Несущие свет

– Местные нас не поколотят? – усомнилась я.

Места на улице, ведущей от пристани к центру Василиефремска, были четко расписаны между жителями, стремящимися что-то продать людям с Большой земли. Нарушители порядка рисковали нарваться на неприятности.

– На этот случай у нас есть прекраснейший могучий Молот, – Бель изобразил низкий грациозный поклон в сторону Малха. – Не думаю, что кто-то решится устраивать разборки с сыном главы города.

#

Такого количества денег я прежде не видела, а от запаха копченой рыбы начинало подташнивать. Бель оказался талантливым коммерсантом. Если бы ему пришло в голову продавать воздух, он продал бы и его. Никто из туристов не мог пройти мимо прелестного белокурого мальчишки, чьи гиацинтовые глаза светились мольбой и благодарностью. Они покупали у него рыбу, попутно угощая завалявшимися в карманах конфетами, печеньем и жвачками. Под прикрытием Малха мы за пару часов реализовали весь товар. Взрослые смотрели на нас косо, однако прогнать по понятной причине не решились.

Я отказывалась брать деньги, моей заслуги в проекте почти не было, разве что рыбу я чистила наравне со всеми. У друзей на этот счет было другое мнение. Малх, забрав себе пару купюр на сигареты, безапелляционно сунул остальные мне, а Бель сказал, что вполне удовлетворен количеством подаренных сладостей.

Глава 10

– Отвратительный фарс.

Бель раскачивался на скрипучих качелях, чудом уцелевших на старой детской площадке в центре Васьки после вечерних посиделок местной шпаны, и наблюдал за медленно ползущей очередью.

По случаю Дня семьи, любви и верности, иначе – Петра и Февронии, мэр города при поддержке местного духовенства устроил грандиозную благотворительную акцию в пользу детских домов Поволжья. В рамках мероприятия горожан призвали поделиться с сиротами игрушками. Взамен приходской священник обещал внести имена благотворителей в специальный список и после отслужить молебен за их здравие. Желающих получить благословение оказалось неожиданно много. С самого утра люди приходили на главную площадь, приносили отслуживших свое кукол со сломанными пищалками, облупившихся солдатиков, плюшевых зайцев и медведей с утерянными хвостами, ушами и лапами и умиротворенные возвращались домой с чувством выполненного гражданского долга.

– Почему фарс? – я подтолкнула деревянную спинку качелей, помогая Бельчонку взлететь повыше. – В нашем приюте игрушек не хватало, дети были рады любому подарку. Отчего бы людям раз в жизни не позаботиться о сиротах?

– Тебе известно, что детские дома, согласно гигиеническим нормам, не принимают подержанные вещи и игрушки? – ответил Бель вопросом на вопрос. – Только новые, в фабричной упаковке, с ярлыками и ценниками. Информация находится в общем доступе, но никому в голову не приходит войти в интернет и поинтересоваться, как дела обстоят на самом деле.

– Ты думаешь, мэр и священники об этом знают?

– Они не могут этого не знать, – вполне серьезно ответил мальчишка.

– Для чего, в таком случае, они проводят акцию?

Я не могла, не хотела верить, что сказанное Бельчонком – правда.

– Спроси у Малха. Впрочем, можешь не спрашивать, всё и так понятно. Над каждым начальником есть другой начальник. Кто-то спустил сверху директиву организовать благотворительное мероприятие в честь новоявленного праздника, учрежденного правительством в пику неправильным западным ценностям, и отчитаться. Никто в этом городе не купит новую игрушку для неродного ребенка, своих-то не балуют. Чиновники, естественно, в такие детали вникать не будут. Жители Василиефремска собрали три мешка кукол, фотографии прилагаются, а куда они денутся дальше – малозначимые детали.

– Знаешь, Бель, – от злости я пнула качели слишком резко и вздрогнула от пронзительного скрипа. – Лучше бы ты не был таким умным и соответствовал уровню развития обычного восьмилетнего ребенка. Подобные разговоры подрывают мою веру в человечество.

– Не расстраивайся, – малыш рискованно спрыгнул на землю с высоты и тут же повис у меня на шее, не давая увернуться от объятий. – Есть и хорошая новость. Малху игрушки придутся по душе. Он будет им очень рад.

