Полонное солнце

– А ты? – Веслав положил руку Горану на плечо. – Гляжу, все один да один. Так женою и не обзавелся? Дом у тебя велик и уютен, а хозяйки в нем нет по-прежнему. Как так, друг мой? Неужто никто из прелестниц местных тебе не по нраву?

Горан вздохнул покаянно. По лицу его прошлась волна, меняя на миг его выражение, задержалась краскою на щеках, плеснула странной печали глазам… И схлынула незаметно. Он вновь расцвел улыбкой, будто и не было ничего:

– Женщины прекрасны, не скрою. Но когда они не путаются у тебя под ногами, не дают советов и не заглядывают в твой сундук с запасами, считая его своим.

Веслав засмеялся, глядя на него:

– Ты живёшь предубеждениями, Горан. Любая красавица Каффы почла бы за честь стать твоей женой. С таким человеком, как ты, и в таком месте, как это, любая колючка сделается розой без шипов.

И Веслав, улыбаясь, оглядел огромный ухоженный двор. Все вокруг благоухало и цвело, придавая дому яркое ощущение счастливой жизни. В ветвях деревьев чирикали мелкие птицы, шумно перелетая туда-сюда. Бутоны на розах готовились через время распуститься, одуряюще пахло чем-то сладким от ближайшего куста, чьи ветви были покрыты пушистыми сиреневыми цветами, водопадом спускающимися почти до самой земли.

Слуги тоже не сидели на месте, занимаясь каждый своим делом. Довольно крепкий раб средних лет метелкой сметал с дорожки невидимый сор, двое других, чем-то похожих на него, обрезали деревья и поливали цветы.

– Да у тебя и здесь рай, а не только на твоих виноградниках. – Заметил Веслав, и Горан самодовольно улыбнулся. Друг каждый свой приезд искренне восторгался его имением, и ему, будто ребенку, каждый раз было приятно это восхищение.

*

Веслав действительно с удовольствием осматривался, наслаждаясь пением птиц. Это райское место всегда успокаивало его, несмотря на тяжелые воспоминания о полоне, в котором он прожил здесь короткое время. Но тогда, многие лета назад, этот дом был другим – неуютным холодным каменным дворцом, владел которым суровый неулыбчивый хозяин – отец Горана. Друг многое изменил, сделавшись владельцем всего этого хозяйства после смерти отца и матери. Он приложил огромные усилия и вложил просто гигантские средства, чтобы вдохнуть душу в имение, сделав его живым. И ему это удалось. Веслав потянулся, заставляя расслабиться натренированное, всегда готовое к бою тело. Здесь, в этой усадьбе, укрытой от мира высоким каменным забором, он, как никто, понимал, как несправедлива порой жизнь, щедро одаривая одних всем на свете, а у других отнимая право даже на себя самое, уже не говоря хоть о какой-то свободе. Не забывая ни на мгновение, что за стенами этого кажущегося беззаботным уголка, судьба, словно гигантский поток, затягивает в свою пучину тысячи людей, чьи жизни стоят ровно столько, сколько за них готовы заплатить, он окончательно стряхнул с себя праздную сладкую лень, и, вдруг, серьезно взглянув на приятеля, молвил:

– Ну, и где же то самое сокровище, за которым я прибыл? Надеюсь, друг мой, я проделал такой путь не зря? Ты знаешь, я никогда не пустился бы в дорогу всего за одним рабом. Лишь поддавшись на твои уговоры, я решился сделать это. Надеюсь, товар того стоил? Ежели, нет, я утоплю его в море. Ну и тебя заодно.

Веслав, будучи гостем в Каффе, по давнему уговору с самим собою, всегда изображал из себя торговца людьми из далекой северной страны, купца, сурового человека с дурным характером. Ему так было проще. Он ни разу не изменил себе в таком, надевая эту маску лишь здесь. И знал, что действует верно. Его боялись, стало быть, не приставали с расспросами, тем самым освобождая его от необходимости лишний раз отвечать на них.

