
Полная версия:
Украденная икона
Настоятель взглянул на посетителя и, видя выражение его лица, хмыкнул и сказал:
– Вот-вот. Я вас предупреждал.
– Тем не менее дайте мне имена и адреса этих людей.
– Хорошо. Сегодня же я найду папку и передам вам сведения о них. Хотя сейчас могу сказать, что все трое – паломники из России. И все это было несколько лет назад. Свежего ничего нет.
Марк Хейфец поморщился. Опять он вытянул пустой билет. Сыщик вышел от настоятеля, не узнав ничего, что помогло бы ему в расследовании. Он немного прогулялся по монастырю, переваривая услышанное, и понял, что теперь ему еще сильнее захотелось поговорить со странным отцом Петром. "Надо его найти!"
Никто из монахов не знал, где отец Петр. Но все говорили, что он где-то здесь. Наконец, в поисках Марк забрел на то место, где в последний раз видел его. Ну конечно! Он сидел на той же скамейке! Марк подошел и уселся рядом.
– Добрый день, отец Петр! Вы помните меня?
– Слава Господу, еще что-то помню!.. Расследование забуксовало?
– Можно и так сказать. Хотя прошло слишком мало времени…
– Не ищите – напрасный труд.
– Но почему вы так думаете? Только не надо мне говорить, что икона сама выбирает владельца.
Старец промолчал.
– Почему вы не хотите ответить?
– Вы же сами только что сказали, что не надо говорить… правду.
– Ну допустим. Хорошо. Но если так думать, то поиски можно сразу прекратить.
– Вот и я о том же.
– А что я скажу начальству? Я не буду искать украденную икону, так как она сама решает, где ей быть. Ну, погуляет, мол, и вернется…
Старик сердито нахмурился. Четки, зажатые в руке, гневно дрожали. Марк уже раскаялся в своей резкости. "Надо с ним помягче, он что-то знает…"
– Подумайте, вспомните, возможно, произошло что-то на первый взгляд, мелкое, что заставило вас думать, что икона не вернется. Может, тот мужчина, которого вы видели тогда возле иконы, сказал что-то или сделал…
– Нет, ничего особенного. Вам нужны его приметы? Пожалуйста. Он среднего роста, у него спортивное телосложение, насколько я мог заметить. Темные волосы, глаза вроде светлые…
– С каким акцентом он говорил по-английски? Вы можете предположить, какой он национальности, из какой страны?
– Нет, я в этом не разбираюсь.Может, русский.
Следователь сделал стойку.
– Почему вы так думаете?
– Ничего я не думаю. Если вы сейчас приведете его сюда, я и то засомневаюсь, он ли это. Говорю же, я его не разглядел.
– А почему решили, что он из России? Акцент? Какая-то фраза по-русски?
– Нет, не это. Просто пришло в голову. Мммм… Ну потому что к нам чаще всего приезжают паломники из России. Но он же совсем не паломник!
– Хорошо. Зайдем с другой стороны. Почему вы с ним заговорили?
– Он внимательно рассматривал икону, стоял около нее долго. Но, может, просто молился. Может, это вообще не он украл ее!
– Конечно! Никто его не обвиняет. Просто я хочу разобраться. Вы подходите ко всем, кто долго стоит у икон?
– Нет, разумеется.
– Тогда почему?
– Да я и сам не знаю. Мне показалось, что он ждет чудесного мига превращения.
– Превращения чего?
Старик вздохнул. "Вечер явно переставал быть томным… Проще говоря, я ему надоел!" – подумал Марк. Помолчали…
– Ну как вам объяснить… Вы еврей, к тому же неверующий…
– Вы говорите, что знаете, а если я не поверю или не пойму – в этом буду сам виноват.
"Он неглуп",– подумал отец Петр и решился. "Все равно не отстанет"
– Вы слышали что-то об обновлении икон?
– Нет.
– Бывает, найдет человек старую икону, кем-то когда-то где-то спрятанную, принесет домой или в церковь. Икона старая, черная, не понять даже, кто там изображен. Зовут реставратора. Тот берет свои реактивы и начинает смывать грязь по науке слой за слоем. Иная икона поддается, очищается. А другая – никак. Ну или едва-едва становится различим лик святого. Потом проходит время, все про нее забывают. И вдруг случается что-то – даже иногда непонятно, что же произошло – а икона раз – и просияла! Краски проступили, цвета прояснились, то есть икона обновилась сама!
– И эта икона так обновилась?
