Город драконов. Книга четвертая

– Вы слышали наш разговор?

Молодой джентльмен, в котором драконью сущность выдавали лишь глаза, ответил гробовым молчанием и злым взглядом. И ответа мне уже не потребовалось. В безумном волнении я прижала ледяные пальцы к вискам, пытаясь принять всю эту информацию и не впасть в истерику, что накатывала на меня со всей неизбежностью снежной лавины, и от моего движения в свете больничных ламп сверкнуло обручальное кольцо. Воззрившись на него с некоторым недоумением, я вспомнила о том, каким образом оно очутилось на моей руке, но после всего произошедшего мое утомленное зрение никак не могло сконцентрироваться на перстне, и в целом ни на чем.

И мне очень повезло, что в момент, когда я начала падать, лорд Гордан все еще был рядом.

* * *

К моему стыду, левитировал мистера Илнера в экипаж лорд младший следователь. Он же помог спуститься мне, потому как миссис Макстон была занята тем, что успокаивала миссис Эньо, а сам доктор старательно изображал абсолютную невозмутимость и вел себя так, словно ни он, ни мы, не ведали об огромной наливающейся краснотой шишке, которая венчала лоб самоуверенного джентльмена. Но несмотря на всю свою самоуверенность, доктор Эньо юркнул в наш экипаж, как только галантно придержал двери своей кареты для миссис Эньо, миссис Макстон и одной горничной с ворохом постельного белья в руках. И вот ловко захлопнув за ними дверцу, врач малодушно сбежал к нам, не испытывая никакого желания продолжать выслушивать нотации супруги. Таким образом в моем экипаже оказались я, доктор Эньо и спящий и занимающий все противоположное сиденье мистер Илнер. Лорд Гордан, осознав, что ему не оставили места, вскочил на коня, мистер Уоллан был вынужден присоединиться к мистеру Оннеру на козлах, и мы тронулись в путь.

И вот как только это произошло, с доктора Эньо слетела вся напускная невозмутимость и, устало сгорбившись, он произнес:

– Так, значит, на нас начали охоту. Я, видимо, первый, затем последуете вы и ваш адвокат мистер Эйвенер. Нужно будет предпринять меры для защиты семейства Верг, я вовсе не желаю присутствовать на их похоронах, как, впрочем, и на ваших. Мисс Ваерти, полагаю, нам стоит приостановить судебный процесс и в целом отозвать все иски против Беллатрикс Стентон.

Протянув руку, я прикоснулась к внушительной шишке на лбу уважаемого врача и произнесла заклинание:

– Sanitatem!

Заклинание исцеления работало всегда быстро и безотказно там, где речь шла о незначительных повреждениях.

– Спасибо, милая девочка, – уныло поблагодарил доктор Эньо.

Сам он сделать этого не мог – сильнейшее магическое истощение, плюс я в качестве не слишком умелого спасателя, и как итог – на семь-двенадцать часов врач остался без магии. Я очень надеялась, что мы обойдемся минимумом, то есть семью часами.

– Всегда рада помочь, – не менее уныло сказала я.

Доктор ободряюще похлопал меня по ладони, сел ровнее и, закинув ногу на ногу, поинтересовался:

– Каким образом мистер Илнер схлопотал столь обширный инфаркт?

– Испугался, – едва слышно вымолвила я.

– Я так полагаю, страх был вызван опасностью, угрожающей вам? За себя мистер Илнер едва ли стал бы переживать, на редкость бесстрашный джентльмен. Вы побледнели, что ж, полагаю, я прав.

Мне оставалось лишь кивнуть. Мы уже покинули защищенную барьером часть города, и теперь скрип рессор перекрывал вой разгулявшейся метели, и уже никакая теплая шаль не могла защитить от пронизывающего ледяного ужаса. Что ж, отправляясь в этот город, я с самого начала не испытывала никаких надежд на светлое и безоблачное будущее. Оторванная от семьи, от человеческого общества, я представляла себе серое и беспросветное существование в доме, из окон которого открывался печальный вид на покрытую вечным снегом Железную Гору. Едва узнав свой приговор, я готовила себя к тому, что придется учиться жить, ища радость в незначительных мелочах, таких как хорошая книга и теплый чай с неизменной булочкой от мистера Оннера… Но даже в самом кошмарном из снов я не могла и представить, что под угрозой окажутся мои близкие. Близкие, существование без которых я не могла и не желала себе представить.