Подтверждение верности своим действиям он находил каждый раз. Как и теперь. Прислужник, что подметал дорожку, втянул голову в плечи и украдкой взглянул на Веслава. Гостя хозяина все боялись до одури, хорошо зная его непредсказуемый жестокий нрав, который тот не раз им охотно демонстрировал. И не желали даже думать, куда исчезают купленные им рабы, и что он с ними делает, увозя так далеко.

Горан усмехнулся. Он знал, что его друг лишь видится всем жестоким опасным зверем, каким по сути своей даже близко не является, и потому снисходительно относился к его причудам, хорошо понимая его методу. Показывая себя злобным хозяином в Каффе, чтобы сразу подавить возможное сопротивление невольников, коих он приобретал, за ее пределами Веслав обычно открывал спасенным пленникам истинное положение вещей и, вернув домой, устраивал на службу князю. Бывало, что и отпускал на все четыре стороны.

Полную свободу он с охотою предоставлял тем несчастным, за которых платил сам, покупая их по случаю или из жалости. И от него никто никогда не додумался сбежать, и ни разу никто из спасенных не покусился на его жизнь или жизнь сопровождающих его помощников, какие всегда были рядом, ежели ждала его в Каффе знатная толпа людей. В остальное время, по малому их количеству, он предпочитал действовать в одиночку. Некоторые рабы, освободившись, оставались в Каффе, служа зоркими глазами и чуткими ушами князю все оставшееся время, получая за это щедрое вознаграждение. Часто Веслава напрямую просили спасти того или иного человека, обещая заплатить немало монет. Иногда такое получалось, иногда не выходило вовсе, невольник успевал погибнуть от тягот жизни в полоне или просто не находился. Рабов-ратников, хорошо знающих свое дело, не всегда удавалось даже перехватить, на них был большой спрос, и требовалось поворачиваться, чтобы успеть, а иногда и впрямь переплачивать втридорога. Как с ценой на того таинственного умельца, какого предлагал Горан сейчас и за какого отдал целый мешок монет.

– Ты, как всегда, сразу о деле, друг мой. Сперва бы искупался, отобедал, отдохнул с дороги…

– У меня не так много времени теперь, Горан. Ты знаешь. И потом, я так привык. Сперва дело, а после уж отдых и безделье. Я и впрямь устал с дороги, но, покуда голова моя светла, я должен выполнить то, зачем приехал. Так, где он?

– На заднем дворе. В яме…

Веслав в удивлении приподнял брови. Ничего себе! В яму Горан обычно бросал рабов за особое буйство и непокорность. Да. Дела. Похоже, человека, что тот готов явить, еще и укрощать придется. Славное начало! Но отступать теперь поздно. Надобно сперва взглянуть на чудо-умельца. И найти, как подступиться к нему. А после уж решать, как быть. И он тяжело вздохнул, соглашаясь.

Горан кивнул и махнул кому-то рукой. Тут же на его зов из ближайших кустов шумно вывалился один из его лютых надсмотрщиков, кажется, его звали Этул. А, может, и как-то иначе. Веслав особо не стремился запоминать имена этих людей.

– Приведи. – Коротко приказал Горан, оглядев его и надменно сощурившись. Тот поклонился и ушел в глубину двора тяжелым шагом.

– Почему человек в яме? – Поинтересовался Веслав.

– Сбежать пытался. Да так, что людей моих сокрушить сумел, едва не вырвавшись. – Ответил Горан. Лицо его при этих словах осталось серьезным. Сурово насупился и Веслав, застыв в ожидании. Он верил Горану, как себе. Ежели его друг сказал, что нашел сокровище, стало быть, так оно и было. Ему не было резона обманывать. Да и чутье работорговца, много лет наблюдающего перед собой вереницы разных людей, никогда его не подводило. И, ежели он сказал, что это сокровище надобно было скинуть в яму от греха, чтоб унять до времени, значит в том состояла его правда. И дело того стоило.

