Царский слуга

– Бедный паренек, – сказал второй стражник со вздохом и состраданием на лице, – жаль его.

Весь оставшийся день Дмитрий провел, сидя на скамье у колодца и смотря вдаль невидящим взором. Он вновь и вновь с огромной болью в сердце вспоминал все, что случилось в тот страшный день, и силился придумать, что же еще он мог сделать для спасения своей семьи. Вот только в голову ему ничего не приходило, ибо, как говорится, выше своей головы не прыгнешь. И в какой-то момент юноша подумал, что незнакомец, по-видимому, был прав, когда сказал, что он сделал все, что мог. Это осознание незамедлительно произвело целительный эффект: крестьянский сын вдруг понял, что после этого разговора ему действительно стало легче на душе, как будто все это время он нес на себе огромный валун, и теперь скинул его с себя.

К тому времени день уже подошел к концу, солнце почти село и на улице смеркалось, а от колодца потянуло прохладой. Опомнившись от тяжелых размышлений, юноша вдруг осознал, что продрог от вечерней свежести и рана, полученная неделю назад, все еще беспокоит его. Таким образом, несмотря на то, что пару дней назад Дмитрий отказался от помощи лекарей, теперь он решил вернуться в крепостной госпиталь и продолжить лечение.

Дорога до лазарета пролегала по пустынным улочкам с деревянными домами и заняла около десяти минут. Все время пути юноша вспоминал последние слова, сказанные незнакомцем, о том, что его род не должен прерваться на нем, и в конечном итоге мысленно пообещал своему отцу, что не допустит этого. Когда же Дмитрий достиг здания лазарета, на улице совсем стемнело, на небе ярко светила луна, освещая все таинственным голубоватым светом. Юноша постучал в массивную дубовую дверь, и вскоре ее отворила девочка лет двенадцати с каштановыми волосами и лицом, покрытым веснушками.

– Ах, Дмитрий, вы все-таки вернулись! – воскликнула Василиса, помощница одной из местных целительниц, не скрывая своей радости и облегчения. – Проходите скорее. Мы с Софией очень сильно за вас переживали, вы ведь не долечили рану, и она может загноиться…

Уже через десять минут целительница София промывала рану юноши, едва начавшую заживать, отчитывая его за этот побег, который мог привести к печальным последствиям. Дмитрий же в этот момент вдруг почувствовал, что, несмотря на потерю семьи и друзей, вокруг него есть люди, которым не безразлична его судьба, и которые готовы прийти ему на помощь в трудную минуту. Это осознание наполнило душу крестьянского сына теплом, которого он уже давно не ощущал.

На заживление полученной в бою раны понадобилось несколько недель, после чего юноша не пожелал покидать стены крепостного госпиталя. Не привыкший сидеть без дела, он очень хотел чувствовать себя кому-то нужным, приносящим пользу, и предложил местным лекарям свою посильную помощь в уходе за ранеными воинами. В условиях продолжавшихся боев и большого количества раненых людей это было принято знахарями с большой благодарностью.

Оставшись жить и работать в крепостном госпитале, Дмитрий прикладывал все усилия для того, чтобы его труд был грамотен и полезен. Крестьянский сын много узнал о том, как лекари извлекают застрявшие стрелы, обрабатывают и прижигают раны, делают перевязки. Он и сам участвовал во всех этих манипуляциях с ранеными воинами царского войска, помогая опытным целителям.

Василиса как-то научила его делать заживляющую мазь из подорожника по рецепту, разработанному ее наставницей Софией, пояснив, что она обладает мощным противовоспалительным, кровоостанавливающим, противоотечным и болеутоляющим действием. Благодаря этому в свободное от обработки ран воинов время Дмитрий занимался изготовлением этой мази, а также настойки из уксуса и глины, которую позднее лекари использовали для промывания ран.

В один из вечеров Дмитрий гулял по территории города, наблюдая за тем, как коронованный царь Владислав, стоя на улице, о чем-то разговаривал с министром социальной политики Павлом Михайловичем, которого юноша несколько раз видел в крепостном госпитале. Подойдя чуть ближе, крестьянский сын с крайним удивлением увидел рядом с царем человека, который успокаивал его и давал мудрые советы на крепостной стене месяц назад.

– Что это за юноша стоит рядом с царем Владиславом? – изумленно поинтересовался он у одного из царских стражников, которого он доселе не встречал.