– Вы полагаете, если мы остановим судебный процесс, они оставят попытки избавиться от нас? – наступая на горло собственной вере в справедливость, вопросила я.

Доктор Эньо устало посмотрел на меня и ответил:

– Не уверен.

Что ж, я уже тоже была ни в чем не уверена. Но, оказавшись наедине с доктором Эньо и без опеки и контроля миссис Макстон, я решилась задать вопрос, который едва ли смогу задать своим домочадцам.

– Доктор Эньо, кем… – голос сорвался, и все же я нашла в себе силы продолжить, – кем меня считают в Вестернадане? Бывшей любовницей профессора Стентона?

От подобной откровенности пожилой врач на мгновение оторопел, затем перевел дыхание, посмотрел на меня и честно ответил:

– Люди – нет, драконы – да.

Глаза начали наполняться слезами, и все же я заставила себя произнести:

– Почему?

Ответить на этот вопрос сразу доктор Эньо не смог. Несколько минут он смотрел в окно, а затем произнес то, о чем мне не решился сообщить никто:

– Потому что именно так вас представлял своим знакомым профессор Стентон.

И слезы скользнули с ресниц, а стон… стон я подавила неведомо каким усилием воли. Я желала узнать правду? Я ее узнала. Правда оказалась чудовищной. Жуткой, непостижимой, сокрушающей.

– Мисс Ваерти, – доктор Эньо накрыл рукой мои дрожащие ладони, – моя дорогая девочка, вы знаете истину, я ее знаю, те, кто знает драконов, – также отчетливо все понимают. Забудьте, просто забудьте, поверьте, это не стоит ваших слез.

Я согнулась, пронзенная чудовищной болью, содрогаясь от рыданий, коим я не могла дать волю. Не здесь, не сейчас, не тогда, когда последствия может увидеть миссис Макстон. Моя добрая миссис Макстон, которая приложила столько усилий, чтобы обелить мою репутацию, но все старания были тщетны. Невозможно обелить то, что уже было безнадежно замарано.

– Анабель, вы не знали? – вопросил доктор Эньо, по-отечески погладив меня по спине.

– Нет…

Сказать что-либо еще я уже не смогла, а доктор Эньо был слишком хорошо воспитан, чтобы продолжить этот разговор. Он тактично промолчал, лишь сжал плечо, пытаясь поддержать хоть как-то, но не меньше моего понимая – утешить в подобной ситуации просто нечем.

* * *

К тому моменту, как экипаж остановился перед домом профессора Стентона, я уже не плакала. Слезы закончились, как, впрочем, и силы, а потому я была крайне признательна лорду Гордану за помощь в левитировании мистера Илнера. Следуя моим указаниям, младший следователь пронес конюха к спуску в подземелье, а там, подойдя к камню-основанию дома, я перехватила левитирование – лорд Гордан не был достаточно сильным драконом, чтобы использовать магию в этом месте.

Бетси прибежала следом, охнула, обходя лорда Гордана, сбежала вниз по ступеням и взволнованно спросила:

– Мисс Ваерти, что же произошло-то?

– Плохое, Бетсалин, очень плохое, – тихо ответила я.

И тяжело опустилась на камень.

Наверное, я могла бы просидеть на нем вечность. Наверное, это было именно тем, что мне следовало сделать… Но не сейчас. Носилась по подземелью Бетси, расставляя свечи, мистер Оннер помог спуститься доктору Эньо, мистер Уоллан принес для него подходящий матрас, следом спустились миссис Макстон и миссис Эньо. Супруга доктора была более чем встревожена, несмотря на все увещевания абсолютно уверенной в моих способностях миссис Макстон.

– Все будет хорошо, – заверяла домоправительница, – немного магии – и мистер Эньо будет в полном порядке, поверьте мне, я точно знаю.

Несмотря на «точность знания», миссис Макстон взглянула на меня в ожидании подтверждения, и я молча кивнула. Для миссис Макстон этого было достаточно, для миссис Эньо – нет.

– Мммисс Ваерти, – нервно начала она, – я… мой муж… я… – и вдруг с неожиданной твердостью: – Мистер Эньо тут вовсе не для того, чтобы проконтролировать выздоровление мистера Илнера, не так ли?

