
Полная версия:
Боги пяти Столпов. II Белая тень

Екатерина Рыбина
Боги пяти Столпов. II Белая тень.
Глава1.
Черные кости кривых рогов, венчающие голову жреца Замбето, бросали пляшущие тени на скругленные стены погребального храма. Причудливый наряд, сотнями шерстяных плетей скрывающий его образ, будто причесанный разноцветный стог сена, подметал каменный пол танцующей кружащейся метлой. Глиняная маска на лице выражала гротескное выражение то ли ярости, то ли ужаса, выразительно искривив черты, раскрашенные в красно-синие цвета. Голос жреца гудел, будто доносился из толстой металлической трубы, резонируя и выходя на слышные лишь собакам высокие ноты. Ритуал продолжался уже больше часа, и съежившееся в центре ритуальной комнаты существо уже отдавало последнее дыхание девяти факелам, очертившим вокруг него недвижный круг. Белая его прозрачная кожа, лепестками облепившая голову, как розовый бутон, уже иссыхала, оголяя глотающую воздух зубастую пасть. И вот, когда существо сделало последний вдох и застыло, жрец остановился на месте и, вытянув на одной руке длинное древко посоха с витиеватой погремушкой на конце, почти коснулся ей потрескавшегося лба суккуба. Еще мгновение, и разноцветные камни, собранные в множество пучков, осветились радужным слабым сиянием и тихо зазвенели, как сотня крошечных изломанных колокольчиков. Белесая дымка, облаком окутавшее тело суккуба, тут же воронкой утекла в навершие посоха, угнездившись в одном из пустых прежде камней.
Замбето крутанулся вокруг своей оси еще раз и, будто смахнув пыль с бездыханного тела, опустился над ним стервятником. Еще пара несложных манипуляций, и вместо суккуба, размером со взрослую овчарку, на полу остался лежать спрессованный шар из тонкой белой кожи и горстка серого пепла. Бережно положив шар в свою ладонь, из-за золы ставшей серой и светлой, шаман дунул на новый трофей белым порошком и положил в небольшую поясную сумку, спрятанную под шерстяными тонкими косами одеяния.
Бранвин задумчиво сидела за круглым журнальным столом, анализируя новый расклад на костях, пытаясь оценить ближайшее будущее. Она прибегала к этому методу, когда прочие схемы не давали положительного результата. Время от времени она тешила себя надеждой, что костяные руны выбросят именно ту комбинацию, которая удовлетворит ее запросы. Высокие стены ее комнаты были изрезаны узкими дырами застекленных бойниц, создавая гармоничную игру света на противоположной стене с широкой высокой дверью, создавая рисунок, похожий на клавиши пианино. Дав волосам небольшой отдых, она расплела свои белые косы, зарывшись в них, будто в импровизированную вуаль. Она задумчиво перебирала кости в руках, никак не в состоянии удовлетвориться тем результатом, который раз за разом выдавало их гадание.
Тишину нарушил настойчивый стук в дверь. Дав разрешение войти, она не подняла глаз, ни на секунду не отвлекаясь от стеклянной поверхности стола, на которой хаотично лежали костяные руны. Замбето шумно прошагал через комнату к госпоже и, остановившись в нескольких шагах от нее, послушно склонил рогатую косматую голову, сокрытую за ворохом шерстяных разноцветных прядей.
– Говори – приказала Бранвин, не меняя позы.
– Великая Белая королева – начал шаман – я иссушил еще одного суккуба. Новой дозы хватит, чтобы усыпить Бога еще на неделю. Наш эксперимент исключительно удачный!
– Хорошо. Значит, и с черными тварями провернем тот же трюк – она едва заметно ухмыльнулась, наконец подняв голову и взглянув на шамана исподлобья. – Что насчет девочек? Нашел лекарство?
– К сожалению, наши попытки проваливаются одна за другой – шаман съежился, как чернослив. Фигура его стала заметно меньше даже под тяжелым громадным конусом из шерсти. – Сколько мы ни пытаемся их разделить, Бог спаивает их вместе, моя госпожа. Позавчера нам почти удалось разделить их до тазовой кости, но началось обильное кровотечение, и пришлось прекратить.
– Выходит, не так хорошо твое средство по усыплению, не так ли? – прошипела Бранвин, скаля белоснежные зубы. – Выходит, Бог не спит, а притворяется?
