Дочь звёздного палача

– Уже обсудили этот момент, – он постучал пальцем по косяку двери. – Десять шагов. Санитарный блок. Математика неумолима. Могу, конечно, отвернуться, но какой смысл? Вид всё равно не особо впечатляющий.

Последние слова прозвучали с такой откровенной насмешкой, что захотелось что-нибудь в него швырнуть.

– Ты… ты наслаждаешься этим!

– Наслаждаюсь? – Орион приложил руку к груди с притворным возмущением. – Маленькая звезда, я бог войны, а не какой-то извращенец, подглядывающий за смертными. Просто… – он сделал паузу, и усмешка стала откровенно дьявольской, – просто это единственное развлечение, которое мне доступно в моём нынешнем… стеснённом положении.

Он склонил голову набок, изображая задумчивость.

– К тому же, технически это твоя вина. Ты связала меня. Ты забыла о связи. Ты решила раздеться. Я лишь невинная жертва обстоятельств.

– Невинная жертва?! – я едва не задохнулась от возмущения.

– Абсолютно, – он кивнул с серьёзным видом, но глаза смеялись. – Безвольная марионетка, привязанная к своей хозяйке. Не могу сопротивляться. Беспомощен. Полностью в твоей власти.

Каждое слово капало ядом насмешки.

– Хотя, если тебя это так смущает, – он повернулся к стене, демонстративно разглядывая облупившуюся краску, – могу смотреть сюда. Хотя должен предупредить – периферийное зрение у богов отличное. И зеркало напротив душа весьма отражающее.

Я проследила за его взглядом и обнаружила, что он прав. Потускневшее зеркало над раковиной действительно отражало душевую кабину.

– Ты… – слов не хватало, чтобы выразить всю глубину ярости и унижения.

– Невероятный? Восхитительный? Разочаровывающе честный? – он всё ещё смотрел в стену, но в голосе звучало едва сдерживаемое веселье. – Можешь выбрать любой эпитет. Я терпелив.

Долгое мгновение я стояла, дрожа от ярости и смущения. Часть меня хотела выбежать из санитарного блока, к чёрту чистоту. Но большая часть – упрямая, гордая часть, которая отказалась просить у него помощи – не могла допустить, чтобы он победил в этой битве воль.

Я не дам ему этого удовлетворения.

– Отлично, – процедила я сквозь стиснутые зубы. – Стой. Смотри. Мне всё равно.

– Как скажешь, – отозвался он, и я услышала улыбку в его голосе.

Я повернулась обратно к душу, стянула комбинезон полностью, затем остальную одежду. Каждое движение было намеренно быстрым, механическим, лишённым какой-либо грации. Я отказывалась придавать этому моменту хоть толику чувственности.

Шагнула под холодные струи воды, и они обрушились на измученное тело благословенным каскадом. Я стояла неподвижно, позволяя воде смывать грязь, кровь, пот последних суток.

За спиной я слышала тихое дыхание Ориона. Он не говорил ни слова, но я остро ощущала его присутствие – тяжёлое, подавляющее, невозможное игнорировать.

– Знаешь, – наконец произнёс он задумчиво, – Эридан был не только убийцей. Он был архитектором. Создавал тюрьмы, идеально подходящие для каждого заключённого. Для Нептуна – крошечную клетку, чтобы бог океанов сошёл с ума от клаустрофобии. Для Гелиоса – вечную тьму, чтобы бог солнца забыл, что такое свет.

Вода лилась, но я слушала, несмотря на себя.

– А для меня он создал одиночество. Полторы тысячи лет без единого живого существа рядом. Бог войны, чья сила росла от близости союзников, заточён в абсолютной изоляции.

Голос стал тише, потерял насмешливую интонацию.

– И теперь… теперь я привязан к существу, которое ненавидит моё присутствие так же сильно, как я ненавижу узы. Вынужден быть рядом, видеть, чувствовать, но запретный для касания. Это почти… элегантно. Новая форма той же пытки.

Я замерла под струями воды. В его словах слышалась искренняя боль, спрятанная под слоями сарказма.

– Орион…

– Не останавливайся ради меня, – интонация вновь стала язвительной. – Я просто делюсь наблюдениями. Веду светскую беседу. Ты же не хочешь, чтобы я молчал? Молчание так неловко.

Я поспешно завершила мытьё, ополоснулась последний раз и выключила воду. На полочке нашлось что-то похожее на полотенце – ткань была грубой, застиранной, но чистой.

