Стрелочник Судьбы

Я не мог оторвать глаз от её лица, потом – от её худенькой фигуры, пока она не затерялась в негустой толпе.

– Мистер Миллман! Вы меня слышите? Пора начинать урок! – голос завуча Мёрфи зазвенел у меня в голове, как огромный колокол.

Но я застыл на месте. И я просто не мог не задать вопроса, который невыносимо мучил меня.

– Госпожа Мёрфи? Вы знаете ту девушку?

Глава 4. Первый понедельник

Завуч Мёрфи неприятно посмотрела на меня: лицо её выражало смесь удивления с отвращением. Очевидно, мысль, что я могу спрашивать про какую-то школьницу вместо того, чтобы полностью сконцентрироваться на предстоящем уроке, была совершенно несовместима с её картиной мира. Наконец она ответила:

– Не знаю, не видела её раньше. Наверно, новенькая.

Я стал переваривать это сообщение. Оно совершенно не давала ответа на вопрос, который изводил меня на самом деле.

– А что, вы сами её знаете? – теперь наступила очередь Мёрфи допрашивать меня.

– Нет. – И это было правдой. – Просто она мне кое-кого напоминает.

Всё так: она напомнила мне человека, которого я знал даже слишком хорошо. Когда я осознал, насколько глупо среагировал, мой изначальный шок сменился неловкостью. И всё же сходство между ними было неоспоримо. Пара глубоких вдохов, и я решил, что не стоит себя винить в том, как глупо я замер на месте.

– Урок вот-вот начнётся, – легонько подтолкнула меня Мёрфи, и мы вошли в класс.

– Доброе утро, уважаемые учащиеся, я с радостью представляю вам мистера Бэзила Миллмана, вашего нового учителя итальянского языка, – торжественно объявила завуч Мёрфи. Меня охватило чувство собственной важности и жалкости одновременно, так что я просто покивал, пока она заканчивала свою недлинную речь о том, как сильно надеется, что ученики оценят наши занятия. После этого завуч ушла, и я остался один на один с толпой подростков.

Я чуть ближе придвинулся к точке, которая по моим расчётам должна была быть центром доски, и для спокойствия схватился за справочник по грамматике. Это сработало. Мне всегда с трудом давался первый день чего бы то ни было – он же период, когда мне надо было доказывать свою ценность. Но как её доказать? Я и сам не был уверен в своей ценности. И потом, что сочли бы ценным ученики? Чуть подумав об этом, я решил, что ученикам наверняка захочется видеть учителя, который врубается в собственный предмет.

– Buongiorno, cari amici, – сказал я.

Никто не отреагировал на моё приветствие. Класс оказался небольшим: я увидел человек двенадцать учеников, разбросанных по большой классной комнате. Некоторые слушали, другие чем-то занимались в своих телефонах. Ни на ком не было школьной формы, и общая расслабленная обстановка привела меня к мысли, что «дух художественной свободы», который на сайте школы Ленсон был заявлен как часть школьной миссии, действительно существует. Кроме того, по отсутствию реакции я вычислил, что никто из учеников не говорит по-итальянски и даже не пытался его когда-нибудь учить.

– Иными словами, доброе утро, дорогие друзья!

Некоторые ученики продолжали глазеть на меня, но большинство не проявляло интереса. Я был рад уже тому, что они не болтают друг с дружкой. Снова осмотрев класс, я обнаружил лишь печального вида растение в громоздком горшке, надёжно спрятанное в углу от солнечного света. Растение вызывало у меня куда больше сочувствия, чем ученики, которых принудили заняться таким, по всей очевидности, неувлекательным предметом.

– Запишу это на доске, – сказал я и, обернувшись, обнаружил, что доска сплошь покрыта математическими уравнениями. В виде этой доски я столкнулся с печальной реальностью: у меня в воображении учителя и ученики всегда мыли доску перед тем, как придёт следующий класс. От этой иллюзии пришлось срочно отказаться.

– Что это тут у нас такое? – спросил я, надеясь вызвать какую-нибудь ответную активность, а может, и дать себе время, чтобы окончательно принять провал всех моих ожиданий. – Наверно, у кого-то тут была математика.

Я сказал это вслух с той же целью: немного растопить лёд, чтобы люди начали говорить.

