скачать книгу бесплатно
Альвин бодро потрепал меня по плечу, и мы вошли в темный подъезд. Лампочка на первом этаже замерцала и погасла.
2
Может, Альвин чувствовал себя слегка виноватым – не знаю, но до самого июля он старался проводить со мной больше времени. Мы вместе выбирались на вечерние прогулки с Оскаром, ходили в кино и просто бродили по городу. Иногда к нам присоединялся Бастиан, который ничего не имел против новой компании. Мы втроем могли часами обсуждать любимые игры и книги, могли взахлеб смеяться над разной чепухой. Надо признать, что это шло мне на пользу. Я стал выбираться из лап депрессии, начал больше разговаривать и чаще улыбаться.
– Узнаю старого Лео, – однажды сказал мне Бастиан, когда мы брели вдоль парка. – Я рад, что тебе лучше, правда.
Я и сам был этому рад. Иногда на меня вновь наваливалась апатия, и тогда я, барахтаясь в болоте ненависти к себе, нашаривал телефон и звонил Альвину и Бастиану. «Может, в парк? В кино? Я слышал, что там сейчас идет тот глупый фильм. Мы обязаны взглянуть на это убожество». Почти всегда у них было на меня время, а когда не было, я цеплял к ошейнику Оскара поводок и шел с ним на длинную-длинную прогулку. Отец был загружен работой, поэтому я старался его не отвлекать. Иногда клиенты приходили к нему домой – тогда отец запирался с ними в кабинете, а я сидел у себя в комнате вместе с Оскаром, чтобы не мешать. Время от времени я чувствовал острую необходимость проверить, что известно о Ванденберге. Не произошло ли где новое убийство? Тогда мы вместе с Альвином склонялись над экраном ноутбука и одержимо прокручивали последние новости. Нет, ничего. Все в порядке. Тем не менее, за несколько месяцев у нас с Альвином скопился целый ворох распечатанных статей. Мы вновь и вновь перечитывали информацию о жертвах Ванденберга, снова и снова изучали все, что могли найти о мотивах серийных убийц. Это захватило нас с головой, мы приходили в ужас от той степени жестокости, на которую может быть способен человек. Мы были над пропастью, мы стояли на рельсах перед поездом, который с оглушительным ревом мчался на нас из темного тоннеля. Нас интересовал не только Ванденберг. Не он один. Мы с дотошностью вычитывали заметки об убийце с Грин-Ривер, о Генри Холмсе или «Докторе пыток», о Дине Корлле, которого прозвали «Кэндимэн» за то, что его семья владела кондитерской фабрикой. Нас интересовало все. Имеют ли серийные убийцы схожие внешние данные? Передается ли тяга к убийствам по наследству? Куда на самом деле исчезают без вести пропавшие?
Наше увлечение не было чем-то страшным или опасным. Где-то я прочитал, что людей заведомо привлекают такие вещи. Просто не все отдают себе в этом отчет. Не все готовы себе в этом признаться. Мы с Альвином превратили разговоры о преступниках в свое хобби. Иногда мы соревновались в том, кто найдет лучшую историю. Иногда мне снились плохие сны, но я никогда не говорил о них. Мы часто смотрели документальные фильмы, читали интервью людей, выживших после нападения. В шутку проходили тесты на социопатию. Мы были увлечены, но держали наш интерес в тайне. Никто об этом не знал. Даже с Бастианом мы предпочитали не делиться, и по этому поводу я ощущал некоторую вину, но вскоре убедил себя, что ему не будет интересно подобное. Не так, как нам. Я мог позвонить Альвину поздно вечером и сказать, чтобы он срочно прочитал что-то. Он мог сделать то же самое. Порой я оставался в квартире Фоссов на ночь. Наши родители никогда не были против. Они были рады, что я иду на поправку. Наши ночные посиделки затягивались до самого утра. Обычно мы спали на полу – стаскивали туда одеяла и подушки, брали что-то из еды на кухне, а потом до самого рассвета взахлеб делились историями, что успели прочитать накануне. Однажды Альвин разбудил меня посреди ночи. Мы начали смотреть какой-то фильм, и я заснул в самом начале.
– Ты в порядке?
Только тогда я понял, что насквозь вспотел. Меня бил озноб, а сердце сумасшедше колотилось.
– Все хорошо.
– Кошмары? Тебе снятся кошмары? – спросил Альвин, когда я немного пришел в себя. – Давно? Почему ты раньше не сказал?
– Нет. То есть… – я завернулся в одеяло, – обычно не снятся. Ничего такого.
Может, мне не стоило так сильно увлекаться историями о маньяках и серийных убийцах. Может, все это было плохой идеей. Тогда я не понимал, что лишь усугубляю свое и без того шаткое состояние. Тогда я не понимал ничего.
В середине июля меня охватила страшная тоска. Альвин уже поступил в университет и готовился к переезду, поэтому все мои сомнения и переживания вновь показали зубы.
