Меня видят призраки

– Тебе разве не холодно? Ты бы лучше застегнулся, – я зажала в зубах сигарету, чтобы закрыть молнию на своем пуховике. – Это ты что ли все выпил? – я кивнула на бутылку водки.

– Чем больше выпьет комсомолец, тем меньше выпьет хулиган, – он отпил из горла и зажмурился, проглатывая алкоголь. – Дядя Вася, если бы жив был вообще из сапожка бы пил, он же его всегда в гости с собой приносил.

– Из сапожка?

– Ну сапожок такой, стеклянный или хрустальный, – он очертил руками что-то продолговатое, размером с большую рюмку.

– Аа, – в голове с трудом всплыло бледное воспоминание из детства: как папа, сидя во главе стола, накрытого в зале по случаю какого-то праздника, смеется и залпом выпивает наполненную «с горочкой» рюмку в виде сапога.

– Мама этот сапожок разбила. Не хотела, чтобы папа пил, – вспомнила я.

– Так он и не пил особо, – Алик вытащил сигарету и закурил. – Хороший был человек, жаль, что его нет с нами сейчас.

– Да, инсульт с кем угодно может внезапно случиться, – нехотя сказала я. Мне всегда было неловко говорить об отце, потому что я знаю его только с маминых рассказов и не совсем понимаю, что мне нужно отвечать на соболезнования и комментарии, которые просрочились на десятки лет.

– Ты думаешь, что он от инсульта умер? – Алик неловко стряхнул пепел себе на брюки и принялся смахивать его рукой.

– Ну не совсем. У него тромб оторвался, ему плохо стало, он на улицу вышел и там замерз, наверное, у него сознание помутилось или что-то вроде того. Мне мама так рассказывала, – неуверенно добавила я.

Алик немного помолчал, сразу как будто немного протрезвел и отпив еще немного из бутылки, откашлявшись сказал:

– Я думал ты уже знаешь. Мне же всего девять было, когда дядя Вася умер. Маленькому мне, ничего толком не рассказывали, умер и умер. Когда с учебы приехал уже стал во все взрослые разговоры вслушиваться, так и узнал, что дядя Вася оказывается странной смертью погиб, – он посмотрел мне в глаза. – Необычной.

– Необычной? – сигарета догорела у меня в руке обожгя мне пальцы. Я вздрогнула и выбросила окурок в сторону.

– Не было инсульта. Говорят его убили. Он же в ночь перед смертью один дежурил, так вот кто-то приехал к нему на пост, избил и оставил его умирать в сугробе.

– Кому это надо было? Он же простой гаишник был, – недоуменно спросила я.

– Девяностые же были! Кого-то не того остановил и все, – он провел по шее большим пальцем. – Людей тогда и за меньшее убивали.

Алик затянулся сигаретой и выпустил густую струю дыма, смешанного с паром от дыхания, она растаяла в воздухе слившись с белоснежным покровом снега.

Глава 6

В темный, широкий коридор серыми прямоугольниками падает лунный свет из окон. Пахнет холодной овсянкой и скисшим гороховым супом. Леха быстро и бесшумно крадется вдоль стены. Растянутая, когда-то белая майка болтается при каждом его движении, оголяя обтянутые кожей ребра. Множество слоев краски бугрится под его пальцами, которые местами спотыкаются об облупленные участки.

На углу он встретился с Зазулей и Шмыгой, который получил свое прозвище из-за сопливого носа. И не то, чтобы у других детей не было вечного насморка, из-за стылого здания, в котором находился спец-интернат, экономивший на отоплении, просто ничего обиднее они придумать не смогли. Над Зазулей даже думать не стали, звали по фамилии, потому что она была смешной сама по себе.

Мерзнуть в холодном коридоре, когда можно было отлеживать бока под теплым, шерстяным одеялом никому из них не хотелось, но по пацанским понятиям нужно было обязательно «преподать урок» Уське, который стуканул на них воспитке, сказав, что они отлынивают от уборки, заставляя мыть полы новеньких и помойек. Сам Уська был новеньким, если Леха спустит ему с рук этот косяк, то за ним закрепится репутация лоха, а там уже и до помойки опуститься не далеко.

