Сквозь времена. Том 2

Елена Машкова

Сквозь времена. Том 2

Глава 1. Как Пашка в школу спешил

В тот зимний день Пашка проснулся от того, что в избе было непривычно тихо. За окном царила кромешная тьма – зимнее утро наступало поздно, и солнце ещё не успело пробиться сквозь густую пелену ночи. Только тусклый огонёк керосиновой лампы, стоявшей на столе, разгонял мрак в комнате.

Мальчик потянулся в тёплой постели, вдыхая знакомый запах печного тепла и свежеиспечённого хлеба. В такие ранние часы деревня словно замирала, и только изредка можно было услышать, как потрескивают дрова в печи да как кошка возится на тёплой лежанке.

Мальчик потянулся в тёплой постели, но тут же подскочил – ведь сегодня в школу, а значит, нужно успеть первым схватить валенки!

Мальчик рывком сел на кровати, быстро напялил портянки и сунул ноги в тёплые валенки. В избе было тихо – только дрова в печи потрескивали, да кошка мурлыкала на печи. Пашка на цыпочках пробрался к выходу, стараясь не разбудить братьев.

Только приоткрыл дверь, как услышал торопливые шаги по полу – это прошмыгнула Дашка, старшая сестра. Но она, как обычно, ее не интересовала холодная улица – её больше интересовал запах свежего хлеба из печи. Пашка заметил, как она тайком спрятала в карман здоровенный ломоть и прихватила самую большую кружку молока.

«Глупый молодняк опять все проспит!» – промелькнуло в голове у Пашки, но времени на препирательства с Дашкой не было. Он протопал в сени, где его ждало ледяное ведро с водой. Деревянный рукомойник покрылся тонким слоем инея, а вода в нём была такой студёной, что перехватывало дыхание.

В сенях было прохладно. Мальчик подошёл к рукомойнику, где в деревянном корытце застыла тонкая корочка льда. Пашка разбил её деревянной ложкой, зачерпнул студёной воды и плеснул себе в лицо. Студёная вода окончательно разбудила Пашку. Он быстро выпил молоко, отломил кусок хлеба и, жуя на ходу, крикнул вернувшейся с дойки матери:

– Мам, я в школу убежал!

В этот момент из соседней комнаты выскочил Юрка, младший брат.

– Пашка, отдай валенки! Ты же вчера уже брал! – закричал он, хватая Пашку за рукав.

Пашка, не ожидавший такой подлости, попятился к лестнице. Валенки предательски заскользили на деревянных половицах. Он едва удержал равновесие, чуть не скатившись вниз.

– Да ты что, с ума сошёл?! Мне же в школу надо! – прокричал Пашка, пытаясь вырваться.

Но Юрка вцепился мёртвой хваткой. В этот момент Пашка принял отчаянное решение – рванулся вперёд, перепрыгивая через ступеньки. Юрка не успел среагировать, и Пашка, чудом удержав равновесие, вылетел за дверь.

За спиной раздался возмущённый вопль брата, но Пашка уже мчался по заснеженной улице. В ушах свистело, в груди колотилось сердце. Сегодня был слишком важный день, чтобы позволить Юрке всё испортить. Школьная фотография, украденная рубашка Кольки, скандал вечером – всё это казалось мелочами по сравнению с возможностью попасть на снимок в красивом виде.

«Потом разберёмся», – подумал Пашка, ускоряя шаг. Впереди ждала школа, фотограф и, возможно, лучшие воспоминания этого года.

Деревня была укутана в белоснежное покрывало снега. Вдали виднелась школа – до неё было неблизко, добрых полторы версты. Но Пашка не боялся долгой дороги – он любил эти зимние утра, когда каждый шаг оставлял чёткий след на свежем снегу, а под ногами весело похрустывали снежные корочки.

Сегодня был особенный день – в школе обещали фотографировать всех учеников. Пашка давно мечтал о школьной фотографии, но была одна проблема – у него не было приличной рубашки. Вчера вечером он приметил у Кольки, старшего брата, чистую белую рубашку и, пока тот спал, ловко стянул её из сундука.

«Только бы не заметил до вечера», – думал Пашка, ощущая под тулупом жесткую украденную рубашку. Она была великовата и немного кололась, но для фотографии сойдёт. Он знал, что вечером будет скандал – Колька не прощал таких проделок. Но это будет потом, а сейчас нужно успеть в школу вовремя.