– Лео, – говорил Альвин, укладывая в раскрытый чемодан чехол с камерой, – иногда я буду приезжать на выходные, а зимой буду здесь целый месяц.
– Хорошо.
Я сидел на подоконнике и болтал ногой, рассматривая беспорядок, который учинил в своей комнате Альвин в попытке собрать все самое нужное. Содержимое двух ящиков стола он вытряхнул на кровать – исписанные блокноты, старые открытки, разноцветные скрепки, стопки фотографий градом рассыпались по одеялу. На полу возвышались башенки книг и дисков. Альвин никак не мог решить, что из этого взять с собой. Вопросов у него не возникало только в плане одежды – ее он собрал довольно шустро.
– Ремарк или Диккенс?
Альвин присел на корточки возле книг. Он был в серой футболке со стертой надписью «The little things give you away».[26 - «The little things give you away» – название песни группы «Linkin Park».]В ней он выглядел как-то просто, очень по-домашнему, и казался мне другим человеком.
– Диккенс, – ответил я.
Когда Альвин не мог выбрать что-то одно, то он прибегал к моей помощи. Керуак или Маркес? Керуак. Плеер или IPad? Плеер. Кроссовки или кеды? И то, и другое.
– Диккенс… – эхом отозвался Альвин. – «Повесть о двух городах» или «Посмертные записки Пиквикского клуба»?
Я улыбнулся.
– Я понятия не имею, о чем эти книги.
Он улыбнулся мне в ответ.
– Я тоже.
– Тогда бери «записки».
– Как скажешь.
Альвин провозился еще около часа. Я наблюдал за тем, как постепенно пустеют полки, ощущая глупую грусть. Альвин защелкнул чемодан, выдохнул и пристроился рядом со мной на подоконнике. Я отлично помню это мгновение, которое растянулось в бесконечность: полупустая комната, запах скорой разлуки, едва прикрытые жалюзи – все пространство в полосах: игра тени и света. У меня тогда возникло чувство, что мы больше никогда не увидимся. Почему-то я не мог вымолвить ни слова, а все смотрел на Альвина, на три родинки на его левой щеке, на кожаный ремешок часов на запястье.
– Спасибо, – шепнул я. – Если бы не ты, то я бы… не знаю.
Громко говорить не хотелось.
– Ты бы справился, – тихо ответил Альвин. – Я знаю.
Мы снова замолчали. На кровати, в паре шагов от нас, лежала папка, набитая статьями и вырезками – всем тем, что мы так долго собирали.
– Что будем с этим делать? – спросил я.
На лице Альвина отразилось непонимание.
– То есть?
– Ты же не потащишь это с собой, правильно?
– Правильно. Оставлю дома. Почему бы и нет?
– Твоя мама?
Альвин поморщился.
– Она не роется в моих вещах. Боже, Лео, мы с тобой труп, что ли прячем?
Я хмыкнул.
– Извини. Это моя паранойя.
Он покачал головой.
– Я понимаю.
Альвин взял папку, распахнул шкаф с одеждой и закинул ее на верхнюю полку, а потом повернулся ко мне.
– У меня для тебя подарок вообще-то, – важно сказал он. – Я купил себе новую камеру, а тебе хочу отдать свою прежнюю. Она в полном порядке. Ты это и сам знаешь. Как раз подойдет для любителя.
Я немного опешил от удивления и медленно наполняющей меня радости.
– Ой… – выдохнул я. – Мне? Камеру?
– Ну да. Мне показалось, что тебе понравилось снимать на прошлых выходных, поэтому я подумал, что это будет хорошим напоминанием о себе.
В прошлую субботу мы ходили гулять в парк и пару часов потратили на съемку. Мне действительно это понравилось. Альвин учил меня, как правильно держать камеру, рассказывал, что нужно учитывать много мелочей, чтобы снимок получился хорошим.
– Спасибо, – выдохнул я. – Даже не знаю, что сказать.
– Скажи, что она не будет пылиться на полке.
Вместо ответа я улыбнулся и слегка толкнул Альвина в плечо.
3
Ровно через неделю, в среду, Альвин стоял у подъезда со своим большим черным чемоданом. Он наконец-то постригся. Нацепил солнечные очки. На плече у него болталась дорожная сумка. В машине его ждала мать, но Альвин медлил, потому что хотел попрощаться со мной и Бастианом.
Я чувствовал себя странно. Мне было и хорошо, и плохо одновременно. Я хотел, чтобы у Альвина все было хорошо, но вместе с этим мечтал, чтобы он вдруг передумал уезжать.
– Ага, спасибо, – сказал он, когда мы с Бастианом помогли затолкать чемодан багажник. – Я ведь наверняка что-то забыл.
Бастиан пожал плечами.
– Эта вещь будет не так важна, если ты правда ее забыл.
Альвин на секунду задумался, потом кивнул.
– Пожалуй, ты прав, – он вздохнул, положил ладони нам с Бастианом на плечи. – Присматривайте друг за другом, хорошо?
– Конечно, – кивнул Бастиан.