– Не торопись гневаться, друг мой, как только все увидишь. Верь мне, я не шутил, когда зазывал тебя в этакую даль. Ты, поди, будешь разочарован сперва, но поверь, именно то, что этот раб так выглядит – его сильная сторона. Если бы ты знал, каковы его умения…

– И что же он такое умеет, что может меня удивить!? Али я ратников добрых да сильных не видал? – Веслав насторожился внезапно. В груди люто зашевелилась колючая тревога. Как выглядит этот чертов раб, если Горан смущается и прячет глаза, будто школяр, что надеется не получить палкой по спине от учителя за невыполненное задание?

– Поверь мне, я не знал, как закрыть свой открывшийся рот, когда этот человек голыми руками смог свалить моих людей, и сбежал бы, кабы один из рабов не обрушил кувшин на его голову. Ловили его всем скопом, да насилу поймали.

– Зная, каковы твои рабы и, какой силой обладают, надеюсь, ты отдашь мне его с целой головой? Хоть в своем уме он остался после того, как склянку разбили об него?

Горан потупил глаза и произнес, пожав плечами:

– С виду – так остался. А внутрь башки я ему не заглядывал. Да он бы и не дался.

Веслав тяжело вздохнул, обдумывая сказанное. «Свалил голыми руками». И это мощных прислужников Горана, какими он завсегда себя окружает, что в дому, что на дворе! Стало быть, для покупки предназначен кто-то до того небывалой силы, с каким знать не будешь, как договориться. Веслав уже встречал таких. Силы в них еще, несмотря на полон, велики, живым соком исходят, азарт покуда не иссяк, а еще более в таких гонору, какой веревицей не перевяжешь, все одно прет отовсюду. И вот гонор этот усмирить подчас нелегко. Потому как он их на плаву и держит, согнуться не дает. Такому пойди, что скажи, сразу его кулаком подавишься.

Да. Видать, столь хороша сия диковинка, что Горан тут же о Веславе вспомнил! Стоит пятерых… Каков же ратник этот, что даже друга искушенного он ввел в удивление и так заинтересовал, что тот за ним, как за дичью свежей, охоту снарядил, да не знал еще, возьмет ли? Занятно посмотреть. Да и недолго осталось, шум слыхать, стало быть, ведут уже.

Вдалеке и впрямь уже неровно гремела по каменьям цепь, отмеряя чьи-то неверные шаркающие шаги. Веслав обернулся на звук и, поперхнувшись воздухом, закашлялся, неожиданно поняв, что тоже не может "закрыть свой открытый рот".

Этул, злобно дергая и осыпая щедро бранью, вел на верёвке за собою какого-то грязного юнца. И было тому юнцу по виду годов так осемнадцать, не более. А может и менее. Кто ж его теперь разберет? Худой, будто скелет, с выступающими ключицами, со слипшимися от крови и пота длинными светлыми волосами, завесившими ему половину лица да опускающимися по спине до самого пояса, пленник сей еле передвигал ноги, опутанные толстой, местами подернувшейся рыжиною цепью. Сжатые в кулаки жилистые руки со сбитыми костяшками и низко опущенная голова, прямо говорили о том, каково ему сейчас.

Веслав повернулся к Горану и вытаращил на него глаза. Говорить он какие-то мгновения просто не мог, будто язык его расширился во рту, заполонив его весь. Даже зубы в нем увязли.

Горан криво усмехнулся и развел руки в стороны, давая этаким понять, что он предупредил. Этул, выслуживаясь сверх меры, вновь резко дернул за веревку, и юношу бросило к Веславу. Он на миг потерял равновесие, споткнувшись о цепь, и с трудом остановился, чтобы не влететь со всей дури в приезжего гостя.