– Ты что, с дуба рухнул? Господ не узнаешь? – недовольно спросил у Дмитрия ратник, смерив его презрительным взглядом.– Это же Его Высочество, царевич Алексий, наследник престола. Стыдно должно быть такого не знать.

Этот ответ глубоко поразил юношу – в свое время, вспоминая произошедший разговор, он был удивлен даже тому, что дворянский сын стал тратить на него, крестьянина, свое драгоценное время. И уж тем более он был удивлен, осознав, что дворянский сын оказался сыном царя. Ибо все это время он считал, что общался в тот день с человеком из зажиточного рода, приписанным к полку, дабы получить высокий воинский чин к моменту своего совершеннолетия.

Подойти к Алексию Дмитрий так и не решился, но мысленно благодарил юношу за моральную поддержку, которую он получил от него при их личном общении.

Глава 5 "Царские повеления"

К середине июня царские войска смогли освободить часть земель Сурского царства от иноземных захватчиков, и царь Владислав сообщил царевичу Алексию о том, что их военный поход на этом заканчивается, через несколько дней они отправятся домой в Царевград. Наследник престола был очень рад тому, что наконец-то увидится со старшим братом царевичем Иваном, по которому он очень соскучился за эти полтора месяца – никогда ранее братья не расставались на такое длительное время.

Накануне своего отъезда царь Владислав с сыном в последний раз обходил крепость, разговаривая о трудностях и планах на будущее с царскими воинами, крепостными лучниками и местными жителями. Зашел он и в госпиталь, чтобы справиться о самочувствии раненых солдат и переговорить с целителями о том, что им еще может понадобиться для быстрого и качественного исцеления людей.

По приказу главного лекаря все знахари и их подмастерья, среди которых был и Дмитрий, собрались в большой комнате, где находились раненые воины. Учитывая то, что линия боевых действий отодвинулась от города Громов, это помещение теперь было полупустым. Бывший главный казначей, а ныне царь, Владислав понимал, что содержать такое количество лекарей в этом городе теперь нецелесообразно, и часть людей следует перераспределить в госпитали других городов Сурского царства.

Когда царь Владислав с сыном вошли в комнату, Дмитрий сразу же узнал царевича Алексия. Тот также узнал крестьянского юношу, поздоровавшись с ним едва заметным кивком. Царь разговаривал с каждым лекарем и раненым солдатом, когда очередь дошла до Дмитрия.

– Ты выглядишь совсем молодо, – задумчиво сказал Владислав, оценивающе осмотрев юношу. – Сколько тебе лет?

– Пятнадцать, – послышался робкий ответ человека, никогда в своей жизни не мечтавшего о том, чтобы говорить с повелителем целого царства, и посему чувствовавшего себя «не в своей тарелке».

– Судя по твоему возрасту, ты же не лекарь? И на раненого тоже не похож, – продолжил царь, вопросительно посмотрев на других целителей. – Где твои родители?

– Они погибли, – отозвался юноша, опустив глаза и сглотнув подступивший к горлу ком: этот, казалось бы, невинный вопрос тут же вызвал волну страшных воспоминаний. – Все мои родные погибли, я теперь сирота.

– Мне очень жаль, – промолвил Владислав, несколько смутившись от всего услышанного. – Тебе есть, где жить сейчас, кроме госпиталя?

– Нет, – тихо ответил Дмитрий, отчетливо шмыгнув носом, – враги сожгли мое село дотла.

Эти слова и несчастный внешний вид подростка вызвали у царя чувство жалости к нему и огромное желание помочь. После чего мужчина повернулся к сыну и сказал: «Алеша, вы с ним одного возраста, возьми его в свои слуги и прикажи поселить во дворце».

– Хорошо, батюшка, – откликнулся Алексий, уже слышавший эту историю и с состраданием посмотревший на юношу.

После окончания разговора с лекарями и раненными, царь Владислав вместе с сыном покинул стены госпиталя. Дмитрий растерянно вышел на улицу, не понимая, что приказал повелитель Сурского царства, и что ему теперь нужно делать. В это момент к нему подошел уже знакомый ему стражник Владимир.