Морозный воздух обжигал лёгкие, но он лишь улыбнулся – впереди ждал важный день, а школьная фотография станет его гордостью на целый год.

Тропинка, петляя между сугробами, уводила его всё дальше от дома. Пашка шагал быстро, предвкушая, как будет красоваться на фотографии в новой рубашке, пусть даже и не совсем своей. Главное – результат, а с Колькой он как-нибудь договорится. Ведь школьная фотография важнее любых ссор.

Пашка действительно любил школу. Для него это было не просто место, где нужно отсидеть уроки – это был целый мир, полный удивительных открытий и возможностей. В то время как другие ребята посещали занятия лишь изредка, да и то только из-за угроз председателя, Пашка каждое утро просыпался с мыслью о предстоящем дне в школе.

Всё дело было в том, что в деревне существовала особая традиция: ходить в школу только тогда, когда председатель колхоза, Демьян Петрович, бывший агроном, приходил с очередной проверкой к Анне, матери Пашки. Он постоянно ругал её за то, что дети пропускают занятия.

– Анна Серафимовна, ну как же так? – ворчал он, поправляя очки на носу. – Вы сами-то не учились, ладно, но ведь дети должны получать образование!

Анна только виновато опускала глаза, не находя что ответить. А вот отец Пашки, Александр Иванович, всегда замыкался в себе при таких разговорах.

– Кому надо, того наука сама найдёт, – повторял он свою любимую поговорку, отворачиваясь к окну.

Но Пашка не разделял отцовской философии. Он видел, как другие ребята, которые не ходили в школу, оставались в деревне, работали в поле или на ферме, и их жизнь казалась ему слишком простой и однообразной. Пашка мечтал о большем. Он хотел узнать мир, увидеть города, может быть, даже уехать учиться в город.

Именно поэтому каждое утро он вставал раньше всех, чтобы успеть в школу. Именно поэтому он готов был даже украсть рубашку у брата – ради того, чтобы хорошо выглядеть на школьной фотографии. Для Пашки школа была не просто обязанностью, а путём к его мечте.

И сегодня, убегая от Юрки с валенками, он думал не о возможной ссоре с братом, а о том, что ждёт его в школе. О новых знаниях, о друзьях, о возможности стать кем-то большим, чем просто деревенским парнем.

Пашка вбежал в школу, тяжело дыша после быстрого бега. В ушах всё ещё стоял шум ветра, а в голове – мысли о том, как бы не опоздать. На ходу он начал бормотать себе под нос, повторяя заданный пересказ:

– «Был морозный день. Филипок собрался в школу. Мать не пускала его… А мне можно в школу? Я тоже хочу учиться!» – шептал он, торопливо скидывая тулуп и платок.

Пашка быстро поставил портфель у вешалки, кое-как заправил дырявые штанины в валенки – дыры на коленях уже давно просили заплат, но мать всё никак не находила времени их зашить.

«Ну и ладно, – подумал Пашка, – главное – успел до звонка!»

Он окинул взглядом своё отражение в мутном школьном окне: украденная рубашка Кольки всё ещё топорщилась на плечах, но в целом вид был приличный. Пашка расправил плечи и, чувствуя, как колотится сердце, бросился к двери класса.

– «А что, разве Филипок не может учиться? – продолжал бормотать он про себя. – И я могу! И буду!»

В коридоре уже слышался голос учительницы, и Пашка, последний раз поправив воротник рубашки, толкнул дверь класса. Урок вот-вот должен был начаться.

В углу раздевалки, где пахло сыростью и старыми валенками, Серёжка уже успел окружить своей шайкой младшего парнишку из первого класса. Хулиганы в деревне 60-х были особой породой – они не просто задирали, а делали это с особым деревенским размахом.

– Эй, Ванька, а ну-ка покажи, что в портфеле носишь! – процедил Серёжка, нависая над перепуганным первоклассником.

Его приятели, Мишка и Колька, стояли рядом, поигрывая верёвочками от портфелей – в деревне это считалось крутым аксессуаром.

– Не твоё дело… – пролепетал Ванька, пытаясь прижать к себе сумку.

– А ну не дерзи! – рявкнул Серёжка и толкнул мальчишку к стене. – Думаешь, раз в школу ходишь, так самый умный?

– Отстань от него! – вдруг раздался голос Пашки. Он только что забежал в школу и увидел происходящее.