– Нет, нет, моя госпожа! – взмолился Замбето. – Он точно спит! Иначе при аппетитах близнецов Белый столп давно ушел бы под воду! Может быть, сон недостаточно глубокий…
– Ну так найди способ его таким сделать! – рявкнула Белая, превращая в труху костяные руны в сжатом кулаке. – Они становятся тупыми и слабыми, когда их сознание сливается в одно. Мне нужны два сильных мага, а не один недоразвитый! Два всегда лучше, чем один.
Уяснив, что разговор окончен, Замбето поспешно отправился восвояси, снова начинать поиски нового порошка или иного средства для решения задачи слишком сложной, чтобы справиться одному.
Бранвин медленно поднялась с мягкого кресла, как медведица появляется из берлоги в первый теплый весенний день. С высоты своего почти двухметрового роста она лениво оглядела стены своей светлой холодной комнаты и мягким плавным шагом направилась в коридор. Замешкавшаяся прислуга, задремавшая в углу, бросилась к дверным ручкам, расторопно отворяя тяжелые массивные двустворчатые двери. Тихо плывя по длинному коридору, испещренному дверными проемами, она не отводила взгляда от приближающегося высокого прохода в конце галереи. При ярком солнечном свете ее кожа казалась прозрачной с тонкой сеткой капилляров. Белые ресницы, обрамляющие широкие волчьи глаза, рисовали на худом вытянутом лице две дуги, глаза под которыми, лишенные пигмента, горели углями красной сетки сосудов. При высоком росте и тонкокостном телосложении, Бранвин не казалась худой. Тело ее было крепким, как у полярного волка. Она была выше большинства мужчин в своем королевстве, несмотря на то, что ее северный народ отличался среди прочих ростом и статью.
Минуя утонувшую в солнечных лучах длинную галерею, она молча зашла к уютную светлую комнату, завешанную балдахинами и усыпанную горами мягких подушек в шелковых чехлах с кружевной вышивкой. Точно определив искомый объект по звуку, Бранвин обогнула по изножью громадную двуспальную кровать с богатой периной и посмотрела вниз. На полу, вцепившись в тряпичную куклу, уселись на мягком теплом ковре сестры-близнецы Деа и Леа. Заметив появление наставницы, они одновременно подняли на нее детский наивный взгляд больших голубых, почти бесцветных глаз. Бранвин плавно опустилась к ним на ковер и ласково провела ладонью по щеке каждой из девушек.
– Вам уже по восемнадцать лет, мои пташки – промурлыкала она. – Пора уже бросать игры с детскими игрушками. Мастер по мечам сказал мне, что вы упорно не хотите изучать науку. Почему?
– А зачем, если мы пьем чистую магию и одним пальцем можем поднять целую гору? – огрызнулась Деа, отбрасывая гладкие бесцветные волосы за спину.
– Мм – потянула Бранвин, изображая задумчивость. – А почему вы не хотите изучать историю пяти Столпов? Неужели не интересно?..
– А зачем? – хмыкнула Леа, подражая старшей сестре. – Мы напишем свою историю, и, если что-то не устроит, перепишем и старую.
– Так, так, так, мои могучие воительницы. Но для этого нужно покорить весь мир. А для этого нужно быть не только сильными, но еще и умными, и умелыми. И много чего знать. Слово – дар убеждения. Не со всеми может работать грубая сила. Чтобы быть успешными, нужно развивать не только магию, хотя она, конечно, в авангарде.
– Авангарде? – переспросила Деа. – Что это?
– А вот чтобы это узнать, вы сейчас же встанете и пойдете на урок истории. Учитель уже ждет вас. А если вздумаете мне перечить, – Бранвин обожгла девушек жутким хищным взглядом – я позволю древнему Богу спаять вас в одно целое окончательно, и превратить в тупой живой комок без разума и души. Все ясно?
– Да, Великая – тихо прошептали две белые тени.
– Вот и прекрасно – улыбнулась Бранвин, будто еще секунду назад ей не хотелось разорвать их на части. – Тогда поднимайтесь и ступайте.
