Несущие свет

Еще непонятней были иностранные слова, произнесенные Малхом. Он не был дураком и мог без моего ведома выучить какой-нибудь язык кроме родного, но предположить, что второклассник обладает теми же знаниями? Нет, в это я поверить не могла.

Загадочное «Молох». Тут я, очевидно, ослышалась. Чего только с перепугу не померещится?

– Бельмонт.

– Что? – спросили мы с Малхом в унисон.

– Меня зовут Бельмонт, – повторил мальчишка и снова улыбнулся.

От улыбки на щеках его обозначились очаровательные ямочки.

– Как???

Наши голоса вновь слились в едином вопросе.

– Бельмонт, – повторил мальчишка, ничуточки не смутившись. – На французском означает «грациозный». С точки зрения астрологии, мой счастливый день – воскресенье. Несчастливый – суббота. Растение-талисман – малина. Камни-талисманы – рубин, гиацинт, горный хрусталь. Тотемное животное – лосось. Сакральное число…

– Лосось!

Малх затрясся в приступе неконтролируемого хохота.

– Лосось!

– Не вздумай меня дразнить, – насупился мальчишка. – Я маленький, но очень опасный!

Молот согнулся пополам, схватившись за живот. Выпрямиться ему удалось лишь через минуту, хотя дыхание до конца не восстановилось и больше напоминало бульканье.

– Слушай, ло… То есть, Бельмонт. Как ты с таким имечком собираешься жить в Ваське и учиться в этой…

Малх оглянулся на меня, проглотил матерное слово, готовое сорваться с языка.

– … школе?

– Без проблем!

Малыш сверкнул гиацинтовыми глазами, и я сделала для себя заметку выспросить, где он достал такие красивые линзы. Закончу школу, выберусь из умирающего города, начну работать и обязательно куплю себе такие же. Не всю же жизнь желтыми зенками народ пугать.

– С училками сложностей не возникнет, тетки меня любят. А с детишками… Я скоро изобрету динамит, и они будут молить о легкой смерти, волоча по школьным коридорам свои наполовину оторванные окровавленные конечности.

– Трепло! – вздохнул Молот обреченно.

– Еще какое! – радостно подтвердил Бельмонт. – Если вы не хотите, чтобы кто-то докопался до потеков мозгов на стене, лучше нам отсюда сейчас же по-тихому свалить. Кстати, у меня дома мороженое есть. Приглашаю в гости!

– Предки твои против не будут? – на всякий случай уточнила я.

Мэру Василиефремска было глубоко наплевать, с кем общается его сын. Они почти не пересекались, и главу города я видела мельком всего пару раз. Другие родители, уверена, не были бы в восторге от того, что их дети водят дружбу с девочкой из неблагополучной семьи. Нарываться на грубость не хотелось. Быть выставленной из чужого дома – тоже.

– Отец едва ли помнит о моем существовании, – рассмеялся странный новичок. – Его дома практически не бывает, он в полях ошивается.

– В полях? – переспросил Малх. – Он у тебя землепашец? Только не говори, что плотник! Этого я не переживу.

– Про отца дома расскажу, – отмахнулся Бельмонт. – Пошли или будем тут вечно торчать?

– Пошли, – благосклонно согласился Малх. – Охота послушать твою легенду.

И, не выдержав, добавил:

– Лосось!

Глава 8

Дом, в который привел нас Бельмонт, оказался одним из пустующих и медленно разрушающихся белокаменных особняков, сохранившихся в центре Василиефремска с царских времен и ныне выставленных на продажу. По-видимому, семья малыша обладала немалыми средствами, если смогла его приобрести, только непонятно было, зачем тратить деньги на развалину? Внутри оказалось неуютно и пусто. Дощатые полы первого этажа зияли опасными щелями. На облезлых стенах кое-где сохранились резные деревянные панели, едва ли подлежащие восстановлению. На второй этаж вела лестница без перил, ступени которой нещадно скрипели и не внушали доверия своей шаткостью. Потолок второго этажа когда-то украшала замысловатая лепнина, от которой в настоящее время почти ничего не осталось. Деревянные окна рассохлись, в некоторых не хватало стекол. Будь на улице прохладнее, я не позавидовала бы хозяевам приобретенной раритетной недвижимости. Мебель почти отсутствовала. На первом этаже стоял одинокий дубовый стол с парой стульев и тонконогой табуреточкой, на втором валялись два спальных мешка, заменявших нормальные кровати. Зато обилие дорогой техники поражало воображение. Огромный двухдверный холодильник, сияющий хромом, микроволновка, кофемашина, чайник с разными температурными режимами, гигантский телевизор, компьютер, куча непонятных приборов, похожих на камеры.