– С ней все как-то странно и непонятно. Никто не знает, откуда она взялась в нашем монастыре. Ну просто сама решила появиться у нас. (Быстрый взгляд в сторону Марка). Но все помнят, что была она вся темная и будто выцветшая. Отдавали ее на реставрацию. Но, как потом выяснилось, реставраторы решили ее не трогать, так как она написана на холсте и представляет собой в общем-то по сути старую лубочную картинку, а не икону в нашем понимании этого слова.Ну, может, немного что-то подкрасили… И принесли обратно почти такую же. Поставили ее в ту нишу. А на следующий день я, ничтожный раб Божий, первый пришел в храм и подошел приложиться к иконе. И что же? Она сияет вся. Будто новая! Яркая такая, все видно до деталей. И святой отец наш Герасим, как живой. И лев – ну золотом весь отливает, грива горит!
– И что было дальше? – искренне заинтересовался Марк.
– Побежал я к братии, к отцу настоятелю. Зову всех. Они приходят, смотрят… Да, говорят, икона стала красивая, яркая, но это после реставрации! Я тоже смотрю на икону, а она вроде и вправду не так уж и сияет. Просто стала как новая. Может, и правда после реставрации. Но я же помню, что ее вернули не такую. А братия и отец настоятель говорят, что да, вроде икона стала еще лучше, чем вчера. Но может, так реактивы еще действуют… Ну и разошлись все. Я – в недоумении и сомнении. Но с тех пор я за иконой приглядывал. И все мне казалось, что она каждый день разная: то темней, то ярче, то святой Герасим как бы разговаривает со львом, то вроде молчат. Ну вот я и старался подловить момент превращения… А потом оказалось, что не только я замечаю такие чудеса. Некоторым прихожанам и даже паломникам, что на полчаса в храм забежали, вдруг покажется, что икона уже не такая, как несколько минут назад. Но все думают, что это как-то свет по-другому упал…
– А вы как думаете?
– Не знаю. Правда, не знаю. Все пытался разгадать ее тайну, но так и не смог. А может, действительно, все это мне только казалось. Трудно сказать.
– Настоятель говорил, что есть свидетельства, что икона чудотворная.
– Да. И такое тоже есть. Но это свойство многих икон. Почти все они так или иначе чудотворные.
– Вы видели, разговаривали с теми людьми, которым она являла свои чудеса?
– Да, бывало.
– И что они говорили? Про исцеление козы и собаки? По льва во сне?
– Не только. Разные случаи бывали. Только записаны те три. А на самом деле больше было.
– Исцеление морской свинки?
– Устал я. А мне сейчас на послушание идти. Простите. Пойду я.
Отец Петр удалялся по дорожке, а Марк вдруг почувствовал, что жалеет о его уходе, что хочется еще с ним поговорить. О чем? Об иконе? Да вроде и так все ясно. И расследование не продвинулось ни на шаг. Только время потерял. Но Марку было грустно. Будто нашел колодец с живой водой, приник к нему, пить стал. Вода такая свежая да чистая. Пьет и напиться не может. Вдруг раз – и исчез колодец с живой водой. Вот и живи теперь, как хочешь.
Глава 14. Израиль. Наши дни.
Утром Настя приняла душ, накинула гостиничный белый махровый халат и, усевшись в кресле, принялась с грустью рассматривать свою одежду, грязную, местами рваную… Так не хотелось ее надевать…
В дверь постучали, и через секунду показалась голова Сергея.
– Привет! Проснулась?
– Привет! Как ты?
– Как видишь.
Голова его была мокрая, видно, тоже только из душа. Но одежда вчерашняя, грязная, как и у нее. Сергей прошел в комнату и что-то говорил. А Настя смотрела на него и будто впервые видела. Сейчас, после душа, его короткие волосы были взъерошены, на лице блестели мелкие капельки воды. Настя подумала, что он, пожалуй, чуть моложе Стивена – вряд ли ему больше 25. Сейчас он был серьезным и озабоченным, и явно пытался донести до девушки какую-то мысль. Настя смотрела, как интересно шевелятся его губы, и думала, что хоть он ей и симпатичен, но влюбиться в него она бы никогда не смогла – не хватало ему чего-то, что было в Стивене, и больше ни в ком нет. К тому же Сергей со всей своей деловитостью выглядел как-то несерьезно, даже немного нелепо и почему-то, глядя на него, хотелось улыбаться. На ум пришло сравнение с Пьером Безуховым. "Вот так же стоит он сейчас на Бородинском поле, пули свистят, ядра летят, а он оглядывается и не понимает, что это такое происходит…" Милый, наивный, наверняка добрый, хороший русский парень. Но не орел. Сделав такое заключение, Настя прислушалась к его болтовне.