Они молча переглянулись друг с другом и подошли к двери. Зазуля схватился за изогнутую ручку, Леха со Шмыгой приготовились. По едва заметному кивку Лехи Зазуля распахнул дверь. Вдоль обшарпанных стен теснились двухэтажные кровати с металлическими изголовьями. Они втроем забежали внутрь и бросились к одной из кровати. Шмыга быстрым движением сорвал шерстяное одеяло, с отверстием в виде ромбика на пододеяльнике, затем набросил его на голову сонного моргающего мальчика, и крепко обхватил его шею двумя руками, навалившись всем телом.

Леха и Зазуля замолотили тощими кулаками. Мальчик с одеялом на голове извивался, отбрыкивался, глухо кричал. Остальные дети лежали, посверкивая глазами в темноте. Никто, никому не помогал.

По какому-то единому порыву все трое резко отпустили избитого мальчика и бросились из комнаты. Он остервенело, не с первого раза, выпутался из одеяла. В лунном свете его блестело от слез и соплей.

– Суки! Сволочи! – заорал он хриплым голосом вслед убегающим пацанам.

Где-то вдалеке зашумели шаги, донеслось позвякивание ключей, но мальчики уже разбежались по своим комнатам. Леха накрылся одеялом и едва успел повернуться на бок, когда в комнату заглянул настырный луч фонарика. Он мазнул по Лехиному плечу, задержался на его, спящем с открытым ртом, соседе и проскакав по комнате скрылся за дверью. Леха расслабился, улегся поудобнее и постепенно провалился в сон без сновидений.

Утром досталось всем.

Вместо завтрака заставили бегать по спортивной площадке, пока кто-то не сознается или не укажет на виновников, но все молчали. Даже те, кто все видел. Грязь на площадке за ночь замерзла в камень, бугристая и колдобистая она не давала наступить, а спихивала и скручивала ступню. Слишком свежий осенний воздух жег горло и резал легкие так, что было невозможно дышать.

– Круто мы его вчера, – задыхающийся Зазуля подбежал к Лехе, тот молча кивнул, не желая расходовать дыхание на ответ. – Будет знать, как стукачить.

– Говорят, после обеда новенького привезут, – продолжил Зазуля, приняв Лехино молчание за приглашение к продолжению разговора. – У него батя мамку убил. Прямо у него на глазах. Поэтому он головой поехал, а когда его тетка под опеку взяла напал на нее с ножом. Она очканула и запихнула его сюда. Наверное, по батиным стопам решил пойти.

– А ты откуда знаешь? – покосился на него Леха.

– Подслушал у воспитателей, – простодушно признался он.

Зазулина информация была слегка неточной. Новенький появился уже на обеде. Он изо всех сил старался не озираться и только настороженно косился по сторонам. Худой, со свежей нулевкой и челочкой на голове он выглядел младше остальных парней. Все избегали на него смотреть, потому что он напоминал им самих себя в первый день, и от этого становилось до слез жалко его и себя, а плакать было нельзя. Напряженный и натянутый, он низко склонил над столом, неровно обстриженную голову, уставившись в свою алюминиевую тарелку, наполненную полупустым бульоном, но не ел, пока все грохотали ложками. После обеда все поплелись на уроки.

Леха с удивлением увидел его в своем классе. Тот сидел на одной из последних парт и смотрел в окно, рядом с ним сел Пятка – изгой, с которым старались не общаться, не сидеть рядом и не курить после него сигареты. Леха сел на свое обычное место. Урок прошел как обычно, а на перемене жирный парень по прозвищу Свин решил подоставать новенького, из возникшей сиюминутной неприязни или просто от скуки, а может быть от того, что тот сидел рядом с Пяткой. Улучив удобный момент, он сбросил под ноги новенькому свой учебник, тот едва не споткнулся об него, но в последний момент молча перешагнул его.

– Опачки! Ты че не видишь куда прешь? – заорал он на весь класс обнажая полусгнившие передние зубы. – Ты мне учебник испортил! Гони деньги на новый!

Новенький молча обернулся. Он хмуро смотрел на орущего женоподобным голосом Свина и ничего не отвечал.

– Ты че оглох? Я говорю, гони бабки! – прокричал ему прямо в ухо Свин.

И в этот момент новенький схватил его за шею и резко потянул вниз. Свин от неожиданности рухнул на колени, но затем сориентировался и вытянув руку потянул на себя ногу новенького заставив его упасть. Свин навалился на него всей массой и стал наносить удары. Вокруг собралась толпа.