Миссис Макстон ничего в этой ситуации сказать не смогла, а я устало пояснила встревоженной женщине:

– У вашего супруга магическое истощение. Здесь, возле камня-основания и при небольшой моей помощи, оно пройдет за семь часов, останься же доктор в вашем доме, возвращение магических сил могло занять более суток.

Миссис Эньо несколько потрясенно кивнула и никаких вопросов с ее стороны более не последовало. Миссис Макстон, отведя женщину к мужу, вернулась ко мне, с самым важным из вопросов:

– Чаю, мисс Ваерти?

– Это было бы чудесно, миссис Макстон, – устало согласилась я.

Но все же заставила себя подняться, сняв шаль с плеч, передала ее домоправительнице, вздохнула и принялась действовать. Помощь мистеру Илнеру требовалась небольшая и кратковременная для меня лично, а потому я начала с него. Опустившись возле конюха, я протянула руку к камню-основанию, вторую ладонь разместила на груди конюха и произнесла простейшее:

– Fluxus!

И магия исцеления потекла через меня в тело мистера Илнера, усиливая действие заклинания и ускоряя процесс выздоровления. Это не заняло много времени, и едва сердце мистера Илнера вновь забилось размеренно и спокойно, я прервала течение магии сквозь меня, оставляя процесс исцеления исключительно камню-основанию этого дома.

– Удивительный камень, – едва я поднялась, произнес с интересом следящий за происходящим доктор Эньо. – Как я понимаю, на драконов он действует еще более эффективно, чем на людей?

И, не дожидаясь, пока я, направившаяся к нему, отвечу, продолжил:

– Впрочем, возможно нет, ведь профессор Стентон… – И доктор осекся, несколько виновато глядя на меня.

– Я не желаю об этом говорить, – обозначила я свое отношение ко всему имеющемуся в наличии и подошла к врачу.

Миссис Эньо, сидящая рядом с супругом, торопливо поднялась, освобождая мне место. Благодарно улыбнувшись ей, я протянула руку доктору Эньо, однако тот, повременив мгновение, строго спросил:

– А вам это не причинит вреда, мисс Ваерти?

– Нет, – со спокойной уверенностью ответила ему. – Ко всему прочему, если что-то случится с… – я не стала добавлять «нами», – вы окажетесь гораздо более полезны в рабочем состоянии.

Понимающе кивнув, врач стиснул мою ладонь, и все повторилось – рука, вскинутая в сторону камня-основания и одно единственное слово:

– Fluxus!

На сей раз магии потребовалось больше, значительно больше, и в первую очередь потому, что я беспрекословно потребовала:

– Исцелите себя. Сейчас!

Несмотря на присутствие супруги, доктор Эньо попытался было упорствовать и заверил, что непременно сделает это позже, но в этот момент миссис Макстон угрюмо произнесла:

– А не сходить ли мне за сковородой?

И выбора у врача не осталось.

Я была проводником магии и во время исцеления, и после, когда доктор Эньо обессиленно откинулся на подушку. Он тяжело дышал, пот стекал по бледному лицу, но ладонь его была все так же крепка, и определенно он шел на поправку.

– Ужжже все? – испуганно вопросила миссис Эньо.

– Почти, – пристально следя за изменениями в состоянии доктора, ответила ей.

– А… а сам мистер Эньо исцелиться бы не смог?

Бедная женщина не знала, куда себя деть от тревоги. За те более чем сорок минут, что мы работали над восстановлением здоровья ее супруга, она успела прибраться в подвале, повытирать пыль, коей здесь вовсе не было, смахнуть паутину, которая здесь каким-то образом была, и даже взялась помочь Бетси, нервно вязавшей шерстяной носок. Миссис Эньо связала его минут за десять, после чего попросила ниток для второго. В целом она оказалась крайне деятельной миссис, которая не привыкла сидеть без дела, и потому миссис Макстон воистину прониклась к ней уважением.

– Мог, – мы завершали процесс, и мне уже не требовалось контролировать поток проходящей через меня магии, – но это бы заняло много времени и сил, а доктор Эньо, как вы, несомненно, знаете, никогда не тратит на себя ни то, ни другое.

– О, вы, к моему сожалению, правы – на себя у него времени никогда нет! – воскликнула женщина.

И, постояв немного, осторожно спросила:

– А без вас этот камень, он… дает магическую энергию?

Вот теперь миссис Эньо вызвала уважение уже и у меня. Она не была магом, но связала мои действия с магией дома, пусть и не видимой ей.