– Приезжала Анна Сергеевна, сказала, что самолет из Израиля не выпустят, пока не приедут спецслужбы проверить документы и багаж. Война войной, как говорится, а обед по расписанию. Хотя теперь они, наоборот, начнут еще хуже зверствовать с проверкой документов…
Настя задумалась. Она совсем забыла про икону. Восприняла ее сразу как прощальный подарок любимого. Но теперь, отдохнув и придя в себя, Настя понимала, что икона, скорее всего, краденая. Теперь ее не только не выпустят из страны, а и в тюрьму посадят.
Сергей продолжал что-то говорить. Прислушавшись, девушка поняла, что пока ждут допуска на борт, всем можно доехать в свои гостиницы и собрать вещи. Молодые люди, которые должны были лететь с ними, жили в Иерусалиме. Там же была и его гостиница. Так что они сейчас все вместе поедут за вещами. Сергей пришел узнать, где вещи Насти и поедет ли она с ними.
– Да, – сказала девушка. – Я снимаю комнату тоже в Иерусалиме. Поеду с вами.
Они спустились вниз. У дверей отеля уже ждал автомобиль с их попутчиками. Парень сидел за рулем, его девушка рядом. Настя и Сергей уселись сзади. Всю дорогу Настя думала, как быть. Обмануть израильские спецслужбы мало кому удавалось, а у нее не было в этом никакого опыта. Так ничего не придумав, она пришла к себе в комнату, оставила на столе деньги для хозяйки за последний месяц и, осмотрев свои нехитрые пожитки, ничего не взяла, только сменила джинсы и футболку. Деньги и документы были при ней. Ключи от московской квартиры всегда под замком в сумке. Больше ничего не надо. Она достала из сумки и развернула икону. Всмотрелась внимательно.
Настя всегда была верующей. Как-то услышала, что вера есть дар Божий: или есть, или нет. У нее, видимо, этот дар был. Хотя в церковь она ходила редко, знала несколько молитв и иногда перед экзаменами ездила к Матронушке в Покровский монастырь. Теперь она с интересом и благоговением рассматривала странную икону. "Разве бывает, что на иконе изображены животные?" Тут же в памяти всплыли овечки на иконе Рождества Христова. Настя улыбнулась, вспомнив светлый праздник, еловый запах дома, веселых родителей…
– Как мне быть? – вслух спросила Настя. – Бросить тебя здесь я не могу: это последнее и единственное, что осталось мне от человека, который спас мне жизнь. Взять с собой – преступление, меня схватят и посадят. Надолго. Куда-то спрятать? Что-то придумать? Может, вообще не лететь сейчас? Но такого шанса больше не будет…
Настя оглядела комнату, размышляя.
Тут бесцеремонно вошел Сергей. Он уже успел собрать свои вещи и вернулся за Настей. Она не заперлась на ключ, понимая, что сборы будут быстрыми, а стучать в открытую дверь Сергею, видимо, не пришло в голову.
– Цигель-цигель!!
Настя быстро свернула икону и сунула в сумку. Сергей вроде не заметил.
– Сейчас иду, одну минуту!
Он вышел. Девушка вновь достала икону, вгляделась: святой старец ласково смотрел прямо на нее.
– Решено, будь что будет. В конце концов, на все воля Божья.
Настя завернула икону в бумагу и пакет и положила в сумку. Теперь любой, кто ее откроет, сразу увидит именно сверток с иконой. Больше в сумке почти ничего не было.
Через час они вернулись на аэродром и встретились с Анной Сергеевной. Она сказала, что самолет готов вылететь из страны.
Пришли две еврейские девушки, сотрудницы таможни, для проверки документов и багажа. У Насти остановилось сердце.
– Я все знаю, постараюсь их отвлечь, помочь тебе, – услышала вдруг она шепот над ухом.
Настя повернулась и в недоумении уставилась на Анну Сергеевну. Она собирается помочь ей вывезти из страны контрабанду?!
– Постарайся встать последней, может, они не будут дотошно разглядывать твой паспорт. Им сейчас не до тебя.
Настя всмотрелась в девушек. Обе были сильно подавлены и расстроены. У одной заплаканные глаза.
– Видишь, им не до твоей просроченной визы.
Понятно. Анну Сергеевну волнует только виза. Девушки пригласили всех к столу для досмотра багажа. Настя попятилась в конец. Сергей вдруг сунул ей свой паспорт и сказал:
– Ты без багажа – неси паспорта, а я с багажом своим буду разбираться… Да что ты пятишься, иди вперед.