– Э! Че за кипиш! – заорал Леха сбив Свина с новенького. Они покатились живым клубком и врезались в парты с шумом их сдвинув. Зазуля со Шмыгой переглянулись, но остались стоять. Леха оседлал Свина и нажал ему на глаза изо всех сил, пока тот не взвыл.

– А ну-ка разошлись! – крикнул из-за спин громогласный голос учителя.

Вскоре Леха и новенький сидели на скамейке перед приемной кабинета директора. Свина вместе с ними не было, его отвели в медпункт из-за того, что тот рассек до крови кожу на лбу, приложившись об угол парты. «Кровищи-то было» удовлетворенно подумал про себя Леха. Новенький продолжал сидеть, напряженно уставившись в одну точку.

– Ты бы с Пяткой не садился больше. Он же помойка, а кто помойка, тот воняет, кто воняет, тот у параши спит, а кто у параши спит, тот зашкваренный, – хрипло рассмеялся Леха. – Ты в первый раз в спец-интернат попал? – Леха выждав, чтобы получить ответ, принял молчание за согласие. – Ты же теперь в коллективе жить будешь, нужно правила знать: вот, я за тебя щекотнулся сегодня со Свином, а потом ты за меня кого-то щекотнешь, потому что если один будешь ты просто пропадешь здесь… – он спокойно разъяснял внутреннюю иерархию, царившую среди воспитанников спец-интерната, полностью скопированную с зэковских понятий. После того, как он рассказал все, что знает, повисла тишина.

– У меня тоже папка маму убил. Зарезал ее в кровати и сбежал. Я утром проснулся пошел маму будить, а она не просыпается. Я тогда совсем малой был, не понимал, что она умерла. Сейчас бы понял, а тогда… У нее глаза были полуоткрыты и не моргала она, ну кто же из живых так спит? Вот я дурак, да? – грустно усмехнулся Леха.

Новенький все еще не реагировал.

– Я знал, что надо сначала взрослым позвонить, а потом уже они сами в милицию, но почему-то все номера забыл. Бабушкин, тетин… Я их наизусть помнил, а в тот момент забыл… И до сих пор не могу вспомнить. Наверное, испугался. Мне же тогда всего шесть было. Сейчас бы я не испугался, – Леха провел по стриженной голове рукой. – У нас на телефоне были наклеены номера скорой, милиции и пожарников. Мама клеила. И вот я и позвонил пожарникам. Говорю мама не просыпается, а они мальчик не шути так и трубку бросили. Вот я тупой да? Почему именно пожарникам? Наверное, думал, что скорая приезжает к больным, а милиция только если кого-то ограбят, а пожарники они же котят с деревьев снимают, поэтому думал, наверное, что и маму разбудят.

– Я тоже сначала подумал, что мама спит, – осипшим от долгого молчания голосом сказал новенький.

– Это правда, что ты свою тетку зарезать пытался? – спросил Леха, потому что Гена опять замолчал.

Гена ничего не ответил. Про женщину, которую он видел в день убийства матери он попытался рассказать тете, но она отвела его к врачу в самую настоящую психушку, сказав, что это были глюки от нервного потрясения. Врач в психушке задавал странные вопросы, а все, кого они встретили в той больнице вели себя чудно: один мальчик слизывал пыль, другой рассказывал о каком-то самолете и перечислял его детали, а одна девочка даже начала суетливо стягивать с себя одежду, как только ее мама отвернулась для разговора с женщиной в регистратуре.

Но Гена знал, что это были не глюки, потому что эта женщина приходила потом еще много раз. Вернее, она просто выглядела, как женщина, но точно ею не была, как и не была человеком. Гена не мог понять, что она такое, но с каждым разом боялся ее все больше и больше. Обычно она появлялась в гостиной тетиной квартиры, в которой он спал на раскладном диване и начинала неразборчиво нашептывать ему всякие слова. Вначале казалось, что она его жалеет, но потом предложения потеряли человеческий вид, стали непонятными и перемежались откровенными гадостями о нем, о маме, и о том, что он должен сделать с тетей, об этом даже не хотелось вспоминать.

Обычно он лежал, стиснув зубы и зажмурившись, пока от бессилия не забывался беспокойным сном. В какой-то момент он в отчаянии стащил кухонный нож и спрятал его под подушку. Она, конечно же, это почувствовала и подставила его. Заморочила ему голову, а когда он вытащил нож оказалось, что это тетка подошла к нему поправить сползшее во сне одеяло, а он по ошибке набросился на нее с ножом. Хорошо, хоть не убил. Вот так Гена и оказался в специнтернате.