Завернулась в него, прикрывая тело, и только тогда обернулась.

Орион всё ещё стоял у косяка, но теперь смотрел прямо на меня. Золотые глаза были нечитаемы – вся насмешка испарилась, оставив что-то более тёмное и сложное.

– Довольна представлением? – спросила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

– Вполне заурядно, – отозвался он, но слова прозвучали автоматически, без прежнего огня. – Видел и лучше за свои тысячелетия.

Он отступил на шаг, давая мне пройти, и я вышла из санитарного блока, чувствуя его присутствие за спиной – тень, от которой невозможно было избавиться.

В спальне я нашла шкаф с одеждой. К моему удивлению, там висели простые вещи – туники, штаны, даже нижнее бельё, всё из мягкой, дышащей ткани.

Я начала одеваться, и Орион демонстративно отвернулся, подойдя к окну. Смотрел на закат, окрасивший небо в багровые тона, но я видела его отражение в стекле. Видела напряжение в плечах, сжатые в кулаки руки.

Когда я натянула последнюю вещь – простую тунику цвета слоновой кости – он наконец заговорил, всё ещё глядя в окно.

– И что ты намерена делать дальше? – голос был ровным, почти равнодушным, но под ним я уловила нечто другое. Усталость. – Останемся здесь, в этой идиллической хижине твоего предка? Будем играть в домик, пока Стражи прочёсывают галактику в поисках последней Вега?

Я посмотрела на его спину, на тёмные волосы, падающие на плечи, на линию шеи, где всё ещё виднелись слабые следы от энергетических цепей.

Усталость навалилась свинцовым грузом. Каждая кость ныла, мышцы дрожали от перенапряжения. Магия Ориона помогла, но не могла вернуть энергию, потраченную на заклинание связи. Мозг отказывался думать стратегически, способный только на базовые потребности – есть, спать, выжить.

– Не знаю, – призналась я, и слова прозвучали более честно, чем следовало бы. – Я… мне нужно время. Отдых. Пища. Хотя бы ночь, чтобы прийти в себя.

Орион обернулся, и на его лице мелькнуло что-то – удивление? Или просто любопытство от моей откровенности?

– А потом?

– Потом поговорим, – я встретила его взгляд, не отводя глаз. – О том, что делать дальше. О… обо всём остальном.

– Как уклончиво, – но в голосе не было прежней едкости. Скорее – усталое принятие. – Хорошо. У тебя есть ночь. Отдыхай. Восстанавливайся.

Он повернулся к двери спальни, сделал шаг в сторону гостиной.

– А я… – короткая пауза, – я буду там. Послушно ожидая, пока моя хозяйка не соизволит продолжить наш разговор.

Последние слова прозвучали с горечью, но он не стал развивать тему. Просто вышел, оставив дверь приоткрытой – десять шагов не позволяли закрыть её полностью.

Я легла на кровать, не снимая одежды, не забираясь под одеяло. Просто рухнула на матрас, и тело благодарно расслабилось, отдаваясь в объятия мягкости после бесконечного ада последних суток.

В темноте, через приоткрытую дверь, я слышала, как Орион передвигается по гостиной. Скрип половиц. Шуршание страниц – он, должно быть, взял одну из книг. Тяжёлый вздох, который прозвучал так… человечно.

– Спокойной ночи, маленькая звезда, – донёсся его голос из темноты – тихий, лишённый насмешки. Почти… мягкий. – Пока ты можешь спать. Завтра начнётся новый кошмар.

Я хотела ответить, но веки уже смыкались, утягивая в темноту забвения.

Последнее, что я услышала перед тем, как провалиться в сон – тихое бормотание Ориона, читающего что-то на древнем языке. Слова были мелодичными, почти как колыбельная.

И в этой странной, нелепой ситуации – связанная с богом, который ненавидел меня, в доме моего предка-убийцы, на планете посреди неизвестности – я уснула.

Глубоко.

Впервые за долгое время.

Глава 7

Сон пришёл не как утешение, а как проклятие.

Я бежала по коридорам, которые были одновременно знакомыми и чужими. Стены дышали, сжимались, выталкивая меня вперёд. Под босыми ногами пол был то холодным металлом, то горячим камнем, то мягкой травой.

– Астра! – голос отца прорезал мрак, молодой, полный жизни, каким я его почти не помнила. – Беги! Не оборачивайся!

Но я оборачивалась. Всегда оборачивалась.