– Без меня нет. – Я несколько виновато улыбнулась ей. – Это дом профессора Стентона, миссис Эньо, и потому исцеляющая магия камня-основания действует лишь на тех, кого профессор считал своей семьей и чью ауру он вписал в магию камня. Однако, так как я являюсь магом, я могу транслировать, то есть передавать эту магию тем, кому считаю нужным.

И тут доктор Эньо, испытывающий в данный момент не самые приятные ощущения, все же счел нужным вмешаться:

– Не совсем так, мисс Ваерти. Вы можете служить проводником не потому, что вы маг, а потому что этот дом принадлежит вам и, похоже, уже давно.

В этот миг я могла бы сказать многое, но сочла гораздо более верным просто помолчать.

– Вам не следует сейчас говорить, берегите силы, – попросила я помолчать и доктора Эньо.

И доктор понял меня без слов. Лишь сжал мою ладонь на миг и обмяк, практически теряя сознание. Но мы этого не допустили: ни он, ни я, – и вскоре мистер Эньо провалился в сон, уже целительный и полезный.

На этом необходимость в моем присутствии отпала. Я поднялась, вверяя доктора заботам его супруги, проверила состояние мистера Илнера – тот тоже спал. Здоровым крепким сном.

А после, ни на кого не глядя, проследовала по ступеням вверх, покинула подвал, почти ничего не видя, поднялась на второй этаж, прошла до самого конца коридора, открыла дверь в кладовую, где хранилось заботливо выстиранное и выглаженное Бетси белье, заперла дверь на ключ. После устало опустилась на одну-единственную имеющуюся здесь скамью.

Слез не было. Ни единой слезы.

Как в тот день, когда мы хоронили профессора. Мне казалось, что все мои чувства замерзли, оцепенели, покрылись льдом… Мне казалось, их не осталось. Ничего не осталось. Только я, темное помещение без окон и абсолютное осознание безрадостного беспросветного существования в будущем.

Дверь отворилась почти бесшумно, впуская в помещение кладовой яркий свет магического освещения и тень лорда Гордана. С присущей истинному джентльмену тактичностью он не заметил моего позорного уединения и вежливо осведомился:

– Мисс Ваерти, не окажете ли вы мне честь разделить со мной вечернее чаепитие.

Мгновенно выпрямившись, как и подобает хорошо воспитанной девушке, ответила:

– Боюсь, что нет, лорд Гордан. Мне очень жаль, но данный момент не располагает к разговорам.

– Что ж, с удовольствием помолчу в вашей компании, – не согласился оставлять меня одну младший следователь и протянул руку, затянутую в белоснежную перчатку.

Мне пришлось встать и покинуть место моего неудавшегося уединения. Законы хорошего тона обязывали проявить гостеприимство.

* * *

Хотя бы разговаривать за столом не пришлось – миссис Макстон и миссис Эньо с лихвой восполняли недостаток нашего с лордом Горданом молчания своей непрекращающейся беседой. И темы для данной беседы были самые разнообразные – от рецептов чая до обсуждения новых методов вязания шерстяных носков. Это было увлекательно крайне. Настолько, что я делала вид, будто поглощена этой весьма полезной и важной информацией, а лорд Гордан молчал по причине того, что нетактично было бы отрывать меня от столь восторженного слушания.

Но в момент, когда дамы перешли к обсуждению рецептов чистящего средства для придания блеска фарфоровым тарелкам, лорд Гордан не выдержал, и часть стола, где напротив друг друга сидели мы, отделил бледный бело-голубой контур, погружая меня в унылую, полную осознания собственного ничтожества тишину.

– Мисс Ваерти, мне бы хотелось обсудить с вами нечто крайне важное, – начал молодой дракон.

Сделав глоток чая, который уже был весьма прохладным, я вздохнула, заставляя себя собраться с мыслями, подняла взгляд на лорда Гордана и вежливо произнесла:

– Я вас внимательно слушаю.

Нетрудно было догадаться, что речь пойдет о моем разговоре с лордом Арнелом, а пуще того – о недопустимости нашего поведения и моего согласия на помолвку, но я надеялась, что лорд Гордан не потребует от меня объяснений. Ведь сложно объяснить тому, кто не был в объятиях дракона, что у находящихся этих объятиях едва ли работает критическое мышление.

Но я ошиблась, младший следователь вовсе не собирался говорить об Арнеле. И, глядя мне в глаза, он произнес:

– Мисс Ваерти, мне очень жаль, но второй Зверь – это я.

