Украденная икона

Григорию шел семнадцатый год. Он жил вместе со своими родителями в Ликийском городе Фаселисе, на берегу Средиземного моря, недалеко от всем известных Мир, где подвизался 200 лет назад епископом сам Николай Чудотворец. Григорий и его родители были христианами и ходили каждое воскресенье в церковь, где служил священник Василий, прапрапрабабушка которого, согласно семейным преданиям, знала самого апостола Павла и помогала ему во время его миссии в Ликии (правда, этот факт подвергал сомнению сам отец Василий), а прадед его участвовал в первом Вселенском соборе, где был принят Символ Веры, известный всем христианам. Священник Василий достойно продолжал дело своих благочестивых предков и проповедовал Евангелие так, что все жители их городка были убежденными христианами. Григорий носил крест на груди и ежедневно молился, и хотя ему трудно было понять основные догматы Церкви – как это Бог един и в трех лицах? как он мог родиться на земле от простой девушки и как воскрес? – все же сердце его всецело принадлежало Христу. Отец Василий говорил, что главное не знание, а вера. «Если будешь иметь веру с горчичное зерно и скажешь горе сей "ввергнись в море" – будет по слову твоему».

Григорий уже спустился с горы и шел по тенистым аллеям оливковых деревьев, в ветвях которых сновали горластые попугаи. Эти озорники давно жили рядом с людьми и так привыкли, что могли спуститься с ветки прямо на стол, за которым обедала семья, и стащить кусок. Никто их не бранил, все только смеялись над их проделками и подкармливали. Каждый раз Григорий любовался этим садом, синим небом, попугайчиками и думал, что нет в мире прекраснее страны, чем его родная Ликия. Вот и сегодня он шел пританцовывая, напевая любимую мелодию. А когда раскинул руки, открываясь теплому ветру и солнцу, один из зеленых ожереловых попугайчиков спланировал ему прямо на ладонь. Григорий замер, боясь его спугнуть. Но тот лишь поудобнее устроился, вцепившись в пальцы. Юноша осторожно поднес его к лицу и рассмотрел: зеленые перышки отливали множеством оттенков, глазки смотрели озорно – это был еще совсем молодой попугайчик, неопытный и безрассудно отважный. Григорий тоже осмелел и осторожно поднес к нему другую руку, со всей нежностью, на какую был способен, погладил птицу по спинке – такие теплые мягкие перышки, такое хрупкое и чудесное создание Божие… Вдруг еще один попугай с криком приземлился ему на голову, зацарапал коготками, замахал крыльями. Григорий засмеялся и хотел схватить его, но от резкого движения оба попугайчика взлетели и скрылись в листве. Некоторое время Григорий пытался их разглядеть, но они искусно маскировались, он постоял с поднятыми руками, но чуда не повторилось. Тогда он побежал домой рассказать обо всем родителям.

Он жил в богатой семье. Родители владели виноградниками, стадами коз и овец. Большой каменный дом окружал прекрасный сад, где оливковые и мандариновые деревья росли рядом с кустами граната. Несмотря на желание родителей иметь много детей, он был в семье единственным ребенком. Мама и отец в нем души не чаяли, и он их любил всем сердцем.

Когда Григорий приблизился к дому, он увидел, что мама сегодня решила обедать в саду. Большой деревянный стол был накрыт белой скатертью с изящной вышивкой. В центре на блюде дымилась запечённая кефаль с артешоками. Рядом – супница из белого фарфора с темно-желтым рыбным супом. Две девушки-служанки красиво расставляли вяленое мясо барашков и козий сыр на блюдцах. Овощной салат в глубокой тарелке щедро заправляли оливковым маслом. Григорий даже остановился на мгновенье и залюбовался веселым многоцветьем накрытого к обеду стола. А девушки уже довершали милую картину резными вазочками с орехами и мёдом и огромной вазой с фруктами. Григорий увидел, как из дома вышел отец. В руках у него были две запотевшие бутылки виноградного вина. За отцом шел его брат, дядя Исидор, с сыном Викентием. Спустившись по каменным ступеням, они остановились и стали что-то обсуждать. Когда на столе все было уже готово, а девушки расставляли фарфоровые тарелочки для хозяев и гостей, к ним подошла мама с кувшином гранатового сока и что-то сказала девушке. Та метнулась в дом за чашами для питья.