– Давай Свина потом отмутузим в ванной. Обычно с нами туда воспитки не ходят, а то если они спалят, опять будем по площадке круги наматывать.

– Давай, – Гене эта идея понравилась.

– Леха, – он протянул руку для рукопожатия.

– Гена, – пожал ее новенький.

Глава 7

Одинокое, двухэтажное строение, белое с широкой синей полосой посередине, окруженное силуэтами безжизненных, невысоких деревьев и бесконечными сугробами, стоит на краю города, хотя кажется, что на другой планете. Огромное пространство сокращено до небольшого пятачка, светом одинокого фонаря, и только вдалеке поблескивают огоньки города. Идет мелкий-мелкий снежок, почти пыль, аккуратно укрывший все недостатки и огрехи ландшафта.

На втором этаже крохотного поста ГАИ было нестерпимо холодно. Казалось, все вокруг излучает холод, а раскаленный электрический обогреватель стоит просто для красоты. Василий в очередной раз поставил греться на газовую горелку чайник. Бегать всю ночь в уличный туалет, стоящий в десятке метров, не хотелось, но от холода уже сводило мышцы. От широкого окна во всю стену, тянуло ледяным сквозняком, казалось темнота заползает внутрь с улицы.

«Сейчас бы дома спать лечь» мечтал Василий, вновь и вновь мысленно прокручивая момент, когда ложишься в знакомую постель, которая медленно нагревается от тепла твоего тела, переворачиваешься на бок, укладываешь подушку поудобнее и натягиваешь одеяло повыше, чувствуя, как постепенно расслабляются напряженные мышцы, а сознание блаженно соскальзывает в темное небытие. Он клюнул носом, чуть не уснув и осоловелым взглядом посмотрел на засвистевший чайник.

Вместе с паром от кружки поднимался запах дешевого, но крепко заваренного черного чая. Негромко играющее радио, детектив в мягкой, растрепанной обложке и печенье – и вот уже ночное дежурство не казалось таким унылым. Горячий чай в желудке немного согрел озябшего Василия. Уютно нахохлившись, он опять заклевал носом над пожелтевшими страницами.

Задремать ему не дал слабый стук за дверью. Он пару секунд вслушивался в тишину, пытаясь понять, реален ли звук, выдернувший его из дремы. Стук стал настойчивее, кто-то за дверью уже пытался открыть ее, сначала слабо, затем сильнее.

Василий вдруг снова ощутил себя маленьким мальчиком, лежащим под жарким одеялом, потому что в сумерках ему померещился страшный силуэт. Щемящее чувство страха заставило его на секунду забыть, что он уже давно вырос, а привидений не существует.

Дверь резко распахнулась, внутрь ворвался небольшой вихрь, закрутивший снежную пыль. Шумно отряхиваясь и топая ногами, чтобы сбросить снег с валенок в комнатушку зашел коллега Степан.

– Холодно, блин! Опять эта дверь заедает, надо с ней что-то сделать! Все, твоя очередь. Чую не выполним мы план сегодня, – он с силой потер покрасневшие руки и подул на них.

– Чайник горячий, – сказал Василий. – Не ссы, сейчас все поедут по домам с гулянок, наберем полную авоську аошников6, – он потянулся и зевнул.

Выходить на мороз из тепла не хотелось. Василий не спеша надел на себя вязаный шерстяной жилет, обмотался колючим шарфом и основательно застегнул все пуговицы на сером форменном пальто, не предназначенном для суровой якутской зимы, как можно сильнее натянул ушанку с перевязанными назад ушами, чтобы не отморозить свои.

Он вышел на высокое крыльцо и взглянул на улицу, длинный световой след от дверного проема протянулся по свежевыпавшему, едва тронутому снегу. Дыхание перехватило от первого глотка ледяного воздуха, Василий поспешно развернулся и плотно прикрыл за собой дверь, не давая теплому воздуху выветриться из маленького помещения.

Под ногами заскрипел легкий, рыхлый снежок, как будто кто-то дунул на огромный ледяной одуванчик, и он покрыл все вокруг ровным слоем своего пуха. Абсолютно пустая дорога, на две полосы, расходилась в противоположные стороны, скрываясь за темным горизонтом. Василий выдохнул густой пар изо рта и проводил его вверх взглядом.

