Третий элемент. Серия: Аз Фита Ижица. Часть III: Остров бродячих собак. Книга 8

– Blaise, can you do this?37 – спросила Ира.

– No. I merely know it's possible. But I'm nothing next to you.38

– Blaise, I can't do a lot of things you can.39

– As a human – yes. But that lies beyond human.40

Сквозь шквал практически невербальных мыслей, Ира смутно констатировала, что Блэйз больше не смотрит на неё многозначительным взглядом, а выясняет у Стаса, на какой стадии находится работа над игрой.

– Stas, I'd like to take part in this. You don't have to pay me. It's my purely personal interest.41

– You do participate already.42

– Yeah! But not as much as I'd like to.43

Ира почувствовала на себе взгляд Стаса.

– I have no objections,44 – ответила она Блэйзу и повернулась к Стасу. – Стас, Блэйз знает о проходах?

– По имеющимся у меня сведениям, не знает. Однако определить хотя бы с приблизительной точностью, что он знает, а что – нет, невозможно.

– Собственно, это не так уж важно. Если и не знает, сие для него лишним не будет.

– Как скажешь.

– Стас, прекрати играть из меня начальника!

– Ира, в данный момент, здесь никто ни во что не играет.

Не дав Ире как-либо отреагировать на своё заявление, Стас обратился к Блэйзу.

Как выяснилось, Блэйз о проходах ничего не знал, но его реакция на откровения была примерно такой же, как и у Оксаны. То есть, отреагировал он так, как если бы Стас ему сообщил, что на соседней улице открыли новую булочную.

– Frankly speaking, I don't have the slightest wish to get to Russia.45

– Why not?46 – поинтересовался Стас.

– I've been there once. It struck me as a bit too odd.47

– You've been to Russia?48 – удивился Стас. – When?49

– In nineteen seventy-eight.50

Стас потерял дар речи.

– When?!51 – в шоке переспросила Ира.

По её ощущениям, сформировавшимся под влиянием внешнего вида и стиля поведения Блэйза, в 1978 году он вполне мог бы родиться, но никак не в России побывать.

– Blaise, excuse me, but how old are you?52

– I’m fifty-two.53

– What?!54 – Ира уставилась на Блэйза.

Блэйз рассмеялся.

– I know I look a bit younger than I really am.55

– A bit younger?! Blaise! I thought you were much younger than me! I thought you were about twenty-five! Thirty at the most!56

– You flatter me, Ira. Anyway, thank you. I see you do not believe me, but that's the truth. I remember you, Stas, when you were a child. Sometimes I played with Tom. An astonishing old man he was!57

– Yes, – наконец обрёл голос Стас. – He was an astonishing old man.58 – Стас пристально вглядывался в Блэйза. – So, that was you.59

– Do you remember me?60

– When I met you for the first time – or rather, I thought it was the first time – you reminded me of the stunning young musician I'd seen a few times playing with Tom. I always thought you only resembled him, and not in appearance only. As for appearance, the only thing that has changed since then is your hair. At that time, you wore a short haircut.61

– Right! I never thought you remembered me. For a white man – moreover a child – all Africans have one face. Besides, you saw me just a few times and for a very short while each.62

– Blaise, I would've recognized you at once! But I can count the years, while you really look too young to suspect you to be that stunning young musician from my childhood.63

* * *

Выяснение истинного возраста Блэйза произвело столь сильное впечатление, что дальнейшие переговоры по поводу степени и способов его участия в работе над игрой были отложены на более спокойное время. При этом Ира не могла понять, с чего это Стас испытывает гораздо большее потрясение, чем она сама.

– Стас, в конце концов, Женечке вообще две с половиной тысячи, и он ну никак на них не выглядит, – попыталась Ира вселить в него умиротворение, как только они вернулись в поющий дом.