Сердце Григория сладко защемило от любви ко всем этим людям, от счастья видеть их. Он стоял поодаль, в тени огромного платана, не в силах пошевелиться, желая только одного – чтобы это мгновение, это счастье длились вечно. Наконец, его заметил брат Викентий и позвал, махнув рукой. Отец и дядя тоже развернулись и с улыбкой ждали, когда Григорий подойдет. А он, едва поздоровавшись, стал восторженно рассказывать свою историю с отважными попугайчиками. Все слушали его с улыбкой и удивлялись: попугаи их маленького мирного городка давно перестали бояться людей, но до сих пор никто так прямо человеку в руки не лез. Потом мама позвала всех за стол, и разговор перешел на другие темы. Но Григорий сидел, никого не слушая, с мечтательным взглядом и улыбкой на лице.

Едва притронувшись к еде, он вскочил и, пробормотав извинения, под строгим взглядом дяди и всепрощающим мамы и отца поспешил вон из дома к своей подруге, соседской девушке Даниэле. Викентий бросился было за ним, но видя, что Григорий не обращает на него ни малейшего внимания, обиженно отстал. Даниэле было шестнадцать. Темные волосы с каштановым отливом и синие глаза свели с ума всех парней в округе. Но ей нравился ни на кого не похожий романтик Григорий.

Через полчаса они уже брели рука об руку по тому самому расчудесному саду с храбрыми попугаями, а Григорий с восхищением говорил подруге, как хороши маленькие нежные перышки. В саду молодые люди свистели, курлыкали, причмокивали, зазывая попугайчиков, бегали, раскинув руки, но все напрасно. Смелые птицы уже, наверное, улетели совершать свои подвиги в других местах. Тогда Григорий вдруг предложил:

– А хочешь, я покажу тебе один мой секрет? Одно местечко сказочной красоты, где, мне кажется, еще никто из людей не бывал? По крайней мере, я ни разу никого там не видел!

– Разве есть здесь такие места?

– Пойдем и увидишь!

Молодые люди забрались на самый верх горы Сим. Даниэла запыхалась, разрумянилась, но восторженно улыбалась, видя совсем рядом старые гробницы, выбитые в скале. Григорий не сводил с нее глаз. Так красива была она в эти минуты, что затмила собой все вокруг. Теперь это место, как казалось Григорию, уже не располагало к меланхолии. Даже саркофаги стали просто камнями. Хотелось петь и смеяться. Побродив между надгробий, они подошли к узкой едва приметной тропинке на краю обрыва и осторожно, не глядя вниз, пробрались к тайной пещере. Обычно мрачная в это время суток, пещера вдруг наполнилась каким-то невероятным светом, ликующей жизненной силой, исходящей от Даниэлы. Григорий был безмерно счастлив. " Какой удивительный день", – подумал он, любуясь подругой.

Пещера была совсем маленькой, скорее, просто углубление в скале, и одному-то тесно. Но они уселись вдвоем, прижавшись друг к другу и замерли, зачарованные чудесным видом, открывшимся перед ними.

С этого места долина, где располагался их городок, была как на ладони. За соснами и кедровыми рощами виднелись серые стены домов и рыжие черепичные крыши, пышная зелень кустов и деревьев. Куда-то шли маленькие люди, паслись козы, лежали, отдыхая в тени, верблюды и ослы. Храмы языческих богов, хоть и обветшавшие, все еще соседствовали с новыми христианскими церквами. Некоторые базилики уже избавились от эллинских жертвенников, были вычищены и освящены, а над новыми алтарями уже сияли христианские кресты. Однако древние капища кое-где еще остались. Хоть священники и грозили карой небесной и отлучением от церкви тех нерадивых правителей, которые все никак не могли собраться их снести, все горожане (и даже сами священники втайне) понимали, что ни у кого не поднимется рука разрушить, например, место, где находился золотой саркофаг с прахом Александра Македонского. Ликийцы бережно относились к своей истории, считали себя потомками великих династий и древних цивилизаций. Фаселис гордился тем, что во времена Римской империи их посетил император Адриан. На месте его торжественного въезда в город построили огромную Арку Почета. И со 129 года от Рождества Христова уже почти триста лет она возвышалась в начале главной улицы. Всю эту историю и красоту окружали уже выгоревшие от жаркого солнца желтоватые пастбища, каменистые ущелья и невысокие скалистые холмы. Вдалеке, за городом, синела полоска моря. А над всем этим раскинулся, сияя, светло- голубой купол неба.

– Как красиво, Григорий! Почему я никогда раньше не была здесь?

– Я не думал, что тебе это будет интересно. Мне всегда казалось, что здесь немного грустно…

– А теперь?