– Пойдем со мной, – сказал он потерянному юноше, – Его Высочество ожидает тебя в своей избе. Надеюсь, ты понимаешь, что в прошлый раз ты разговаривал с ним оскорбительно? – начал отчитывать Дмитрия царский стражник, говоря назидательным тоном. – Ни в коем случае нельзя грубить наследнику престола, пререкаться с ним, повышать голос, говорить лишнего. Говорить можно только то, о чем он тебя спрашивает, только по делу. Обращаться: исключительно Ваше Высочество, а к царю: Ваше Величество. Смотри, не перепутай. И не забудь поклониться ему при входе в избу.

– Что же мне теперь делать, если я не узнал его тогда? – испуганно, почти шепотом спросил стражника юноша. Перед его глазами тут же всплыла картина, как рассерженный царевич ругает его за неподобающее поведение при их прошлой встрече.

– Так и скажи, и попроси прощения, – ответил Владимир нравоучительно, – авось, простит. Алексий Владиславович не злопамятный человек.

Подойдя к деревянному дому, стражник постучал в дверь, из-за которой послышалось громкое «Войдите». Отворив дверь, Владимир и Дмитрий вошли в помещение, крестьянский юноша увидел просторную комнату с деревянными стенами, столом, покрытым бордовой скатертью, и красными занавесками в цвет ковра, лежавшего на полу. В глубине комнаты у стены стоял диван, оббитый светлой тканью, над которым висела небольшая картина, воздух в избе был наполнен запахом дров и хвойных пород деревьев.

Стражник Владимир поклонился наследнику престола, чуть толкнув плечом Дмитрия, тот также преклонил голову перед Алексием, поспешно и виновато заговорив: «Здравствуйте, Ваше Высочество, простите меня, пожалуйста, я не признал Вас в прошлый раз».

– Я это понял, – совершенно спокойно ответил царевич, стоя перед ними посреди комнаты на красном ковре.– Я рад, что ты меня все-таки услышал и не совершил самосуда.

– Я хотел поблагодарить Вас, – решился продолжить говорить Дмитрий, посмотрев на царского сына признательным взглядом и ощущая, как чувство благодарности наполняет его сердце. – Не знаю, что на меня нашло в тот день, я как будто бы не осознавал, что творю.

– Значит, так должно было случиться, чтобы мы оказались на крепостной стене в одно и то же время, – по-философски отозвался Алексий, будучи по характеру скромным человеком, не требующим большого количества благодарностей, и продолжил: «Раз уж мой отец определил тебя в мои слуги, расскажи мне, что ты умеешь делать».

Дмитрий задумчиво отвел взгляд в сторону вверх и начал перечислять то, что ему приходилось делать, живя в селе Воскресенское: «Ну, я умею пахать землю, сеять и собирать урожай. Рыбачить, собирать грибы и ягоды, охотиться. Ухаживать за скотиной и домашней птицей, доить коров и коз. Собирать валежник, колоть дрова и топить ими печку, готовить в ней еду. Еще в госпитале меня научили делать мази и настои для промывания ран».

– Не думаю, что нам могут пригодиться твои былые крестьянские умения, – задумчиво промолвил царевич и спросил: «Читать, писать умеешь?».

В ответ крестьянский юноша лишь безмолвно помотал головой: обучение грамоте в Сурском царстве испокон веков было доступно только дворянам и зажиточным представителям других сословий, Дмитрию же довелось родиться в небогатой сельской семье.

– Тогда мы поступим так, – продолжил вещать царский сын уверенным голосом, – по приезду в Царевград я определю тебя в дворцовую дворянскую школу, там ты сможешь получить образование.

Увидев удивленный, неверующий взгляд Дмитрия, Алексий вынужден был объяснить свое решение: «Во-первых, нам нужны во дворце образованные люди, ответственно подходящие к работе. Что-то мне подсказывает, что ты – ответственный человек. Во-вторых, я полагаю, что процесс обучения отвлечет тебя от мрачных мыслей, которые, насколько я вижу, продолжают тебя преследовать».

– Благодарю Вас, Ваше Высочество, – с огромной теплотой в голосе ответил Дмитрий, вновь поклонившись и положив руку на сердце. На этот раз чувство благодарности уже переполняло его. – Обещаю, что не подведу Вас, никогда не забуду Вашу доброту и милосердие ко мне, буду верой и правдой служить Вам.

Уже на следующий день крестьянский юноша покинул город-крепость Громов, отправившись в Царевград в составе царского кортежа. Дмитрий очень надеялся, что теперь у него начнется новая, светлая жизнь, вдалеке от мест, хранящих тяжелые и страшные воспоминания.