Огонь. Всюду огонь. Он пожирал всё вокруг – стены, пол, воздух. В языках пламени плясали тени, принимающие очертания кораблей, людей, монстров. Отец стоял в центре инферно, раскинув руки, создавая щит из чистого света.

– Папа! – кричала я, но голос был детским, тонким, беспомощным.

– Прости, звёздочка, – его лицо было мокрым от пота и слёз. – Прости, что не смог…

Плач. Детский плач, тонкий и протяжный, разрывающий душу. Он доносился откуда-то сбоку, из темноты за стеной огня. Я пыталась повернуться, найти источник звука, но тело не слушалось.

– Не смотри туда, – отец шагнул ко мне, но огонь вспыхнул ярче, отбросил его назад. – Астра, обещай мне! Обещай, что выживешь! Что будешь жить!

– Я обещаю! – кричала я, протягивая руки. – Но иди сюда! Папа, пожалуйста!

Плач становился громче, настойчивее. В нём была такая боль, такое отчаяние, что я чувствовала, как рвётся что-то внутри. Кто-то там, в темноте… кто-то нуждался во мне…

Фигуры в огне обретали чёткость. Люди в серебристых доспехах с эмблемой Империи на груди. Они двигались к отцу, медленно, методично, как палачи к эшафоту.

– ПАПА!

Огонь взметнулся выше, ослепил, поглотил всё…

И я проснулась.

Сердце колотилось так сильно, что казалось вот-вот вырвется из груди. Кожа была покрыта холодным потом, простыня под спиной промокла насквозь. Я судорожно хватала ртом воздух, пытаясь вернуться в реальность, убедить тело, что это был только сон.

Только сон.

Только…

– Кошмары? – голос из темноты заставил меня подскочить на постели.

Орион сидел на стуле у окна, залитый лунным светом.

Он был одет в чистую тёмную рубашку и простые брюки – явно из запасов дома. Волосы были влажными после мытья, убранными назад. За спиной не было крыльев из света, либо он научился контролировать их проявление, либо они появлялись только когда он использовал силу.

Поза расслабленная, почти ленивая – одна нога закинута на другую, руки сложены на груди. Но золотые глаза горели в темноте с нечеловеческой интенсивностью.

– Что ты… – голос прозвучал хрипло, горло пересохло. – Что ты здесь делаешь?

– Десять шагов, помнишь? – он кивнул в сторону стены, за которой была гостиная. – Дальше я физически не могу уйти. А ты так… живописно страдала, что сон стал невозможен.

Он встал, и лунный свет очертил его силуэт – высокий, мускулистый, опасно притягательный. Чистая одежда подчёркивала ширину плеч и узость бёдер. Он выглядел… слишком хорошо для бога, который провёл полторы тысячи лет в заточении.

– Ты чувствовал? – прошептала я, и в груди что-то сжалось от осознания.

– Связь работает в обе стороны, маленькая звезда, – он подошёл ближе, остановившись у края кровати. – Твой страх разбудил меня час назад. Потом боль. Потом отчаяние такой глубины, что мне пришлось проверить, не перерезала ли ты себе вены.

Последние слова прозвучали с издёвкой, но под ними я уловила что-то ещё. Беспокойство?

– Я не… – я потёрла лицо руками, стирая остатки слёз, о которых не помнила. – Это просто кошмар.

– Просто? – Орион усмехнулся, но не сел на кровать, держась на расстоянии. – Ты кричала. Не громко, но… достаточно.

Жар смущения залил лицо.

– Извини. Не хотела мешать твоему… отдыху.

– Боги не спят так, как вы, – он пожал плечами. – Скорее медитируем. Но твои эмоции были как… – он сделал паузу, подбирая слова, – как сирена, воющая прямо в черепе.

Он скрестил руки на груди, изучая моё лицо с академическим интересом.

– О чём был кошмар?

– Не твоё дело.

– Всё, что касается моей… тюремщицы, – он запнулся на слове, словно оно обожгло язык, – моё дело. Особенно если её страхи не дают мне покоя.

Я отвернулась, глядя в окно. Луна висела низко над горизонтом, окрашивая луга в серебристо-синие тона. Красиво. Умиротворяюще. Полная противоположность тому аду, что бушевал в моей голове.

– Это был… отец, – произнесла я наконец, не понимая, почему вообще говорю. Может, из-за темноты. Может, из-за усталости. А может, из-за того, что Орион был единственным живым существом в радиусе световых лет, и молчание давило сильнее любой пытки.

– Он умер?

– Двенадцать лет назад.