Мальчишка налил в чайник воду из стоявшей на полу большой прозрачной канистры, щелкнул кнопкой, полез в холодильник и вытащил оттуда пару брикетов мороженого.

– Из чего есть будем?

Малх оглядел помещение в поисках посуды и ничего не обнаружил.

– Сейчас.

Бельмонт нырнул в контейнер, спрятанный под столом, достал чашки, тарелки, ложки, все одноразовые, хоть и красивые, разноцветные, расставил посуду на столе.

– Не знала, что в старинных домах проведено электричество.

Я медленно шла вдоль стен, касалась кончиками пальцев резного дерева, разглядывала стрельчатые проемы высоких окон. Дом походил на дворец принцессы Авроры, когда-то прекрасный, ныне спящий беспробудным сном. Неужели маленькому мальчику не страшно тут по ночам?

– Никакого электричества здесь нет и никогда не было.

Бельмонт хитро подмигнул, заваривая чай из пакетиков-пирамидок.

– Я проводочек протянул от ближайшего фонаря, пока мощности хватает.

– Подворовываешь электроэнергию, значит, – одобрительно кивнул Малх.

– А то!

– Сколько тебе лет? – не выдержала я. – Как ты смог разобраться в электрических «проводочках»? Тебе папа помогал? Или, точнее, ты ему?

– Лет? – почесал затылок мальчишка, скопировав привычный жест Малха. – Эээ… Восемь? Нет, еще семь, я октябрьский. Понимаешь, Ли, есть теория, что люди, рождаясь, знают абсолютно всё обо всём, но постепенно забывают, и им приходится учиться по новой. В отличие от подавляющего большинства, я на память не жалуюсь. А папа – среднестатистический человек, поэтому мало что помнит и вообще бесконечно далек от таких прозаических вещей, как налаживание быта. Максимум, чего от него можно ожидать – несколько пачек готовых котлет и пельменей в морозилке. И мороженое, если я не забываю ему о нем напомнить.

– Выходит, ты чертов гений? Как Леонардо, Ломоносов или Моцарт? – блеснул эрудицией Молот, отхлебывая чай.

– Не совсем. Они рядом со мной не стояли, – беспечно отмахнулся малыш. – Видишь ли, Малх, я – осязаемое и видимое воплощение демона лени, Бельфегора, а ему, как известно, присущи поистине дьявольская изобретательность, высокий уровень интеллекта, фантазия и…

– Хватит! – непонятно почему нахмурился Малх.

Неужели рассказы о демонах раздражали его не меньше, чем дружба отца с церковниками?

– Не заводись, – я положила руку на плечо друга и слегка погладила, успокаивая. – Мелкий просто фантазер, в этом нет ничего плохого.

– Вот скажи мне, фантазер, – Молот буравил мальчишку тяжелым взглядом, – почему одних пытаются уничтожить за правду, гонят, предают, сбрасывают с небес, а другие болтают что угодно, и их за это никто не наказывает?

– Мне кажется, потому, – Бельмонт на минуту задумался, – что правдолюбы слишком громкие, любят рвать рубаху на груди и доказывать всем, что их мнение есть единственно правильное. Они прут как бык на красную тряпку, хотя известно, что победа быка в корриде всегда иллюзорна. Даже если ему удастся однажды продырявить тореадора, он в любом случае закончит жизнь на бойне. Выражаться иносказательно легче и безопаснее, хотя порой иносказание не менее эффективно, чем голая правда. И самое главное: никогда не стоит быть слишком серьезным, тогда любое твое истинно верное слово примут за шутку. Помнишь, что говорил Нильс Бор? «Есть вещи настолько серьезные, что по их поводу можно только шутить». Это отчасти сродни квантовой теории атома…

– Я вам не мешаю?

У меня голова шла кругом. За столом сидели официально признанный умственно отсталым мужчина и семилетний мальчик, и вели философскую беседу на уровне, не доступном не только школьникам, но и взрослым жителям крошечного провинциального города.

– Черт, Ли, мы и впрямь перемудрили.

Бельмонт сложил ручки у груди, сымитировал выражение глаз кота из известного мультфильма про Шрека, и мы с Молотом невольно прыснули со смеху.