И чашка выпала из моих рук… Благо лететь ей было недалеко, она рухнула на стол, даже не расплескав находящегося в ней чая.

Несколько секунд я молчала, потрясенно и растерянно глядя на молодого полицейского, затем судорожно выговорила:

– Но ваша кожа не отреагировала на прикосновение к золоту.

Лорд Гордан отставил от себя чашку с блюдцем и медленно стянул перчатки. Ожоги! Внушительные, ярко-алые на его бледной коже, пузырящиеся ожоги! Свой крик я удержала, лишь прижав ладонь ко рту, но ужас… ужас все равно испытала в полной мере.

– Вижу, я напугал вас, – медленно произнес лорд Гордан.

До крика! Но я не стала говорить об этом.

Протянув руку, произнесла необходимое:

– Argentum sanitatem, – и напряженно проследила за тем, как словно нехотя, с невероятной для этого заклинания неспешностью исчезают раны.

– Отсроченная реакция, – произнес младший следователь, – я с самого детства отставал во всем. В развитии, в росте, в весе, в здоровье. Я, пожалуй, был самым болезненным ребенком в Вестернадане, потому как любые лекарства действовали лишь через время. Через весьма продолжительное время.

Я молчала, пока исчезали, заживляясь, страшные отметины, и лишь после этого подняла потрясенный взгляд на лорда Гордана.

– Моя мать, – продолжил полицейский, – никогда особо не жаловала меня в детстве. Мне всегда казалось, что причина в моей болезненности – в то время как другие матери гордились успехами своих карапузов, о моих «успехах» можно было бы лишь промолчать. Но потом появились вы, Анабель, и ваши слова о вивернах, произнесенные в кабинете лорда Давернетти, потрясли меня страшным осознанием – моя мать не рожала меня. Благодарю.

Он быстро натянул перчатки, скрывая уже исцеленные ладони, сжал руки перед собой, вновь посмотрел на меня и продолжил:

– Моя мать не могла иметь детей. Я считал себя виновным в этом, ведь именно мои роды, по легенде, вещаемой всем родственникам, прошли столь тяжело, что матушка утратила способность дарить жизнь. На деле же – мой отец обрюха… – и лорд Гордан осекся.

Его переполняли эмоции, но, как воспитанный джентльмен, он все же не опустился до неприличных слов и выражений.

– Моей настоящей матерью была девушка, о чьей принадлежности к оборотням он не ведал. Она умерла, производя меня на свет. Некоторое время после отец потратил на то, чтобы пробудить во мне сущность дракона, и в Вестернадан мои родители вернулись лишь после того, как мои глаза приняли отличительные для драконьего народа вид и форму.

Светло-синие глаза лорда Гордана вдруг изменились, и зрачок и радужка приобрели округлую форму и лишь затем вновь вертикально вытянулись. Я потрясенно молчала, в полнейшем ужасе взирая на дракона, который, как оказалось, являлся таковым лишь наполовину.

– Моя «тринадцатая луна», видимо, началась, когда мне исполнилось девятнадцать, – продолжил полицейский, – это был сложный период, я часто терял сознание, был вынужден покинуть академию правопорядка и пролежал в беспамятстве почти неделю, пока отец не нашел меня, отправившегося по случаю наступления выздоровления на прогулку в горы. Сопоставив все сказанное вами, я теперь понимаю, что это было. Тогда же я находился в нашем горном поместье почти безвылазно, родители не пригласили доктора ни разу… полагаю, вы уже догадываетесь почему.

Я догадывалась – потому что врач мог обратить внимание на некоторые «особенности», казалось бы, чистокровного дракона.

– Та ночь… – Лицо лорда Гордана сделалось бледным, его голос стал хрипловатым, в нем словно затаилась странная, приглушенная угроза. – Я видел вас.

Я замерла.

– Видел вас и слышал слова, сказанные вам леди Карио-Энсан. И, как вы уже знаете, ее убийцей был я.

У меня появилось непреодолимое желание закрыть уши и глаза и устранить отсюда, с места, где она была более чем уязвима, мою миссис Макстон и с ней заодно миссис Эньо, но лорд Гордан предугадал мои действия и произнес:

– Клянусь своей кровью – я никогда не причиню вреда тем, кто сейчас находится под крышей этого дома.