– Так это же очевидно, – сказала полненькая светловолосая девочка. Её рыжая соседка охотно засмеялась над комментарием. Было ясно, что в жестокой игре социального взаимодействия они играют за одну и ту же команду.

– И правда, – согласился я. Что я тут вообще делаю? – Как вы уже знаете, меня зовут Бэзил Миллман. Mi chiamo Basil Millman. Так мы представляемся по-итальянски. Можете записать, если хотите.

Маркер в руке жёг мне пальцы; я старательно выписал корявые буквы на доске. Большинство учеников быстренько записали слова в тетрадки, но некоторые так и продолжали меня игнорировать. Я напомнил себе, что стопроцентный результат по статистике недостижим.

– Теперь мне бы хотелось, чтобы каждый из вас попробовал представиться. Так я узнаю все ваши имена.

В книге по методике было написано, что это эффективный педагогический приём.

– Mi chiamo Laura, – с готовностью ответила рыжеволосая девочка. В её внешности всё кричало, что человек хочет внимания: ярко-рыжий цвет шевелюры, выбритый висок с одной стороны, макияж, слишком яркий для школы. Похоже, у Лоры не было проблем с ощущением собственной ценности.

– Mi chiamo Lucy, – сказала её соседка – та самая девочка, которая поставила на моём замечании про урок математики штамп «Это очевидно». В её взгляде читалось, что она подозревает что-то нехорошее. Может, это не имело отношения лично ко мне, но мой внутренний контроль сразу усилился, и это мне совсем не нравилось. Впрочем, учеников не выбирают, так что я перешёл к опросу других ребят.

Все ученики, даже те, кто был по-прежнему погружён в телефоны, повторили формулу «Mi chiamo…» без труда. Я пытался извлечь как можно больше из их краткой самопрезентации, но все попытки что-то о них узнать были так же эффективны, как бегание под дождём с кофейной кружкой в надежде набрать воды.

Передо мной сидела дюжина личностей, все наполовину бодрые, наполовину уснувшие. Кто-то из них мог быть внуком Даны – если он вообще в школе в этот день. Был опрятный, активный мальчик по имени Дэниел с ярко-синими волосами – мне стало крайне любопытно, как ему пришла идея покраситься в такой цвет. Его сосед Джейми не переставая зевал и вообще демонстрировал все симптомы острой нехватки сна. Ученик, которого звали Эмери, был похож на местный фонтанчик радости: он озвучил своё имя с такой открытой душой и широкой улыбкой, что я сразу представил, что он всеобщий любимчик. Девочка, которая всё время смотрела в свой смартфон, сказала «Mi chiamo Lily», не переставая что-то набирать на экране. Я пытался запомнить всех: Нелли, которая рисовала в блокноте, и Лассе, чьё скандинавское имя подходило к его очень бледной коже. Кстати, волосы у него были кислотно-зелёные. Может, эти ребята проиграли какой-то спор? Или просто хотели выглядеть богемно? Ещё за партами сидели обаятельный Рон с африканскими дредами, и его соседка, тихоня Амалия, и другие ребята, чьи имена сразу выветрились у меня из памяти. Информации поступало много, я уже чувствовал, что перегружен, но надо было продолжать.

– Perfetto! Превосходно! – сказал я и на итальянском, и на английском, чтобы ребята увидели и запомнили общий латинский корень. – А теперь не могли бы вы ответить на один вопрос? Для чего нам изучать итальянский?

Это был простой способ обсудить цели обучения, задать направление нашему курсу и всякое такое. Я думал, что ребята поделятся ценными идеями, а я потом придумаю задания, которые эффективнее всего помогут им достичь своих целей. Ведь любой разумный учитель так бы и сделал, правда?

– Без понятия, – сказала Лили – так её зовут? – наконец оторвав глаза от экрана. – Мне кажется, он нам вообще ни к чему.

Такого ответа я не ожидал.

– Правда? – только и смог сказать я. – Peccato. То есть жаль, что вы не хотите открыть свои умы и сердца великой итальянской культуре, которая подарила вам столько шедевров.

Пожалуй, это прозвучало слишком воспитательно, но я не мог скрыть удивления. Конечно, я слышал, что молодёжь не хочет ничему учиться, но до сего момента в это не верил.

– В таком случае, ваша очередь задавать мне вопросы. – Это был рискованный путь, ведь нельзя быть готовым ко всему. И всё же я пошёл на этот риск.