И толкнул ее перед собой. Настя оказалась первой. Она все равно инстинктивно пятилась и жалась к Сергею. Но тот подталкивал ее и напрочь перекрыл путь к отступлению своим огромным чемоданом. Настя, замирая, отдала девушке два паспорта. Та пустыми глазами просмотрела один из них, открыв страницу с визой, закрыла, отдала Насте и взяла второй паспорт, держала в руках, не открывая, ожидая, когда подруга проверит багаж. Вторая девушка, видя у Насти маленькую сумку, пока отложила ее и взялась за большой багаж Сергея. Сергей с готовностью открыл и показал его содержимое, некоторые вещи понадобилось выложить на стол. Просмотрев все, она отвернулась на секунду сделать пометку в планшете. Потом повернулась и стала помогать Сергею вновь укладывать все вещи – пакеты, пакеты, коробочки, футляры и… Настина сумка легкой рукой была помещена между какими-то пакетами Сергея. Сергей заметил и открыл было рот, но Настя так ткнула его локтем в бок, что он только охнул и ничего не сказал. Подошли к девушке с паспортами. Она отдала Насте первый уже проверенный ею паспорт. Совершенно потрясенная Настя взяла его и отправилась к самолету. Тем временем девушка открыла второй паспорт и, уставившись на Сергея, прочитала на чистом русском (видимо, родом из России):
– Любимцева Анастасия Николаевна… Что-то непохоже…
Девушка недоуменно смотрела на парня. Ей было явно не до страницы с визой.
– Эй, Настя, закричал Сергей, верни мой паспорт! Это ее паспорт! А у нее мой!
Настя на ватных ногах повернулась и протянула Сергею его паспорт.
– Ничего себе! – воскликнула Анна Сергеевна.– Хваленые израильские спецслужбы! А она похожа на… Михалева Сергея Михайловича?! Вы же уже пропустилее по этому паспорту!..
Девушки переглянулись и, поняв ошибку, совсем расстроились и даже покраснели. Та, что держала в руках документ Насти, закрыла его и отдала Сергею. Его паспорт у Насти на повторную проверку не взяли.
– Проходите, – сказали они, не глядя на ребят.
Молодые люди пошли к самолету и не видели, что багаж всех остальных пассажиров проверяли не так дотошно. С паспортами, правда, накладок больше не было.
Глава 15. Ликия. 5 век от РХ.
Прошло несколько месяцев с тех пор, как остался Григорий один. Правда, ему помогали и поддерживали его дядя и двоюродный брат Викентий. Приходили каждый день, говорили о делах, о чём-то веселом, будто ничего не произошло. С ним остались почти все слуги (кроме двоих, которые тоже умерли во время эпидемии), все любили их семью и старались по-своему, поддерживали, как могли. Но Григорий, хоть и был всей душой благодерен им, вникал в дела, которыми раньше занимались родители, смеялся дядюшкиным шуткам, но тех легкости, света и радости, которые царили в его душе в годы детства и ранней юности, теперь уже не было. Он быстро повзрослел. Иногда он приходил в тот оливковый сад, у подножия горы Сим. Там все так же громко и беззаботно кричали и порхали с ветки на ветку ожереловые попугаи. Но Григорию уже не хотелось петь и раскидывать руки. С каждым днем становилось всё более одиноко и тоскливо. Обиженный на несправедливость и жестокость Бога, он совсем перестал ходить в церковь и не молился дома – не было того чувства, которое раньше вело его в храм. Да и Бога того уже не было.
Отец Василий каждый день вспоминал Григория с нежностью и слезами. Много раз он хотел бросить всё и бежать к нему, спасать эту чистую душу, гибнущую в пропасти горя и отчаяния. Но каждый раз он останавливался на том, что обвинял себя в распространении инфекции, в смерти родителей Григория, и смущался, не зная, как быть. Слёзы текли по его старческому морщинистому лицу.
.........................................................................................................................................
Через полгода после эпидемии, когда город наконец-то начал понемногу приходить в себя и возвращаться к обычной жизни, пришла новая беда. Черные осы. Никто не знал, откуда они берутся и куда потом пропадают, но неизменно один-два раза в год они атаковали Фаселис. В соседних городах было то же самое. Они вдруг налетали смертельным черным роем и жалили всех без разбора – и людей, и животных. Их жало было смертельно. Каждый день умирали десятки человек оттого, что просто вышли из дома. Оса подлетала незаметно и впивалась в человека. Большинство замертво падали уже после первого укуса, но некоторые боролись, отгоняя от себя этот чёрный ужас. Тогда прилетали другие осы, они набрасывались на человека всем роем. Их яд сковывал мышцы, человек падал и корчился в судорогах, когда паралич поднимался до горла, человек задыхался.