Серёжка обернулся, презрительно усмехнулся:

– А ты куда лезешь? Не твоё дело, как мы тут с малышнёй разбираемся.

– Не трогай его! – Пашка шагнул вперёд, хотя внутри всё дрожало от страха.

– Ой, смотрите, защитник выискался! – фыркнул Мишка. – Поди, сам такой же малявка.

Но Серёжка неожиданно отступил.

– Ладно, сегодня прощаем, – бросил Серёжка, махнув своим дружкам. – Но это только сегодня.

Хулиганы разошлись, оставив Ваньку в покое.

А Пашка, чувствуя, как колотится сердце, побежал в класс – звонок уже прозвенел, а ему ещё нужно было успеть занять место рядом с окном.

В деревне все знали: с Ковалевыми лучше не связываться. Четверо братьев, как четыре стены одной крепости – дома могли и подраться, повздорить, но на улице всегда стояли друг за друга горой. Пашка был одним из них, и эта негласная братская клятва придавала ему уверенности.

Старшая сестра Даша, хоть и старалась казаться серьёзной, всё равно не могла скрыть свою заботу о младших. Её глаза всегда искали их в толпе, а сердце замирало, когда братья затевали очередную драку. Она понимала – это всего лишь мальчишеские забавы, но материнское чувство, проснувшееся в ней рано, не давало покоя.

А дома царил настоящий бедлам. Младшая Людка только-только научилась ходить, и матери приходилось привязывать её вместе с маленьким Витькой к ножке стола. Иначе – пиши пропало! Людка, едва научившись стоять на ножках, уже стремилась исследовать мир, а Витька, хоть и был младше, но характером пошёл в братьев – упрямый и непоседливый.

– Да куда ж вам деваться-то! – ворчала мать, привязывая малышей лентами к столу. – И так за всеми уследить невозможно, а тут ещё вы двое!

Но братья Ковалевы знали: за спиной у них – надёжное плечо родных, и это придавало им сил. Даже когда Серёжка с дружками задирался, Пашка не боялся – он знал, что если что, братья всегда придут на помощь. А пока… пока нужно бежать в класс, потому что звонок уже прозвенел, и учительница не любит опозданий.

Зинаида Васильевна, заметив вбежавшего Пашку, только головой покачала:

– Ковалев! Только тебя и ждём. Всех уже повели фотографироваться!

Пашка, тяжело дыша после бега, поспешил к классу, где собирались ребята. Он был в мать – невысокого роста, крепкий, с упрямым взглядом. Но именно из-за своего роста учительница попыталась поставить его в первый ряд на фотографиях.

– Павлуш, – обратилась она к нему, – давай-ка вставай сюда, в первый ряд. Ты же знаешь, как важно, чтобы все были видны на фотографии.

Но Пашка, заметив свои заштопанные штаны с дырками на коленях, упёрся:

– Нет! – буркнул он, зло посмотрев на учительницу. – Нормально мне во втором ряду будет

В его голосе прозвучала такая искренняя обида, что в глазах Зинаиды Васильевны промелькнуло понимание. Она внимательно посмотрела на мальчика, а потом мягко улыбнулась:

– Ну ладно, Паш… А давай я лучше твой чубчик расчешу? Будет на фотографии как настоящий красавчик.

Пашка немного смягчился, но всё ещё хмурился. Учительница, не дожидаясь ответа, достала из кармана маленький гребень и аккуратно начала причёсывать его непослушные вихры.

– Вот так… Вот так… – приговаривала она, стараясь отвлечь мальчика от переживаний. – Теперь точно красавец!

Ребята вокруг заулыбались, видя эту сцену. А ведь Пашка весь этот месяц прятался от матери, как только мог. Та имела привычку брить всех детей в один день – и если бы она добралась до его чуба, то на фотографии он бы выглядел как все остальные – с коротко стриженой головой. За это ему пару раз влетало от матери, но в нужный момент, он снова куда-то успевал спрятаться.

Фотограф уже готовился к съёмке, и вскоре все выстроились в ряды. Пашка, хоть и стоял во втором ряду, чувствовал себя увереннее – ведь учительница не просто смирилась с его просьбой, но и нашла способ поддержать его достоинство по-своему.

Когда фотограф крикнул «Внимание! Улыбаемся!», Пашка, несмотря на все сомнения, постарался принять самый серьёзный вид. В конце концов, это была школьная фотография – память на долгие годы. И пусть он будет стоять во втором ряду, зато с чубом и с чувством маленькой, но важной победы.