Веслав смерил его взглядом. Вблизи было видно, что тот одет весьма странно – в разодранную в лоскуты, стеганую линялую куртку, какие Веслав видал иногда на китайских людях, по их охоте носить такое платье, и широкие бесформенные штаны, висящие спереди и сзади мешком. Поверх штанов каким-то чудом держался грязный кусок ткани, обернутый навроде фартука в несколько слоев и прикрывавший ноги в штанах примерно до колен. Один широкий, будто птичье крыло, рукав куртки держался на честном слове, второго вовсе не было, из оборванного ворота одинаково торчали нити и худая длинная шея обладателя куртки, а на самих штанах зияли дыры с неровными краями, открывая всему миру грязные колени и сбитые до крови голые ступни.

Этул с видимым наслаждением шарахнул парня ладонью по спине, заставляя согнуться в поклоне:

– А ну прояви уважение! Это твой новый хозяин, щенок!

Тот качнулся от удара, его повело вперед, но вновь оступившись, он едва склонил голову и тут же разом выпрямился. Этул, возмущенно фыркнув, тотчас схватил его за шею, желая пригнуть ее ниже.

Веслав нахмурился на такое и, не церемонясь особо, оттолкнул ретивого надсмотрщика с дороги. Его здоровая фигура некстати застила сейчас весь обзор. Генуэзец кивнул, отпустил руки и сделал шаг в сторону, склонив почтительно голову.

Парень остался стоять один посреди дорожки. Птицы оглушительно шумели в ветвях, и их голоса более всего напоминали отчаянный крик сейчас, а не пение. Веслав поморщился. В душе что-то заскреблось, когда он шагнул ближе к юноше и протянул руку, чтобы взять его за подбородок и хотя бы разглядеть, что сокрыто под слоем грязи, засохшей крови и длинных неопрятных прядей, закрывающих его лицо. Тот вздрогнул, отшатнулся и быстро перехватил связанными руками запястье Веслава, опуская его руку вниз и, очевидно, плохо соображая, что делает и кто перед ним.

Веслав, возмущенно фыркнул, споро вскинул руку и резко ударил парня по пальцам, чтоб не смел так более делать. И тот сам от неожиданности поднял голову, распахивая глаза.

«Хороший!» – Подумал Веслав, разглядывая открывшиеся ему черты совсем еще молодого лица. Большие, стального оттенка глаза под темными бровями, прямой ровный нос, резко очерченные губы. Внешность скорее варяга, чем русича, хотя и в Новгороде, и в других каких землях русских можно встретить немало таких вот беловолосых и светлоглазых, похожих на жителей Северных земель. Веслав отметил также высокий рост и крепкие широкие кости. Которые были обтянуты светлой кожей так, словно мяса на них, отродясь, не бывало.

Он недовольно фыркнул, обходя парня вокруг и разглядывая со вниманием:

– Это, что же я сейчас вижу пред собою? Может мне кто-нибудь объяснить? И впрямь чудо чудное, Горан! Ты прав, как никогда. Верно тобою сказано, я этакого еще и не видал вовсе. Он что, хворобой какой страдает? Или кручина его иссохнуть заставила? Почему он тощ так, будто загнется вот-вот? – Зло спросил Веслав, уже понимая, откуда такая худоба. Парень голодал. И, судя по виду, не один день. Сквозь распахнутую куртку виднелся его впалый, в полосах грязи живот. И проступали ребра.

– Он отвергает пищу с часа его приобретения, господин. Накормить его нельзя. И в руки почти не дается. Да еще зол весьма. – Охотно пояснил Этул, сгибаясь в поклоне почти в пояс и хмуря брови. Прямо глядеть в глаза, он похоже, избегал. И потому Веслав не поверил ни единому слову.

– Едва купив, я приказал кормить его похлебкой, хлебом и даже давать немного мяса, я знаю твои требования, друг мой. Надсмотрщики жалуются, что он ничего не ест. Только пьет воду. – Горан, похоже, сам уже не был уверен в том, что говорил.