– Давайте я лучше расскажу о себе, как обещал. Только для начала прошу вас не называть меня полным именем, я его терпеть не могу, и уж конечно, не дразнить лососем. Да-да, это к тебе, Малх, относится.

Если предположить, что у какого-то безумца хватило бы смелости диктовать Малху, как он должен себя вести, что говорить и что делать, я не дала бы за жизнь этого сумасшедшего ломаного гроша. Я уже приготовилась вновь спасать мальчишку от гибели, но Молот, на удивление, агрессии не выказал. Напротив, вполне миролюбиво поинтересовался:

– Как же тогда к тебе обращаться?

– К примеру, Бель.

– Это женское имя, – запротестовала я, вспомнив фильм про Красавицу и Чудовище, главную героиню которого звали Бель.

– Зато красивое, – упрямо возразил мальчишка. – Я ведь очень красивый? Правда? Так что, договорились? Бель?

– Ладно, – махнул рукой Молот и полез в холодильник за очередным брикетом мороженого. – Валяй, Бель, расскажи, откуда ты и что ты такое.

#

– Истинную свою суть я вкратце описал.

Бель забрал с собой тарелочку с внушительным куском пломбира и устроился на подоконнике высокого окна, так что наши глаза оказались примерно на одном уровне.

– Но тебе, Малх, она по вкусу не пришлась. Почему, кстати?

– Потому что в эти россказни никто не поверит, – сердито бросил Молот.

– А вдруг? Это значительно упростило бы нам жизнь, – задумчиво протянул мальчишка и вернулся к повествованию. – Откуда я – точно не скажу, мы все время переезжали с места на место. Прошлый год мы с отцом провели в Новосибирске, теперь будем жить тут.

– Трудно представить, что есть люди, готовые променять большой цивилизованный город на нашу глухомань, – перебила я. – Какой в этом смысл?

– Единственный смысл состоит в том, что мой земной отец – паранормальный исследователь или демонолог. Он до сих пор не может определиться с родом деятельности, – усмехнулся Бель. – Потусторонние силы манят его, во всяком случае, ему так кажется, и влекут за собой в таинственные места, где происходят всяческие аномалии. Он не понимает, что единственная настоящая аномалия, то есть я, находится постоянно рядом с ним. Поэтому ищет объяснение всяким странностям, с ним происходящими, на стороне.

– Что же в тебе аномального кроме безграничной фантазии? – удивилась я.

– Всё. Несмотря на врожденную леность, я могу ввергнуть мир в хаос.

Бель отложил ложку и, болтая ногами в воздухе, запел:

«Ай-ай-ай, это парадокс, параллельные реалии.

Ай-ай-ай, что бы я ни нес, а выходит аномалия»[6].

– Если эта глупая песня ко мне привяжется, я тебя убью, – пообещал Молот.

– С таким голосом тебе бы в церковном хоре петь, – восхитилась я.

Голос у Бель действительно был чудесный. Высокий и чистый, словно неземной. Так могли бы петь ангелы, случись им ненароком залететь на Землю и дать концерт.

– Тут есть церковный хор? – обрадовался малыш. – Отлично! Он-то мне и нужен! Проникну в ряды противника, обращу невинные души в люциферианство…

– Трепло, – повторил Малх.

– Этого еще не хватало! Достаточно того, что Люцифер мне снится, – не подумав, ляпнула я, тут же прикусила язык, но было поздно.

Малх привстал со стула. Бель перестал болтать ногами. Две пары глаз, гиацинтовых и черных, уставились на меня.

– И часто тебе снится Люцифер? – осторожно спросил Молот.

– Отстаньте!

Мне хотелось расплакаться. Я была уверена, что Малх, как единственный друг, не станет надо мной насмехаться, но выставлять себя одержимой перед новым знакомым не хотелось. Малыш как-то сразу мне полюбился, терять его по собственной глупости было жаль. Угораздило же меня проболтаться!

– Хорошо-хорошо.

Молот примирительно выставил вперед ладони.

– Хорошо-хорошо, – эхом повторил Бель и тут же спросил: – Как он выглядел во сне, Ли? Как чудовище с рогами и копытами?

– Никаких рогов и копыт у него нет, – раздосадовано ответила я. – Он похож на ангела. Говорю же, отстаньте!

– Ладно.