– Да меня не это волнует! Я понять не могу, как я мог не узнать его тогда. Я, правда, видел его всего несколько раз через значительные промежутки времени, однако даже в чисто человеческую память он умудрился врезаться.

Когда я увидел его вновь, уже будучи взрослым, я подивился, как сильно он напоминает того парня – которым, как оказалось, он и был – и лишь затем понял, кто он вообще.

Однако я вплоть до сегодняшнего дня ни разу не усомнился, что это – разные личности, хотя за прошедшие годы у него не изменилась ни внешность, ни манера держать себя, ни манера исполнения. Я очень хочу понять, зачем он это сделал.

– То есть, тебе не даёт покоя «specific purpose64»?

Стас усмехнулся в полузадумчивости.

– Это, похоже, ключ!

Развить тему не дал телефонный звонок.

– Сестрёнка, можно к вам? – спросил Максим без малого официально.

Ира глянула на Стаса. Тот кивнул.

– Заходи.

Максим тут же появился сквозь прорванное пространство и, едва появившись, сказал:

– Ир, извини. Мне нужно поговорить со Стандрейчем наедине.

Ира машинально глянула на часы. Недавнее пребывание в другом часовом поясе рождало уверенность, что сейчас глубокая ночь, но, как оказалось, было только начало одиннадцатого.

– Извиняю. Говорите. – Ира улыбнулась и направилась в сторону выхода.

– Ира, что делать собираешься? – окликнул её Стас.

– Порисую пока.

– Ложись-ка лучше спать. Напоминаю: завтра рабочий день.

– Хорошо, – улыбнувшись, согласилась Ира.

* * *

Ира вновь увидела Стаса лишь на следующий вечер. Когда она проснулась утром, он уже уехал, а едва она зашла в домик с дыркой, её выловил Миха.

Дня два назад Зив и Лоренц прислали ему по электронке описания вариантов ситуаций первых уровней игры, которые…

– Ирина Борисовна, я даже отдалённо не представляю, с какой стороны к этому подступиться! – одновременно в полном счастье и в полной растерянности сообщил ей Миха.

В общем, весь день они с Михой провели у Иры дома в компании Зива и Лоренца, разбираясь с ситуациями, а заодно соотнося это всё с графической и музыкальной концепциями.

– Мне на какое-то время неплохо бы уйти в подполье, – подвёл вечером итог пылающий жаждой творчества Миха.

– Если хочешь, можешь работать здесь, – предложила Ира.

– Можно?!!! – в эйфории восторга воскликнуло трио человечьего, собачьего и кошачьего голосов.

– Естественно, раз я предлагаю!

– Эх! – в отчаянии посетовал Миха. – Я их не слышу!

– Мы тебе писать будем, – мяукнул ему Лоренц.

– Он сказал, что писать тебе будут, – «перевела» Ира.

– Миша, английский знаешь?

Ира, Миха, Лоренц и Зив дружно повернули головы.

На верхней ступеньке лестницы из цоколя стоял Стас.

– В компьютерных пределах, в общем-то, да, – ответил Миха.

Стас глянул на часы, прикинул разницу во времени и позвонил Блэйзу.

– Сейчас я тебе автора музыки приведу. Говорит он только на английском, но я почти уверен, что у него должно получиться слышать Зива и Лоренца. А поскольку с английским ты знаком, думаю, сработаетесь.

Стас спустился обратно в цоколь и вскоре появился вновь вместе с Блэйзом. По всей видимости, тот ждал его прямо у двери.

– Is it really Russia?65 – весело поинтересовался Блэйз.

– If you expected me to bring you to Red Square, it's your own problem,66 – ответил Стас с усмешкой.

Несмотря на то, что Миха впал в лёгкую панику, когда Стас отправился за Блэйзом, контакт наладился почти сразу же.

Как Стас и предполагал, у Блэйза не возникло сложностей с пониманием Зива и Лоренца, в то время как Миха сносно понимал то, что говорит Блэйз.