– Ты, Бельчонок, конечно, фантазер, – против воли рассмеялась я, – но порой твои фантазии переходят все разумные границы. Ты всерьез считаешь, что Малх станет играть в куклы? Правда?

– Приходи на разлом, как стемнеет, – шепнул мальчишка, не разрывая объятий.

– Зачем? – удивилась я.

– Будем подглядывать за Малхом, – загадочно произнес Бель. – Только веди себя тихо и не высовывайся. Если он узнает, что я подбил тебя на эту авантюру, мне несдобровать.

– Подглядывать за друзьями гадко! – возмутилась я.

– Ладно, тогда просто приходи. Я тебе сказочку расскажу, – пообещал Бель.

«Это называется «вить веревки», – вспомнились мне слова Молота. Бельчонок мог подбить кого угодно на что угодно.

«Лучше пойти. Еще влипнет в какую-нибудь историю без присмотра», – подумала я и, скрепя сердце, кивнула в знак согласия.

#

Черные ветви кустов, разросшихся на склонах бывшего карьера, норовили уцепиться за одежду, запутаться в волосах, утащить в чащу. К счастью, в темноте я видела почти так же хорошо, как и днем. Виной ли тому совино-желтые глаза или какая-то иная причина – неизвестно, но врожденная особенность в очередной раз хранила меня от опасности оступиться или потеряться. Бель, похоже, тоже был с ночью на «ты», мрак не мешал ему уверенно и неслышно идти рядом. Не доходя до нашего любимого места, мальчишка сделал мне знак остановиться и указал на траву, предлагая присесть.

Пахло дымом.

В глубокой яме бушевало пламя. Его оранжево-красные языки стремились вверх к темному небу, освещая высокую фигуру Малха и три мешка, небрежно брошенные у его ног. Сегодня утром горожане складывали в них игрушки для детей-сирот. Блики огня скользили по лицу Молота, искажали черты, отражались в черных глазах, и от этого казалось, что пламя горит внутри него самого. Неверные тени высоких кустов рисовали вокруг головы Малха то ли темный нимб, то ли рога.

Разлом прятался во мраке, зияя бездонной головокружительной пропастью.

Это было похоже на…

– Это похоже на Геенну огненную, правда, Ли? – тихо произнес сидящий рядом Бель. – Знаешь, что такое Геенна?

– Долина, где копошатся черти. Их нужно мочить из бластера, – поделилась я когда-то обретенной информацией. – У Малха на компе есть такая игрушка, он мне показывал.

– Малх в своем репертуаре, – хмыкнул Бельчонок. – Я обещал рассказать тебе сказочку. Слушай. В далекие времена, задолго до нашей эры, жил на земле ханаанской народ финикийский.

– Что такое «земля ханаанская»? – прошептала я.

– Сейчас это территории Сирии, Ливана и Израиля. Финикийцы поклонялись разным богам или, как теперь принято говорить, демонам. Особенно чтили Молоха – божество неба, солнца, огня и войны. Его могущество было воистину безграничным, само имя его в переводе с древнего языка означало «царь». Он мог даровать удачу любому человеку или целому народу, принести счастье и процветание, но демоны, как и боги, ничего не делают просто так. Молох желал жертв. Пусть это звучит варварски дико, люди испокон веков приносили и будут приносить жертвы своим богам, просто в настоящее время это происходит более цивилизованно, хотя и не менее жестоко. Поначалу демона устраивало мясо ягнят, однако запросы людей все росли и росли. Они хотели быть успешными, богатыми и не скупились на подношения. Демону со временем наскучило выполнять просьбы смертных за ничтожную мзду. Тогда он потребовал у просителей их первенцев.

– Детей? Он велел родителям принести в жертву своих детей?

Хотя история Бель была всего лишь вымыслом, мифом, сказкой, по моей спине пробежал холодок. Мысль о том, что человек в здравом уме может обречь на смерть живое существо, не укладывалась в голове.

– Детей, – повторил Бель. – Демон был уверен, что смертные никогда на это не согласятся, и поток их просьб постепенно иссякнет. Вышло иначе. Алчность человеческая не знает предела, ради своего блага люди были готовы пожертвовать всем, даже самым дорогим.

– Только нелюди могли пойти на такое, – возразила я.

– Отнюдь.

Бельчонок, ощутив мою дрожь, снял курточку и, несмотря на сопротивление, накинул ее мне на плечи.