После фотографирования все разошлись по классам. Первым уроком была математика – любимый предмет Пашки. В отличие от других ребят, которые морщились при виде цифр и примеров, он буквально расцветал, когда учительница писала задания на доске.

Пашка обожал этот момент, когда числа, словно послушные солдатики, выстраивались в ряды на листке тетради. Он с удовольствием решал примеры, внимательно следил за каждым действием, и когда в конце получался правильный ответ – это было настоящее торжество!

Его пальцы ловко скользили по страницам тетради, карандаш уверенно выводил цифры. Когда другие ребята путались в многозначных числах, Пашка легко справлялся даже с самыми сложными задачами. Он любил математику за её чёткость, за то, что здесь всегда есть один правильный ответ, за то, что не нужно гадать или сомневаться.

Особенно приятно было сдавать решённые задания. Пашка всегда первым тянул руку, когда учительница спрашивала, кто готов показать решение. Он горделиво поднимал тетрадь, словно преподнося драгоценность, и с замиранием сердца ждал оценки.

– Молодец, Павлуш! – часто хвалила его Зинаида Васильевна. – Опять всё правильно решил!

Эти слова грели его сердце. Он садился на место, улыбаясь про себя, и чувствовал себя настоящим победителем. В такие моменты Пашка понимал, что математика – это не просто школьный предмет, это его страсть, его маленькая победа над сложностями деревенской жизни.

На уроке время летело незаметно. Пашка с головой погружался в мир чисел, забывая обо всём на свете – и о том, что на нём чужая рубашка, и о дырявых штанах, и даже о том, что мать скоро заметит его неподстриженный чуб. В математике он был по-настоящему счастлив.

День пролетел незаметно. После вкусного школьного обеда, который так любил Пашка – горячая каша с маслом, свежий хлеб и компот из совхозных сушенных яблок – он собрал свои вещи и отправился домой.

Полторы версты в огромных валенках – не ближний свет, но Пашка не жаловался. К тому же в этих тяжёлых, но тёплых обувках он не боялся замёрзнуть даже в лёгкой курточке. Дорога пролегала через заснеженное поле, где под ногами похрустывал снег, а вокруг расстилались белоснежные просторы.

Издалека он заметил, как в окне их избы мелькнула знакомая фигура – это был Юрка, его младший брат. Тот, увидев Пашку, тут же начал грозить ему кулаком – наверняка злился из-за утреннего инцидента с валенками.

Пашка лишь улыбнулся, качая головой. Он хорошо знал характер брата – тот быстро отходчивый, и завтра они уже будут вместе играть во дворе. Мальчик помахал Юрке рукой и ускорил шаг – дома наверняка уже готовились к ужину, а мать, наверное, волновалась, где так долго пропадает её сын.

В ушах всё ещё звучали слова учительницы, похвалившей его за решение задачи, а в кармане лежала тетрадка с отличной оценкой. Этот день, как и многие другие, стал ещё одной страницей в книге его школьной жизни – трудной, но такой важной для его будущего.

Глава 2. Хроники деревенского детства

Вот и пролетела начальная школа. Для Пашки это был важный этап в жизни, но впереди ждали новые испытания. Теперь предстояло ходить в пятый класс – а это означало переезд в соседнюю деревню, которая находилась в добрых пяти километрах от дома. Путь неблизкий, особенно зимой, когда сугробы заносят дороги, а мороз кусает за щёки.

Но Пашка не сомневался – школу нужно заканчивать. Он видел, как некоторые ребята после четвёртого класса бросали учёбу и шли работать в совхоз. Видел и Матвея – того самого разгильдяя, который еле-еле дотянул и закончил восьмой класс.

В те годы действовала государственная программа с громкими лозунгами «без второгодников». Школа, боясь не соответствовать заданию партии, выпускала всех учеников с аттестатами, даже тех, кто едва ли мог написать своё имя. Матвей был как раз из таких – учился кое-как, пропускал уроки, но благодаря этой программе всё-таки получил документ об окончании восьмилетки.

Пашка же понимал: просто так, за красивые глаза, успеха не добиться. Нужно учиться, стараться, преодолевать трудности. И пусть путь до школы далёк, пусть придётся вставать ещё раньше – он готов к этим испытаниям. Ведь образование – это его шанс на другую, лучшую жизнь.