– Теперь? Не знаю…

Он отвернулся, боясь признаться даже самому себе, что просто ничего сейчас не видит – только ее одну. Даниэла вдруг обняла его и положила голову ему на плечо. Они и раньше так делали, с детства – подолгу сидели обнявшись, болтая и смеясь. Но теперь вдруг все стало другим. "Какой удивительный день", – вновь подумал Григорий.

– Какой удивительный день, – вслух сказала Даниэла.

Григорий повернул к ней лицо, и их губы встретились. Это было так неожиданно, так прекрасно – и великолепная природа, и теперь уже их маленький секретный уголок, их юность и красота, что оба замерли на миг, задохнувшись от переполнявших их восторга, счастья и любви. Оба не могли надышаться друг другом: она пахла солнцем и молоком, он – морским ветром и травой. Молча, оглушенный счастьем, Григорий встал и осторожно выбрался из пещеры. Девушка последовала за ним. Тоже молча, притихла задумчиво.

До самого дома оба не проронили ни слова. Да и не нужны были слова. Он проводил ее, как обычно, до порога, но теперь уже не махнул рукой на прощание, а слегка коснулся губами щеки, вдохнул еще раз ее удивительный аромат и, отвернувшись, быстро зашагал к дому. Пройдя пару десятков шагов, оглянулся, уверенный, что она уже ушла. Она стояла у двери и смотрела ему вслед.

"Сегодня и вправду невероятный, волшебный день!" – только об этом и думал Григорий весь вечер, рано лег спать и долго не мог уснуть, счастливо улыбаясь в темноте.

Глава 6. Израиль. Наши дни.

Было еще только 4 часа дня, когда они заселились. Стивен понимал, что надо просто сидеть и ждать, когда ситуация прояснится. Возможно, придется принимать какие-то срочные решения. К тому же в любое другой день он не стал бы терять времени даром и совершенно точно нашел бы, как скоротать часы ожидания в номере отеля с симпатичной девчонкой. Но сегодня находиться в душной комнате не хотелось. Сердце танцевало в веселом ритме и пело о любви. Нужны были красота, романтика, надо было говорить с Анастасией, узнать о ней всё.

Кибуц, где они остановились, был слишком маленьким – не разгуляешься. И молодые люди решили съездить в Ашкелон, посмотреть город, посидеть где-нибудь в ночном клубе.. Против этой поездки говорил разум: если сорвалась передача товара курьеру, значит, случилось что-то действительно серьезное. Надо остаться на месте и ждать известий. Сердце же нашептывало другое: Ашкелон совсем рядом, если будет надо – можно быстро вернуться.

Мама всегда говорила Стивену: слушай свое сердце, оно не подведет. Но до этого дня оно молчало. Ни одна девушка не производила на парня столь сильного впечатления. А сейчас хотелось про все забыть, обнять Анастасию и стоять так обнявшись всю жизнь.

"Вот ведь если яблоко разрезать пополам, получатся две половинки,– думала в то же время Настя, – но ведь это половинки одного целого. Они хоть и две, но по сути одно. Неужели так и у людей бывает? Неужели и правда есть у каждого человека где-то на земле его вторая половинка? Но земля наша такая огромная, как же найти того единственного? Вот я за Сашей в Израиль поехала, хоть и не чувствовала к нему и десятой доли того, что сейчас вдруг проснулось к Стивену. Но я же не лукавила – искренне думала, что только на это и способно мое сердце, что это и есть любовь. А теперь вдруг всё стало совсем по-другому. И ощущение не страсти и безумной влюбленности, а… будто вдруг встало всё на свои места, будто пазл сложился – так хорошо, так гармонично мне сечас рядом со Стивеном. Остановись, мгновенье, ты прекрасно!"

Молодые люди действительно очень быстро приехали в Ашкелон, чудесный зеленый город на берегу Средиземного моря. Поставили машину на стоянку, немного поболтались по улицам, обнявшись. Потом зашли в какой-то ночной клуб, где все было как обычно – грохот музыки, танцующие тела, запах кальяна… Почему-то сегодня не хотелось шума. Они постояли пару минут у входа и, не сказав друг другу ни слова, развернулись и вышли снова бродить по улицам.