Мальчишка отчего-то разулыбался, словно ответ его порадовал, и тут же перевел разговор на другую тему.

– Некий голос (не подумайте, я тут совершенно ни при чем) сказал отцу, что Василиефремск – кладезь паранормальных катаклизмов, чуть ли не портал в неведомый мир теней, поэтому мы срочно снялись с якоря и потащились сюда.

– Неужели твою маму устраивает кочевой образ жизни? – поинтересовалась я.

– Она давно погибла, – легко ответил Бель, не переставая улыбаться. – Точнее, была принесена в жертву моему существованию.

– Умерла в родах, что ли? – бестактно ляпнул Малх.

– Нет. Родители катались на лыжах в Альпах, она выбрала неудачный маршрут и упала в расщелину. Тело достать не смогли, слишком глубоко.

В сияющих гиацинтовых глазах не промелькнуло ни тени грусти.

– Много веков назад Ваал-Фегор, он же Бельфегор, считался древнесемитским богом гор. Людям было спокойнее представлять его богом, а не демоном. С точки зрения смертных соседство с богами безопаснее, чем с темными силами, хотя мы все понимаем, что это распространенное и опасное заблуждение. Ваал-Фегору приносили жертвы, сбрасывая людей в бездонные горные каверны. В настоящем мало что изменилось. Все случилось так, как и должно было случиться. Демоны время от времени жаждут подношений.

– Ты псих, – констатировал Малх.

– Мы все здесь не ангелы, – спокойно парировал Бель. – Тебе, Малх, это известно не хуже, чем мне. К тому же, она была никудышной матерью, иначе не отправилась бы развлекаться в Альпы, бросив новорожденного сына на попечение полуграмотной няньки. Ли никогда бы так не поступила, правда, Ли?

Я молча кивнула. Мне было слишком мало лет, чтобы задумываться о детях, но одно я знала точно: каждому ребенку необходимо материнское тепло, внимание и забота, и то, что нам с малышом не досталось ничего из этого, не означало, что так должно быть.

– Давай ты будешь моей мамочкой, – предложил мне мальчишка с совершенно детской непосредственностью.

Малх закатил глаза.

– Я буду тебя любить, а ты – звать меня Бельчонком.

– На всю голову ушибленный, – пробормотал Малх в никуда и добавил, обращаясь к Бель: – Ли еще рано заводить детей, тем более таких ненормальных, как ты.

– Если хочешь, я буду звать тебя Бельчонком.

Я ободряюще кивнула, погладила мальчишку по голове. Волосы у него были как теплая волжская вода, струились меж пальцев, ласкали кожу.

У чернокрылого ангела были такие же, только длинней. Когда я обнимала его, он позволял мне с ними играть, заплетать в бессчетное количество косичек или просто закручивать в кольца. С тех пор как он звездой упал с небес во мрак ледяной ночи, прошло много времени. Теперь он был здоров, по крайней мере, внешне, могуч, прекрасен и уже не холоден, как раньше. В моих снах я прижималась к его груди, как будто имела на это право, и он не гнал меня.

У него были сильные руки, способные разорвать земную твердь в клочья, но он держал меня бережно, не причиняя боли.

Его крылья разрезали воздух, словно масло, но я ощущала лишь мягкость их отливающих серебром перьев.

Он мог воспламенять взглядом живое и неживое, но когда смотрел на меня, я погружалась в волны черного бархата.

Во сне ангел никогда не разговаривал со мной, но в его молчании порой слышалось:

«Встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди!

Вот, зима уже прошла; дождь миновал, перестал;

цветы показались на земле; время пения настало, и голос горлицы слышен в стране нашей;

смоковницы распустили свои почки, и виноградные лозы, расцветая, издают благовоние. Встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди!»[7]

– Телячьи нежности, – вырвал меня из грез Малх. – Кстати, мелкий хвостатый грызун, откуда у твоего отца деньги на Альпы, технику, бессмысленные исследования и прочую дурь?

– Он проводит астрологические онлайн занятия для платежеспособных клиенток. Многие из них пользуются его услугами постоянно, раз в месяц или чаще. Иногда он соглашается на очные сессии. Это не то, о чем ты сейчас подумал. Попрошу не путать БДСМ-сессии и консультативные приемы. Цена последних значительно выше.

Бель встряхнул головой, будто тоже глубоко ушел в мысли и с трудом вернулся в реальность.