Однако выражение своих мыслей на английском Михе давалось не просто с трудом, а, можно сказать, не давалось вовсе. Но это не стало помехой для свободного общения, которое хоть и получилось свободным, представляло собой нечто весьма замысловатое:

Миха говорил по-русски, Зив и Лоренц переводили его речь для Блэйза на английский, а то, что говорили они, Блэйз озвучивал на английском для Михи.

Как только стало ясно, что новорождённая творческая группа имеет все шансы на успех, Стас сказал Блэйзу, со скольки до скольки Миха будет находиться здесь, и что тот может заходить к нему в любое удобное для него время в этих пределах.

Лоренц и Зив заверили, что научат его пользоваться проходом, но пока этого не случилось, решили, что Блэйз будет пользоваться услугами Иры или Стаса.

– С той стороны дверь есть? – поинтересовался Миха.

– Есть, – ответил Стас.

– Так тогда и я провести смогу.

– Вряд ли понадобится, – возразила Ира. – У меня нет желания менять график работы, установившийся в конце прошлого года.

* * *

– Вот мне любопытно, а чего это ты не интересуешься, о чем мы вчера поболтали с Максимом? – спросил Стас, как только они с Ирой, оставшись вдвоём, обменялись впечатлениями по поводу практически самостийно свершившегося внедрение Блэйза в работу с Михой.

– Насколько я понимаю, то был СУГУБО ЛИЧНЫЙ разговор.

– Ну коне-е-ечно! Прямо таки сугуболичнейший! – Стас вздохнул, усмехнулся и продолжил язвить. – Надо думать, именно поэтому Максим напросился на него, позвонив тебе, а потом демонстративно тебя выставил. Никогда не сомневался, что именно так и начинаются все СУГУБО ЛИЧНЫЕ разговоры! То есть, с официального заявления об их проведении!

– То есть?

– То есть, если бы это был СУГУБО ЛИЧНЫЙ разговор, ты бы понятия не имела о том, что он имел место.

– В таком случае, что это было?

– Вы с Максимом не настолько разные, как он заявляет. Точнее, вы очень разные, но не в стремлениях.

Минуты две Ира слушала тишину, надеясь, что продолжение последует, но Стас молчал.

– И? – в конце концов, спросила она.

– Хотел бы я посмотреть на его миры. Странно. Впервые, почему-то, такая идея посетила.

– А мои ты все видел? – ляпнула Ира.

– Само собой.

– И как?

– Знаешь, почему Гена скупает твою живопись? Я тебе как-то говорил, что с удовольствием сделал бы то же самое, но, как говорится, опоздал.

– И почему же?

– Твои живописные полотна – отражения тех миров. Гена, как и я, побывал во всех, когда Лу трудилась над ним.

– Стас, вот скажи, на кой ты поднял тему вашего вчерашнего разговора с Максимом, затем ничего вразумительного не сказал и сам же от неё ушёл?

– Ира, ты великолепно знаешь, о чём мы вчера говорили с Максимом. На самом деле, тот разговор был СУГУБО ЛИЧНЫМ, но Максим не разнообразия ради так однозначно привлекал к нему твоё внимание.

Какое-то время Стас смотрел на неё своим тяжёлым сверлящим взглядом, затем глубоко вздохнул и продолжил:

– Помнишь, ты мне давала почитать запись, которую сделала, едва вернувшись из Точки Выбора? Освежи её в памяти.

– Я и так помню: «Было – НАЙТИ. Стало – ПОНЯТЬ. СВЕТ – Радный; Радный и я. Человеческое – Гена. «Некое средство» – Женечка и Данум», – наизусть нудным голосом отчеканила Ира.

Стас продолжал молча смотреть на неё тяжёлым сверлящим взглядом.

– Издеваешься? – полушутливо-полураздражённо спросила Ира.