Так, гуляя, Стивен и Настя пришли в красивый парк. Начинало темнеть. Они бродили по дорожкам, освещенным фонарями, сидели, болтая, на милых скамейках, и снова шли, улыбаясь встречным парочкам. Возле одной скамейки они заметили мангал, в котором ещё тлели угли. Рядом был стол и еще одна скамейка – зона пикника. Стивен подбросил к углям сухие дрова – огонь благодарно взвился. Он вновь посмотрел на девушку и вновь залюбовался: по ее лицу бегали сполохи, глаза потемнели, волосы рассыпались по плечам… "Она не красавица, и она иностранка, – подумал вдруг Стивен, – но это моя девушка. И я не расстанусь с ней.... Спасибо тебе, святой, что устроил всё это! Я твой должник".

Им обоим хотелось больше узнать друг о друге, но почему-то они болтали о пустяках. Оба понимали: чтобы лучше узнать друг друга, у них есть вся жизнь, долгая и счастливая.

Совсем стемнело, пора было возвращаться. Но так не хотелось прерывать этот чудесный вечер! Отдохнув у мангала, молодые люди, взявшись за руки, пошли дальше по дорожке парка. Дорожка привела их к морю. На большом городском пляже никого не было. Стивен повел Настю по песку к самой кромке воды. Стало холодать. "Русский парень уже накинул бы что-то мне на плечи, а американец не догадается – не тот менталитет", – подумала с улыбкой Настя, дрожа от холодного морского ветра. Будто отвечая на ее мысли, Стивен снял куртку и завернул в нее девушку, чмокнул в красный от холода нос. "Он умеет читать мысли?" – думала Настя, просовывая руки в рукава.

Солнце уже зашло, но еще разливало по небу и морю свои пылающие краски. Вдали виднелась лодка под парусом. Парус постоянно менял цвет, поворачиваясь к закату под разными углами. Было тихо и спокойно. Пахло свежестью.

– Анастья-сия, – сказал Стивен, – ты поедешь со мной в Чикаго?

Настя молчала, переполненная чувствами.

– Мы с тобой можем отправиться в Калифорнию, там у меня есть друзья, они живут на побережье океана. Там тепло. Теплее, чем здесь. Мы тоже можем поселиться там…

Настя смотрела вдаль, на трепещущий в море парусник. Стивен обнял ее сзади, уткнулся в ее волосы. Как они дивно пахнут…

– Стивен… – Настя продолжала дрожать, но уже не от холода, а от волнения. Она повернулась к нему и заглянула в глаза. "Мы одно целое". Сказала-выдохнула прямо в губы:

– Я поеду с тобой хоть на край света…

Они целовались. Мир на мгновенье замер и перестал существовать. "Самый счастливый миг в моей жизни," – подумала Настя.

Вдруг так сильно и больно защемило сердце – нарастала откуда-то взявшаяся тревога. Стивен уже попытался отстраниться, а Настя вдруг прижала его еще сильнее, словно хотела укрыть, спрятать. "Стой, не уходи. Там, в этой жизни, в этом самом месте, так страшно, там опасность. Давай убежим прямо сейчас, в Калифорнию, в Чикаго – куда угодно, лишь бы спрятаться от всего этого!" Мысли путались, тревога нарастала. С чем это связано, Настя не понимала, но уже не было так беззаботно, как минуту назад.

– Стивен, поедем отсюда быстрее, в отель, в наш номер, – Настя потянула его обратно в город, к машине. Он, немного удивленный перемене, которая произошла в девушке, шел за ней. Молча добрались до своего кибуца, вошли в отель, поднялсь к себе в номер. Без сил упали на большую аккуратно застеленную кровать и некоторое время лежали так молча. Телефон Стивена вдруг ожил – пришло сообщение. Он сел на кровати и уставился на экран. Сообщение от брата. Странно, обычно они не использовали на "работе" личные номера. Лаконично и емко:"Срочно возвращайся". Стивен сразу попытался перезвонить, затем написать, но абонент был вне сети. В таких случаях, по предварительной договоренности, товар надо было спрятать в ближайшем подходящем месте (а икона была всё ещё в куртке), убрать по возможности следы (стереть отпечатки, избегать камер видеонаблюдения, менять внешность и локацию) и в самый короткий срок покинуть страну. Стивен несомненно так и сделает. Но… завтра. Здесь их все равно сегодня уже никто искать не будет, а отдохнуть просто необходимо. К тому же…

Стивен окончательно успокоился и посмотрел на притихшую рядом девушку. Настя спала. Во сне казалась еще моложе – совсем девчонка. То же чувство, что было у Насти полчаса назад, сейчас охватило его – ему вдруг захотелось ее защитить от всего жестокого мира. Он подумал, что завтра они уедут вместе и больше не расстанутся. Как? Завтра будет видно. А сейчас – в душ.

