Магия на вырост

– Мирочка, солнышко! Не могла мимо пройти! – возвестила она, окидывая кафе царственным взором. Ее радар мгновенно засек цель: Рома за его столиком у окна, допивающий кофе с книгой. Он поднял голову, услышав ее голос, и смотрел на Агату с уже привычной смесью вежливой отстраненности и готовности к неожиданностям. – А, и наш философ из типографии здесь! Роман, привет! Как самочувствие? Аура прояснилась, как считаете? – Она направилась к нему, сверкая улыбкой.

Мира почувствовала ледяные мурашки. Снова?! Мама, даже для мамы, ведет себя странно. И зачастила в гости не на шутку…Она бросилась наперерез, но Агата была уже на месте.

– Мам, Рома как раз собрался… – начала Мира, пытаясь создать буфер.

– Собрался? В типографию? Какое совпадение! Я как раз хочу новые визитки! С золотым тиснением! – Агата опустилась на свободный стул без приглашения. – Но сначала кофе, родная! Капучино! С сердечком! А мы тут с Романом… потолкуем. По-мужски. – Она подмигнула Мире, стоявшей как истукан, сжимая тряпку до побеления костяшек. Чтоб тебя… – Давай дорогая, у меня нет целого дня на один напиток. Как у тебя еще посетители сохранились с таким сервисом?

Рома медленно закрыл книгу. Посмотрел на Агату, потом на Миру – пунцовую от ярости и смущения, – потом снова на Агату. На его лице не было ни страха, ни досады. Лишь усталая готовность к очередному акту спектакля под названием "Агата".

– Елена Петровна ждет, мам, – попыталась соврать Мира.

– Подождет! Жизнь важнее! – отмахнулась Агата.

Мира, стиснув зубы (и мысленно отправляя мать кататься на той самой метле по самым жарким уголкам преисподней), развернулась к стойке. Включила кофемашину так резко, что та взвыла протестующе. Ладно. Пусть. Посмотрим, как Рома выдержит мамин "мужской разговор"под соусом золотых визиток.Она украдкой наблюдала, взбивая молоко с таким напором, что пенка грозила вырваться наружу.

Агата жестикулировала, сверкая бусами, что-то оживленно рассказывая. Рома сидел спокойно, изредка кивая или вставляя короткую реплику. Его лицо было сосредоточенным, внимательным. Он не порывался уйти. Не отворачивался. Как антрополог, изучающий племя с необычными ритуалами. Мира поставила капучино перед матерью. "Сердечко"вышло кривобоким. Судьба-ирония.

– Держи, мам. Горячо.

– Спасибо, родная! – Агата отхлебнула, не обращая внимания на температуру. – М-м-м, божественно! Как всегда! У тебя руки – волшебные! – Она многозначительно подмигнула в сторону Ромы. – И не только для кофе!

Мира не выдержала. Ей требовалась передышка. Она схватила пустую корзину для посуды.

– Я… схожу в подсобку. За чистыми кружками. – И скрылась за дверью, в прохладную полутьму кладовки. Прислонилась к стене, закрыла глаза, вдыхая запах моющих средств и кофейных зерен, пытаясь заглушить гул крови в ушах. Пусть болтает. Рома взрослый. Он видел "дурную ауру". Переживет и "волшебные руки".

Через пару минут, чуть успокоившись, Мира вернулась. И замерла. Агата допивала кофе. Рома стоял рядом с ее столиком уже в куртке, сумка через плечо. Видимо, прощался. Агата поднялась, смотря на него снизу вверх с прищуром, как гроссмейстер перед решающим ходом. Рома смотрел на нее спокойно, с едва заметной усталой усмешкой в уголках губ.

Агата поставила пустую чашку. Театральность на мгновение спала, взгляд стал острым, проницающим, почти рентгеновским.– …так что я, пожалуй, пойду, – донесся его ровный голос. – Приятно было поговорить, Агата Арсеньевна.