Страх объял Фаселис. Улицы города опустели. Скотину тоже боялись выпускать, и козы истошно блеяли в загонах.
Григорий неделю не выходил из дома. Он и его слуги питались запасами еды и воды, которых в доме было достаточно. Но бедным людям приходилось покидать свои дома, чтобы добыть себе пищу. Поэтому для бедняков нашествие ос было трагедией.
Когда через неделю черные тучи покинули их город так же неожиданно, как и появились, сотни бедных людей вышли на улицы с плачем и воплями. Почти в каждой семье был мертвец – и это, как правило, чудом выживший после эпидемии человек. Узнав, что богатые почти все остались живы, обезумевшие от горя люди обратили свой гнев на них.
К Григорию пришла разъярённая толпа. Юноша вышел и встал перед людьми, опустив руки. Они кричали и укоряли его в жадности, в сытости, в равнодушии, в нежелании и неумении помочь бедным. Полетели первые камни. Григорий, оглушённый всеми свалившимися на него несчастьями, стоял перед ними молча, не шевелясь. Его бы, наверное, убили, если бы к тому моменту, когда первые руки потянулись к камням, не прибежал дядя Исидор. Он был зол и готов разорвать каждого, кто посмеет обидеть его любимого племянника. Толпа, к тому моменту уже изрядно набесновавшаяся и выпустившая пар, притихла под громкими и страшными обвинениями Исидора:
– Что же вы творите, христиане?! Мальчик и так еле выжил в эпидемию! Остался сиротой! Вы же все знаете эту семью! Его родители всегда помогали вам! В чём он виноват? В том, что остался жив?! Побойтесь Бога!
Кто-то вдруг ответил злобно:
– Тьфу! Такие вы все хорошенькие, добренькие, и людям-то помогаете! И Бог-то за вас, за хороших! Только нас, бедных, ваш Бог не видит!
Другой добавил мрачно:
– Смотреть на вас, хороших, не желаем! Проклинаем вас, богатые, ненасытные! Сдохните, как и наши близкие! Ненавидим вас!
– Легко быть хорошими с деньгами! – поддержал еще кто-то. – А как быть нам, если мы потеряли кормильцев? Как жить? Может, воровать пойти или убить кого?
– Этих убить – богатых! И забрать их деньги!
Толпа вновь загудела раздражённо. Исидор закричал ещё громче, успокаивая, увещевая, взывая и к разуму, и к сердцу.
– Одумайтесь! Побойтесь кары Господней! – кричал Исидор. – Мальчик не виноват в вашем горе! Оставьте его в покое и расходитесь по домам!..
Люди расходились неохотно. Им надо было на ком-то выместить свою боль. А получалось так, что многие семьи остались без кормильцев, без наследников, малые дети без матерей – и никто за это не ответил, никто не виноват. Как же так? Люди расходились, но их страдания требовали отмщения.
.........................................................................................................................................
Новая волна отчаяния охватила Григория. Его доброе сердце рвалось на помощь этим несчастным, но он не знал, чем им помочь. Конечно, он может, как обычно, раздать милостыню, но достаточно ли этого? Как быть? Мама всегда говорила, что во всех непонятных ситуациях надо обращаться к Богу. Только Он укажет правильный путь.
Этим вечером впервые после смерти родителей и Даниэлы Григорий опять встал перед распятием. Но не мог вымолвить ни слова. Так далеко был сейчас Бог – не докричаться.
Григорий повернулся к своей кровати и почти не удивился, увидев на ней своего прошлого ночного визитёра. Он сидел в той же позе и той же одежде, сложив руки на коленях и поджав ноги. Где-то далеко мелькнула мысль, что тот Ангел обещал не посещать его больше в этой жизни. ("Ну, наверное, теперь уже другая жизнь"). Однако всё же что-то было не так. Полная луна светила в комнату, в её лучах были ноги нового гостя. ("Почему он поджал ноги, спрятал их под длинной туникой?.."). Пару секунд Григорий всматривался в его лицо. Но не мог разглядеть. ("Наверное, потому, что рядом с ярким лунным светом лицо оказалось в кромешной тьме"). Но самое главное – от того Ангела шёл какой-то мягкий свет, а от этого – холод. ("Или так кажется?")
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги
Всего 10 форматов