Когда он вернулся, она еще спала. Разбудить казалось кощунством. Хотя раньше он с женщинами не церемонился. Дивясь сам себе и глупо улыбаясь, Стивен улегся на своей стороне кровати и сразу заснул.

Проснулся от поцелуя в губы. Была еще ночь. Настя, пахнущая шампунем и гелем для тела, была совсем рядом. Он схватил и сжал ее в объятиях. Впереди была лучшая ночь в жизни обоих. Первая и последняя.

Глава 7. Ликия. 5 век от РХ.

Григорий долго перебирал в памяти все детали этого чудесного дня, а сон все не приходил. Вдруг он вспомнил, что, размечтавшись, не помолился на ночь, как обычно. Григорий встал с кровати и опустился на колени перед Распятием. "Боже, благодарю Тебя за такой прекрасный день! Благослови наш союз с моей возлюбленной Даниэлой! Дай нам долгую счастливую жизнь с нашими детьми…" Сегодня он не стал читать обычные молитвы, а говорил Богу то, что думал и чувствовал. И ему казалось, что Господь рядом, что Он любит его и благословляет.

Помолившись таким образом, Григорий встал с колен, повернулся к своей кровати и замер в изумлении. На ней сидел юноша, примерно одного с ним роста и возраста, русые волосы до плеч, светлый взгляд, одет в такую же, как Григорий, тонкую белую тунику до пят с длинными, чуть расклешенными рукавами. Он сидел смиренно, склонив голову и сложив руки на коленях.

– Зачем просить Бога о том, чему не суждено сбыться? Ты же знаешь, Григорий, молитву, которую дал вам Сам Господь через Евангелие. Там каждое слово весит, как вся Вселенная. "Да будет воля Твоя!" В этих словах ключ к земной жизни каждого человека. Эту молитву и твори.

Слова звучали ручейком, тихо и мягко, но так, что в них невозможно было усомниться. Будто сама Истина была перед ним. Однако Григорий с трудом улавливал смысл – так велико было его потрясение.

– Кто ты и как сюда попал? – прошептал он наконец.

– Я твой защитник.

– Разве родители наняли мне охранника? ("Но почему он в моей комнате и сидит на моей постели?") – подумал-прошептал Григорий.

– Не родители твои послали меня. И я всегда с тобой от святого Крещения твоего. Ты знаешь, кто я. Ну же, Григорий, перестань дрожать и подумай.

Григорий действительно дрожал – то ли от испуга, то ли от сквозняка. Ночной гость подвинулся, приглашая Григория присесть рядом. Тот, не понимая, что делает, сел и укрылся одеялом, чтобы унять дрожь. Мысли путались в голове. Григорий знал о явлении святым людям ангелов и даже Девы Марии. Но знал также и о случаях обольщения – когда дьявол принимал вид благочестивого посланника Божия и вводил людей в искушение. Григорий не был святым. Значит ли это, что перед ним бес? А если и вправду ангел? Как понять?

– Сотвори молитву, – ответил на его мысли странный посетитель, – осени себя крестным знамением. Доверься Богу всецело, и Дух Святой придет тебе на помощь.

Но мысли путались, и молитвы перемешались. Слезы выступили на глазах Григория. Юный гость протянул руку и, успокаивая и приободряя, погладил его по голове. Вдруг словно луч осветил его изнутри, страх пропал, и вместе со спокойствием пришло ощущение Знания – будто открылись все тайны мира – такое странное и необыкновенное состояние. И легко и радостно полились слова молитвы: "Отче наш, сущий на небесах, да святится имя Твое, да придет Царствие Твое…"

– Ты разве ангел? – спросил Григорий с замирающим сердцем, прочитав молитву.

– Я твой Ангел-Хранитель.

– А почему у тебя нет крыльев?

– Есть. Только ты их не видишь. Сейчас они у меня совсем маленькие. Дай руку.

Григорий, замирая и трепеща, приблизился к нему и протянул руку. Удивительный юноша немного подвинулся, чтобы он смог дотянуться до его спины. А там – о чудо! – Григорий действительно ощутил маленькие нежные теплые перышки – как сегодня утром!

– Почему же они такие маленькие? – не удержался от вопроса.

– Не знаю. Так дал мне Господь. Может быть, потому что сейчас я должен сообщить тебе весть от Бога и меня переполняет идея этой миссии, ее важность немного оттесняет другие чувства. А крылья расправляются только тогда, когда в сердце безраздельно царит Любовь.