– Вы вдовец, – заявила она негромко, но так, что слова легли между ними тяжелым камнем. Констатация. Не вопрос.

Рома не дрогнул. Лицо осталось непроницаемой маской, лишь в глубине глаз мелькнула знакомая тень боли.

– Да, – подтвердил он просто. Без подробностей. Без оправданий.

Агата кивнула, будто получила ожидаемый ответ. Ее взгляд скользнул по его лицу, задержался на ссутуленных плечах.

– У вас грустная походка, – продолжила она, голос стал тише, почти мягким, лишенным привычного пафоса. – И взгляд… человека, который разговаривает с тенями. Или с фотографиями. По вечерам. В пустом доме.

Рома замер. Его челюсть слегка напряглась. Пауза повисла густая, звонкая, нарушаемая только шипением кофемашины. Потом он медленно кивнул, глядя куда-то мимо Агаты, в окно, на серое небо.

– Иногда, – признал он тихо. Одно слово. Бездна.

Агата выдержала паузу. Потом наклонилась чуть ближе, понизив голос до интимного, заговорщицкого шепота, но так, что Мира у стойки отчетливо слышала каждое слово:

– А моя дочь… – она кивнула в сторону Миры, и в ее голосе впервые прозвучала не театральность, а что-то глубинное, почти трепетное, – она… особенная. Очень. У нее… необычный дар. Сильная, но пока спящая энергия. – Агата сделала паузу, ее взгляд стал еще более пронзительным. – Ты чувствуешь это, Роман? Как все вокруг нее… оживает? Даже самые обычные вещи? Даже ты сам рядом с ней?

Рома медленно перевел взгляд на Агату. Его темные глаза встретились с ее пристальным, почти гипнотическим взглядом. На его лице не отразилось ни недоверия, ни насмешки. Было… внимательное размышление. Как будто он сопоставлял ее слова с тем, что видел сам. Уголки его губ дрогнули в легкой, сухой усмешке.

– Оживает? – он произнес слово задумчиво. – Можно сказать и так. – Он кивнул в сторону улицы. – Вчерашние фонари, например, устроили целое представление. – Его взгляд скользнул по кафе. – И тут… метла, которая явно имела собственное мнение о порядке. Кофе, рисующий неожиданные портреты… – Он посмотрел на остывающие кексы на решетке. – Даже выпечка у нее, кажется, обладает бойцовским характером. – Он снова посмотрел на Агату, и в его глазах мелькнул огонек того самого, редкого, сухого юмора. – "Необычный дар"к созданию… запоминающихся ситуаций? Возможно. Очень оживляет рутину. И да, – он добавил тише, его взгляд на секунду задержался на Мире, – рядом с ней… действительно не соскучишься. В хорошем смысле.

Сердце Миры екнуло и учащенно забилось. Агата замерла. Ее глаза, всегда такие выразительные, стали еще больше. Она явно ожидала чего угодно – смеха, отрицания, вопросов, – но не такого спокойного, аналитичного, слегка ироничного согласия с фактом странностей, пусть и без признания их мистической природы.

– И ты… не сбежал? – выдохнула она, забыв о "вы". – Не испугался, что это… слишком? Необычно?

Рома слегка пожал плечами. Едва заметное движение.

– Нет. – Его взгляд был спокоен. – Жизнь и так слишком серая порой. Немного… оживления – только на пользу. Как неожиданный солнечный луч. Или интересный сюжетный поворот. – Он почти улыбнулся. – Главное, что метла не покусала всерьез, а кофе был отличным.

Агата смотрела на него несколько долгих секунд. Потом ее лицо озарилось самой широкой, самой искренней и теплой улыбкой, которую Мира видела у нее давно. Она протянула руку и похлопала Рому по плечу – не театрально, а искренне, по-матерински.