Вдалеке послышался звук мотора. По морозному воздуху звуки разносятся далеко, поэтому автомобиль показался не скоро. Вскоре из темноты выскочил «Москвич», при тусклом свете луны машина казалась кроваво-красной, она быстро приближалась к посту ГАИ. Василий отсчитал количество секунд на контрольном участке дороги и мысленно присвистнул – водитель ехал с огромным превышением скорости.

Он махнул жезлом и попытался рассмотреть лицо одинокого водителя, но автомобиль пронесся мимо него не снижая скорости, обдав его снежной пылью. Василий побежал за машиной, старательно запоминая номер, но в этот момент она, немного отъехав, сделала пару маневров и окончательно потеряв управление слетела с дороги в сугроб, взметнув в разные стороны фейерверк из снега.

Василий остолбенело наблюдавший за всем происходящим, бросился к неподвижной машине. Он осторожно ступил в сугроб, почти сразу провалившись выше колена и побрел к двери со стороны водителя. Внутри на руле лежал мужчина, больше внутри никого не было. Василий подергал дверцы, но ни одна из них не поддалась. Голая кожа рук неприятно обжигалась при касании к ледяному металлу, поэтому он надел рукавицы и попробовал еще раз. Оглянулся в отчаянии, и увидел бегущего к нему коллегу Степана, на ходу натягивающего пальто.

– Неси лом! Руками не открыть! – крикнул ему Василий, махая рукой, чтобы тот шел назад, тот сразу же развернулся обратно.

Когда дверь удалось открыть, водитель уже начал приходить в себя, вдвоем они доволокли его до поста ГАИ. С трудом подняли по лестнице и усадили на стул возле рабочего стола. При свете желтой лампочки наконец стал виден бледный, худощавый мужчина в дубленке, сжимающий одной рукой ондатровую шапку, а другой прижимающий кусок ваты к разбитому носу, среди вспотевших под шапкой волос блестели капельки крови, стекающие за ухо.

– Куда летел летчик? – спросил Степан.

– Там девушка в машине, – мужчина дернулся встать со стула, но две пары рук удержали его на месте. – Не приводите ее сюда. С ней что-то не так, – он выгнул шею, чтобы выглянуть в окно, но с этого ракурса машину не было видно.

– Нету там никого, че ты чешешь. Развести нас хочешь? – усмехнулся Степан.

– Была! Я ее недалеко отсюда подобрал, – мужчина немного замялся. – Только она какая-то странная…

– Че ты несешь? Ты че пьяный? А ну-ка дыхни! – Степан привстал, приблизив лицо к водителю.

– Да я совсем немного… Так… Для настроения… – мужчина отшатнулся, стукнувшись затылком об стену. Степан молча продолжал приближать лицо, пока не учуял отчетливый запах спиртного из его рта.

– Оформляй его, – Степан мотнул головой Василию. – Я пойду посмотрю, может он кого сбил по пути или она из машины вылетела.

Василий принялся заполнять протокол.

– Я вам честно говорю про девушку! Я обычно никого не подбираю, но она была только в кофточке и юбке! Босиком! Без куртки, без шубы! Я и подумал – ограбили, наверное, надо помочь! Сейчас же много бывает таких случаев: отберут шапку или шубу, заберут все ценное и поминай как звали. У меня, у самого, шапку срывали уже два раза на улице, – мужчина говорил полушепотом, как будто Степан мог его услышать. – Только вот с ней явно было что-то не так…

– Что? – на автомате спросил Василий, почти не слушая собеседника, продолжая заполнять бумаги.

– Я думал, что она сядет в машину начнет кричать или плакать, а она ни словечка, ни проронила. Села, дверь закрыла и сидит. Я повернулся и тогда увидел… Что у нее все лицо сплошной синяк, один глаз не открывается, нос разбит, короче, страшно смотреть, – он сглотнул слюну. – Я спросил, что случилось и куда ее отвезти, а она посмотрела на меня таким взглядом… Я этот взгляд никогда в жизни теперь не забуду…

– Так что она сказала-то? – нетерпеливо спросил Василий.