– Да, – сказал я. – Ты тоже будь осторожен.
Шарлотта высунулась из машины. Она была в летнем платье, маленькая, с копной кудрявых рыжих волос. Издалека ее запросто можно было принять за сестру Альвина, а не за его мать.
– Альвин, мы опоздаем, – позвала она.
– Тебе пора, – понуро сказал я.
Альвин чуть нагнулся, быстро обнял нас с Бастианом и пошел к машине.
Я вцепился в камеру у себя на шее, быстро поднес ее к лицу, чтобы сделать снимок. В итоге он получился смазанным, как весь тот июльский день. Альвин в профиль, в графитовой рубашке; с такого ракурса было отлично видно его легкую улыбку. Позади – расплывчатые пятна светофоров и людей.
Он уехал. Мы с Бастианом еще какое-то время постояли у дороги, а потом пошли немного прогуляться.
– Может, мы однажды тоже уедем, – сказал Бастиан, задрав голову в небо.
Мы сидели на старых покрышках недалеко от его дома и ели мороженое. Воздух казался колючим из-за жары.
– Я бы не хотел. Да и Альвин же не насовсем уехал.
– Кто знает.
– Он так сказал.
– Альвин тем более не может этого знать. Может, ему понравится в Берлине, и он захочет там остаться? – предположил Бастиан.
Мне не хотелось развивать эту тему дальше, поэтому я спросил:
– Куда бы ты поехал, если бы мог?
Бастиан задумался. Подтаявшее мороженое в его руках начало капать, он дернулся и чуть не слетел с покрышки. Я прыснул от смеха.
– В Австралию, – невозмутимо ответил Бастиан, – или в Англию, чтобы взглянуть на Стоунхендж.
– А в Австралию на кой черт? На кенгуру смотреть?
Бастиан хмыкнул.
– Ты сам-то, – сказал он, доедая мороженое, – куда бы поехал?
– В Италию, – ответил я, – или в Россию.
В маминых книгах я видел фотографии Везувия и Колизея и хотел взглянуть своими глазами на них и Пизанскую башню, попробовать настоящую пиццу, побродить по местным музеям, насладиться следами эпохи Возрождения. Россия привлекала меня по вполне понятным причинам. Мне хотелось узнать, чем жила мама до переезда в Регенсбург.
– А в Италию на кой черт? – передразнил меня Бастиан. – Макарон давно не ел?
Я фыркнул и щелкнул его по лбу.
– Квиты.
4
В пятницу маму отпустили домой. Ей стало лучше, поэтому врач согласился на то, чтобы выходные она провела в домашней обстановке. Отец привез ее на машине и помог лечь в кровать. Оскар тут же запрыгнул на постель и недоверчиво обнюхал мамину белую руку.
– Оззи, – шепнула мама, поглаживая его за ухом.
Это был второй раз, когда ей позволили отлучиться домой. Первый был в конце февраля – мне тогда исполнилось четырнадцать, и день рождения мы отметили вместе: в тишине и покое.
– Как ты? – спросил я.
У нее был несколько отрешенный вид. Я видел, что ей трудно сосредоточиться на моем вопросе.
– Ничего, – она улыбнулась. – А ты? Как твои дела в школе?
– Мама, сейчас лето, – сказал я дрожащим голосом. – У меня каникулы.
– Конечно. Каникулы, – она улыбнулась и посмотрела на меня с таким торжеством, словно ей удалось разгадать какую-то сложную загадку.
В комнату вошел отец с миской супа для мамы. Я тихо сидел рядом и смотрел, как она ест с ложки. Отец не торопил, был аккуратен и постоянно хвалил маму. Он не рассказывал ей про работу. Он говорил о том, как сходил в магазин и пытался пересказать, как идут дела у Андрея – они недавно созванивались. Оскар положил морду мне на колено, и я рассеяно провел ладонью по его теплой спине, пытаясь заставить себя не выпадать из реальности снова.
Позже я ушел к себе в комнату и рухнул на кровать, закрыв лицо руками. Я лежал так с четверть часа, стараясь дышать ровно. Мне нужно было отвлечься, нужно было ухватиться за что-то. Я рывком сел, поднялся с кровати и включил компьютер. Первой моей мыслью было найти какой-нибудь фильм, но я никак не мог решить, что посмотреть.
Сотни мыслей в голове. Черт, Лео, сделай уже что-нибудь. Тогда я впервые пожалел, что не забрал у Альвина нашу папку. Это было странно, это было неправильно, но то, что было моей самой главной головной болью, помогало мне абстрагироваться от остальных проблем и переживаний.
До глубокой ночи я сидел перед монитором, изучая дело Михаэлы Фидлер – последней жертвы Ванденберга. Михаэла была еще жива, когда ее нашли. Она скончалась по дороге в больницу, но перед смертью успела коротко описать напавшего на нее мужчину. Ванденберг не довел свое дело до конца, потому что его спугнула шумная компания подростков. Он оступился. У полиции ушло три дня, чтобы найти его.