– Хорошо, – сказала она твердо, и в ее голосе звучало глубокое одобрение. – Значит, ты можешь остаться. – Театральность вернулась мгновенно, но теперь она была светлой. Она пригрозила пальцем с безупречным вишневым маникюром. – Но запомни, Роман: шутки шутками, а если сердце моей особенной девочки разобьешь… – она подчеркнула слово, – я найду тебя. И превращу в ту самую метлу. И ты будешь пылесосить самые пыльные углы этого заведения. Без выходных. Без отпуска. Навечно. Договорились?

Рома посмотрел на ее грозный палец, потом поднял взгляд на ее сияющее лицо. На его губах дрогнула та самая, редкая, легкая улыбка. В глазах – смесь понимания и юмора.

– Договорились, – ответил он с подчеркнутой серьезностью, хотя в уголках глаз читались искорки. – Условия ясны. Карьера профессионального подметальщика – не в моих планах. Постараюсь не дать повода.

Агата рассмеялась – громко, раскатисто, от души.

– Умница! Рада слышать! Ну, я полетела! Визитки мои не забудь! Золотое тиснение – обязательно! – Она повернулась к Мире, подмигнула ей так, будто они только что вместе выиграли Троянскую войну, и выпорхнула из кафе, оставив за собой облако духов и ощущение только что миновавшего циклона.

Рома и Мира остались вдвоем. Тишина после маминого урагана была оглушительной. Рома стоял у столика, Мира – за стойкой. Между ними висело невысказанное, как густой пар от только что сваренного кофе.

Мира первой нарушила молчание. Голос чуть дрожал.

– Ты же… не воспринял всерьез все эти… мамины фантазии? – выпалила она, чувствуя, как горят щеки. – Она всегда так… приукрашивает. Наделяет всех мистическими свойствами. Особенно меня. Это ее… способ заботы. Странный. – Она старалась звучать легковесно, но внутри все сжалось.

Рома посмотрел на нее. Его темные глаза были спокойными, глубокими. В них не было ни насмешки, ни сомнения. Было… что-то невероятно теплое и устойчивое. Принятие. Не магии, а ее странного мира, в котором матери говорят загадками, а метлы и кексы ведут себя непредсказуемо.

– Конечно, – сказал он просто. Его голос был якорем. – Она… уникальная. И явно тебя очень любит. – Он сделал шаг к выходу, потом задержался. – А насчет мистики… – В его глазах мелькнула знакомая искорка. – Может, она и права. Рядом с тобой и правда скучно не бывает. Вчерашние фонари – тому доказательство. До вечера, Мира. На группе. Или… – он чуть улыбнулся, – раньше, если метла вдруг потребует бонусы за сверхурочную работу. Или кексы объявят забастовку.

Он вышел. Мира осталась стоять, глядя на закрытую дверь. В груди бушевал вихрь: остатки паники, дикое облегчение, потрясение и… что-то новое, теплое и щемящее, пугающее и манящее одновременно. Он видел странности. Он слышал мамины намеки. Да что там! – он пережил саму маму! Еще и с достоинством! И не убежал. Не испугался. Он пошутил. Он принял этот хаос как часть ее мира. И он сказал: "Рядом с тобой… скучно не бывает."И даже: "Может, она и права…"

Мира подошла к подоконнику, к зеркалу, накрытому салфеткой. Она сдернула ткань. В старинном стекле отразилось ее лицо – смущенное, с алым румянцем, но с новым, неуверенным, но уже не испуганным светом в глазах. В них читалось потрясение, но и зарождающаяся надежда.

– Ну что, провидец? – прошептала она. – Твой "Проект Оттаивание"…

Зеркало молчало. Но в его глубине, или, может, это был блик от солнца, пробившегося сквозь облака, мелькнуло что-то похожее на тихий, одобрительный смех.

Глава 6: Семейные Узы и Групповое Помешательство

Сегодня должен был быть интересный день. Первая половина дня прошла без инцидентов и в этом уже было своего рода чудо. Однако, где-то сразу после обеда раздался звонок. И Мира, как назло, подняла трубку. Звонила ее мама, кто же еще? Складывалось впечатление, что той вдруг совсем стало нечего делать.