– В смысле? Вообще любые вопросы? – спросил Лассе, совсем не излучая уверенности.

– Всё, что хотите узнать. – Я попытался сказать это ободряющим тоном.

– Мистер Миллман, а вы женаты? – внезапно спросила Лора с другой стороны классной комнаты.

Сотня печальных тромбонов загудела у меня в голове. Женат ли я? Не на такие вопросы я планировал отвечать на занятии. Oddio4.

– Я ожидал вопросов на тему нашего урока, – сказал я так твёрдо, как мог. – Вообще да, я был женат, но поубивал всех своих жён. А что, можете предложить новых кандидаток?

Половина класса, включая Лору, оценила шутку. Часть ребят, однако, посмотрела на меня с недоверием.

– Шучу. Не женат. Следующий вопрос.

– А вас зовут Бэзил потому, что вы любите базилик? – Это Рон. Если б не его обезоруживающая улыбка, меня бы порвало на месте: этот вопрос я ненавидел всей душой.

– Как вам сказать… Не особенно. Знаете, если я говорю по-итальянски, это не значит, что я должен любить всю итальянскую еду. Или там ингредиенты всякие.

Класс внимательно слушал, некоторые даже с энтузиазмом.

– Вообще это долгая история. Моя мама с ума сходила по итальянским травам, когда была беременна. Если хотите забавный факт, то сестру мою зовут Мента.

– Мента как мята? – лицо Дэниела осветила догадка. Похоже, у парня были задатки лингвиста; это дало мне надежду. Я даже не расстроился, когда его сосед отреагировал очередным широким зевком.

– Именно! – сказал я. – Родись я девочкой, меня бы назвали Розмари.

Это вызвало улыбку ещё у нескольких учеников, и моё чувство безнадёжности по сравнению с началом урока приуменьшилось.

– Может, у вас есть какие-нибудь… менее бессмысленные вопросы? Что-нибудь про наш урок, например?

– А где вы изучали итальянский? – обрушилась на меня Люси.

Лора поддержала её:

– Вы же не носитель? А мы надеялись, что у нас будет преподавать носитель.

– Как нам знать, что у вас хороший уровень? – напряжённо добавила Люси, скрестив руки на груди, как будто она защищает целое маленькое государство.

Я пожал плечами.

– В университете изучал. У меня была специальность – романские языки.

Девочки поглядывали на меня с осуждением, будто я самозванец какой-то. Может, я самозванец?

– Бесспорно, у носителей знание языка более глубокое, но редко встретишь носителя, у которого хорошие познания в теории, – начал я объяснять, едва не срываясь на ругань. Кто эти люди, чтобы меня допрашивать? Да я готов поспорить, что кто-нибудь из них и имя своё без ошибок не напишет. – К тому же, носители языка не проходили через процесс научения, будучи уже взрослыми, а я проходил. Так что могу поделиться с вами лайфхаками.

Даже теперь я не знал, достаточно ли убедительно это звучит. Пришлось прибегнуть к последнему аргументу.

– В любом случае, я тут на испытательном сроке. Если вам не понравится, меня просто не примут на работу.

Похоже, искать милосердия учеников тоже было плохой идеей. Где же взять волшебный ключик к взаимопониманию?

– А можно я тоже спрошу? – вдруг обратилась Нелли.

Я кивнул.

– Что за книжку вы всё время берёте со стола и кладёте обратно?

И правда, я всё ещё стоял, уцепившись за свой справочник по грамматике, как будто тону, и потрёпанный томик – единственное, что держит меня на плаву. Помимо того, это было священное сокровище, которое я поклялся защищать, единственный предмет, который я пронёс с собой через годы и который с недавнего времени хранил мой самый большой секрет. Поэтому не стоило сильно о нём распространяться.

– Это… просто мой старый справочник по грамматике. Очень полезный, кстати. Рекомендую.

Этого хватило, и я вздохнул с облегчением. Тем временем дверь класса распахнулась, и я застыл: мысль, что завуч Мёрфи снова пришла и увидит, что за первый урок я достиг примерно ничего, лишала меня последних сил. Но это оказался всего лишь парень в очках с толстыми стёклами и с длинными немытыми волосами, который стоял у двери и дальше не двигался.

– Мистлмор, – сказал он.

– Что, простите?

– Мистлмор, – повторил парень.