Желваки заходили на скулах Веслава. Он уставился на Этула, шагнул к нему и схватил за шиворот, притягивая его лицо к себе. Тот замер. Он уже видал друга хозяина в гневе, когда у них неожиданно умер немолодой раб, которого тот зачем-то собирался купить пару лет назад. Больше под горячую руку сурового гостя надсмотрщик попадать не хотел, на своей шкуре прочувствовав, что это такое.

Сейчас явно происходило то же самое. Тот медленно наливался гневом, шипя ему прямо в лицо побелевшими от злости губами:

– Ты смеешь мне признаваться, мерзавец, что он сидит в яме впроголодь весь месяц с половиною, что я добирался сюда?!!! – Капли его слюны попали Этулу на лицо, и тот не смел даже стереть их, стоя неподвижно перед злобным гостем. Юноша рядом с ним взглянул коротко и опустил голову. Светлые волоса его вновь закрыли ему лицо, сокрыв его выражение ото всех.

– Иногда удается покормить его насильно, господин. Мы даем ему хлеб и овощное варево. Но еда в нем не держится. И подозреваю, что он нарочно исторгает ее. Хочет уморить себя голодом. – Этул, повернув лицо, глянул зло на парня. Тот дернул головой, чуть приподняв ее, будто был не согласен. Но отвечать не стал. Лишь сжал и разжал кулаки.

– Перед твоим приездом, господин Веслав, мы дали ему кашу и немного мяса. Но он отказался наотрез.

– А ты и не уговаривал, видать, тать мерзкий?! – Веслав брезгливо оттолкнул Этула от себя и повернулся к Горану:

– И, как мне прикажешь теперь везти его с собою, ежели решусь купить этакую оказию? Он же сдохнет по пути! В нем едва душа держится!

Молчание было ему ответом. Этул лишь пожал плечами. Но тут уж рассвирепел Горан, обращаясь к нему:

– То есть ты хочешь сказать, Этул, что вы, вопреки моему приказу, недосмотрели за рабом, на которого я, ваш хозяин, потратил уйму своих денег?! – Рявкнул он. – Вы все хорошо знаете, что господин Веслав прибывает издалека, потому рабы, каких он покупает, должны иметь силы, чтобы добраться с ним! И не околеть по дороге! Господин Веслав щедро платит, много больше, чем другие. Он наш постоянный покупатель. Мы обязаны подчиняться всем его требованиям! Это так, Этул?! Или я ошибаюсь?! – Голос Горана резал, будто нож. Глаза его сверкали таким гневом, что Этул сделал шаг назад. Хозяин мог и убить сгоряча.

– Прости, господин, мы сейчас все сделаем! – На Этула было страшно смотреть. Он чуял, как петля затягивается на его горле. – Прикажи, что нам делать, и мы все поправим!

– Что вы поправите, дурни записные, когда щенка этого от ветра качает?? Вы где его взяли-то такого щуплого?! – Шагнул к нему Веслав, отстраняя со своего пути Горана. Этул еще более подался назад. Горан тоже таращил на него глаза в лютой ненависти. И на парня все перестали обращать внимание вовсе, будто в стремлении отыскать правду, позабыли о том, кого эта правда касалась напрямую.

– Прошу тебя, господин Веслав, скажи мне, что делать? Не гневайся только! Мы хорошо за ним глядели, клянусь. Кто ж виноват, что он столь злобного нрава, что благодарности не знает вовсе?

Веслав увидел, что парень вновь вскинул голову, взглянув коротко на Этула, при этом лицо его сделалось суровым, а глаза сверкнули презрительно. После он вновь закрылся своими длинными чудными волосами удивительного светлого окраса. Стоял он, не шевелясь. И не делая лишних движений. Замер так, будто был неживым. Даже дыхания не было слышно. Веслав перевел с него взгляд на Этула вновь и приказал:

– Сварите сей же час густой навар! На мясе! И ничего более, покуда! И скормите ему! Будет кобениться, связать и влить силою, понятно?