– Люди и сейчас так поступают, продолжая считать себя людьми. В России есть известный на весь мир монастырь. Он стоит на острове, до большой земли сорок километров по воде, других путей сообщения нет. На территории монастыря работают несколько мирян, и у них есть дети. Проблема в том, что единственная школа, и до того больше похожая на барак, не так давно сгорела, и власти не собираются по тем или иным причинам ее восстанавливать. Получается, что дети, родившиеся на острове, изначально лишены образования. Они не смогут поступить в колледжи и вузы, найти хорошую работу, а их родители, осознавая это, все равно остаются при монастыре. Спрашивается, зачем? Задай им этот вопрос, в ответ они скажут, что действуют во славу Господа, во имя Господа, и жертва их Господу угодна. Прости, я отвлекся. Культ Молоха, несмотря на свою чудовищность, процветал, причем поддерживали его в том числе весьма просвещенные люди. Когда спустя столетия Иисус Навин привел евреев на Землю обетованную, они, несмотря на предостережения Бога, продолжали практиковать жертвоприношения. «Детей твоих не отдавай на служение Молоху и не бесчести имени Бога твоего»[9]. Сам мудрейший царь Соломон (слышала о таком?) велел поставить в ущелье вблизи Иерусалима, именуемом долиной Еннома, статую идола – огромного демона с телом человека и головой быка. Внутри статуи горел огонь, на ее вытянутые руки клали младенцев, и те, скатываясь в чрево колосса, сгорали заживо. Именно от названия долины Еннома, «гей вен-Гинном» на иврите, позже произошло понятие Геенны Огненной. Ритуал сопровождался песнями и плясками. Матерям было запрещено проливать слезы по своим детям, их стоны заглушались боем барабанов. Родители горевали, однако упорно продолжали предавать первенцев огню.

– Почему? – не выдержала я.

– Мне тоже интересно «почему?». И кто в этой истории виноват больше – демон или люди, творящие подобное непотребство?

Бельчонок сжал кулачки. Я слушала его, не отрываясь глядя на Малха. Тот нагнулся, развязал мешок, достал куклу, подержал ее минуту в вытянутой руке и бросил в огонь. Пламя охватило игрушечное тельце, взметнув облако черного дыма. С нашего места было отлично видно, как Малх глубоко втянул в себя воздух и закрыл глаза. На лице его появилась довольная улыбка.

– Тебе это ничего не напоминает? – прошелестел Бель. – Его истинное имя – Повелитель долины слез. Он наслаждается болью младенцев, которых люди отдают ему добровольно.

– Ты к тому, что Малх похож на демона? Значит, я не ослышалась, когда ты назвал его Молохом? – растерялась я. – Послушай, Бель, хватит выдумывать. Малх – всего лишь человек, а куклы – просто куклы, никому не нужный хлам, от которого горожане сочли нужным избавиться под благовидным предлогом.

– Есть мнение, что дети вкладывают в игрушки часть своей души, – Бель смотрел в ту же сторону, что и я, чему-то мечтательно улыбаясь. – Плоть бренна, душа же – истинное сокровище для демона, на вкус она подобна драгоценному нектару. Ты, наверное, недоумеваешь, зачем я рассказываю сказки и отчего привел тебя сюда ночью? Видишь ли, я надеюсь, что ты кое-что вспомнишь. Мы все на это надеемся. Дело в том, что Молох не существовал на свете изначально, как Бог и ангелы Его. Он – сын Люцифера и…

Внезапно Бель захлебнулся кашлем. Я сжала его в объятьях, похлопала по спине – кашель не прекращался. Мальчишка в одну секунду охрип и сипел что-то нечленораздельное. Я кляла себя на чем свет стоит: дура великовозрастная, позволила малышу сидеть на мокрой траве после захода солнца, да еще и без куртки. Уши развесила, вместо того чтобы отправить его домой в теплый спальный мешок. Бельчонку было простительно безответственное отношение к собственному здоровью, он жил в мире фантазий и ни о чем, кроме них, не помышлял. Мне, двенадцатилетней дылде, следовало быть разумнее.

Оставив Малха с его куклами и маниакальными развлечениями, я довела мальчишку до дома, строго-настрого наказала выпить горячего молока и любую таблетку от простуды, какая найдется, и отправилась к себе.

#

«С ума спрыгнуть», – как любит поговаривать Анатолий Вассерман[10].