Тишина. Потом:

– Как?

Я сжала простыню в кулаках, чувствуя, как под кожей начинает покалывать магия – отклик на эмоции.

– Империя выследила нас. Он сражался, чтобы дать мне время сбежать. – Слова выходили механически, без эмоций, как будто я рассказывала чужую историю. – Я видела, как его окружили. Как он создал последний щит, чтобы портал успел закрыться. Как огонь поглотил всё.

– И ты винишь себя, – констатировал Орион. Не вопрос. Факт.

Я повернулась к нему резко.

– Конечно виню! Если бы не я…

– Если бы не ты, он умер бы раньше, – перебил он спокойно. – Или позже. Но результат был бы тем же. Империя не оставляет Вега в живых. Твой отец это знал.

Холод его слов отрезвил лучше пощёчины.

– Ты не знал его.

– Нет, – согласился Орион. – Но я знал его предков. Всех до единого. – Золотые глаза сверлили меня в темноте. – Вега всегда жертвуют собой ради "высшей цели". Эридан пожертвовал честью ради власти. Твой отец пожертвовал жизнью ради твоей. Это у вас в крови – играть в мучеников.

Ярость вспыхнула, обжигающая и очищающая.

– Ты ничего не понимаешь.

– Понимаю больше, чем ты думаешь, – он сделал шаг ближе, но всё ещё держался на расстоянии. – Я видел, как боги жертвовали собой. Как смертные бросались на мечи ради других. Знаешь, что объединяет всех мучеников?

Я молчала, не в силах оторвать взгляд.

– Они думают, что их жертва что-то изменит. Что их смерть будет иметь значение. – Он усмехнулся горько. – Но галактика продолжает вращаться. Империя продолжает убивать. И единственное, что остаётся от мучеников – это те, кто остался жить с виной.

Слова резали, потому что в них была правда, которую я отказывалась признавать годами.

– Тогда зачем? – прошептала я. – Зачем он умер, если это ничего не изменило?

Орион долго смотрел на меня, и в его взгляде было что-то странное. Не жалость – он был слишком горд для жалости. Но понимание. Узнавание родственной души.

– Потому что любил тебя больше, чем собственную жизнь, – сказал он наконец, и голос стал мягче. – И в этом не было логики. Не было расчёта. Только инстинкт – защитить то, что дорого.

Что-то внутри сломалось. Стена, которую я возводила двенадцать лет, удерживая эмоции под замком. Рыдание вырвалось из горла – некрасивое, болезненное, срывающее последние остатки контроля.

Я плакала. Впервые с той ночи, когда огонь поглотил отца, я позволила себе плакать по-настоящему.

Орион замер, явно не ожидая такой реакции. Секунду он стоял неподвижно, и я видела борьбу на его лице – желание уйти, оставить меня наедине с горем, против чего-то другого. Чего-то более человечного.

Затем он проклял что-то на древнем языке – тихо, почти нежно – и наконец приблизился. Сел на край кровати осторожно, словно боясь спугнуть раненое животное.

Его рука легла на моё плечо – тяжёлая, тёплая, неожиданно успокаивающая.

– Плакать не стыдно, – произнёс он тихо. – Даже последним из рода убийц богов позволено горевать.

Я плакала, пока слёзы не иссякли, оставив лишь пустоту и странное, хрупкое спокойствие. Орион не двигался, терпеливый как вечность, которую прожил. Его присутствие было якорем – молчаливым напоминанием, что я не одна.

– Лучше? – спросил он наконец, когда моё дыхание выровнялось.

– Не знаю, – честно ответила я, вытирая лицо тыльной стороной ладони. – Но… спасибо. За то, что не ушёл.

– Не мог уйти, – напомнил он с тенью прежней насмешки. – Десять шагов, помнишь?

Но слова прозвучали мягче, чем обычно. Почти… дружелюбно?

Я посмотрела на него – на чёткий профиль, освещённый луной, на влажные тёмные волосы, на руку, всё ещё покоящуюся на моём плече. В этом свете он не казался богом войны. Скорее… просто мужчиной. Усталым. Понимающим.

– Тебе снятся кошмары? – спросила я тихо. – О заточении?

Пауза затянулась так надолго, что я решила, будто он не ответит. Потом:

– Каждый раз, когда закрываю глаза.

Простота признания ударила сильнее любых подробностей.

– Полторы тысячи лет в одиночестве, – продолжал он, глядя в окно. – Знаешь, что самое худшее? Не боль. Не бессилие. А осознание, что никто не придёт. Что ты забыт миром, который когда-то знал твоё имя.