Девушки нехотя, опираясь на руки, поднялись на ноги. Они уступали ростом королеве меньше, чем на полголовы, но при этом, еще не успев нарастить мясо на суставы, походили на двух спаянных по одному боку палочников. Два ажурных платья, сшитых в одно, крепко держали их спины тугими корсетами, создавая дополнительные трудности для легких. Несмотря на их затруднительное положение, Бранвин наотрез запретила носить свободные фасоны, чтобы облегчить боль в спине и тазобедренных суставах. Ее забота заканчивалась там, где в силу входили правила этикета и нормы поведения в современном обществе. Деа и Леа понуро заковыляли в кабинет истории, отбросив любимую игрушку на кровать. Бранвин, проводив их взглядом, холодно скомандовала горничным, почти слившимся со стенами:
– Все игрушки собрать и сжечь. Полки заполнить исторической литературой. Детство давно закончилось, пора взрослеть. В комнате навести порядок. Никаких подушек на полу, они уже взрослые женщины, а комната, как у пятилетних детей. Еще хоть раз увижу рюши и бессмысленные кружева, отправитесь на костер вместе с игрушками, понятно?
Горничные суетливо сделали синхронный книксен и бросились собирать детскую атрибутику в импровизированный мешок из ажурной простыни.
Будни Деи и Леи проходили однообразно и серо, и морозное яркое солнце ничуть не освещало их мрачную реальность. В сравнении с тем, какой свободой они наслаждались в родительском гнезде, пребывание в Белом замке можно было сравнить с заключением в темнице.
Будучи рожденными в родовитом семействе, ведущем счет с потомков первых людей, Деа и Леа пользовались значимыми привилегиями не только в своем поместье, но и в соседних имениях. Они жили под опекой своих родителей ровно десять лет, пока однажды громадные железные двери не впустили в дом незнакомца в белом, расшитом серебряной вышивкой одеянии. Один из приближенных королевских советников отдал их отцу запечатанный сургучной печатью свиток, перевязанный алой лентой. К удивлению девочек, родители в этот день вздохнули с облегчением.
Роды их матери проходили в тяжких муках, и едва не отправили ее на тот свет, когда с разницей ровно в двадцать две минуты, одна за другой на свет появились девочки-близнецы. Повитуха, принявшая на своей долгой памяти не одну сотню новорожденных, потеряла дар речи, увидев, кем разродилась молодая мать. Первенец появился на свет, обмотанный плоской, как ленточный червь, пуповиной, и был больше похож на мумифицированного слепого белого лысого крота. Обрезать ее стоило женщине большой смелости и немалой потери крови матери ребенка. Повитуха трясущимися пальцами, бережно начала разматывать жадную пуповину, обвившую тело младенца, как змея, лишенная пищи на зиму. К ужасу женщины, тугая белая пленка двигалась под пальцами, не желая отдавать свою добычу. Наконец, освободив от жгута крошечное тело, повитуха отбросила пуповину подальше и взглянула на младенца. От обычных новорожденных этого ребенка отличала ненормальная зрелость, словно она была рождена, как минимум, три дня назад. Глаза ее холодно смотрели на повитуху с выражением полярного волка, кожа была уже гладкой и слегка розоватой, на голове были хорошо заметны тонкие светлые волосы. Первый звук, вырвавшийся изо рта младенца, заставил в ужасе разбежаться всех кошек, бродивших на территории имения ближе, чем на пятьсот метров к родильной комнате, а из ушей, находившихся в непосредственной близости к ребенку, тихой дорожкой полилась кровь. Повитуха заметила это только когда красная капля с ушной мочки капнула точно в открытый детский рот. Побоявшись наказания за неосторожность, она решила утаить этот факт и, торопливо обмыв ребенка, привычными отточенными движениями запеленала его и уложила в колыбель.
Со вторым ребенком повторилась та же история, что и с первым, но на этот раз повитуха успела вовремя обмыть и запеленать девочку до того, как она испробовала крови. Этот, казалось бы, незначительный факт, со временем сыграл не последнюю роль в становлении молодых королев.
Дети росли так же, как и все другие, физиология их развивалась совершенно обычно, чего нельзя было сказать о психике. Склонность к особой жестокости проявилась уже в первые месяцы, когда девочки прокусывали соски своим кормилицам, требуя в пищу не только молока, но и крови. Знатное семейство сменило не один десяток нянечек, прежде чем дети смогли обходиться без грудного вскармливания. Несмотря на просьбы не сплетничать по поводу аппетитов дочерей, в народ все же просочился слух о том, что в одном из самых именитых семейств Белого столпа растут вампиры. В результате через год после рождения детей в доме почти не осталось прислуги.