В его голове уже зрел план: закончить школу, а потом, может быть, даже поступить в техникум или институт. Кто знает, какие возможности откроются перед ним, если он будет упорно идти к своей цели.

И хотя Пашка любил учиться, летние каникулы он обожал ещё больше. С первыми лучами солнца он вместе с братьями и сёстрами убегал в лес – там было столько интересного!

Лес манил своими тайнами: спелой земляникой на полянках, грибами после дождя, шумными ручьями и высокими деревьями, на которые так хотелось забраться. Ребята целыми днями пропадали среди берёз и сосен, придумывая новые игры и находя удивительные вещи.

Дома же царила особая атмосфера. Еды часто не хватало – то ли из-за того, что ртов в семье было слишком много, то ли мама, бросившая работу из-за многодетности, просто не успевала готовить на всех. Отец, как и многие в деревне, жил своим укладом. С утра, не засиживаясь за столом, шагал на конюшню – там его ждали лошади, там была его забота. А после обеда спешил на пасеку, где ульи стояли в ряд, словно солдатики на плацу.

Не гонялся он за лишней деньгой, не бегал по деревне в поисках подработки. «Всяк сверчок знай свой шесток», – говаривал он, когда бабы на селе шушукались за его спиной, мол, непутёвый мужик, семью не обеспечивает.

Пчёлы да кони – вот что было ему по душе. Сидел он часами возле ульев, слушал, как жужжат пчёлки, или в конюшне, поглаживая гривы лошадей, рассказывал им что-то тихим голосом. А про достаток семьи будто и позабывал.

Другие мужики в деревне, те и на лесопилку ходили, и на мельницу, и в поле на подмогу нанимались. А Пашкин отец – нет. «Каждому своё», – отмахивался он, когда его укоряли.

И хоть жили мы небогато, отец своего уклада не менял. Говорил, что работа должна душу радовать, а не только карман набивать. И хоть не все его понимали, да кто ж посмеет деревенского мужика учить, как жить-то надобно? В такие моменты лес становился не просто местом для игр – он кормил ребят. Они собирали ягоды, грибы, иногда удавалось поймать рыбу в речке. Эти находки помогали разнообразить скудный домашний стол.

По вечерам, уставшие, но счастливые, дети возвращались домой. Пашка часто думал о том, как нелегко приходится родителям, но никогда не жаловался. Ведь главное – они были вместе, а значит, любые трудности можно было пережить.

И пусть лето было порой голодным, оно оставалось самым свободным временем года. Время, когда можно было забыть об уроках и тетрадях, и просто быть ребёнком – бегать, играть, исследовать окружающий мир и помогать семье всем, чем мог.

Пашка отчётливо помнил тот день, как вчера. Тётя Марфа, встретив его на деревенской улице, с улыбкой протянула кулёк конфет. Радости мальчика не было предела – сладости в их доме были редким гостем. Не раздумывая ни секунды, он помчался домой, чтобы поделиться радостью со всей семьёй.

Он вбежал в избу, размахивая кульком, и с гордостью высыпал конфеты на стол. «Смотрите, сколько конфет!» – радостно объявил он, ожидая похвалы. Но вместо радости на лице матери появилось гневное выражение.

– Как ты посмел взять подачку?! – голос матери дрожал от гнева. – Немедленно выброси это!

Пашка не понимал, что происходит. Он ведь хотел как лучше, хотел поделиться со всеми. Но мать была непреклонна. Она выбросила конфеты в печку, а потом, взяв охапку крапивы, отхлестала сына.

– Запомни, – строго произнесла она, – никогда не бери еду у чужих. Пусть никто не думает, что мы здесь голодаем и не можем накормить своих детей!

Пашка стоял, глотая слёзы, и впитывал каждое слово. В тот момент он понял: гордость и честь семьи важнее любых сладостей. Этот урок он запомнил на всю жизнь – лучше голодать, но сохранить достоинство, чем принять подачку и запятнать честь семьи.

С тех пор он никогда не брал еду у чужих, даже когда очень хотелось есть. В его сердце навсегда остался след той горькой обиды, смешанной с пониманием важности семейных ценностей и уважения к себе.

Спина долго горела от крапивных ударов. Мать не выбросила оставшуюся крапиву – сварила из неё щи, как делала это почти каждый день с весны. Пашка не мог смотреть на это блюдо, вспоминая недавнее наказание.