Его рука дрогнула на моём плече – едва заметно, но я почувствовала.

– Так что да, маленькая звезда. Мне снятся кошмары. И в каждом из них я всё ещё там, в темнице. А свобода – лишь очередная иллюзия, насланная безумием.

Импульс был сильнее разума. Я накрыла его руку своей – просто прикосновение, утешение. Его кожа была горячей под моими пальцами.

– Это не иллюзия, – сказала я твёрдо. – Ты здесь. Ты свободен. Ну, почти, – добавила слабую попытку шутки.

Орион посмотрел на наши соединённые руки. Что-то мелькнуло в золотых глазах – удивление? Благодарность? Что-то более тёмное и сложное?

– Почти, – эхом повторил он, и в слове было столько горечи, что я почувствовала укол вины.

Долгая тишина. Мы сидели так, не двигаясь, соединённые простым прикосновением. В комнате было тихо, только далёкое уханье ночной птицы за окном нарушало покой.

Его свободная рука поднялась – медленно, неуверенно, словно он сам не понимал, что делает. Пальцы коснулись моей щеки, и я замерла, не смея дышать.

– Астра, – прошептал он, и в его голосе было что-то сырое, незащищённое. – Не смотри на меня так.

– Как? – голос вышел хриплым.

Его рука скользнула выше, пальцы зарылись в мои волосы у основания черепа. Прикосновение было одновременно нежным и требовательным, посылая мурашки по всему телу.

– Как будто я могу спасти тебя от твоих демонов. – Большой палец провёл по моей скуле, стирая остатки слёз. – Как будто между нами может быть что-то большее, чем узы пленника и тюремщицы.

Он наклонился ближе, и воздух между нами сгустился, наэлектризовался. Я видела, как расширились его зрачки, поглощая золото радужки. Видела, как напряглась линия его челюсти. Как дрогнули губы.

Расстояние между нами таяло с каждым ударом сердца. Его взгляд метнулся к моим губам, задержался там. Дыхание сбилось – его и моё, смешиваясь в узком пространстве между нами.

– Скажи мне остановиться, – прохрипел он, наклоняясь ещё ближе. Так близко, что я чувствовала тепло его кожи, запах – специи, озон, что-то древнее и мужское. – Астра, скажи…

Я не могла говорить. Не могла двигаться. Замерла, как птица перед змеёй, зачарованная и напуганная одновременно.

Его лицо было в сантиметрах от моего. Ещё мгновение – и наши губы соприкоснутся. Ещё одно…

Вторая рука легла на мою щеку, и теперь он держал моё лицо обеими ладонями – бережно, словно я была из тончайшего стекла. Я видела войну в его глазах – желание против разума, инстинкт против гордости.

Видела момент, когда он принял решение.

Орион склонился – и его губы коснулись моего лба.

Не губ. Лба.

Поцелуй был долгим, нежным, и вместе с ним в меня хлынула магия – тёплая золотая волна, обволакивающая разум мягким туманом. Она проникала в каждую клетку, успокаивая, убаюкивая, обещая покой.

Веки налились свинцом, конечности расслабились. Я хотела протестовать, хотела… что? Чего я хотела?

– Спи, – прошептал Орион в мою кожу, и слова вибрировали через прикосновение губ. – Спи без кошмаров, без страхов. Хотя бы этой ночью дай себе отдохнуть.

Он осторожно уложил меня на подушку, убрал прядь волос с лица. Его пальцы задержались на моей щеке – всего на секунду, но я успела почувствовать, как они дрожат.

Сквозь наплывающий сон я видела его лицо над собой – прекрасное и печальное. Видела, как он смотрит на меня взглядом, в котором смешались сожаление и что-то ещё. Что-то, что заставило моё сердце болезненно сжаться.

– Ты моя тюремщица, – произнёс он так тихо, что я едва расслышала. – И я не могу позволить себе забыть это. Даже когда каждая клетка кричит сделать обратное.

Его рука скользнула с моей щеки, и холод от её отсутствия был почти физической болью.

– Даже когда ты смотришь на меня так, словно я могу быть чем-то большим, чем оружие или враг.

Тьма наплывала волнами, утягивая всё глубже. Последнее, что я увидела – как Орион встаёт, отворачивается, и линия его плеч кажется невыносимо одинокой в лунном свете.