К счастью родителей, дурная слава о необычных детях докатилась и до Белого замка. В отличие от остальных, Бранвин была несказанно рада такому кровожадному приплоду, и в тот же день отправила к ним на службу несколько десятков своих верных подданных, чтобы прислуживать возможным претендентам на трон. Впрочем, из этих нескольких десятков, через десять лет службы осталось всего четверо.
Когда детям едва исполнился один год, их замок уже за несколько миль облетала всякая птица и обходили стаи самых голодных бродячих собак. Хотя, было преимущество в отсутствии крыс и мышей, но слугам от этого было не легче, ведь теперь вместо того, чтобы изводить животных, близнецы принялись за людей. Когда же детям исполнилось пять, и они могли ловить измученную добычу, как маленькая стая диких волков, вот тогда и началось самое активное сокращение численности прислуги. Родители же девочек не могли сделать ровным счетом ничего, панически опасаясь собственных дочерей. Отец, являясь одним из самых влиятельных особ во дворце, имел недурственные способности в боевой магии, в отличие от матери, которая никогда не отличалась ничем выдающимся, кроме как внешней красотой. Но даже он не мог совладать со своими дочерями, чаще обращаясь с ними, как с дикими животными, нежели как с людьми. Оттого близнецы, питаясь страхом, становились еще более кровожадными и неуправляемыми.
Деа, испив первую каплю человеческой крови уже при первом вздохе, росла заметно яростнее и сильнее сестры, взяв на себя безоговорочную роль лидера. Лею это вполне устраивало. Она никогда не рвалась в первый эшелон власти, но при этом была более высокомерной и презрительной к окружающим. В результате, ее жестокость временами вызывала удивление даже у старшей сестры. Леа временами отлавливала своих жертв, будто кошка в охоте за мышами, питая особую слабость к молодым представителям, более наивным и оттого, не особо осторожным. Несмотря на предупреждения от старших держать уши востро, новоприбывшие чаще всего становились жертвами хитроумных ловушек. Леа любила изобретать новые способы ловли и пыток, это доставляло ей несравнимое удовольствие. Так она возвышалась в собственных глазах, ведь временами Деа делала все от нее зависящее, чтобы уронить самооценку сестры ниже каменных плит на полу. Ответить Дее Леа не могла, так что всю обиду и злость вымещала на прислуге. Родители ничем не могли препятствовать такому поведению дочерей, рискуя впасть в немилость их всемогущей покровительницы, восседающей на Белом троне. Приказ от ее имени был отдан недвусмысленно и четко. «Не мешать девочкам развиваться во всех направлениях и желаниях», произнесла Бранвин, единожды переступив порог их дома. Потому отец семейства, временами впадая в тоску и отчаяние, все чаще запирался в своем кабинете, а мать, наблюдая за развитием дочерей, и чувствуя спиной их волчий взгляд, иссохла и скончалась, когда близнецам едва исполнилось восемь лет. Похоронив жену, глава дома окончательно замкнулся в себе и прекратил какое-либо общение с дочерями, либо избегая их в длинных коридорах, либо и вовсе делая вид, что не замечает их существования. Последние два года показались ему вечностью, но, когда порог переступил королевский советник, чтобы забрать детей на попечение Бранвин, мужчина, в свои сорок лет выглядевший, как столетний старик, наконец-то смог выдохнуть. Впрочем, свободой он наслаждался недолго, и на следующий день его похоронили рядом с супругой. Близнецы не придали значения этой потере, даже не попытавшись изобразить печаль, услышав новость о скоропостижной смерти своего отца. Что не удивительно, ведь знали они лишь его дрожащую тень. Волк тоже не тоскует по зайцу, которого сожрал на обед.