Я долго ворочалась без сна и не могла понять, что за лютая чертовщина творится в Ваське, а точнее, в моей голове. Вначале Люцифер, потом дети из Верхнего города, теперь Молох. На минуту мне действительно показалось, что я видела настоящего демона, и видение не вызвало во мне ни страха, ни неприятия. Я чувствовала, что упускаю что-то важное и уже не в первый раз слышала, что должна вспомнить, но что? Неужели я сходила с ума? Вполне вероятно, особенно учитывая, что психически здоровые люди не бросают своих детей на ступенях церковного приюта, и моя настоящая мать запросто могла оказаться сумасшедшей.

Я твердо решила напроситься к Малху, порыться в интернете, почитать про финикийцев и их верования, выяснить, чьим сыном является Молох, но обстоятельства, как обычно, внесли в жизнь свои коррективы.

Наутро Бельчонок окончательно разболелся. Мне пришлось жить на два дома, варить ему бульон из найденной в морозилке курицы и давать по часам таблетки, потому что отец малыша снова пропал «в полях» и сыном не интересовался.

#

В тот же вечер, об этом я узнала позже, горожане заговорили об исчезновении трехлетней дочери наших соседей. Девочка играла во дворе, калитка была притворена. Запираться на замок у нас было не принято. Маленький ребенок не смог бы сдвинуть с места тяжелую дверь и выбраться на улицу. Мать время от времени поглядывала на малышку в окно, не особо тревожась. Куда она денется с огороженной территории? Тем не менее, подняв взгляд в очередной раз, мама дочь не увидела. Выбежала наружу, обыскала все углы, заглянула во все щели – ребенка след простыл. На крики сбежалось полгорода. В течение ночи и последующих нескольких суток полицейские и все мужчины полным составом искали, звали, прочесывали улицы. Никаких результатов.

Через неделю, когда все уже отчаялись и понимали, хоть не говорили вслух, что продолжать поиски смысла нет, исполинский пес владельца местного магазина, Карабас, вечно шлявшийся в окрестностях без поводка и ошейника, принес хозяину, радостно виляя хвостом, обгоревшую до костей детскую руку. Местные окончательно уверились с собственном бессилии, вызвали криминалистов из Нижнего Новгорода. Те быстро установили – останки принадлежат пропавшей девочке. На этом следствие зашло в тупик – ни зацепок, ни мотива, ни подозреваемых.

Убийцу не так и не нашли.

Жизнь завертелась, все только и делали, что говорили об ужасном происшествии. Следя за новостями, я и думать забыла о Геенне, сожженных игрушках и нелепых фантазиях юного гения.

Глава 11

– Добрый вечер, дамы. Позвольте присоединиться к вашему изысканному обществу.

Молодой человек, по виду мой ровесник, возник в дверях кафе и церемонно поклонился.

«Дамы», не привыкшие к галантному обращению, зарделись аки тургеневские барышни и потупили взоры.

#

С четырнадцати лет я начала работать и вот уже два года трудилась бессменной официанткой в крошечной забегаловке, гордо именуемой «Вымпел» еще с советских времен. Подобного рода заведений в Ваське было два. Одно – пафосный по провинциальным меркам банкетный зал, расположенный на главной улице города – место проведения всех торжественных мероприятий для более или менее состоятельных жителей, неизменно заканчивающихся драками, а иногда и поножовщиной. Персоналу там платили неплохо, но риск быть зажатой в темном углу «хозяевами жизни» превышал возможную выгоду. Второе заведение – маленькое кафе чуть подальше от центра, хотя у нас все было близко, пользовалось популярностью у нищебродов и неудачников. Немудреный копеечный ассортимент: два вида чая, черный и зеленый, замороженные чизкейки и эклеры, разогретые в микроволновке, привлекал одинокие парочки, которым негде было провести время, и компанию девиц возвышенного склада ума. Экзальтированные дурочки в количестве пяти-десяти, возрастом от двенадцати до восемнадцати лет, чуждые, по их же словам, «отвратительной грязи современной жизни», собирались тут по вторникам и четвергам. Заказывали один чайник чая на всех, зажигали принесенные с собой свечи и декламировали стихи, чаще русских классиков, реже – собственного сочинения. Я наблюдала за их культурными потугами с усмешкой, самопровозглашенная элитарность со стороны смотрелась нелепо и комично, однако к разговорам прислушивалась и стихи запоминала. Они могли пригодиться в будущей жизни, на Большой земле мне не хотелось прослыть неотесанной деревенщиной. Зарплата официантки в кафе была ничтожной, зато работа непыльной, а после закрытия можно было перехватить горячего чая и, если повезет, недоеденное пирожное.