– Простите, а вы кто? – Если это ученик, то почему он появился через полчаса после начала урока? – И что вы сказали?

– Я Максимилиан, – ответил он без тени смущения. – Извините за опоздание, можно войти?

Я жестом пригласил его пройти в класс.

– И кстати, я сказал «mistlemor», – сообщил он по дороге к своему столу.

– Насколько мне известно, это не итальянский, – уточнил я.

– Конечно, не итальянский. Но так приветствовали друг друга благородные рыцари в Саге о Летнерождённых.

О, ещё один примерчик быстро растущей пропасти между поколениями.

– Мислмор, Максимилиан, – сказал я, пытаясь как можно точнее повторить приветствие. Максимилиан даже покраснел, удовлетворившись, и устроился за партой.

– Кстати, мы можем с вами изучить некоторые вежливые выражения. Чтобы извиниться, мы обычно говорим «Mi scusi», когда обращаемся к одному человеку, и «Scusatemi», если к нескольким людям. – Я начал записывать это на доске.

Прозвенел звонок.

Глава 5. Дорожные указания

Оставшись в классе один, я стёр с доски всё, что успел понаписать, и ненадолго завис. Чем считать мой урок – провалом? Или относительным успехом? Я так и не мог определиться. Наконец я созрел, чтобы выходить, и взял свой портфельчик, который купил на днях в надежде, что с ним буду выглядеть более представительно. Портфель был даже довольно тяжёлый из-за справочника по грамматике и всяких заданий, которые я до этого полночи печатал. Разумеется, ни одно из них не пригодилось, и теперь я думал, что лучше бы как следует выспался, а не готовил это всё.

В коридоре у входа в класс всё ещё стояли и болтали девочки. Я прошёл мимо них, совершенно не пытаясь вникать в разговор, но случайно расслышал несколько любопытных фраз. Кто-то сказал: «А что, он симпатичный». Я не узнал голос, да мне и не было дела, но потом девочка добавила: «Надеюсь, они оставят его в школе после испытательного срока», и я почти что обратился в камень. Это меня они назвали «симпатичным»? Шутка такая?

«Интересно, сколько ему. Сорок два?» – прозвучал другой голос. Я и не знал, что выгляжу почти на десяток лет старше. Как говорится, недосып делает это с тобой.

«Да ладно! Ему двадцать два, наверно, или меньше», – возразил третий голос, и я вспомнил, что для ребят, которым ещё нет двадцати, что двадцатилетние, что сорокалетние люди выглядят примерно одинаково.

«Подожди, я его сейчас погуглю», – сказал кто-то ещё. Я остановился у доски объявлений и притворился, что читаю. Моё онлайн-присутствие близилось к нулю, но я всё же заинтересовался, что эти любопытные подростки могут нарыть на меня в Сети.

«Неа, не могу найти», – сказала та же девочка.

«Говорю же, он старый», – откликнулась другая.

Ну конечно. Если ты решил, что профили в соцсетях – не твоё, то сразу попадаешь в категорию первобытных.

Я продолжил движение к выходу. Она на два года младше меня, значит, сейчас ей тридцать один. Нет, та девочка утром в коридоре точно не могла быть ею. Я даже не знаю, узнал бы её теперь, через десять лет. Как она выглядит теперь? Сильно старше?

Когда школа осталась позади, я шагнул в узкую улочку, которая ведёт к центру города. Пускай день только начинался, я уже был без сил, как моральных, так и физических, и поэтому принял контринтуитивное решение не садиться на автобус, а пойти домой пешком. Почему – я объяснить не мог.

На углу Парковой улицы и Бельвью-авеню я только остановился на светофоре, как позади меня раздался голос.

– Извините…

Я обернулся.

– Сэр, вы могли бы помочь?

Миниатюрная блондиночка смотрела мне прямо в глаза. Она была и правда крохотная для подростка, но уже далеко не ребёнок, судя по очертаниям её футболки со звёздным принтом.

– Чем я могу помочь, мисс?

Только сейчас я заметил голубое свечение: поначалу почти неуловимое, оно постепенно усилилось. Мне нужно сделать своё дело.

– Я знаю, это глупо, но… Вы можете сказать, куда мне пойти?

Я внимательно слушал.

– Пожалуйста, не задавайте вопросов, просто укажите мне случайное направление. Можно?