– Папа составляет натальные карты и всякое такое. Я в это не лезу, мне не интересно. Дурью, как ты изволил выразиться, Малх, мне маяться недосуг.

– Неужто в двадцать первом веке находятся люди, готовые выложить за это деньги? – удивился Молот.

– И немалые. Ты даже не представляешь, какие суммы готовы отдать смертные за право быть обманутыми.

Бельчонок насмешливо стрельнул гиацинтовыми глазами в сторону склада элитной бытовой техники.

#

– Что ты думаешь по поводу этого придурка? – спросил Малх, по традиции провожая меня домой.

– Он очень несчастный. Мне его жаль.

– С чего бы?

– У него нет мамы, – я оперлась на руку друга, ища поддержки. – Он притворяется, что не переживает по этому поводу, хотя на самом деле ему одиноко. Отцу на него наплевать, ты же видел, он просто забил холодильник полуфабрикатами и на этом считает свой родительский долг выполненным. Бель воображает себя демоном, дескать, он весь из себя опасный, гениальный и сильный, только это лишь средство защиты от мира. Очень ненадежное средство. Его забьют в Ваське, Малх, так же, как когда-то пытались забить меня. Пожалуйста, помоги ему.

– Чего ради я должен ему помогать? – раздраженно бросил Молот.

– Помоги ему ради той, что ты любил и потерял когда-то, – тихо попросила я. – Я никогда тебя про нее не спрашивала и никогда не спрошу, но уверена: ей было бы приятно знать, что ты позаботился о брошенном на произвол судьбы ребенке, как позаботился обо мне.

– Это называется «вить веревки», – произнес Малх и надолго замолчал.

У калитки моего дома он остановился, почесал по обыкновению затылок и тяжело вздохнул.

– Будь по-твоему, Ли. Я ему помогу.

Глава 9

Вдалеке что-то глухо грохнуло. Я распахнула глаза, ожидая увидеть в небе грозовые тучи, и не обнаружила ни единого облачка. Раннее летнее утро было ясным и тихим. Первые лучи восходящего солнца отражались в каплях росы на траве, и наш маленький убогий огород был словно засыпан драгоценными камнями. Я около минуты любовалась на это великолепие через открытое окно. Земное, как всегда, победило духовное: вместо бесплодного созерцания красот природы разумнее было еще пару часов поспать.

Поспать удалось от силы полчаса. Меня разбудил полный сдерживаемого ликования шепот:

– Ли, я изобрел динамит!

Бель, босой, мокрый с ног до головы, в облепивших тело легких штанах и футболке с изображением Ягами Лайта[8], счастливо улыбнулся, стоило мне выйти на улицу. У его ног стоял туго набитый мешок.

– Что у тебя там? – спросила я тоже шепотом.

– Рыба!

#

Лето после окончания пятого класса было одним из самых солнечных и самых счастливых. Работу по дому никто не отменял, но я стала старше и сообразила, что слишком напрягаться не стоит, мои усилия все равно никто не оценит и доброго слова не скажет. Мать продолжала ругаться по поводу и без, однако руку поднимать больше не смела. Как и предсказывал Молот, давний сон не шел у нее из памяти. Она продолжала беспробудно пить, иногда одна, иногда в компании случайных собутыльников, мое пособие ей это позволяло, поэтому никого не интересовало, где я пропадаю и чем занимаюсь.

Большую часть времени я проводила с Малхом. Как-то само собой сложилось, что Бель постоянно оказывался рядом. Мы сталкивались с ним на улице каждый день, всегда случайно, не договариваясь о встрече. Он брал меня за руку или, как маленький, за палец и доверчиво улыбался, глядя снизу вверх:

– Куда сегодня пойдем?

Кстати, я выяснила – контактные линзы он не носил. Фантастический цвет глаз был дан ему от природы. После ангела из снов Бель был самым красивым существом, которое я видела в своей жизни. Они были даже похожи идеальными чертами лица и лунным цветом длинных волос.

Поначалу Молот игнорировал малыша или ругался сквозь зубы, дескать, он не нянька и детский сад разводить не намерен, но вскоре привык. Бельчонок воистину оказался гением. Широта его знаний поражала, фантазия не имела границ, а самое главное – у него был замечательно легкий характер. Он ни на шаг не отставал от нас, при этом умудряясь не быть навязчивым. Ворчание Малха его не пугало. В ответ на злобное бормотание старшего товарища Бель смеялся и называл Ужаса всех детей «любимым брательником», чем доводил последнего до белого каления. Поначалу я боялась, что Малх сорвется и отметелит малыша по полной программе, но время шло, а он так и не ударил его ни разу, разве что иногда дразнил мальчишку «лососем» или «ходячей аномалией». Иногда мне даже казалось, что Молот испытывает к Бельчонку симпатию и изо всех сил старается это скрыть.