Малх отнесся к моему желанию работать скептически, если не сказать негативно. Пришлось пойти наперекор, сидеть у него на шее мне было совестно. Кое-как закончив колледж, он проводил время, болтаясь по городу. Я избегала давать по этому поводу советы и высказывать неудовольствие. Взрослый мужчина сам мог решить, чем ему заниматься. Тунеядский образ жизни Малха позволял ему встречать меня после смены и провожать до дома. Одинокая девушка вечером рисковала нарваться на подвыпившую шпану или иные неприятности.

#

– Разрешите представиться. Меня зовут Гордей. Для друзей – Дей.

Любительницы русской поэзии смущенно захихикали, разглядывая незнакомца из-под накрашенных дешевой тушью ресниц. Я хорошим воспитанием похвастаться не могла, косметикой не пользовалась и взгляд не прятала.

Не в обиду Малху будет сказано, таких стильных парней мне прежде встречать не доводилось. Высокий, стройный, смуглый, он был не отсюда и не вписывался в провинциальную реальность. Черная кожаная косуха и такие же штаны, дорогие и мягкие на вид, поблескивали каплями ноябрьского дождя. Длинные, завивающиеся крупными кольцами черные волосы незнакомца были забраны в низкий хвост и тоже покрыты тонким слоем водяной пыли. В первый момент я не поняла, откуда взялся эффект мгновенного узнавания, но, присмотревшись, сообразила: глаза у нас с Деем были совершенно одинаковыми, редкими, янтарно-желтыми. Мы с ним были на удивление похожи, словно близкие родственники, разве что я, в отличие от него, не вышла ростом и не обладала этим нездешним шиком. Почему-то Дей казался мне красивым, а я сама себе – нет.

Была в нем какая-то фальшь, неискренность. Вежливо-утрированные манеры скрывали его откровенное презрение к местным «дамам». Он смотрел на них с чувством превосходства. Странно, что они этого не заметили.

– Полный комплект! – восторженно воскликнул сидящий в уголке Бельчонок и вылез из-за стола, по-взрослому протягивая руку для приветствия. – Привет. Я Бель.

Малыш (я привыкла его так называть, хотя мальчишке стукнуло двенадцать) проводил в кафе каждый вечер. Притворялся, что готовит уроки, а на самом деле занимался ерундой. Вместо букв и цифр в его тетрадях множилось невероятное количество нарисованных чертей, смешных рожиц и не подлежащих расшифровке символов. При этом он считался лучшим учеником в классе, словно всегда знал школьную программу.

– Бель?

Дей мгновенно отвлекся от девиц, пожиравших его взглядами, и без тени иронии ответил на рукопожатие. Выражение его желтых глаз утратило высокомерие, сменившись искренним интересом.

– В миру – Бельмонт, – важно пояснил мальчишка.

– Вот оно как.

Казалось, странное имя не удивило гостя.

– Причем тут «полный комплект»?

– Теперь у нас полный комплект сущностей с идиотскими именами, – отрапортовал Бельчонок. – Как говорится, три дебила – это сила!

– Кто третий?

Вопреки моим опасениям, Дей на «дебилов», к которым его только что причислили, никак не отреагировал.

– Малх. Пожиратель детей. Убийца кукол. Повелитель долины слез. Он скоро придет за Ли, и я вас познакомлю.

Бельчонок указал на меня. Дей обернулся.

«Если он поклонится мне в той же глумливой манере, что и местным дурочкам, – подумала я, – врежу по его смазливой физиономии, и пусть завтра меня увольняют за избиение посетителя».

Кланяться Дей не стал. Коротко кивнул, словно мы только вчера расстались.

– Рад встрече, Ли.

– Взаимно.