– Да, конечно. – Мне надо было понять, какие у неё есть варианты. – Но вы скажите всё-таки, из чего мы выбираем.

Она взглянула на меня с недоверием – и с удивлением. Скорее всего, она ожидала, что я просто уйду.

– Ну… Я могу сейчас пойти прямо по этой улице. А могу свернуть налево на авеню.

При этих словах я ощутил знакомое жёлто-зелёное свечение.

– Или можно пойти обратно, откуда я пришла.

Ответ был ясен. Оставалось доставить его адресату.

– Если вы серьёзно, тогда мой ответ – авеню.

– Хорошо. Пойду туда. Спасибо вам большое.

Я ещё немного посмотрел в сторону авеню, слегка сожалея, что никогда не узнаю, что ждёт там эту девушку.

– Пожалуйста, – ответил я, но миниатюрная блондинка уже исчезла из виду.

*

Я продолжал тащить свои уставшие ноги домой. Когда я выходил из школы, путь казался мне непреодолимым, да ещё и скучным. После этой встречи, однако, я наконец почувствовал, что смогу добраться до места, не заснув на полпути. В конце концов, я же назвал ей направление, куда указывал зелёный свет, и от этого моё самочувствие улучшилось. Всякий раз, когда я советовал людям выбрать зелёный вариант, город вокруг меня представал в новом, освежающем свете, как будто я смотрю на всё под необычным углом или в иное время суток. Я чувствовал облегчение и приятную легковесность в теле, словно шагаю по воздуху.

А всякий раз, когда я говорил людям, чтобы они выбрали что-то другое – да, я пробовал делать и так, чисто из любопытства и чувства протеста, – кончалось всё тем, что я ощущал себя жалко, потерянно, а наутро ещё и страдал от раздирающей головной боли. Если бы я мог кому-то про это рассказать, они бы просто посмеялись и сказали, что чувство собственной жалкости и головные боли – совершенно типичная история. И всё же я испытал на себе эту связь слишком много раз за короткое время, чтобы не придавать ей никакого значения.

Шагая по улице, я рассуждал, как моя жизнь, если взглянуть на неё изнутри, похожа на маленький вокзал с непредсказуемым расписанием. Невозможно знать, сколько поездов пройдёт через станцию в отдельно взятый день. Может – много, может – ни одного. С тех пор, как я встретил Стрелочника – хоть с самим собой-то мне можно говорить б этом? – в общем, с того самого дня эти странные ситуации стали происходить со мной всё время. Но я никогда не знал, сколько встречу людей, которым нужен мой совет. И не знал, увижусь ли с ними снова.

Перед девочкой с авеню и Даной с её маффинами – или это были капкейки? – почти пару недель никого не было. И кто мог знать…

Я остановился. Этот день был определённо богат на судьбоносные встречи.

Знакомое чувство тревоги прямо под солнечным сплетением, что-то между покалыванием и пульсирующей болью, заставило меня посмотреть направо. Там у здания стояла пара, и я прекрасно слышал их разговор. Мужчина курил одну сигарету за другой. Женщина не курила.

– Слушай, я что хочу сказать, – он затянулся дымом. – Ты слишком много думаешь.

– Неправда, – возразила она. Именно от неё и исходило свечение.

Похоже, парень не воспринял ответ. После очередной затяжки он ухмыльнулся:

– Не, реально, ты слишком много думаешь. Про всё. Ну, почти.

Последнее слово не смягчило его обвинений. Даже мне, простому прохожему, резко захотелось врезать этому парню посильнее.

– Я решаю проблемы, Мартин! – возразила женщина. Вид у неё был измотанный. – Ну правда, я же не думаю про одну и ту же проблему годами. Я подумаю, найду решение, потом перехожу к следующей.

– Ну ладно, – пробурчал мужчина, не вынимая сигареты изо рта. Я так и стоял на месте, наблюдая за ними из-за угла.

– Сиги кончились, – наконец сказал он. – Погоди тут немного.

– Хорошо.

Её послушный ответ просто бесил меня. Парень перешёл дорогу и направился, как я мог догадаться, в табачный магазин. Я подошёл к женщине: она смотрела в телефон, и голубое свечение окутывало её.

– Здрасте, – я нелепо помахал рукой. В этом деле я никуда не годился. Что могло сработать? – Простите, вы время не подскажете?