– Почему ты так одет? У тебя обычная рубашка, совсем как моя, а не небесное одеяние.

– Ангелы являются людям в том виде, в каком угодно Богу. Кому в праздничном наряде, кому в простой рубашке, кому с огромными крыльями, кому с маленькими и почти не видимыми…

– А почему?

– Это Господь знает. Ангелы, в отличие от людей, не пытаются разгадать тайну Бытия.

– Почему не пытаются? – Григорий уже почти совсем осмелел, и в нем проснулась его обычная жажда знания.

– Потому что Абсолютное Знание – это и есть Бог. Один из нас попытался овладеть Его премудростью, стать равным Богу. Историю того ангела ты знаешь из Книги Бытия. "До неба вознесшийся до ада низвергнется"… Мы знаем только то, что Господь дает нам знать. Этого вполне достаточно. Вот сейчас Господу было угодно открыть тебе Свою волю через меня.

Григорий вдруг почувствовал необычайное тепло, какую-то вселенскую Любовь, исходящую от Ангела, в воздухе разлилось благоухание. "Я как будто в Раю", – подумал Григорий. "Такое счастье!"

– Мужайся, Григорий! – сказал Ангел. – Путь твой труден и опасен. Тебя ждут лишения и невзгоды. Ты потеряешь всё. Не ужасайся. То, чем вы, люди, владеете, всё материальное, все ваши земные привязанности, как камни, тянут вас вниз, к земле. Особенно деньги. Такие удобные для обмена товаром, они стали иметь ценность сами по себе. Это не от Бога – это от того, другого… Тебя же Господь избрал на особое служение Себе. Поэтому ты лишишься всего, что привязывает тебя к этому земному миру – ради мира Вышнего.

– Как страшно ты говоришь. Разве я прогневал Бога, что Он лишит меня всего? Я грешник, и Господь не любит меня? – шептал Григорий, хотя понимал страх только умом, сердце оставалось спокойным и радостным.

– Бог не может не любить. Бог есть Любовь. Такова Его сущность. Он и грешников любит, и тех, кто отдал себя на погибель, во власть тому, другому. Бог всем хочет спасения. "Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына своего единородного, чтобы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную".

Григорий помнил эту цитату из Евангелия, но сейчас слова вдруг наполнились Смыслом и Пониманием.

Ночной гость между тем продолжал:

– И ты, Григорий, сейчас переполнен любовью. Поэтому я и смог прийти к тебе, ибо подобное притягивает подобное. Один раз в жизни каждому человеку Бог дает возможность увидеть Ангела-Хранителя. Но только в момент наивысшей любви. У некоторых людей любви очень мало, и они никогда не увидят Ангела. Другие имеют любовь в своем сердце, но повседневные заботы не дают им остановиться, и они пропускают тот миг, когда отверзаются для них Небеса. Второго шанса уже не бывает. Помнишь историю Марфы и Марии? Когда Иисус пришел к ним в гости, Марфа готовила угощение, а Мария сидела у ног Христа и слушала Его. Марфа упрекнула сестру, что та ей не помогает. Но Господь рассудил иначе.

– "Марфа, Марфа, ты заботишься и суетишься о многом, – продолжил Григорий, – а одно лишь надо. Мария же избрала благую часть, которая не отнимется от неё"… Постой, ты сказал, что явился ко мне в момент наивысшей любви. Что это значит? Теперь моя любовь угаснет?

– Отчасти да, Григорий. Твое горе будет так велико, что тебя будут переполнять страдания и боль. Ты будешь близок к помрачению, к отчаянию. Но не бойся, ты всё выдержишь и не смутишься, не свернёшь с Пути. Я буду всегда рядом, помогу и поддержу. Но увидеть меня ты уже в этой жизни не сможешь. Зато мы встретимся на пороге иной жизни. И когда ты вновь увидишь меня, поймешь, что пришел твой час. Тогда любовь снова заполнит сердце.

– Я не совсем понимаю. Ты же сказал, что только один раз человек может увидеть своего Ангела. Значит, мы встретимся только после моей смерти?

– Ты умрёшь и вновь родишься. Такова воля Господа. Сейчас тебе трудно уразуметь всё, Григорий. И многое из нашего разговора ты утром забудешь. Но потом, когда придёт время, вспомнишь и всё поймешь. А сейчас я должен тебя покинуть. Мне пора.