Глава 6 "Дворец, воспоминания и новые знакомства"

Спустя несколько дней, проведенных в пути, кареты царского кортежа въехали в столичный город Царевград. Зрелище, открывшееся из окна, вызвало у Дмитрия огромное удивление, близкое к тому изумлению, которое испытывают маленькие дети, впервые увидевшие что-то. Никогда еще юноша не видел такого большого города, чьи улицы были застроены деревянными и кирпичными домами, стоящими так близко друг к другу, словно люди в толпе, а улицы были покрыты каменной брусчаткой. Но еще большее удивление ждало крестьянского сына впереди – преодолев путь через весь город, кортеж въехал в красивейшую каменную арку, покрытую замысловатыми рисунками, и сразу за ней отрылся вид на дворцовый сад и сам дворец.

Проезжая мимо огромного пруда, местами заросшего кувшинками, Дмитрий с чувством печальной ностальгии вспомнил то озеро, на которое приходил рыбачить и побыть наедине с самим собой каждое утро. Теперь ему казалось, что это было так давно, словно в прошлой жизни, или во сне. Когда же царский кортеж, наконец, остановился и юноша оказался на улице, он мгновенно лишился дара речи: дворец, украшенный изящными колоннами, лепниной и позолотой, выглядел поистине величественно и роскошно. Несомненно, это было самое высокое и красивое здание, которое крестьянскому сыну когда-либо доводилось видеть, а его интерьер был еще более впечатляющим. Едва войдя в здание, Дмитрий увидел огромные красочные картины, размещенные на стенах, и обомлел от колоссальной высоты потолков, освещаемых хрустальными люстрами с множеством свечей. В залах стояли роскошные диваны и кресла, переливались языком пламени белокаменные камины, а на полу лежали дорогие ковры.

Пройдя по одному из коридоров, монаршие особы вместе с царской свитой оказались в огромном зале, в котором их уже ожидали люди. Крестьянский юноша увидел душевную картину встречи членов царской семьи: ранее незнакомый ему молодой мужчина в синем кафтане с золотой вышивкой с большой радостью на лице и теплотой в голосе обнял сначала царя Владислава, назвав его батюшкой, и затем и царевича Алексия, обратившись к нему «дорогой братишка». Из этих слов Дмитрий понял, что перед ним был старший сын царя Владислава – восемнадцатилетний главный наследник престола царевич Иван.

Какое-то время Дмитрий наблюдал за эмоциональной, счастливой сценой воссоединения царской семьи. Царевич Алексий, который ранее показался ему крайне сдержанным и мало эмоциональным, теперь предстал в ином виде – как любящий младший брат, который с большим рвением обнял старшего братишку. Из обрывков услышанных фраз крестьянский юноша понял, что оба брата сильно соскучились друг по другу, а царевич Иван все это время переживал из-за того, что царский кортеж мог попасть во вражескую засаду.

Последняя новость, сообщенная старшим наследником престола, и вовсе вызвала возгласы счастья, сначала среди монарших особ, а затем и среди присутствовавших в зале слуг. А вести были и вправду чудесными – незадолго до окончания этого военного похода стало известно о том, что молодая супруга царевича Ивана, царевна Анастасия, ждет ребенка. И все придворные с большим умилением наблюдали за тем, как Алексий поздравлял старшего брата с этим знаменательным событием и говорил, что он очень рад тому, что станет дядей.

Увиденное вызвало у Дмитрия противоречивые чувства: с одной стороны он был растроган наблюденной картиной долгожданной встречи царской семьи и тем, какие теплые, доверительные взаимоотношения складывались в ней. С большим удивлением юноша осознал, что монаршие особы совершенно не отличались от своих слуг, присутствовавших в этом зале: и царь Владислав, и его сыновья вне государственной работы оказались самыми обычными людьми, с такими же, как и у всех, тревогами и радостями. С другой же стороны юношу настигло ощущение несправедливости от болезненного осознания того, что ему самому такая встреча с родными уже не суждена.