– Полагаю, сейчас время разговаривать с незнакомцами? – ответила женщина со знающей улыбкой и лёгким презрением. Я совершенно точно никуда не гожусь в этом деле.

– Типа того, – признался я. – А что у вас, проблемы с этим плохим парнем?

– Он не плохой, – девушка скрестила руки на груди. – А вовсе даже замечательный мужчина.

– Ну ладно. А я в таком случае женщина-паук.

Упс, это было грубовато.

– Так что, я могу вам чем-нибудь помочь? – похоже, девушка сжалилась надо мной. Я заслуживал худшего ответа.

– Я просто вижу, что вы сейчас решаете какую-то проблему…

– Вы что, подслушивали? – холодно бросила она.

– Нет-нет! – воскликнул я, но было слишком поздно.

– Думаю, нам не стоит это обсуждать.

Было очевидно, что наш разговор на этом окончен – а я потерпел неудачу. Женщина уверенно зашагала от меня в том же направлении, что и её парень. Я пошёл за ней.

– Послушайте…

– Эй, дружище, у тебя проблема какая-то? – Парень вернулся. Мне не сильно понравился его угрожающий взгляд, так что пришлось ответить на выпад.

– У меня? Нет никаких проблем. А у тебя какая проблема?

– Ты. И то, что ты с ней разговариваешь.

– Мартин, всё в порядке!

Было видно, что женщина стыдится, что её парень ведёт себя как собственник, но, похоже, она скорее бросилась бы защищать его от меня, чем себя от его дурацкого отношения. У меня не осталось выхода, кроме как извиниться и уйти.

Что будет с этой женщиной? Над ней висел какой-то выбор, а я не помог. Значит, ей придётся решать самой? Или она… встретит другого стрелочника? Сколько нас вообще ходит вот так по городу? Или я провалил эту миссию раз и навсегда? И ведь я никогда, совершенно никогда об этом не узнаю.

*

Я даже не заметил, как остановился у входа в офис. Табличка гласила:

ЯЗЫКОВАЯ ШКОЛА «ГРИНВИЧ»

Как я раньше не замечал этой таблички? Та самая школа, о которой говорила Марта? Неужели она всегда находилась прямо здесь? Вот он, эффект Баадера-Майнхофа во всей красе.

– Добрый день!

Пока я разглядывал табличку, на крыльце появилась элегантная светловолосая дама. Я инстинктивно поправил пиджак. А что мои брюки, мешковато висят?

– День добрый, ответил я.

– Меня зовут Ингрид. Вы хотели бы посещать нашу школу? – Она улыбнулась так, будто сошла с рекламного баннера. – Мы предлагаем самые разнообразные варианты…

– Нет, спасибо, – я поспешил отказаться, и баннерная улыбка тут же исчезла. – Вообще-то я сам преподаватель.

– Правда? – На лице у неё опять возник проблеск энтузиазма, достойный рекламной картинки. – А немецкий вы не преподаёте? У нас есть вакансии.

– Нет, к сожалению. Только итальянский. А вы тут работаете преподавателем?

– Нет! Я специалист по кадрам.

Примерно так она и выглядела.

– А знаете, может, вы дадите мне свою визитку? Вдруг нам в будущем потребуются ваши услуги.

Неужто ещё одна работа спешит мне навстречу? В моём положении стоило хвататься за любую возможность.

– Мне кажется, вы креативный преподаватель, – добавила она. Я так и не понял, что это было – флирт или насмешка.

Дело в том, что я никогда не пользовался визитками. Работа всегда находила меня самыми непредвиденными способами, в основном через максимально запутанную сеть сарафанного радио. Поначалу я терзался желанием сказать, что оставил визитки дома на столе, но решил ответить правду.

– Понятно! Сейчас многие предпочитают профессиональные сети онлайн.

– А я нет, – выпалил я с изяществом искусного собеседника, каким всегда и был. Выражение на лице Ингрид стало настолько нечитаемым, что явно наступил момент как-то исправить ситуацию. – Но я буду рад, если вы сами дадите мне визитку.

Она вытащила из кармана карточку и протянула мне.

– Пожалуйста, позвоните, если вам интересно преподавать у нас. Хорошего дня.

– Спасибо.

Не особо желая выслушивать мои благодарности, Ингрид ещё раз сверкнула своей деловой улыбкой и исчезла за дверью офиса.