– По-чёрному! – усмехнувшись, честно признался Стас. – Ну а если серьёзно… Ира, я тебе уже сто восемьдесят восемь лекций прочёл и по поводу СВЕТА, и по поводу человеческого, и по поводу «некоего средства».

И не я один, кстати. Кстати, ты сама нередко по всем трём поводам соловьём распинаешься.

Ира, ты создала несметное количество миров. И сама. И в соавторстве. Но свой СВЕТ, свои самые сокровенные чувства ты оставила именно здесь.

– Стас, прекрати, – прошептала Ира.

Она чувствовала, как дрожит, а на лбу выступают капельки холодного пота.

– Понимаю, что ты хочешь сказать! – вылетело из неё с вызовом и почти зло, хотя она этого не хотела. – С одной стороны, я разглагольствую на все лады о реальности внутреннего мира, а с другой – озабочена идеей перепрограммирования установок по умолчанию в масштабах человечества и очарована откровением Блэйза по поводу произведения искусства, которым является этот мир и все миры в принципе.

То есть, с другой стороны я как бы вовсю занимаюсь миром внешним. То есть, говорю одно, а делаю другое. Мне самой зачастую так кажется. Но…

Мне в позднем детстве и в ранней юности снился сон, смысл которого я стала понимать только сейчас.

Мне на разные лады снилось, будто я в каком-то общественном месте на общественном мероприятии и чувствую себя более чем уверено. А потом оказываюсь у зеркала и вижу себя в нелепой одежде, надетой задом наперёд, да ещё и наизнанку. Меня охватывает ужас. Я в панике ищу место, где я могла бы переодеться, но…

Сейчас я всё острее и острее чувствую, что этот мир – это моё отражение. И я, как в том сне, вижу себя в нелепой одежде надетой задом наперёд и наизнанку.

Двойственность вместо двоичности. Техническое устройство вместо произведения искусства. Определённое предназначение вместо загадочного и чудодейственного нечто, чему нет ни названия, ни объяснения ни в одном из человеческих языков.

Знаешь, если бы сейчас поставили на голосование вопрос, быть или не быть этому миру, я бы обеими руками проголосовала за его ликвидацию. Хотя…

Это что-то вроде разбить зеркало, которое лишь отражает, и не от него зависит, что на тебе нелепая одежда задом наперёд и наизнанку.

– Ира, ни один из миров, созданных тобой, даже близко не похож на этот. А они – тоже твоё отражение. Внешнее создаётся для того чтобы выразить внутреннее. Кроме того, не забывай, ты – неединственный автор этого мира.

К тому же, в некотором смысле, ты даже не совсем и автор-то. Данный случай похож на то, как ты поучаствовала в создании Мишиной игры, сделав графическую концепцию, зная лишь общую идею и без малейшего понятия о сюжете и ситуациях.

– Тогда, моё желание прикрыть эту лавочку возрастает в геометрической прогрессии.

– Не спеши. Знаешь, выражение есть такое: любят не «ЗА…», а «НЕСМОТРЯ НА…».

– Ты предлагаешь мне полюбить этот мир несмотря ни на что?

– Нет. Я тонко намекаю тебе на принцип. И это – вовсе не принцип отношения к этому миру. И в данном случае, речь не только о любви, хотя и о ней тоже.

Ира, ещё раз повторяю тебе: ни один из созданных тобою миров даже близко не похож на этот. Все они – бесспорные шедевры красоты, совершенства, безупречности, гармонии. Но!

Свой СВЕТ, свои самые сокровенные чувства ты оставила именно в этом мире.

И ещё. Нелепая одежда, надетая задом наперёд и наизнанку – это всего лишь одежда. Безусловно, стиль одежды отражает внутренний мир того, на кого она надета, но нередко одежду используют в качестве маскировки.

– Стас, из чего состоит мой СВЕТ?

– Знаешь, сколько раз я тебе это уже сказал?