От этих мыслей Дмитрия отвлек стражник Владимир, сказав, что Его Высочество распорядился поселить его на третьем этаже дворца. Из дальнейшего разговора по пути на третий этаж юноша узнал, что на первом этаже располагаются залы для приема царских гостей, в том числе министров и иностранных послов, а также дворянская школа, на втором этаже находятся личные покои членов царской семьи, их рабочие кабинеты и дворцовая кухня. А на третьем этаже живут все придворные слуги: люди, занимающие высокие посты, проживают в отдельных помещениях, остальная же прислуга обитает по два, три человека в одной комнате ввиду того, что придворных намного больше, чем свободных покоев. Может быть, для кого-то из слуг это и казалось чем-то плохим, но Дмитрий никакой проблемы здесь не увидел, так как еще пару месяцев назад жил в небольшой деревянной избе с родителями, тремя братьями и сестрой и был привычен к такой жизни.

Войдя в комнату, указанную стражем, юноша в сумеречной полутьме увидел две кровати, на одной из которых спал молодой мужчина лет двадцати пяти на вид. Также в этом небольшом помещении было два дубовых стола, два стула и шкаф из той же породы дерева, а также красный ковер на полу – больше здесь ничего бы не поместилось. В отличие от залов, расположенных на первом этаже, здесь отсутствовали яркие картины, и Дмитрий даже облегченно выдохнул от этого – было бы крайне странно спать там, где на тебя со стен постоянно кто-то смотрит.

Обернувшись к двери, дабы ее закрыть, крестьянский сын вздрогнул и пораженно замер – со стены на него смотрел живой человек! Понадобилось несколько секунд, прежде чем он понял, что это было его собственное отражение в зеркале – чудесном изобретении, которого он раньше не видел, но как-то слышал о нем.

Какое-то время юноша рассматривал свой облик: прежде он мог его увидеть только на рыбалке в нечетком отражении водной глади озера. Теперь же он лицезрел себя так четко, словно глядел сейчас на своего брата-близнеца, которого, впрочем, у него никогда не было. Светлые волосы цвета соломы, голубые глаза, такие же голубые, как небо в ясную погоду. Вот только на душе у Дмитрия было не столь безоблачно, как ему бы хотелось.

Да, ему стало легче после душевного разговора с царевичем Алексием, за что юноша был крайне благодарен наследнику престола и чувствовал себя в долгу перед ним. Но это облегчение не могло перекрыть тяжелые воспоминания о пережитой утрате. На своей щеке Дмитрий увидел родинку – такую же, как и те, что были у его матушки, братьев и сестры. Он и не задумывался никогда, есть ли она и у него тоже. Неспроста родинка называется именно так, – подумал парень, – это отметка, стоящая на родных людях.

Воспоминания о близких вновь всплыли в голове юноши – они просто не могли уйти незаметно из его жизни, не оставив свои образы навечно в его памяти и печаль в сердце. Крестьянский сын настолько привык к тому, что эти люди всегда были рядом с ним, что даже не задумывался, что их может когда-нибудь в одночасье не стать. Дмитрий стоял, грустно улыбаясь в пустоту, в зеркало, вспоминая свое детство и недавнюю юность, тесно связанную с родителями, братьями и сестрой. Сколько бы он сейчас отдал за то, чтобы они были рядом с ним, жили всемером в этой маленькой комнате, в тесноте, но не в обиде.

В какой-то момент в его памяти всплыло воспоминание о том, как он, шестилетний мальчишка, случайно спалил в крестьянской печи лапти старшего брата. Как же тогда Федор отчитывал его, в тот момент ему было очень стыдно и обидно одновременно. Теперь же Дмитрий осознавал, что он многое бы отдал, чтобы ненадолго вернуться в тот день и снова услышать голос любимого брата.

Из этих мыслей юношу выдернул мужской бас за спиной:

– Ну, и долго ты будешь в зеркало смотреть? Чай не женщина! – после этих слов Дмитрий обернулся и увидел, что молодой мужчина, который до этого мирно спал, посапывая, теперь сидел на кровати и оценивающе смотрел на него, продолжая свой монолог. – Ты чьих будешь? Как тебя зовут?

– Меня зовут Дмитрий, а вас? – поинтересовался юноша, чуть тряхнув головой, словно бы пытаясь выкинуть оттуда тяжелые воспоминания, и прикладывая усилия, дабы успокоиться после них.

– Анатолий, – ответил сосед по комнате, зевнув. – Ты так и не ответил, чьих ты будешь. Какая у тебя фамилия?