«Клянусь своей кровью» – фраза оборотней. И клятва оборотней. Но от этой клятвы веяло уверенностью, и я поверила, впрочем, был ли у меня выбор?

– Убийство Елизаветы Карио… – произнесла с трудом, – вы помните его?

Лорд Гордан отрицательно мотнул головой, затем замер на миг, судорожно сглотнул и сдавленно ответил:

– Сам момент убийства – нет, но все указывает на то, что совершил его я.

Затем оперся локтями о стол, слегка сгорбившись, и, не глядя на меня, начал рассказывать:

– Я уже говорил вам о том, как влиятельны женщины в обществе драконов. Ранее это было выражено более наглядно, с приходом же к власти лорда Арнела их положение изменилось и стало подобным положению в вашем обществе. Патриархат естественно не устраивал женщин. Но, как и всегда, дамы предпочитали решать дело мирно – с помощью брака, однако Арнел оказался на удивление стойким в плане женских чар и за более чем пятнадцатилетие усилий все еще остается холост.

Взгляд на меня, затем на кольцо, которое мне было не снять – я уже пыталась это сделать.

– Леди Елизавета, – продолжил лорд Гордан, – в качестве супруги главы дома не устраивала никого. Дамам требовалась та, что сможет управлять Арнелом, но леди Энсан принадлежала к человеческому обществу, ко всему прочему до беспамятства влюбилась, следовательно, была готова подчиняться, но никак не подчинять. И тогда ей было выставлено условие – научиться оказывать влияние на Арнела или же убираться прочь – драконьи леди обыкновенно выражаются безапелляционно и точно. Леди Энсан гарантировала, что сумеет выполнить условие в их с женихом первую брачную ночь. Именно поэтому в тот вечер я оказался у охотничьего домика.

– Вы? – тихо переспросила я.

Лорд Гордан кивнул.

Затем, глядя на свои сцепленные вместе ладони, хрипло объяснил:

– Мне двадцать девять, мисс Ваерти, с раннего детства я мечтал о счастливой семье, где меня будут любить и ждать. Но, учитывая мою болезненность в детстве, жениться я мог лишь в случае благословения моей матери… Завести любовницу, развлечься интрижкой на стороне – сколько угодно, но жениться – нет. Ни одна девушка из приличного драконьего общества не согласилась бы на брак без дозволения своей и моей матери.

Он замолчал и несколько мгновений сидел молча, все так же глядя на свои ладони. Затем едва слышно произнес:

– И как же я был благодарен им всем за это, когда увидел вас, Анабель.

Он резким движением поднял голову и посмотрел, казалось, в самую мою душу.

– Увидев вас, – тихие слова опадали снежинками в безветренную ночь, – я осознал, что никогда не любил. Абсолютно никогда. Ведь когда любишь, становится несущественным все – общество, его устои, мнения других. Провидение воистину уберегло меня от страшного – полюбить всем сердцем, будучи женатым на другой. Мне повезло. Действительно повезло в этом. Но во всем остальном судьба отыгралась с лихвой.

Шумно вздохнув, лорд Гордан продолжил уже вновь уверенно и спокойно:

– Это был ритуал.

На мой вопросительный взгляд, пояснил:

– Леди Елизавета проводила ритуал, когда я заглянул туда. Лорду Арнелу она объяснила, что это традиция ее семьи, проводить заговор на счастье в браке, и он несколько насмешливо устроился в центре круга из свечей и взирал на свою невесту, с усилием пытаясь сдержать улыбку. Вынужден признать – ему в тот вечер пришлось нелегко. Леди путала заклинания, и Арнел с трудом сдерживался, чтобы сохранить вежливое выражение на лице и не скривиться от очередной ошибки… Так музыканту было бы сложно слышать весьма неумелую игру другого музыканта, который ужасно фальшивит едва ли не в каждой ноте.

Но затем…

Лорд Гордан дернул головой, словно избавляясь от неприятных воспоминаний, лицо его ожесточилось, и он сказал:

– Что-то начало происходить. Не с лордом Арнелом – со мной. Откуда-то появилась ненависть, абсолютная лютая ненависть, меняя мое восприятие действительности, обостряя зрение, слух и обоняние в сотни раз. И я услышал голос, звучащий практически в унисон с отчаянно фальшивящей леди Елизаветой, и даже голос был похож, вот только этот голос не фальшивил ни грамма, и именно он произнес: «Убей Давернетти!»