– Догадываюсь, что, видимо, много. Пользуешься опытом вопроса, который ты мне задавал каждый раз в начале беседы, и который я не могла вспомнить? Кстати, ты мне на тот вопрос так и не ответил.

– Разве я говорил, что нужно задать его мне? Я предлагал тебе задаться этим вопросом. Кстати, он имеет отношение к вопросу о твоём СВЕТЕ.

– В письме Руслана говорится, что мой СВЕТ – это мои сокровенные чувства, которые вошли в резонанс с твоими. Что у тебя и у меня одни и те же чувства.

– Точнее, силы, энергии, входящие в состав личности. Верно. Это даже на уровне физиологии отражено. Если помнишь, у нас с тобой одна группа крови.

– Стас, что это за силы? Что это за энергии?

– Повторяю, я тебе уже много раз говорил о них.

НЕСМОТРЯ и ВОПРЕКИ

Новый трудовой год с места в карьер рванул на третьем этаже зверским авралом, в то время как на четвёртом воцарилось затишье. До конца января там обитали только Ира и Лу. Яна и Рома находились в распоряжении Максима на первом, Александр и Оксана – в Москве (хоть и ночевали в Сочи), а Миха сидел в глухом подполье в Ирином доме.

Учитывая, что Александр замечательно справлялся с координацией работы удалённых и филиальных дизайнеров, будучи в Москве, и затишье на четвёртом, в то время как на третьем свирепствовал аврал, Тамара и Гаянэ были переброшены на этот фронт. Дима же остался на первом, где занимался административной работой по налаживанию функционирования школы фотомоделей.

– Максим, а почему ты не оставил себе Гаянэ? – поинтересовалась как-то Ира, с трудом выловив его после обеда, так как Максим, по примеру третьего этажа, был занят без продыху.

– Всё не так просто, сестрёнка, – уклончиво ответил он и смылся.

Позднее Ира обнаружила, что, хотя Максим реально сильно загружен, не это причина невозможности нормально пообщаться с ним tête-à-tête. Ихан, возвращая внешний вид Иры в зону совершенства, без колебаний сдал ей его с потрохами, сообщив, что новогодне-рождественские каникулы тот провёл не с Гаянэ, как считала Ира, а в поте лица тестируя какую-то систему безопасности.

Мало того, покинув вместе с Гаянэ корпоратив, Максим всего лишь прошёлся с ней пешком от Дагомыса аж до Барановки, проводив домой, но потом больше ни разу с ней не виделся.

Иру сии новости смутили, но обсудить их было не с кем. Сам Максим с ней общался только при свидетелях. Ихан вывалил это всё Ире, подгадав предоставление своих услуг под натурные съёмки у Максима, пока тот отсутствовал в стенах домика с дыркой. Но натурные съёмки у Максима были не каждый день.

Возможность поднять эту тему в беседе с Лу, Ира не рассматривала. А Стаса весь январь Ира лишь сквозь сон чувствовала рядом по ночам и пару раз видела на обеде. Утром он уезжал до того, как она просыпалась, а приезжал, когда она уже спала. В том числе и по выходным.

То, что третий этаж резко оказался под завалом неотложных дел, выяснилось на второй рабочий день года. Впрочем, первый на третьем этаже прошёл тоже довольно насыщенно, но то была лишь прелюдия.

Утром второго дня, поскольку Ира пожелала сохранить рабочий график, сформировавшийся в конце прошлого года, Стас отвел её к «дяде Тому», однако сам до обеда ни разу не заскочил туда. А перед самым обедом Ире пришла SMS-ка: «Возвращайся сама».

Вернувшись, Ира застала Стаса, Женечку, Гену и Влада в буфете быстро поглощающими пищу за сосредоточенным обсуждением стратегии и тактики. При этом между ними и кабинетами курсировали Алла, Алина и Лидия Гавриловна с папками.