Ровно в десять лет от своего рождения две девочки ступили на территорию с совершенно другими правилами и законами. Бранвин, давая им полную свободу до десяти лет, жаждала увидеть перед собой уже сформировавшихся маленьких хищных зверков. Вместо этого перед ней стояло двое детей, настолько избалованных и бесконтрольных, что тиски, в которые пришлось из заключить, с каждым неосторожным движением отзывались резкой болью. За какое-либо неповиновение, Бранвин лично применяла то наказание, которое было соразмерно их проступкам. Она не тревожилась о том, что такая вседозволенность произрастала корнями в ее к ним изначальном отношении. Ее задачей было слепить из этих диковатых детенышей с садистскими повадками нечто, что удовлетворило бы ее требования, и было совершенно неважно, сколько мук ей придется им причинить. Некоторые наклонности она поощряла, такие как маниакальное желание добиться поставленной цели, невзирая ни на что. Стоило Бранвин слегка ослабить поводок, как сестры мертвой хваткой вцеплялись в глотку тому, кто посмел бросить на них когда-то косой взгляд. За подобное поведение их тоже не наказывали, считая, что будущий правитель должен держать в абсолютном страхе тех, кто чем-то не согласен с властью. Это закрепляло в них веру и уверенность в том, что они – есть будущий закон.
Бранвин посадила их на трон сразу же, как только убедилась в том, что близнецы прекрасно поддаются дрессуре. Ее они слушались безоговорочно, ведь сейчас королева являлась той незыблемой и могучей силой, которая могла снести их, как ураган картонный домик. Временами Бранвин позволяла им удовлетворять свою садистскую сторону, когда разведка отлавливала незваных гостей с одного из других столпов, и девочки, как никто другой, прекрасно справлялись со своей работой, пытками выведывая любую информацию. Здесь сама королева восхищалась их недюжинным талантам.
Впервые попробовав кровь Бога, сестры почти обезумели, ощутив такую силу, с какой никогда прежде не сталкивались. Кровь чистой магией обожгла их вены и хлынула лавовым потоком в конечности. Бранвин, зная о действии этого наркотика, заблаговременно подготовилась и вовремя пресекла попытки сестер отгрызть ей голову, наотмашь отшвырнув их в раскрошившуюся каменную стену и сломав им несколько ребер. Усвоив и этот урок, близнецы молча поднялись на ноги, но полные ярости глаза откровенно говорили об угрозе расплаты. Бранвин это устраивало, ведь она всегда была готова предоставить им возможность отыграться на одном из пленников Белого замка. Со временем жажда крови стала несоразмерной. Не зная меры ни в чем, сестры плохо усваивали уроки в теории, а когда доходило время до практики, было уже поздно.
Белый Бог, как и четверо остальных, всегда знал, когда его силами злоупотребляют и тянут жилы слишком рьяно. И когда очередной эпизод с кормлением пошел не по плану, и рана стала ныть, он принял меры. Пытаясь отпустить бушующий лавой пульсирующей крови сосуд, сестры вдруг с ужасом осознали, что не могут разжать челюсти. Они ощутили, как кто-то громадный хватает их, словно насекомых и плотно прижимает друг к другу, спаивая вместе, как два листа тонкого металла. Вампиров было слишком много, и единственным разумным способом это исправить было соединить два в одно. Близнецы, пытаясь вырваться, лишь усугубляли ситуацию, не давая сделать швы ровными. Они разрывали их, тем самым нанося еще большие увечья. Но они ничего не могли противопоставить Богу. Их яростное сопротивление можно было сравнить с хаотичными движениями жука, пойманного двумя человеческими пальцами, чьи лапки бессмысленно перемешивают воздух над оголенным брюшком. Они чувствовали, как кожу на их боках протыкает невидимая острая игла, раскаленная докрасна, почти ощущали запах собственной опаленной плоти. Знали, что, когда Бог натянул нить, они прилипли друг к другу, как тряпичные куклы, что кожа их под температурой расплавилась, будто масло, сливаясь воедино, что сосуды от их тел прорастают внутрь друг друга. Видели, как сливается их сознание, как глаза их теперь смотрят по-другому. Не желая соединяться в одно, они рывками отталкивали друг друга, раздирая кожу и разрывая сосуды, но все тщетно. Чья-то заботливая игла вновь натягивала нить, исправляя ошибку.
Бранвин, зная, кто пытается устранить урон в системе равновесия, решила ничего не предпринимать, наблюдая, как два сливаются в одно. И вот Бог отпустил свое творение, и близнецы единым живым костлявым мешком рухнули на ледяной пол тронной залы. Едва придя в себя, они тут же принялись царапать и рвать кожу на животах и под мышками с тем же безумием, с каким дикие лисы отгрызают лапу, попадая в капкан. Бранвин осторожно накрыла их руки своими, не давая еще больше себя изувечить.