Не выдержав, он убежал в лес – туда, где можно было спрятаться от всех и выплакаться в одиночестве. Но плакать он себе не позволял – ведь он уже взрослый, не маленький.

В лесу уже вовсю пробуждалась весна. Пашка знал, какие травы можно есть – мать учила его этому с малых лет. Он нашёл молодые листья одуванчика, кислицу, сныть – всё то, что росло весной.

Мальчик собирал травы и ел их, стараясь не думать о случившемся. Горьковатый вкус зелени смешивался со слезами, которые он пытался сдержать. Он же мужчина, а мужчины не плачут.

В лесу было тихо и спокойно. Только птицы щебетали, да ветер шелестел в ветвях. Пашка сидел, прислонившись к стволу старой берёзы, и думал о том, как важно быть сильным. И о том, что иногда сила заключается не в кулаках, а в умении принять тяжёлый урок.

Вечером, когда голод стал совсем уж сильным, он вернулся домой. Щи из крапивы, как ни странно, оказались вкусными. Он взял кусок хлеба и отправился спать.

В их семье всё было устроено по-особенному: старшие дети учили средних, а те, в свою очередь, передавали знания младшим. Так, из поколения в поколение передавались секреты выживания в деревне.

С весны до осени вся детвора пропадала в лесу. Старшие показывали младшим, какие травы можно есть, где растут самые сочные ягоды, как отличить съедобные грибы от ядовитых. Каждый день приносил новые открытия и знания.

Пашка помнил, как впервые нашёл поляну с земляникой – ярко-красные ягоды, так и манили своей сочностью. А потом была черника, малина, грибы… Лес щедро делился своими дарами с теми, кто знал его тайны.

Но особое волнение охватывало всех, когда приближалась пора яблок. В бывшей графской усадьбе, что стояла на окраине деревни, росли великолепные фруктовые деревья. Их сочные плоды были настоящим сокровищем для деревенских ребятишек.

Как же все радовались, когда яблоки начинали созревать! Ребята бежали в заброшенный сад, собирали спелые плоды и возвращались домой с полными карманами. Эти моменты становились настоящим праздником – ведь сладкие яблоки были редкостью в их простой жизни.

Так, день за днём, дети учились выживать, помогать друг другу и находить радость в простых вещах. Лес и старый сад стали для них не просто местом сбора даров природы, а настоящей школой жизни, где каждый урок был важен и запоминался навсегда.

Пашка не мог скрыть своей зависти к старшему брату Матвею. Пока он помогал матери по хозяйству, Матвею отец разрешал с самого утра кататься на лошадях. А какие это были моменты – скачки по лесу, купание лошадей в речке, запах конского пота и свободы…

Матвей, несмотря на свой разгильдяйский характер, иногда проявлял неожиданную доброту. Он знал о зависти младшего брата и, случалось, брал его с собой. Крепко держась за брата, Пашка сидел на крупе лошади, чувствуя, как под ними мерно переступают сильные ноги, как ветер развевает волосы.

В такие минуты все обиды и зависть отступали. Он чувствовал себя настоящим наездником, пусть и маленьким. Матвей, хоть и относился к нему порой свысока, всё же был заботливым старшим братом – никогда не гнал лошадь слишком быстро, следил, чтобы Пашка крепко держался.

Эти редкие моменты счастья оставались в памяти Пашки яркими пятнами. Он понимал, что брат тоже не волен делать всё, что хочет – отец строг и к нему. Но в эти минуты, сидя за спиной Матвея, вдыхая запах конского пота и свободы, Пашка чувствовал себя самым счастливым на свете.

А потом, когда лошади входили в прохладную воду речки, и брызги летели во все стороны – это было настоящее волшебство, которое он делил с братом. И в такие моменты Пашка понимал, что зависть – плохое чувство, а братская любовь и забота стоят гораздо больше любых привилегий.

Раннее утро в деревне начиналось с суеты и детского смеха. Ковалёвы, как всегда, собирались большой гурьбой. Матвей и Дашка, старшие в семье, вели за собой остальных: Кольку, Пашку, Юрку. А за ними, словно хвостик, бежали младшие – Витька и Людка, едва успевая за старшими братьями и сёстрами.

Матвей и Дашка сразу бросались в глаза – высокие, статные, с русыми волосами, точно такими же, как у отца. Но что объединяло всех Ковалёвых, так это их яркие карие глаза, почти чёрные, будто две бездонные пропасти.