Наше любимое место на разломе благодаря Бель стало уютнее. Откуда-то появился брезентовый тент, спасающий от дождя, глубокая яма, в которой можно было безопасно развести костер, и мягкие тюфяки («бин-беги», как важно окрестил их мальчишка), набитые сухой травой. Малх или Бельчонок частенько приносили из дома хлеб, сосиски и маленькие разноцветные маршмеллоу, мы нанизывали их на прутики и жарили на огне. Получался настоящий пикник. Наслаждаясь солнцем, общением с друзьями, потому что Бель скоро и естественно перешел в разряд моих друзей, как и Малх, едой и неведомым ранее ощущением безопасности, я была абсолютно счастлива.

Однако деятельная натура малыша провоцировала его на великие свершения.

#

– Нужно Малху позвонить.

Бель достал из непромокаемого пакетика, висящего на шее, телефон.

– Вдвоем нам мешок до разлома не дотащить, я чуть не сдох, пока с ним до тебя добрался. А еще коптильню надо из моего дома забрать.

– Откуда у тебя коптильня?

– Сконструировал, – гордо задрал нос юный изобретатель.

– Зачем?

– Динамит без коптильни – деньги на ветер. Я поначалу собирался провести испытания на территории мебельной фабрики, небольшой пожар городу бы не помешал, тут всё давно пора залить напалмом, но там слишком много камер, а широкая известность мне ни к чему, я по природе своей скромен. Тогда мне пришло в голову совместить полезное с полезным или приятное с приятным – это как посмотреть, в общем, наловить рыбы добрым дедовским способом при помощи взрывчатки.

Бель быстро набрал номер.

– Малх, привет! Что? Пять утра? Нет, я не спятил. Нам нужна помощь! Мы у дома Ли, лети сюда скорее, пока ее мать не проснулась! И нож захвати, три ножа. И соль, сколько найдется. Ась? Пока никого не убил, не в этом амплуа. Я ж бельчонок-заинька-лапочка. Забыл? Какая, к чертям, разница, белка или заяц? Я пусечка! У нас намечается гениальный коммерческий проект. История тебе не простит, если ты откажешься в нем участвовать. Всё, некогда объяснять, ждем!

– Во-первых, я ничего не поняла.

Я недоуменно переводила взгляд с мокрого Бельчонка на загадочный мешок и обратно.

– Во-вторых, мне кажется, что Малх за такие выходки надает тебе по шее, и даже я не смогу тебя спасти.

– Он пообещал оторвать мне… В общем, всё, что можно оторвать, – беспечно рассмеялся мальчишка, – но когда осознает выгодность предприятия, а соображает он хорошо, хоть и медленно, то придет в неописуемый восторг!

– Вряд ли ты до этого доживешь, мелкий.

Заспанный Молот лениво поигрывал тремя большими ножами за нашими спинами. Тяжелая холщовая сумка, из которой высовывалась сине-белая пачка соли, небрежно висела на крепком плече.

#

– Оно ка-а-ак жахнуло!

Бель ловко разделал очередную рыбину, бросил ее в большой алюминиевый таз и засыпал солью.

– А рыба ка-а-ак повсплывала!

– Глушить рыбу динамитом – подсудное дело.

Малх отхлебнул из пластикового стаканчика крепчайший горячий кофе, приправленный щепоткой перца чили. Бель частенько варил его в котелке на костре для «любимого брательника».

– К тому же, не ты ли говорил, что твое тотемное животное – лосось?

– Ни один лосось не пострадал. Я тщательно изучил ихтиологический справочник. Единственный вид лососевых, обитающий в Волге – белорыбица, только найти ее едва ли возможно. Она плавает лишь на страницах Красной книги.

Бель сдул со лба подсохшую на солнце челку.

– Меня никто не видел, а если и видел – ничего страшного. Кто поверит, что восьмилетний пацан изобрел динамит? И по возрасту я не подлежу уголовной ответственности. Сейчас улов закоптим, вечером продадим туристам. Расписание теплоходов я узнал.