И вот теперь, уже вечер близился, и в кафе "Мед и мята"пахло, не только кофе и свежей выпечкой, но и… предчувствием катастрофы. Мира пыталась сосредоточиться на счетах, но цифры плясали перед глазами, как подвыпившие гномы. Барсик, свернувшись калачиком на кассовом аппарате, презрительно фыркал.

"Она опоздает. Она обязательно опоздает. Или вообще не придет. Или придет в костюме феи-крестной…"– Мира мысленно перебирала сценарии, пытаясь найти наименее ужасный. Сегодня вечером – группа. И Агата Арсеньева, по невероятному стечению обстоятельств (но вероятнее – по ее собственной воле), выразила "горячее желание"посетить сеанс. "Просто послушать, солнышко! Посмотреть, как ты там… исцеляешься разговорами!"– голос матери звенел в голове Миры, как треснувший колокольчик.

Дверь звякнула с такой силой, что Барсик чуть не свалился. На пороге стояла Агата. Не просто стояла. Она будто парила, как бы не странно это не звучало. В платье из струящегося изумрудного шелка, с шалью цвета заката, перекинутой через плечо, и в шляпке, украшенной чем-то, отдаленно напоминавшим павлинье перо, но явно инопланетного происхождения. Она была похожа на экзотическую птицу, случайно залетевшую в булочную.

– Мирочка! Солнышко! – голос Агаты заполнил все пространство кафе, вытесняя даже запах корицы. – Я не опоздала? Нет, конечно, опоздала! Но это вина таксиста! Мужчина утверждал, что Марс в ретроградном движении влияет на его навигатор! Я ему поверила, он был так искренне растерян! – Она устремилась к стойке, оставляя за собой шлейф духов – смесь жасмина, пачули и чего-то явно электризующего.

Мира почувствовала, как у нее подкашиваются ноги. "Марс… Ретроградный… Таксист… Боже, она уже начала".

– Мам, ты же обещала… вести себя… сдержанно? – Мира понизила голос до шепота, наклоняясь к матери через стойку. – Группа – это не цирк. Там люди… уязвимые.

Агата отмахнулась, как от назойливой мухи, сверкая перстнями.

– Сдержанно? Я? Солнышко, сдержанность – это для библиотек и похорон! А тут – исцеление! Энергетический обмен! Я буду как мышка! Тише воды! Ниже травы! Просто… понаблюдаю за аурой группы. – Она многозначительно подмигнула. – Особенно за аурой того вашего… грустного художника. Он сегодня будет?

– Рома? – Мира почувствовала, как кровь приливает к лицу. – Мам, пожалуйста! Не надо! Он… он обычный человек. Не надо ему твоих… ауральных диагнозов!

– Обычный? – Агата фыркнула. – В этом-то и проблема! Рядом с тобой "обычный"– это как свечка рядом с прожектором! Он просто не осознает своего потенциала! Забит, как старый сундук с сокровищами! Я просто… помогу ему осознать! Энергетически! Ненавязчиво!

"Ненавязчиво, как слон в посудной лавке",– подумала Мира с ужасом. Она уже видела, как "ненавязчиво"Агата "помогала"соседке выбрать мужа, используя карты Таро и ритуал с куриной лапкой. Результат был… неоднозначным.

– Мам, я тебя умоляю… – начала Мира, но Агата уже заметила Рому, который как раз входил в кафе, прячась от накрапывающего дождя под капюшоном.

– А вот и он! Наш загадочный странник типографских пустынь! – Агата ринулась навстречу, шаль развевалась, как боевое знамя. – Роман! Здравствуйте! Вы просто сияете сегодня! Видимо, вчерашняя медитация на восходящую Венеру подействовала! Или это Мирочкины булочки? Они обладают магией уюта, согласны?