– Она сказала, что хочет домой. Мне стало не по себе, и я поехал. Подумал оставлю ее у ближайшего отдела милиции, пускай они там с ней разбираются… И вот мы едем, а она сзади меня начала обнимать… И лицом ко мне вплотную… Только тогда я увидел, что у нее руки полностью черные, обмороженные, такими уже нельзя шевелить, а она шевелила… И сжимала меня все крепче и крепче, так девушка сжать не может, да, что там девушка, не каждый мужчина так сожмет… А я как завороженный сидел, не мог пошевелиться… Дальше уже не помню, как с дороги слетел…

Потопав по лестнице валенками, в помещение вошел Степан.

– Нету там никого. Только зря, по сугробам лазил. У него белка, – сказал он обращаясь к Василию.

– Это не белка, – Василий уже давно понял о какой девушке говорил водитель.

Глава 8

На ужин мама приготовила жареные окорочка с рисом. На кухне стоял крепкий запах жареной курицы, шумела вода и постукивали приборы. Настина мама в стеганом халате, со все еще подведенными черным карандашом глазами, но уже без помады, ходила по маленькой кухне от плиты до стола. Настя, задумчиво мурлыча себе под нос незатейливую мелодию, расставляла посуду и приборы на столе.

– Ты чего такая радостная сегодня? – мама с удивлением покосилась на нее. Сегодня вечером Настя напоминала светлячка, который летал по квартире освещая все вокруг себя теплым светом.

– Да, так просто… Погода сегодня такая хорошая была, солнышко выглянуло, – она мечтательно вздохнула.

– М-м… – мама пытливо посмотрела на дочь, пока та не видела.

В дверь постучали, Настя сразу же, узнав папу по манере стучать, побежала открывать. В прихожую вошел невысокий, полноватый мужчина, держа под мышкой хлеб. Он протянул буханку Насте и ткнувшись носом в ее щеку вдохнул ее запах7, при этом его коричневое лицо, казалось стало еще темнее на фоне белоснежной кожи дочери. От папы пахло смесью солярки и одеколона, которым он щедро обливался после бритья, так как сам почти не слышал запахов из-за курения.

Сняв ботинки, он сразу же скрылся в ванной. Настя села на свое место за столом раньше всех и задумчиво облокотившись, положила лицо на ладони. Папа подошел к маме, которая резала хлеб и осторожно приобняв ее сзади, поцеловал в щеку.

– Уже можно кушать, да? – спросил отец, почесывая голое плечо, сняв свитер и оставшись в одной майке.

– Ага, садись, сейчас чай тебе налью.

– Ух ты, какая красота, – папа вдохнул аромат над тарелкой и терпеливо стал ждать пока мама тоже сядет за стол.

Настю всегда умиляло видеть трогательную заботу родителей друг о друге. Их тихие, уютные разговоры, маленькие знаки внимания и мысли друг о друге даже, когда они были не вместе. По мере взросления она понимала, что это большая редкость и ей сильно повезло увидеть такие теплые отношения родителей. Она мечтала, что, однажды, ее супружеская жизнь будет такой же: спокойной, размеренной и наполненной любовью.

С каждым их словом, с каждым движением Настя ощущала, как уют и безопасность окутывают её, словно мягкое одеяло. Эти мгновения были теми лучами тепла, которые она бережно хранила в своем сердце. Наблюдая за их смехом, она могла представить, что однажды, когда вырастет, будет создавать такие же воспоминания для своей собственной семьи, чтобы передать им любовь и заботу, которую она получила от родителей.

– Помнишь, Петю? – спросил папа у мамы. – Который новенький, – папа быстрее всех съел свою порцию и добавку, и теперь медленно потягивал темно-коричневый чай с тремя ложками сахара, вприкуску с печеньем.

– Молодой который? Худой такой? – ответила мама.

– Угу, – он втянул в себя горячий, почти кипяток, чай. – Он сегодня на работу же не вышел. Заболел, в больнице лежит. В обед ездили навещали его.

– Уа-ай, а что с ним случилось? На смене что-то произошло или заболел чем-то? – мама подняла на папу удивленный взгляд. Настя до этого мечтательно ковырявшаяся в своей тарелке, тоже посмотрела на папу ожидая продолжения.

– В том то и дело, что врачи пока, что не могут определить, чем он болеет: анализы и показатели с каждым днем все хуже и хуже, как будто организм сам себя ест, но от чего это все происходит так и не могут понять. Думают на рак или на авто… ато… тьфу ты! Какая-то болячка с иммунитетом, короче.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.