– Мы все исправим – тихо произнесла она. – Только ничего не трогайте, он снова сошьет вас вместе. Это бессмысленно.
Впервые их сшили в возрасте тринадцати лет. Именно тогда Бранвин бросила весточку своим приспешникам на Золотой столп, где столетиями врачевали умелые шаманы, ведающие множеством секретов. И именно тогда один из них появился на белой земле с кожей, черной, как уголь, покрытой множеством мелких шрамов, каждый из которых имел свое значение. И именно тогда они впервые попытались разорвать сшитые Богом тела на два. Выбранный способ не подошел, и едва не лишил жизни близнецов, за что Замбето получил суровое наказание. Остальные попытки были более осторожные и хитро выдуманные, но обмануть Бога оказалось делом не из простых. Тем не менее, несмотря на громадные риски, сестры не могли обходиться без крови Бога, уже испробовав ее однажды, и каждый последующий укус сращивал их вместе все сильнее и сильнее, когда однажды их разумы едва не слились в один. К восемнадцати невидимая нить соединяла их от середины бедер до самой шеи, и теперь королева поила их, как новорожденных, давая присасываться к своим венам. Она старательно избегала этой меры, так как они тащили силу с такой жадностью, что она едва успевала отбросить их подальше, прежде чем была угроза потери сознания. Они были ценны для нее, но себя она все же оценивала выше.
Тот факт, что она позволила им кормиться от божьей крови раньше, чем это позволили своим преемницам остальные правители столпов, ставило ее в уязвимое положение, так как все договоренности между государствами, установленные ранее, теряли вес и силу. Но близнецы были нужны ей в полном расцвете раньше срока, и ради этого она была готова рискнуть.
***
Сестры, покачиваясь, зашли в аудиторию, где их уже ждал преподаватель почтенного возраста. Перед ним на широком деревянном столе была разложена пыльная кипа старинных книг, которые явно редко доставали с высоких полок королевской библиотеки. Заметив в дверях своих учениц, секунду назад безмятежный старец вдруг дернулся, по спине его пробежали крупные мурашки, и он вскочил со скрипнувшего стула, будто ему в промежность вцепилась ядовитая змея. Фальшиво улыбаясь щербатым ртом, в котором не доставало трети зубов, он пригласил учениц пройти за парту, где уже были приготовлены письменные принадлежности для предстоящей лекции. Леа и Деа, не сдерживая довольную ухмылку, обогнули скукожившегося старца по кругу, будто чертя вокруг него смертельную черту, и удовлетворенно уселись за стол. Учитель, смирив приступ ужаса, начал подавать материал, стараясь не встречаться с ученицами взглядом. Едва он произнес первое слово, как Деа перебила его.
– Почему у магов Черного стола есть звери, а у нас нет?
– Магические звери есть у всех столпов, кроме нашего, моя госпожа – терпеливо ответил учитель. – Мы добровольно отказались от этой обузы в пользу людей, нас. Звери слишком тесно связывали нас с Богом, а мы всегда стремились к свободе, независимости. Черный столп выделяется среди остальных тем, что там зарождаются самые прочные связи между животными и людьми, магами. Поэтому они слабее нас.
– Это почему же? – высокомерно процедила Леа.
– Потому что маги Черного столпа находятся в жесткой зависимости от своих питомцев, а мы нет. Они очень сильно привязываются к ним еще в первые годы, питаются через них силой Бога. Им нужны проводники, посредники, а нам нет. Мы берем все, что нам надо, напрямую. Нам это стоило немалых усилий и нескольких сотен лет.
– Но они проходят сепарацию, когда становятся старше. Разве нет? – Деа была недовольна ответом.
– Да, это так – старец сохранял самообладание изо всех сил. – Но связь остается очень прочной. Даже, когда они могут отпускать их достаточно далеко от себя, они сильно страдают, если животное гибнет или испытывает муки. Черный столп увяз в пережитках прошлого, они пытаются сохранить связь с природой как можно крепче, трепещут перед ней и преклоняются. Они – ее рабы. А мы покоряем то, что нам нужно и используем, как сами хотим.