Последнее, что я почувствовала – невесомое прикосновение к моим губам. Такое лёгкое, что могло быть иллюзией. Или обещанием. Или проклятием.

А потом сон поглотил меня полностью, унося в темноту без снов и без боли.

***

Я проснулась от запаха еды.

Рассвет окрасил комнату в мягкие розовые тона, заливая всё вокруг золотистым сиянием нового дня. Тело было отдохнувшим – впервые за долгое время я спала глубоко, без кошмаров, без пробуждений в холодном поту. Магия Ориона сработала лучше любого снотворного.

Орион.

Воспоминания о ночи нахлынули волной, и я прикрыла лицо руками, чувствуя, как щёки горят от смущения. Его руки на мне. Его лицо так близко. То, как он почти…

Нет. Не почти. Он остановился. Поцеловал в лоб, как ребёнка, и уложил спать.

Это должно было успокоить. Вместо этого в груди тянуло странной, необъяснимой болью – разочарованием? Облегчением? Я не знала.

Я заставила себя встать, пройти в санитарный блок. Умылась холодной водой, стараясь смыть остатки странных эмоций вместе с остатками сна. Переоделась в чистую тунику тёмно-синего цвета и практичные штаны.

Глядя на своё отражение в потускневшем зеркале, я увидела девушку с покрасневшими от слёз глазами, бледным лицом и решительно сжатыми губами. Нужно было взять себя в руки. Забыть о минутной слабости. Вернуться к плану.

К настоящей цели, ради которой я прошла через всё это.

Я вышла в гостиную и застыла на пороге.

Орион стоял у старой печи, колдуя над сковородой. На столе уже стояли тарелки с чем-то, отдалённо напоминающим яичницу и поджаренный хлеб. Волосы были полностью сухими, собраны в небрежный низкий хвост, открывая линию шеи. Рубашка натянулась на спине, обрисовывая игру мышц, когда он двигался.

Он выглядел… домашним. Бог войны, готовящий завтрак в скромном деревянном доме. Абсурд ситуации зашкаливал.

– Ты проснулась, – констатировал он, не оборачиваясь. – Вовремя. Ещё минута, и я съел бы твою порцию из принципа.

– Ты… готовишь?

– Имею некоторый опыт, – пожал он плечами, перекладывая что-то на тарелку. – Полторы тысячи лет одиночества научили ценить простые удовольствия. Даже воображаемые.

Он повернулся, и наши взгляды встретились.

Секунда. Всего одна секунда напряжённой тишины, в которой висели воспоминания о ночи. О его руках на моём лице. О том, как близко он был. О том, чего не случилось.

Золотые глаза скользнули по моему лицу – быстро, оценивающе – затем он усмехнулся, и момент разрядился.

– Не стой столбом. Ешь, пока не остыло. – Он поставил тарелку на стол. – Мне нужна тюремщица в адекватном состоянии, а не голодная, размазанная по стенам от истощения.

Я прошла к столу, села напротив. Еда была… на удивление съедобной. Даже вкусной, учитывая, что продукты были из запасов столетней давности, поддерживаемых магией консервации.

Мы ели в молчании. Орион сидел, небрежно развалившись на стуле, но я видела напряжение в линии плеч, в том, как он слишком сосредоточенно резал хлеб. Он ждал. Чего-то.

Я отложила вилку, сделала глоток воды и выпрямила спину. Эмоции, которые бурлили ночью, были заперты глубоко внутри, за стеной холодной решимости. Сейчас я была не той слабой девушкой, что рыдала на его плече.

Сейчас я была тем, кем должна быть – последней Вега, у которой есть цель, и ничто не остановит её.

– Нам нужно покинуть эту планету, – голос прозвучал ровно, без дрожи.

Орион поднял взгляд, прожёвывая кусок хлеба.

– О? – он отпил из кружки. – И куда направляемся?

– В Имперское хранилище.

Он замер, кружка застыла на полпути к губам.

– Повтори?

– Ты слышал.

Орион медленно поставил кружку на стол, не сводя с меня взгляда.

– И зачем нам туда?

– Украсть артефакт.

Несколько секунд тишины. Потом он рассмеялся – коротко, без веселья.

– Просто так? Вломиться в одно из самых защищённых мест галактики и украсть артефакт? – Он откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. – Какой именно артефакт удостоился такой чести?

– Камень Возрождения.

Брови Ориона взлетели вверх.

– Камень… – он осёкся, затем расхохотался. Громко, искренне, до слёз. – О, маленькая звезда. Камень Возрождения? Серьёзно?