Юноша молча слушал его резкие окрики, следя за ним острыми глазами своими из-под волос.

Он прекрасно понимал, что здесь сейчас решается его дальнейшая судьба. Ибо перед ним стоял, размахивая опасно руками и источая волны страшного гнева его новый хозяин. Он тяжело вздохнул, кусая губы. Хозяин…

До этого у него был лишь один настоящий хозяин – купивший его много лет назад китаец по имени Линь. Он был уже немолод, немногочисленные родственники его, похожие друг на друга, будто вылупились из одного яйца, обитали далеко, оставив его заниматься своим делом.

А дело у того было одно, но важное – он держал в Каффе школу для мальчишек. В ней учили грамоте, каллиграфии, счету, музыке, астрономии и особому китайскому бою, в каком меч или копье и не нужны были вовсе.

Умение сражаться без оружия, лишь голыми руками, да использовать в бою все, что под эту руку подвернется, ставилось во главу угла и занимало львиную долю всех уроков. Брали на обучение в основном детей из китайской общины после сложной системы испытаний.

Школе однажды понадобился прислужник для несложных поручений, маленький и шустрый, и Линь купил мальчишку у торговца недорогими рабами за мелкую монету, как неходовой товар. Тот простыл, а поскольку никто и не подумал его лечить, почти умирал уже от страшного кашля, сотрясающего маленькое тело. Его бросили на задний двор, будто сор, дожидаясь смерти, чтоб скормить свиньям. Старик обнаружил его случайно, проходя мимо и решив, что во дворе беспрерывно лает собака. Он заглянул через забор, увидал умирающего ребенка лет пяти-шести и неожиданно пожалел. Бросил хозяевам монетку, хоть того готовы были отдать и задаром, чтоб сбыть с рук поскорее, легко перекинул невесомое тельце через плечо и унес с собой. И довольно споро вылечил какими-то травами и своими, одному ему известными китайскими молитвами. А, едва мальчишка поднялся на ноги, поручил ему самую простую работу. Парень оказался смышленым и расторопным. Был смел и умел постоять за себя, за что Линь скоро перевёл его в ученики школы и ни разу не пожалел об этом, настолько талантливым тот оказался.

*

За двенадцать лет учёбы чудной светловолосый парень стал одним из лучших учеников школы. Он легко овладел нехитрыми науками, но особые умения проявил, освоив сложный китайский бой, умея двигаться так быстро, что за ним никто не поспевал. Китаец привязался к доброму, скромному, но очень смелому парню, забыв напрочь о том, что тот невольник. Он видел в нем преемника, которому собирался со временем передать управление школой. Все шло хорошо, покуда Линь, провожая какого-то некстати прибывшего гостя, не попал под неожиданно сильный и холодный дождь ранней весною. До этого он никогда ничем не болел. Искренне веря, что скоро все пройдёт само, он сгорел от лихоманки за неделю. Даже травы не помогли. Умирая, Линь страшно страдал, что оставляет своего любимого ученика без поддержки, упомянув перед смертью, что дал ему свободу и оставил школу во владение.

Но бумаг, доказывающих это, не нашлось. Объявившиеся после долгого отсутствия родственники Линя с радостью забрали школу себе и очень быстро продали, выручив неплохие деньги. Таинственно исчезла и вольная парня, а, впрочем, о ней никто не захотел даже слушать. Всё рушилось на глазах, и мальчишка решился бежать. Уйти далеко ему не удалось, его поймали, избили до полусмерти и выставили на торги.

По велению богов его и купил Горан.

*

Веслав вновь схватил юношу за подбородок и дернул его голову вверх, заглядывая в глаза:

– Твое имя?

Тот закашлялся от резкого движения, сверкнул глазами и прошептал хрипло:

– Юн. Меня зовут Юн, господин.