На самом деле я не знала, радоваться или нет. Наше удивительное сходство с Деем рождало в душе смутную тревогу. Что-то вновь ускользало от меня, близкое и далекое одновременно. В картине окружающего мира отсутствовал важный фрагмент, и от этого реальность казалась смазанной, деформированной, неполной. Мысли о собственном безумии все чаще приходили мне в голову. Поделиться ими мне было не с кем. Малх и Бельчонок были бессильны помочь, не стоило беспокоить их всякими глупостями. Мать была моей матерью лишь по документам, возможность получить от нее помощь я не рассматривала. С представителями церкви отношения у меня не задались. Психотерапевтов или хотя бы толковых психологов в Ваське не было.

– Что-то не так?

Желтые глаза поймали мой расфокусированный взгляд. Кажется, я замолчала слишком надолго.

– Нет, все так, – я изобразила доброжелательную улыбку. – Наверное, мне следует предупредить: в большинстве случаев Малх производит на людей чудовищное впечатление. Как правило, оно соответствует действительности.

– О, это не страшно. В большинстве случаев я произвожу на людей благоприятное впечатление. Как правило, оно действительности не соответствует, – рассмеялся Дей в ответ, приоткрывая идеально очерченные губы.

– Девушка, принесите еще чаю!

Месть обделенных вниманием барышень настигла меня внезапно.

– Одну минуту. Простите, работа, – наспех извинилась я перед Деем и Бель.

– Ничего. Мы подождем, – ответили они хором, а Бельчонок, обращаясь к девицам, пропел тоненьким противным голосочком:

– Дамы, с вас еще сто рублей.

#

– Откель, мил человек, путь держишь и надолго ли к нам пожаловал?

Ключ от кафе у меня был, ничто не мешало нам тут задержаться после окончания смены. Малх, зашедший за мной, сидел, развалившись, за столиком и во все глаза разглядывал гостя.

– Из стольного града Петрова путь держу, – в тон Молоту ответил Дей, ничуть не смутившись манере его речи. – Коли карта удачно ляжет, погощу у вас пару лет, окончу школу и отправлюсь восвояси.

– Что же привело тебя, соколик, из града стольного в нашу чащобу глухую? – продолжал ерничать Малх.

Мы с Бель помалкивали, наблюдая за развитием событий и гадая, чем этот спектакль закончится.

– Неприятность со мной случилась. Эль скандаль, – ухмыльнулся Дей.

– Погоди, – встрепенулся Малх, – то-то рожа твоя мне знакомой кажется. Уж не про тебя ли все новостные каналы трезвонили? «Чудовищное преступление, жестокое совращение школьника».

– Статья сто тридцать четыре Уголовного кодекса Российской Федерации при множестве отягчающих, – бесстрастно подтвердил Дей, глазом не моргнув. – Резонанс оказался слишком велик. Предки сочли, что для укрепления здоровья израненной психики мне будет полезно пожить у тетки в благословенной тиши милого приволжского городка, подальше от столичной суеты, токсичных комментариев и попыток нарушения границ личного пространства.

– Аминь, – вставил Бель.

– До чего складно, – протянул Малх.

Все это время он слушал Дея, подперев щеку ладонью на манер древней старушки и периодически одобрительно кивая головой. Только беленького платочка не хватало.

– А как, милок, на самом-то деле все было?

– В уме тебе не откажешь, хоть ты его виртуозно скрываешь, – бросил Дей Малху сомнительный комплимент, – но удобно ли будет говорить об этом? Тут женщины, дети…

Он недвусмысленно указал на нас с Бельчонком.

– Удобно-удобно, – заверил Молот. – В провинции нравы простые, все про всех всё знают, и раз ты хочешь примкнуть к нашей компании, а ты хочешь, по глазам твоим желтым вижу, то выкладывай правду, а мы посмотрим, годишься ты в товарищи или нет.

– Правда незатейлива, как любая правда.

Дей скинул кожаную куртку и остался в черной футболке с изображением закованного в доспехи демона, держащего в руке человеческий череп.

– Посреди года у нас сменился преподаватель химии. Предмет мне изначально не зашел, но проблем с этим не возникало – прошлый препод не хотел портить репутацию лучшего ученика школы и немного завышал мне оценки. Я был лучшим во всем: сын героя России, отличник, активный участник общественной жизни школы, чемпион города по самбо среди юниоров, призер олимпиад по математике и русскому языку. Новая училка, несмотря на молодость, оказалась до безобразия идейной. «Гордей, человек, не понимающий химию, основу основ, не может претендовать на золотую медаль». Ни с кем из учителей у меня сложностей не было, только с этой дурой.