Как Ира поняла, после новогодних праздников разом выстрелили сразу несколько сделок, которые готовились всю вторую половину прошлого года.

Едва она успела положить себе котлету с макаронами, как Стас и Гена умчались то ли в банк то ли на какие-то переговоры (Ира толком не поняла), а Женечка и Влад столь же стремительно исчезли в одном из кабинетов, готовить какие-то документы.

– Что у нас, вообще, происходит? – спросила Лу, когда они с Ирой остались в буфете вдвоём.

Поскольку события на третьем этаже хоть и не особо вписывались в рамки обычного течения жизни, однако и чем-то из ряда вон выходящим тоже не являлись, Ира описала известные ей деталей ситуации в творческом отделе.

Обсудив положение вещей и согласившись, что они не гарантированы от такого же внезапного аврала, который нынче накрыл третий этаж, Ира и Лу пришли к выводу, что снизошедшее на них затишье нужно использовать по его прямому назначению.

Таким образом, Ира весь январь с понедельника по четверг первую половину дня проводила у «дяди Тома». Потом, если Блэйз изъявлял желание, отводила его к Михе, а сама отправлялась к Лу и присоединялась к её архитектурной деятельности.

По пятницам она проводила с Лу первую половину дня, а вторую – на джем-сейшне у «дяди Тома».

Выходные – как и вечера рабочих дней – Ира посвящала живописи. Само собой, с перерывом на джем-сейшны у «дяди Тома».

– Where is Stas?67 – лишь однажды поинтересовался Блэйз.

– He's very busy,68 – ответила Ира.

Она то и дело ловила себя на мысли, что нынче внешнее течение её жизни ну никак нельзя принять за отражение того, что творится в её внутреннем мире.

А там творилось примерно то же самое, что на третьем этаже домика с дыркой.

Контрапунктом к урагану ускользающих ощущений в купе со шквалом вербальных и невербальных мыслей Ира злилась на Стаса с его малопонятными намёками и категорическим отказом прямо отвечать на простой и ясный вопрос.

С другой стороны, она понимала, что злится не на Стаса, а на собственное бессилие, зная, что назови ей Стас прямо те силы, те энергии, для неё ничего не изменилось бы.

Когда кипение мозгов вместе с отчаянными попытками поймать кишащие, но ускользающие ощущения, становилось невыносимым, Ира бубнила в качестве мантры:

– Было – НАЙТИ. Стало – ПОНЯТЬ. СВЕТ – Радный; Радный и я. Человеческое – Гена. «Некое средство» – Женечка и Данум.

В последнюю субботу января, после джем-сейшна стоя у мольберта и в который раз пробубнив свою мантру, Ира отложила в сторону кисть с палитрой, спустилась в кабинет и извлекла из тайника под выдвижным ящиком стола «бумаженцию», когда-то внаглую отсканированную Русланом.

– Прошлое предназначение. Новое предназначение, – задумчиво прочла она вслух. – ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ.

Ира вернула «бумаженцию» в тайник и поднялась обратно, но не к мольберту, а вошла в комнатку, нынче служившую кабинетом Лоренцу и Зиву, где те сосредоточенно клацали по своим гротескно огромным клавиатурам.

– Кофейку испить не желаете? – предложила Ира.

– Можно, – отрешённо промурлыкал Лоренц и, поелозив левой задней лапой по тачпаду, кликнул Save.

Зив проделал то же самое, но только носом, одним глазом заглядывая в монитор, после чего они втроём спустились в гостиную.

– Помните, когда вы учили меня пользоваться проходами и рассказывали об Осознании Цели, вы говорили о выборе предназначения? Что вы имели в виду?

– Выбор предназначения. Что же ещё? – проурчал Зив.

– Я понимаю. Что вы имели в виду, говоря «предназначение»?

– Предназначение. Что же ещё? – промурлыкал Лоренц.