Рома замер, снимая капюшон. Его взгляд скользнул с сияющей Агаты на Миру, которая стояла за стойкой, делая вид, что усердно протирает и без того сверкающую кофемашину, и попытался скрыть легкую панику. В его глазах читалось уже знакомое "О, боже, опять это".

– Здравствуйте, Агата Арсеньевна, – произнес он ровно, с легким кивком. – Булочки… да, очень вкусные. Как всегда. – Он попытался пройти к своему столику, но Агата преградила ему путь.

– А я тут размышляла, Роман, – начала она конспираторским тоном, наклоняясь ближе. Мира напряглась, готовая в любой момент броситься между ними. – О вашем… творческом кризисе. В типографии – это же сплошная рутина! Чернила, бумага, станки… Это гасит искру! Вам нужен толчок! Энергетический пинок! Знаете, что я вам посоветую?

Рома молчал, смотря на нее с вежливым, но отстраненным интересом, как на редкий экземпляр бабочки.

– Вам нужно рисовать! – объявила Агата торжественно. – Не на заказ! Для души! Позвольте энергии течь через кончики пальцев! Представьте, что краски – это сгустки ваших невысказанных эмоций! Выплесните их на холст! И увидите – мир вокруг заиграет новыми красками! Даже серость типографии! Это будет… магия преображения!

Мира зажмурилась. "Магия преображения". Фраза висела в воздухе, как неразорвавшаяся бомба. Рома медленно перевел взгляд на Миру, потом снова на Агату. В его глазах мелькнуло что-то – понимание? Ирония? Просто усталость?

– Спасибо за совет, Агата Арсеньевна, – сказал он наконец, с легкой, едва заметной усмешкой в уголках губ. – Я… подумаю над энергетическим пинком. И над красками. А сейчас мне нужно… подготовиться к группе. Мысленно.

Он ловко обошел Агату и направился к своему столику. Агата смотрела ему вслед с видом удовлетворенной ведьмы, только что совершившей важный ритуал.

– Видишь, Мирочка? – прошептала она, подходя к стойке. – Зерно упало на благодатную почву! Он задумался! Скоро увидишь – он возьмется за кисти! Я это чувствую кожей! Как вибрацию!

Мира простонала.

– Мам, он вдовец. У него горе. Он не про "вибрации"и "энергетические пинки". Он про то, чтобы просто… жить дальше. Без кистей и красок, если ему так удобнее.

– Горе? – Агата махнула рукой. – Горе – это застывшая энергия! Ее нужно растопить! Превратить во что-то светлое! Искусство – идеальный проводник! Ты сама могла бы… – она многозначительно посмотрела на дочь, – …помочь ему в этом. Ваши энергии удивительно… созвучны. Как две ноты в идеальном аккорде. Чувствуешь?

Мира чувствовала только нарастающую головную боль и желание провалиться сквозь землю. "Идеальный аккорд"вот-вот должен был превратиться в какофонию на группе.

Комната "Нового Взгляда"казалась Мире сегодня особенно тесной. Воздух был наэлектризован не только привычным напряжением откровений, но и присутствием Агаты Арсеньевны. Она устроилась на стуле позади всех, как почетный гость на спектакле, но ее энергия заполняла все пространство. Она сидела невероятно прямо, ее изумрудное платье и инопланетная шляпка выделялись ярким пятном на фоне нейтральных стен. Она внимательно, почти хищно, рассматривала каждого участника, время от времени что-то записывая в крошечную бархатную книжечку, которая внезапно появилась у нее в руках.

Елена Петровна, ведущая, пыталась сохранять профессиональное спокойствие, но ее взгляд тревожно скользил в сторону нового "наблюдателя".

– Итак, друзья, – начала Елена Петровна, стараясь вернуть внимание группы к теме. – Сегодня мы продолжаем говорить о принятии. Принятии себя. Принятии своих особенностей. О том, что делает нас уникальными, и как перестать бояться этой уникальности, а научиться… ценить ее. Даже если она кажется нам странной или неудобной. Кто хочет поделиться?