Этот вопрос вызвал недоумение у крестьянского сына, ведь у него было только имя и отчество – Дмитрий Петрович, о чем он тут же и сообщил, без какой бы то ни было задней мысли помотав головой и сказав: «У меня нет фамилии». Даже несмотря на сумеречный час, юноша сразу же заметил, как изменилось лицо нового знакомого, став каким-то недовольным и высокомерным: «Так ты, значит, крестьянин?» – хмуро спросил мужчина. – «Понятно».

Это изменение в поведении Анатолия удивило Дмитрия: он не видел ничего предосудительного в своем крестьянском детстве, и эта картина даже позабивала юношу. Ему показалось смешным то, что монаршие особы отнеслись к нему с намного большей человечностью и снисхождением, чем один из их слуг, происходящий, по всей видимости, из какого-то дворянского рода.

– А что не так? – осведомился Дмитрий, картинно нахмурившись. – Чем вам не угодили крестьяне?

– Только тем, что мне бы не помешали хорошие связи для того, чтобы получить повышение по службе, а ты мне явно тут не помощник, – нехотя отозвался Анатолий, вновь улегшись на кровать и с головой накрывшись одеялом.

– Кем же вы работаете, если не секрет? – спросил юноша, удивившись тому, что его собеседник считает, что не сможет добиться повышения сам, без каких-то там связей.

– Помощником Его Величества по казначейским вопросам, – холодно ответил мужчина, показывая своим тоном, что не особо желает продолжать разговор. – И да, если уж на то пошло, то для тебя я Анатолий Демидович, субординацию по возрасту и положению надо бы соблюдать, понятно?

– Понятно, но я все же считаю, что уважение должно быть заслуженным, – заметил Дмитрий, вновь подумав о том, как бы ему хотелось жить в одной комнате не с этим дворянином, а с кем-то из своих братьев. Пусть они были и крестьянами, но человечности в них было явно побольше.

Глава 7 "Ученье – свет"

Утро следующего дня началось для Дмитрия как всегда рано: несмотря на то, что на протяжении последних двух месяцев у него не было необходимости ходить на рыбалку, он так и продолжил просыпаться около шести утра. Встав в этот рассветный час и подойдя к окну, юноша отодвинул штору и увидел, как солнце медленно поднималось из-за горизонта, окрашивая небо в розовые, оранжевые и желтые оттенки. И эта картина рассвета, наблюденная из окна дворца, ничем не отличалась от того, что Дмитрий видел всякий раз, живя в селе. Разве что вместо деревенских домов вид теперь открывался на неглубокий пруд, аккуратно подстриженные кустарники и каменные дорожки дворцового сада. Что же точно сильно отличалось, так это пуховая перина и мягкая подушка, на которых юноше довелось спать этой ночью – прежние крестьянские соломенные подстилки, накрытые овчиной, по своей мягкости не шли ни в какое сравнение с ними.

Стоило только Дмитрию отодвинуть штору, и непослушный озорной солнечный луч тут же осветил комнату, помешав Анатолию нежиться в постели.

– Да что ж тебе не спится то в такую рань! – недовольно и сонно буркнул мужчина, переворачиваясь на другой бок и пытаясь закрыть глаза одеялом. – Прикрой занавеску обратно, спать мешаешь.

– Анатолий Демидович, говорят, здесь есть столовая для слуг, – начал свою речь юноша, вновь задвигая штору, – и говорят, что она работает с самого рассвета. Как туда попасть?

– Выйди в коридор… и иди направо… нет, налево… до конца, – вяло и неразборчиво ответил мужчина, снова проваливаясь в сон.

Дойдя до столовой, Дмитрий вновь увидел красиво обставленную большую комнату, на стенах которой были размещены картины с изображением различных пиршеств, а на потолке висела огромная хрустальная люстра. В помещении стояло несколько десятков столов, накрытых льняными скатертями с красной вышивкой, за некоторыми из которых уже завтракали люди, и юноша вспомнил, что ему рассказывали о распорядке жизни во дворце, когда он ехал в столицу в составе царского кортежа. Раньше всей прислуги вставали царские повара, а если говорить точнее, то те повара, которые работали в первую смену. Далее пробуждались слуги, обеспечивающие в утренние часы жизнедеятельность дворца, последними вставали работники умственного труда вроде Анатолия, которым затем предстояло много работать до самого вечера. У министров и монарших особ график работы и вовсе был не нормирован: порой слуги обнаруживали, что свет в их рабочих кабинетах горит глубоко за полночь.