Говорил он не совсем чисто, в речь вплеталась причудливой лентой мелодика другого языка, китаец хорошо обучил его своему напевному наречию, и за долгие годы родной язык понемногу вымылся из памяти, потому слова давались сейчас парню с трудом. Да и произносить что-то искусанными до крови губами было, видать, весьма нелегко. Но голос его оказался красивым, глубоким, по-настоящему мужским.

– Это не имя! – Рявкнул Веслав. Парень понравился ему, его было искренне жаль, но он запретил себе показывать это на людях. Сейчас проявлять человечность не стоило. Он и не проявил.

– Это прозвище, что тебе дали в полоне. Каково твоё настоящее имя? Откуда ты? Кто ты по крови? Ты же русич?

– Да, я русич, господин, но из каких мест, не помню вовсе. Мне было мало лет, когда на нас напали кочевники. – Отвечая, парень смотрел перед собою, опасаясь встречаться с новым хозяином глазами и вполне резонно ожидая, что ответ его чем-нибудь не понравится.

– Назови мне свое настоящее имя! Живо! Его-то ты хоть помнишь? И не смей сейчас лгать! – Веслав встряхнул его, не давая уноситься мыслями далеко.

Лицо юноши сделалось острым от отчаяния, он покачал головой и произнес хрипло:

– Мне нет резону лгать тебе, господин. Мое имя почти забылось мною. И я сокрылся за прозвищем. Помню лишь, что матушка звала меня… Лад. Ладомир. Это было давно.

– На меня смотри! – Резко приказал Веслав. – И не смей нос задирать, когда отвечаешь!

Густые, черные, будто припорошенные углем ресницы дрогнули, и юноша распахнул шире глаза, поворотив взор свой на нового хозяина. Этот человек пугал его. В нем чувствовалась огромная, ничем не сдерживаемая сила. Он не походил на купца-работорговца, а более был схож своим видом с ратником, какой к этой силе своей до того привычный, что и вовсе ее не замечает. На парня сейчас смотрели суровые, будто воды Понтийского моря, глаза опытного витязя.

Руки, сильно стянутые верёвкой, болели, болело тело, с которого еще не сошли следы побоев, но более всего сейчас ныла душа, предчувствуя недоброе. Перед Юном, освещенный ярким солнцем Каффы, будто древний грозный бог Перун, стоял новый хозяин. И ждать от него можно было, чего угодно, равно, как и от этого бога…

*

Веслав вгляделся внимательно в окаменевшее от нутряной боли лицо юноши и понял, что купит его в любом случае, даже, если Горан лукавит, и мальчишка не умеет ничего из того, что тут было обещано. В любом случае, какой-то толк из него выйдет, умом он, похоже, не обделен. Да и спасать нужно парня.

Красивое лицо и ладная фигура обязательно привлекут тех прытких купцов-топтунов, что кружат на рынке денно и нощно, выбирая для себя, своих хозяев и прочих охотников молодых рабов, что прекрасны бывают телом и ликом. И каких можно с великой выгодою перепродать. Веслав не любил таких покупателей, чьи глаза загорались тотчас хищным азартом при виде особо привлекательных юношей или девушек. За иных красивых юнцов платили иногда целые состояния и бились в денежной схватке до последнего, обещая им райскую жизнь после покупки, но все одно, чаще всего их дальнейшая судьба была незавидна. А следы терялись в неизвестности.

– Что ж, друг мой, – Веслав поглядел на Горана, будто что-то прикидывая. – Твоими стараниями я доволен. А вот прислужники едва не подвели тебя. Дело свое знают худо или глупы безмерно. И по дурости своей али еще по какому злому умыслу раба твово едва не загубили. И как теперь проверить его умения, ежели, он на ногах едва стоит, и кабы не цепь, его бы ветром за забор унесло? За что мне тут платить прикажешь? Кости сейчас не ценятся вовсе.