Тишина. Обычное для начала дело. Кирилл ковырял дырку на колене своих джинсов. Лена критически оглядывала маникюр. Маруся перебирала браслеты на руке, шепча что-то про "энергетические блоки". Илья смотрел в окно, напевая под нос. Рома сидел, сцепив руки на коленях, его взгляд был устремлен куда-то внутрь себя. Мира просто молилась, чтобы сам пол поглотил ее и ей не пришлось становиться свидетелем неминуемого апокалипсиса.

Илья, как всегда, спас положение.

– Ну, раз молчим, начну я! – он встал, принял театральную позу. – Принимаю я в себе… свою любовь к старым добрым мюзиклам! Да-да! Пусть меня считают ретроградом! Пусть говорят, что "Вестсайдская история"– это не про современные реалии! Я обожаю! И знаете что? Когда я пою "Марию"в душе, мой автобус потом едет как по маслу! Вот вам и принятие! – Он сел под одобрительный смех группы.

– Отлично, Илья! – улыбнулась Елена Петровна. – Принятие своей страсти, даже если они не в тренде. Кто следующий?

– Я! – неожиданно подняла руку Маруся. – Я… принимаю то, что я… немножко не от мира сего. Ну, знаете… кристаллы, аромапалочки, карты… Многие думают, что я глупая. Или что я притворяюсь. Но я… я просто верю, что мир больше, чем мы видим. Что есть невидимые ниточки… энергии… которые все связывают. И я не боюсь в это верить, даже если меня не понимают. – Она покраснела, но смотрела уверенно.

– Замечательно, Маруся! – Елена Петровна кивнула. – Принятие своей веры, своего уникального взгляда на мир. Это требует смелости.

– Смелости? – раздался голос Лены. Она сидела, скрестив руки. – Смелости верить в какую-то… эзотерическую чушь? Извини, Маруся, но это не смелость. Это… наивность. Мир держится на фактах, логике, законах. А не на "невидимых ниточках". Принимать нужно реальность, а не иллюзии.

Маруся сжалась. Кирилл фыркнул.

– О, великая жрица логики изрекла! Лена, может, ты примешь в себе свою неистребимую потребность всех поучать и ставить на место? Вот это было бы реальным прорывом!

– Я не поучаю, я констатирую факты! – парировала Лена, загораясь. – И да, Кирилл, я с радостью приму в себе этот "факт", если ты примешь свою потребность прятаться за сарказмом, как за щитом, потому что боишься показать, что тебе что-то небезразлично!

– Ого! Психоанализ в прямом эфире! – Кирилл откинулся на стуле, но Мира заметила, как он слегка напрягся. – Ты хоть диплом успела получить, пока всех нас разоблачала?

Трения между Леной и Кириллом были привычным фоном группы, но сегодня они накалились быстрее обычного. Возможно, виной тому была аура Агаты, вибрирующая на заднем плане. Елена Петровна уже открыла рот, чтобы вмешаться, но ее опередили. Мира обреченно закрыла глаза.

– Прекрасно! Просто восхитительно! – Голос Агаты прозвучал громко и звонко, как удар гонга. Все, включая спорящих, резко обернулись. Агата встала, ее шаль эффектно спадала с плеч. – Вот она – живая энергия конфликта! Полярные вибрации! Огонь и… эээ… очень упорядоченный камень! – Она указала на Лену и Кирилла.

В комнате повисло ошеломленное молчание. Елена Петровна замерла с открытым ртом. Мира почувствовала, как ее лицо горит.

– Эм… Агата Арсеньевна, мы ценим ваш интерес, – осторожно начала Елена Петровна, – но сейчас идет процесс группового обсуждения…

– О, я вижу! И он потрясающе динамичен! – Агата парировала, делая шаг вперед, к центру круга. Мира бессильно опустила голову. – Вы, молодой человек, – она указала на Кирилла, – вы – чистый огонь! Остроумие – ваша защита! Но внутри – море незадействованного творческого потенциала! Заблокированного… здесь! – Она хлопнула себя по солнечному сплетению. Кирилл уставился на нее, как на говорящего кота.