– То есть, вы имели в виду определённое предназначение, которое… Ну вот, скажем, телевизор. Его определённое предназначение показывать телепрограммы, транслируемые телекомпаниями.

– Вот ты о чём! – мяукнул Лоренц. – Разумеется, мы не это имели в виду. Дело в том, что, когда люди говорят о том, что мы имели в виду, они называют это предназначением. Потому и мы назвали.

Ну представь, мы назвали бы это кубибу́ндия! Ты бы, естественно, спросила бы, а что такое кубибундия, и нам бы пришлось объяснять. Но на тот момент наши объяснения стали бы для тебя ничего не значащим словоблудием.

– Ира, – заурчал Зив, – предназначение – это причина. Однако причина – это и «почему?», и «зачем?»! То есть, и «потому что…», и «для того, что бы…». Так уж люди устроены.

– Скажем, – снова взял слово Лоренц, – у тебя в мастерской сейчас стоит одна готовая работа. Почему она есть? Потому что ты хотела её написать и написала. Зачем ты её написала? Уж, наверное, не затем, чтобы твой Гена заплатил тебе за неё энную сумму денег. Хотя он непременно тебе её заплатит.

В случае с телевизором есть ответ на оба вопроса: и на вопрос «почему?», и на вопрос «зачем?». В случае же с твоей картиной есть ответ только на первый вопрос.

Так и с тем, что мы назвали тогда предназначением.

Видишь ли, когда люди говорят о том, что мы назвали тогда предназначением, они упорно считают, что должны быть ответы на оба вопроса, и интересует их, на самом деле, ответ на второй вопрос, на который ответа нет. А вот первым они, как правило, не задаются.

– То есть, то, что вы тогда назвали предназначением, это, по сути, ХОЧУ?

– Или, НЕОБХОДИМО, ПРИШЛОСЬ, ДОЛЖЕН, ОБЯЗАН, – с намёком проурчал Зив.

– Потому что я ХОЧУ, потому что мне НЕОБХОДИМО, потому что мне ПРИШЛОСЬ, потому что я ДОЛЖНА, потому что я ОБЯЗАНА, – вслушиваясь в ощущения, медленно проговорила Ира. – То есть, ХОЧУ – это предназначение, выбранное по своей воле, а НЕОБХОДИМО, ПРИШЛОСЬ, ДОЛЖЕН, ОБЯЗАН – это предназначение, выбранное для тебя иной волей?

– В общем-то, да, – мяукнул Лоренц. – И даже верно целиком и полностью, если говорить о чистом значении слов. Видишь ли, у людей ХОЧУ – это нечто, скажем, не особо пристойное.

– Ну да, – согласилась Ира. – «Мало ли чего ты ХОЧЕШЬ! НАДО!» – установка по умолчанию, внедряемая с детства при каждом удобном случае.

– Верно, – мурлыкнул Лоренц. – А потому люди зачастую прикрывают своё ХОЧУ словами НЕОБХОДИМО, ПРИШЛОСЬ, ДОЛЖЕН, ОБЯЗАН. В том числе и от себя. Да так, что сами становятся убеждёнными в том, что делают то, что они делают, не потому, что ХОТЯТ, а потому что НЕОБХОДИМО, ПРИШЛОСЬ, ДОЛЖНЫ, ОБЯЗАНЫ.

Ира усмехнулась.

– Как правило, если используются выражения НЕОБХОДИМО, ПРИШЛОСЬ, ДОЛЖЕН, ОБЯЗАН, гораздо реже из внешнего мира звучит вопрос «зачем?», на который не всегда есть ответ.

– А знаешь почему? – спросил Зив. – Потому что НЕОБХОДИМО, ПРИШЛОСЬ, ДОЛЖЕН, ОБЯЗАН, сами по себе являются ответами на вопрос «зачем?». К примеру: «Зачем ты написала эту картину?» «Мне пришлось её написать, потому что Гена мне её заказал».