы вряд ли увидимся, поэтому причинять боли вам я не стану, – застегивая рубашку, Вершинин гордо твердил. – Никто – можете даже не сомневаться – из живых существ не узнает о нашей связи, о нашей маленькой интимной сделке.

В этой игре Леха победил, правда, кое-чем пренебрег, как и всегда – жизнями и чувствами других.

Он подошел к училке и поправил рукой ее растрепанные волосы:

– Вы ведь не сердитесь на меня? Что ж поделаешь – такой вот я, Алексей Вершинин! Я привык добиваться желаемого: любой ценой… любыми жертвами – это мое конкурентное преимущество. Может, мне и чуждо что-то человеческое, но это часто не так существенно на фоне всего грандиозного, что я могу сделать. Я делал свое дело – вы тоже выполняли свою работу. Все нормально, – Леха подумал, махнул рукой и добавил. – А деньги я вам все-таки оставлю, – он отсчитал деньжат из пачки, вынутой из кармана, и кинул их на учительский стол. – Это, конечно, против моих правил. Я никому ничего не даю – мне дают в основном, – засмеялся он, – но что уж тут поделаешь – придется сделать исключение. Уважение к учителям, так сказать. Школьные годы – золотые годы! И все такое прочее. В школе ведь я так изменился… так повзрослел, – многозначительно произнес Вершинин и задумался. – Теперь ваша часть сделки, Екатерина Викторовна – я надеюсь на вас, – подмигнул он на прощание.

Екатерина Викторовна подняла на него свои измученные глаза, полные слез и грусти. Ему внезапно стало брезгливо смотреть на нее – он резко перевел взгляд в сторону.

– Вы тоже меня поймите – я же понял ваши чувства, – Леша не понимал, чем так расстроена математичка. – Не стоит беспокоиться из-за этого – просто забудьте, примите как должное. Поверьте, я это сделал не из-за корысти или какого-то маниакального влечения. Честно сказать, мне было неприятно на душе, как и вам. Я сделал это ради дела… и вы тоже, – произнес Вершинин, а потом решил уйти, не задерживаясь и не поддаваясь смазливой и душещипательной обстановке.

– Хватит, Вершинин, хватит! – шептала Щедрова, опустив голову. – Ты надругался надо мной… Ты сделал то, чего добивался… Уходи отсюда прочь… и ничего не говори…

Он покидал математичку навсегда, но, когда выходил из кабинета, то все же не удержался: его ехидная и вычурная издевательская улыбка все-таки мелькнула на лице, а его подлый взгляд загорелся с новой силой. Он направлялся свершать новые дела, был готов решить любой вопрос, любую проблему. Вершинин удалился, довольный собой.

Когда Леша шел по школьным коридорам, то его уже не посещали веселые и радостные воспоминания, как это было прежде. В знакомых и родных помещениях школы, где у Лехи прошло 11 лет его жизни, ему вдруг стало мерзко находиться – хотелось поскорее вырваться на свободу. Вершинин обхватил себя руками, будто замерз, и поспешил убежать из школы, с которой его больше ничего не связывало, кроме выпускного и еще нескольких экзаменов, один из которых и толкнул его на это преступление против тела, души и разума – он старался не думать об этом, прекрасно понимая, что трояк по математике ему обеспечен.

Как только Вершинин вышел из кабинета математики, Екатерина Викторовна Щедрова расплакалась, как малолетняя девочка, тягая себя за волосы и стукаясь головой и руками об парту – так погано было у нее на душе. Она почувствовала себя никчемной вещью, которую использовали и выкинули гнить на помойку. Она почувствовала себя оскорбленной и униженной, почувствовала, как в ней погубили ангела, чистую душу, будто ножами изрезав и изгнав ее вместе со всеми светлыми мыслями и настроем жить и радоваться этой жизни. В оставшееся внутри пустое пространство залили вязкую грязь и ненависть ко всем и ко всему, что ее окружает и что пытается прикоснуться к ней. Щедрова ощущала себя раздавленной, грязной, падшей женщиной, которая отныне никогда не станет прежней. Ей было тошно от всего, тошно от себя; все существенное для нее стало вдруг несущественным, безразличным, а все важное и дорогое сердцу превратилось в ненужный мусор, отошедший на второй план. Ей ничего более не хотелось; она и не могла ничего делать, потеряв желание заниматься любимым делом, утратив смысл жить и учить – зачем верить в жизнь, если она вот так вот позволяет себе вытирать об тебя ноги, считает тебя недостойным, не нужным никому существом. Только Алексей Вершинин, «человек без сердца», по словам директора Савина, мог именно так в одночасье сломать человеку жизнь и веру в эту жизнь.

Учитель математики поняла, что своей наглой, мерзкой и изощренной выходкой мажор Вершинин сломал ее. В ее глазах разрушился и перестал существовать весь дивный мир – все навалилось одновременно: невезение, размолвка с молодым человеком, неприятности на работе. Екатерина Викторовна пребывала в шоке, балансировала на грани безумия, душевного расстройства, которое уже не раз толкало ее на попытки бросить все и покончить с собой, хотя по ней и не скажешь, что ее вообще могут одолевать такие мысли. Но после Вершинина все ее радости стали воспоминанием из прошлой жизни. Нынешняя жизнь для нее в один щелчок стала пошлой, никчемной, дешевой штукой, где все подряд используют, подставляют и бросают ее.

Щедрова встала с места, застегнулась, прибрала свои волосы, вытерла слезы – такой грустной, подавленной и угнетенной она не была никогда. Она подошла к окну, высунулась в него, чтобы отдышаться, бросив взгляд на школьный сад.

Затем она полезла в свой стол, в одном из ящиков она нашла сигареты и зажигалку, которые когда-то отобрала у одного мелкого из шестого класса. Екатерина Викторовна не делала это с 16 лет, поклявшись не повторять. Встав у окна, учительница закурила вонючую сигарету в затяг, посмотрев на стол, на котором лежали Лешины деньги. Докурив, она выкинула бычок в окошко. Шмыгнув носом, Щедрова подошла к своему столу, открыла журнал и дрожащей рукой подрисовала Вершинину пару оценок, перенесла их во все отчетные документы; посчитав среднее, она получила «заслуженную» Алексеем тройку.

Откинув бумаги и ручку в сторону, Екатерина Викторовна схватила пачку Лешиных денег, пошла к окну и села на подоконник, принявшись рассматривать разноцветные купюры. Весьма долго она сидела у окна, не сдвигаясь с места и думая о чем-то, попутно выкурив абсолютно все сигареты из пачки. Когда все закончилось, расстроенная учительница взяла зажигалку и принялась поджигать грязные Вершининские деньги по одной купюре – она смотрела, как они сгорают в нежном, идеальном и теплом оранжевом пламени. Она бросала их в окно и смотрела на их горящие обрывки, которые превращаются в пепел. Их подхватывает ветер, окончательно разрывает и уносит. Купюры улетали в окно вслед за разрушенной, пропащей, искалеченной душой преподавателя от Бога, которая не хотела более существовать на свете без смысла – без него отныне все для Щедровой было чуждо и противно. В руках оставалось еще немного денег…