– А вы, – Агата повернулась к Лене, – вы – кристалл! Четкий, холодный, прекрасно ограненный! Но слишком жесткий! Вам не хватает… текучести! Энергии воды! Чтобы смягчить острые углы вашей безупречной логики! – Лена открыла рот, чтобы что-то сказать, но слова, видимо, застряли.

– И вы, милая, – Агата мягко коснулась плеча Маруси, та вздрогнула. – Не глупая! Кто вам это сказал? У вас энергия… солнечного зайчика! Игривая, светлая, но пока мечется! Вам нужен фокус! Точка приложения вашей прекрасной веры в невидимое! Не распыляйтесь на все ниточки сразу! Найдите свою! – Маруся смотрела на Агату с растущим обожанием.

– А вы… – Агата остановила взгляд на Илье. – Вы – дуб! Мощный, жизнелюбивый! Ваше пение – это корни, уходящие в землю! Не стесняйтесь своей силы! Качайте ветвями!

Илья расцвел.

– Спасибо! Я… стараюсь!

– А этот молодой человек… – взгляд Агаты наконец упал на Рому. Мира сжала кулаки. – У вас… глубокая тишина. Как в старом лесу. Но в ней скрыты целые миры. Не бойтесь их показать. Красками. Звуками. Чем угодно! Замкнутость – это ржавчина на вратах сокровищницы!

Рома молчал. Он смотрел на Агату не со страхом или раздражением, а с каким-то странным, глубоким интересом. Как будто слушал музыку на незнакомом языке, но угадывал в ней знакомые ноты.

– И моя доченька… – Агата повернулась к Мире. Глаза ее светились странной смесью любви и одержимости. – Она… солнце в пасмурный день. Источник тепла и… невероятного потенциала. Но она боится своего собственного света! Подавляет его! Думает, что может кого-то… обжечь. – Агата сделала паузу, ее голос стал тише, но не менее проникновенным. – Мирочка, солнышко, твоя уникальность – это не угроза. Это дар. Прими его. Перестань прятать свою… истинную яркость за серыми шарфиками. Позволь ей светить. И тогда все вокруг… расцветет. По-настоящему.

Тишина в комнате стала абсолютной. Даже Лена не нашлась, что сказать. Все смотрели то на Агату, то на Миру, которая сидела, опустив голову, чувствуя на себе тяжесть этих взглядов и маминых слов. "Истинная яркость". "Потенциал". "Позволь светить". Это было слишком близко к правде. Слишком опасно.

Елена Петровна наконец пришла в себя.

– Агата Арсеньевна, это… очень образно и… эмоционально. Но наша группа – это пространство для самоисследования участников. Мы же с вами договаривались… Ваши… метафоры, безусловно, ярки, но могут быть не совсем уместны…

– Метафоры? – Агата улыбнулась загадочно. – Дорогая ведущая, это не метафоры. Это… карта энергетического ландшафта группы! Вы все – уникальные источники силы! Но некоторые, – она многозначительно посмотрела на Миру, – обладают особенно… редкой частотой вибраций. Игнорировать это – все равно что пытаться лечить солнечный ожог разговорами о погоде! Вам всем, – она обвела взглядом группу, – нужна не только психотерапия, но и… энергетическая гигиена! Очищение каналов! Балансировка чакр! Я знаю прекрасную женщину, она делает массаж камнями…

– Мам! – Мира вскочила. Голос ее дрожал, но звучал резко. – Хватит! Пожалуйста! Мы… мы выйдем на минутку. Нам нужно… чаю. Срочно. – Она схватила мать за руку и почти потащила к двери, не глядя на остальных.

Агата позволила себя увести, но на пороге обернулась, сияя.

– Подумайте над моими словами! И помните – ваша уникальность – это ключ! Не теряйте его! До скорого!